Сосед сверху, сосед снизу

Джина Шэй, 2021

Этот год был последним для меня на танцполе спортивных турниров. Я хотела его запомнить на всю оставшуюся жизнь. Сбылось…Один только танец меж двух раскаленных тел… Эти двое… Они стали постыдным сном, тем, что хорошей девочке было так неловко вспоминать. Я не ожидала встретить их снова. Я не ожидала, что они меня не узнают. Да еще и поспорят, кто быстрее затащит меня в постель. И уж точно я не ожидала, что буду так хотеть, чтобы они меня победили. Сразу оба…Содержит нецензурную брань.В книге присутствует описание сексуальных отношений, близких к нетрадиционным, но это не является пропагандой.

7. Настя. Пути назад не будет

— Вот делать ей нечего, семью свою под нож пустить решила, — ворчит хмурая тетка, разбираясь в моих документах. В ЗАГСе мне оказываются не рады. Я же изо всех сил стараюсь удержать лицо.

— Вы заявление примете или нет?

— Развод в одностороннем порядке оформляется через суд, — мрачно откликается тетка.

А сразу сказать нельзя было?

— И где у нас суд, который занимается этими вопросами, адрес не подскажете? — терпеливо спрашиваю я.

Можно было бы, конечно, пойти к Назарову, сесть за мирный стол переговоров, обсудить нашу ситуацию, принять это решение обоюдно, но…

У меня к горлу подкатывает ком, когда я начинаю об этом думать.

Нет, мне придется с ним поговорить, разумеется. Когда сегодня я подам ему заявление на увольнение. Но я очень хочу, чтобы разговора при этом было минимум. Иначе я сорвусь на унизительное «Почему?», и ничем хорошим для моей самооценки это не закончится.

Естественно, что с этой волокитой и судом на работу я опаздываю. Угрызения совести по этому поводу я ценой немаленьких усилий заталкиваю в самый дальний угол моего сознания. Я, конечно, должна была предупредить своего начальника об опоздании, но так и быть — прощаю себе эту"задолженность". Плевать.

Когда я выгребаюсь из метро — вижу на мобильнике четыре пропущенных от Назарова. Пятый в процессе сбрасываю уже своей рукой. Потерпит десять минут.

У дома, в котором Назаров арендует студию, я встречаю Наташку, нашего сменного гримера, мать-одиночку, не очень-то замороченную своим статусом. Стоит, курит.

— А ты чего здесь делаешь? — я припоминаю её расписание, и вообще-то у Натальи еще отпуск должен быть, три дня, до среды…

— Да так… — Наталья лукаво улыбается, — говорят, Назаров бомбического мужика себе для пятничного эфира подцепил. Должен сегодня приехать, обсудить детали. Вот я и приперлась посмотреть. Аленка в школе, могу себе позволить.

Дэн редко приводит гостей в обход меня, обычно именно я занимаюсь обзвоном и уламыванием интересных для Дэна личностей, которых он хотел бы заполучить для еженедельных пятничных эфиров"со знаменитостью", но все-таки я была у мамы, и мне было не до дел, так что новых гостей я воспринимаю как должное.

Новость о крутизне нового гостя я воспринимаю скептически. Мне лично все эти «бомбические мужики» до лампочки. К нам даже Маликов как-то приходил. А мужики… У меня теперь двое"бомбических"есть по соседству, бегай от них теперь, бойся, что выплывет наружу в их памяти та безумная дискотека. И все-таки права была Алинка: цвет волос очень меняет восприятие тех, кто на тебя смотрит. Вот сейчас, с моим родным цветом, есть шанс, что меня все-таки не узнают. А земля под моими ногами все равно слегка дымится.

— Нат, — я останавливаюсь у тяжелой подъездной двери, — а тебе разводиться не страшно было?

— Страшно, — пожимает плечами Наташка, — только терпеть закидоны Ермакова и дальше я была не согласна. Я у себя одна. И у Аленки тоже. А ты чего спрашиваешь-то, Насть?

Я сбегаю от этого вопроса, притворившись, что нырнула в подъезд раньше, чем расслышала.

Место для студии Дэна когда-то нашла я. Я же уломала хозяина той квартиры сдать её именно нам, у него были и более спокойные варианты квартирантов, чем какие-то там"видеоблоггеры". И место для студии было самым подходящим — не так далеко от центра, очень удобно для приглашения каких-нибудь гостей эфиров. Да и места в шикарной четырехкомнатной квартире нашлось буквально для всего. Просторная кухня, естественно, отдана во властвование Дэну, это его царство, в котором без него и вилку подвинуть нельзя.

