Возвращение повесы

Джо Беверли, 2006

После долгих лет жизни в далекой Канаде Саймон Сент-Брайд, человек с поистине обостренным чувством справедливости, уже готов вернуться домой в Англию… но его планы рушатся… Он впутывается в скверную историю с дуэлью за честь Джейн Оттерберн, в результате которой репутация девушки оказывается настолько скомпрометирована, что Саймону остается лишь одно – немедленно и скоропалительно на ней жениться. Брак оказывается на удивление счастливым, молодожены с каждым днем все сильнее влюбляются друг в друга. И лишь одно не дает Саймону покоя: почему его обожаемая супруга так упорно отказывается говорить о своем прошлом? Чего она боится?..

Глава 7

На следующий день Саймон после завтрака сказал:

— Мне сегодня надо будет уйти, но попозже. А сейчас мы должны осмотреть комнату Исайи. Некоторые вещи он оставил в дар друзьям, и надо выполнить его волю.

Было ясно, что Саймону не хочется идти в комнату покойного, и Дженси сказала:

— Если хочешь, я сама этим займусь.

— Нет, мы вместе.

— А у тебя не будет неприятностей из-за дуэли? И что сказать о смерти дяди Исайи? Ведь от меня, наверное, потребуются свидетельские показания?

— Не думаю. Болдуин расскажет о здоровье Исайи. Сол Прити сказал ему про дуэль, а сам пошел за лошадью для Исайи. Я очень сожалею, что тебе довелось найти дядю, но не думаю, что от тебя потребуются показания.

— Мне бы не хотелось переживать все заново.

— Значит, не будешь. Что ж, я, пожалуй, пойду.

После ухода Саймона Дженси села писать извещения о смерти для тех, кто жил далеко. Когда же Саймон вернулся, она в тревоге подняла на него глаза.

— Все очень обыденно — сказал он. — Смерть от несчастного случая. Что ж, пошли осматривать комнату.

Она встала и пошла за мужем. На лестнице он взял ее за руку и тихо проговорил:

— Осматривать вещи — хуже, чем похороны.

— Да, теперь окончательное прощание, — кивнула Дженси.

Саймон открыл дверь, и они вошли в комнату. И почему-то уже не возникало впечатления, что Исайя вот-вот вернется, хотя и кровать по-прежнему была не убрана, и ночная рубашка все так же висела на стуле. Возможно, отсутствие «маленьких сокровищ» сделало комнату совсем другой. Впрочем, здесь и сейчас оставалось довольно много вещей.

— С чего начнем? — спросила Дженси.

— Тебе не обязательно это делать, дорогая. Мне помогут слуги майора.

— Нет, я сама хочу… — Она огляделась. — Будем осматривать всю комнату, но начнем с комода, шкафа и буфета.

— Согласен. То, что относится к завещанию, — в одну кучу, а то, что ты хочешь сохранить, — в другую. Остальное же…

— Остальное отдадим преподобному Строну, — сказала Дженси. — А он передаст нуждающимся.

— Да, конечно, — кивнул Саймон.

Дженси заправила кровать и выдвинула ящик комода. Он был заполнен бриджами, и она в растерянности пробормотала:

— Они тебе не подойдут по размеру.

Саймон улыбнулся:

— И я не ношу такой фасон.

Взглянув на него, она засмеялась, но тут же прикрыла рот ладонью.

— Но что же с ними делать?

— Полагаю, надо отдать отцу Строну.

— Ох, конечно. Извини. Просто…

— Я понимаю.

Они надолго умолкли, только Дженси что-то тихонько бормотала себе под нос. В очередной раз взглянув на мужа, она вдруг подумала: «А ведь мы с ним никогда еще не были вдвоем так долго, как сейчас. И он, кажется, все понимает, с ним очень легко».

В одном из ящиков буфета они наткнулись на чей-то белокурый локон, завернутый в пожелтевшую бумагу. Чей этой локон, они не знали, поэтому решили, что его надо сжечь.

Перед тем как продолжить работу, Саймон поднес к губам руку жены. Сделав вид, что потянулась к следующему ящику, Дженси украдкой погладила то место, которое он поцеловал.

С каждой секундой в душе ее нарастал бунт против несправедливой судьбы. В Саймоне было что-то необыкновенно привлекательное. Почему же она должна его бросить и провести жизнь в одиночестве? Почему не может ответить на послание, которое видит в его глазах? Если бы они с ним сейчас легли в постель, то навсегда бы скрепили свой союз.

Она взяла в руки пачку писем — и невольно ахнула.

— Что такое? — спросил Саймон.

Ей хотелось спрятать письма, но было уже поздно.

— Это письма… моей матери. — Она чуть не сказала «тети Марты»! Что же делать? — Здесь ужасно холодно. Подбрось дров в камин, а я принесу огонь.