В соседствующей с кухней комнате, с убранной для удобства съемок стеной, устроены оператор, монтажер и звуковик со всем их огромным количеством оборудования. Остальные комнаты распределены"по потребностям", среднюю — отдали бухгалтерии в лице приходящей Людочки и Олечки, занимающейся какими-то ежедневными мелочами, еще одну поменьше выделили под гримерную, и самую маленькую и дальнюю по расположению от входной двери — пожертвовали секретарю. То есть мне.

Дверь в бухгалтерию закрыта, и оттуда доносится хихиканье — Людочка сегодня на месте и явно рассказывает своей подружке что-то интересное. Очень интересно — что именно? Когда я прохожу мимо — меня снова начинает тошнить. Если бы я не дорожила памятью о вкусных коричных булочках Эмиля Бруха — я бы поддалась этому порыву. Но вот еще, расставаться с этой вкуснятиной из-за какой-то гадюки!

Я слышу шум и ругань в гримерной, Назаров готовится к эфиру, и треплет нервы своими бесконечными придирками гримерщице Маше. Терпит она его только из-за того, что он хорошо платит. Ну, что ж, его внимание занято, поэтому я могу без особых трепетаний пройти мимо раскрытой двери гримерки.

Увы, не все так проходит, как мне хочется.

— Настя! — голос Дэна настигает меня уже у самой двери. Приходится остановиться. Нацепить на губы самую стеклянную из моих улыбок. Развернуться.

Ради меня его величество даже вышел из гримерки. Белый фартук на голом торсе — по понедельникам у нас эфиры топлесс. Фартук сидит отлично. Плечи — тоже, что надо, спасибо антифитнесу, кроссфиту, и всему остальному, чем Дэн занимается, чтобы оставаться в форме. Жаль, что я не могу спустить кожу с этого мерзавца.

Господи, как же больно…

Я даже не понимаю, как мне сейчас дышать.

— Ты опоздала, — прохладно и невозмутимо сообщает мне Дэн. Будто бы это он на меня сердится и дает мне повод одуматься. И маленькая виноватая девочка, живущая в моей груди, начинает тихонько хныкать. Только черта с два я на это еще поведусь. В этот раз ему не удастся сделать вид, что у нас все хорошо, это я сама себе проблемы придумала.

— Я подавала на развод, Денис Викторович, — я скрещиваю руки на груди, игнорируя его тон, — а в метро не слышала звонка. Можете меня оштрафовать за опоздание.

Я почти по-армейски четко разворачиваюсь и ухожу в свой кабинет. Опускаюсь на свой стул, включаю компьютер, прикрывая глаза.

Заявление. Нужно написать заявление на увольнение и выбить себе право уйти сейчас.

— Где ты ночевала? С кем? — дверь за моей спиной сердито стукается об косяк второй раз.

И развернувшись, я наблюдаю его светлость Дениса Викторовича багровым от гнева.

— У тебя сейчас тоналка потечет, — холодно замечаю я и отворачиваюсь к прогружающемуся ноутбуку.

И пусть в том, что я ночевала у Алинки и даже договорилась с ней на временное использование её жилплощади как своей — нет ничего криминального, отчитываться Назарову я точно сейчас не буду.

— Где! Ты! Ночевала? — Назаров резко дергает мой стул за подлокотник, заставляя его развернуться вместе со мной. — Ты моя жена, Настя, не забыла?

А ты, ты не забыл? Видимо, Людочку трахал, чтобы память прояснить?

— Твоя жена я не до конца жизни, — парирую я, снова скрещивая руки на груди. От злости Дэна хочется защититься хоть чем-то. Он натурально кажется мне неадекватным.

Пальцы Назарова стискивают мой подбородок. Он буквально заставляет меня встретить его взгляд напрямую.

— Я спрашиваю в последний раз, — тихо рычит он, — где?

Угрожающе. Аж мороз по коже идет.

Нет, он не поднимал на меня руку, ни разу за пять лет нашей совместной жизни. Но…

Я могу припомнить несколько случаев, когда до этого почти доходило. Не доходило, потому что я отступала, и он спохватывался. Извинений я не дожидалась в этом случае, разумеется. Потому что предполагалось, что я виновата и сама его до такого довела.

— Спрашивай с Людмилы, — устало отрезаю я, выдерживая яростный взгляд Дэна, — ведь именно с ней тебе приятней исполнять супружеский долг, не так ли?

Вот он — тот самый момент, когда колет в кончиках пальцев, когда ощущаешь, что до самого паршивого исхода остается совсем немного, всего лишь какая-то паршивая горстка секунд.

Только сегодня я отступать не хочу. И если он только поднимет на меня руку — прокатится до ментовки, возьмет себе отпуск суток на четырнадцать. Вот его подписчицы-то опечалятся.

Пальцы Назарова разжимаются, я буквально слышу, как он поскрипывает зубами, заталкивая свой гнев поглубже.

— Извини, — хрипловато и даже с попыткой звучать виновато выдает Дэн, — ты так резко вчера убежала. Выключила телефон. Пропала.

— Только не ври, что ты волновался, — я снова поворачиваюсь к компу, касаюсь мышки и ощущаю, как на самом деле у меня вспотели ладони. Я терпеть не могу, когда Назаров вот так расходится, даже без последствий — он выглядит всегда жутковато в такие минуты, — неужели Людмиле не понравилось, что вы вскрыли карты? Или уже не так остренько без ощущения, что вас вот-вот застукают?

— Насть, ну прекрати, — Назаров выбирает другую стратегию, на этот раз пытается казаться милым и даже подлизывающимся, — у нас с ней ничего серьезного.

— Ну, точно, ничего серьезного кроме секса, — киваю я меланхолично, — Денис Викторович, вы мешаете мне работать. У вас, между прочим, эфир через полчаса, а грим теперь надо править. Опаздываете сегодня?

Опаздывать Дэн терпеть не может, это я прекрасно знаю.

— Мы еще поговорим, после эфира, — клятвенно обещает мне он, и это снова смахивает на угрозу, — только зря ты даже думаешь о разводе. Я его тебе не дам.

У меня внутри что-то боязливо подрагивает. А вдруг и вправду не даст?

Да нет, бред это все. Двадцать первый век на дворе, и для развода согласие мужа не обязательно.

Только вот, кажется, зря я даже рассчитываю на то, что мне удастся уйти с этой работы раньше оговоренного срока.

С ума сойти, сколько у нас, оказывается, персонала. Нет, я и до этого знала, разумеется, но за две недели моего отпуска я как-то отвыкла от этого постоянного зудежа, хлопков дверей, шепотков за спиной.

Да-да, за спиной.

Весь день отсиживаться у себя — идея не очень, особенно когда на тебе висит масса мелких организаторских задач, я хожу и до гримерки, и до студии, все по рабочим вопросам, хотя — если честно, от любопытных взглядов с удовольствием бы спряталась в самый дальний уголок.

Это я оставила напоследок — после обеда засяду за общение с подписчиками и обновление блога на сайте Дэна. Хоть так спрячусь.

Не знаю, что они знают, сколько успела растрепать Людочка, но такое ощущение, что знают все. И всем, мать его, интересно!

Действительно, это ж такое зрелище — Настя, у которой в груди вырубили дыру. Настя, которая понятия не имеет, как шагает по земле, потому что глаза вперед вообще не смотрят. Настя, которая с большим удовольствием сейчас вышла бы вон, хлопнув дверью так, чтобы точно запороть Назарову всю звуковую дорожку.

Где ж еще такое увидишь, не так ли?

О прибытии «того самого гостя» я узнаю по участившимся хлопкам дверей, и воплям звуковика, которому мешают чистить зуковую дорожку видео.

Ну, и Дэн по мою душу не является, хоть и обещал «продолжить наш разговор после эфира». Не явился — значит, занят. Значит, охмуряет своего гостя, оставив мои нервы на сладкое. Ну, если припрется ко мне во время моего зависания в его комментариях — эти комментарии станут его проблемой.

Сама я никуда не тороплюсь. Имя гостя я все равно узнаю, да и во время эфира наверняка смогу посмотреть.

Заявления на увольнение я распечатываю два. Одно подам Назарову лично, другое, если вздумает закозлить и встать в позу — отправлю по почте. Увы, мне уже не семнадцать, и давление такого рода уже несколько лет вызывает у меня только нервный тик.

Когда булькает рабочий мессенджер — я реагирую не сразу. Не люблю эту дурацкую программу, она ужасно неудобная. И поставлена по инициативе наших драгоценных бухгалтерш, которым она ужасно нужна для контроля выполнения рабочих задач. Много они на себя берут, ей богу.