Дженси выбежала из комнаты и бросилась к себе. К счастью, Саймон ничего не понял, подумал, что она плачет из-за горестных воспоминаний. Ворвавшись к себе в комнату, Дженси дрожащими руками развернула первое письмо. Оказалось, что Марта написала его еще до своего замужества. Дженси отложила письмо и развернула следующее. Писем было не очень много, и она быстро просматривала их одно за другим, отыскивая то, которое пришло, когда она переехала жить к Марте.

Что же Марта написала тогда брату?

Да, вот оно. Написано в сентябре 1808 года.

Как она и боялась, Марта рассказала ему все. Вшивая хаскеттка родила девочку, очень похожую на ее милую Джейн.

Дальше Марта рассказывала брату о том, как боролась с собой, пытаясь простить грех покойному мужу. И следовало признать, что эта борьба никак не отразилась на отношении Марты к приемной дочери.

Это письмо Марты было, наверное, самым длинным из всех. Возможно, далекий от нее брат являлся единственным человеком, с которым она могла говорить откровенно.

«Хотя я ненавижу ложь, — писала Марта, — девочку все будут знать как Нэн Оттерберн, сироту из семьи Оттербернов. Да простит мне Господь эту ложь и убережет нас от раскрытия обмана».

Дженси вдруг подумала, что Исайя всегда знал правду о ней, но потом поняла, что не знал. Он считал, что она — Джейн, а Нэн Оттерберн умерла во время плавания.

Она отложила это письмо в сторону и просмотрела остальные. Марта больше нигде не упоминала о Хаскеттах, ее, Дженси, называла «дорогая Нэн». И еще чаще она говорила: «Мои милые девочки». Дженси с трудом сдерживала рыдания. Какой доброй женщиной была Марта!

Последнее письмо было написано нетвердой рукой, когда Марта была уже больна. Она просила брата проявить доброту к «моим дорогим девочкам». Дженси вспомнила, что Джейн предлагала матери написать за нее, но Марта отказалась, сказала, то должна написать сама.

«Дорогой брат, они обе очень хорошие девочки, и я прошу тебя забыть то, что я написала о происхождении Нэн. Если бы я знала, что дойдет до этого, я бы ни за что не рассказала. Нэн более энергичная, чем Джейн, она даже немного дерзкая, но я даю тебе слово, в ее душе нет порчи, присущей Хаскеттам. Поверь, она хорошая девочка, и я умоляю тебя обращаться с ней как с племянницей, как с Джейн».

Дженси очень не хотелось жечь эти письма, но выхода не было — их придется сжечь. Потому что если их не…

Она вдруг поняла, что нет необходимости уничтожать все письма. В них ведь не говорилось, что она не Джейн, а Нэн. И только два письма свидетельствовали об этом. Значит, их и следовало сжечь.

Приблизившись к камину, Дженси сунула письма в огонь и подождала, когда они сгорят дотла. Вот так. Порчи Хаскеттов больше нет. Остальные письма она положила в ящик стола, потом вытащила из огня головешку и отнесла в комнату Исайи, где Саймон уже подбросил дров в камин. Вскоре пламя разгорелось, и в комнате стало гораздо теплее.

Хотя она отсутствовала довольно долго, Саймон ничего об этом не сказал. Но Дженси все-таки опасалась, что может каким-то образом выдать себя. Воспользовавшись случаем, она заглянула в Библию — вдруг Исайя сделал там какие-то записи о семье? Но никаких записей там не оказалось, а он был не такой человек, чтобы вести дневник или хранить копии писем, которые писал сестре.

— Ой, смотри! — воскликнул Саймон, Дженси в испуге вздрогнула, но оказалось, что он всего лишь держал в руке неуклюжий старинный пистолет. Улыбнувшись, Саймон положил пистолет в кучу вещей, которые следовало сохранить, и они вновь взялись за работу.

Саймону было не очень-то приятно осматривать комнату Исайи, но он прекрасно понимал, что его жене еще тяжелее. Когда же она нашла письма матери, ей стало совсем плохо, но теперь она, кажется, оправилась. И все-таки лучше им уехать отсюда поскорее, уехать к новой жизни. В Англии у них все должно быть по-другому.

Время от времени поглядывая на жену, Саймон с удовлетворением отмечал, что она стала такой же невозмутимой и спокойной, как прежде, до того, как нашла письма матери. А потом он вдруг вспомнил, как поцеловал ей руку… Ему показалось, что в тот момент по телу его словно пробежала горячая волна, но это было не вожделение, а какое-то более глубокое чувство. Но что же это за чувство? Пока он не мог ответить на такой вопрос.

Когда они закончили сортировать вещи покойного, Джейн пошла за слугами, чтобы те хорошенько прибрались в комнате. Более того, следовало заняться уборкой во всем жилище — от чердака до подвала. Во всяком случае, сама Джейн считала, что надо оставить дом покупателю в безупречном состоянии. Саймон считал, что обязан привести в порядок все документы Исайи.

Конец ознакомительного фрагмента.