Я замираю, когда вижу, от кого именно мне пришло сообщение.

Земцова Людмила.

И как много сообщений — аж полторы сотни сразу в счетчике. Это…

Это очень долгая переписка.

Её и Назарова. Самому первому сообщению больше года. Его сообщению, помеченного скромными инициалами.

Он это начал…

Д.В.: Милочка, а какой вы больше любите кофе?»

Д.В.: Я умею готовить кофе четырнадцатью способами, сомневаюсь, что не смогу вам угодить».

Д.В.: Сегодняшняя юбка — это суперсекс. Милочка, вас полиция нравов не останавливала по дороге на работу?»

Их много. Настолько много, что буквы смазываются в одно сплошное слово, и в нем нет ни единого цензурного звука.

Зачем я продолжаю читать это?

Наверное, потому, что просто не могу оторвать глаз от монитора. В какой момент они перешли на ты? Я это уже пропустила.

Д.В.: Я пятнадцать минут не в тебе, а уже снова тебя хочу. Чертовски рад, что мы перешли на этот уровень.

Не знаю, как я зацепилась за дату глазами. Наверное, просто потому, что просто невозможно было это проигнорировать. Семнадцатое декабря. Мой день рожденья.

Их первый раз случился в мой день рожденья.

И я помню этот день, я тогда столько сил потратила на гребаный праздничный ужин, на прическу, на макияж, на выбор платья, а Дэн приехал поздно вечером, посетовал, что выключение электричества запороло ему съемки, и пришлось переснимать.

Господи, какая ж я дура, а…

От прочитанного хочется только выть, желательно — выцарапав себе глаза попутно. Лишь бы не видеть. Лишь бы не продолжать читать.

Там есть и обо мне…

Л.М.: Котик, нам же так хорошо вдвоем, почему ты не разведешься?

Д.В.: Ты видела мою жену? Она же влюблена в меня с пятого класса, смотрит буквально в рот. У неё же ничего кроме меня нет, ни увлечений, ни профессии, ни жизни. Если я её брошу — она натурально покончит с собой. Я пока не готов к такому. Вот если бы…

Если бы…

Я проглядываю дальнейшие сообщения с одним только желанием — узнать, может ли быть хуже.

Может…

Жалобы на то, какая я утомительная, какая я бесполезная в семейной жизни, какая я унылая — «она даже не думает, что моим подписчикам странно видеть меня с ней», «где я и где она»

Самое поганое — Людочка поддакивает. Да-да, милый, я не понимаю, как ты с ней сошелся? Ах, первая любовь? Ну, она бывает зла, конечно!

Желание тушить об рожу Назарова сигареты становится все навязчивей. Никогда не курила, но ради этого процесса — начала бы, пожалуй.

«Зачем?»

Это короткое слово я просто набиваю в конце марафона сообщений от Людмилы. Не дочитывая все, что там осталось. Это сложно, но дальше травиться — выше моих сил. Я и так уже задыхаюсь.

«Чтоб ты знала о себе правду, Настенька».

Еще один острый спазм ненависти выкручивает мои внутренности. Так и хочется встать, преодолеть те несколько метров, что отделяют меня от бухгалтерии, и вцепиться этой сучке в её нарощенные, сухие от бесконечных высветлений космы.

Я тебе не Настенька, гадина!

Я встаю.

Нет, не для похода в бухгалтерию, вовсе нет. Руки марать и ногти ломать — не хочу, не буду, не желаю!

Мне просто очень нужно на воздух. И если Денис Викторович изволит попасться на моем пути… Ох! Как же я хочу сейчас, чтоб он мне попался.

Или не хочу…

Я совсем не хочу в тюрьму, а закончиться все может очень даже убийством…

На воздух, Настя, на воздух, срочно! У тебя уже в глазах кровавые мушки плывут. Прямо сейчас. Только заявление на увольнение на столе оставь…

На самом деле, нет ничего удивительного, что я в него врезалась.

Я с трудом разбираю мир вокруг себя, а он как раз выруливал из гримерки, возникнув на моем пути слишком резко, чтобы я успела как-то сориентироваься.

Оп…

И я второй раз за два дня утыкаюсь носом в крепкую мужскую грудь. На этот раз — облаченную в легкую белую рубашку. Но запах… Этот запах, кажется, отпечатался где-то у меня в подсознании.

Резкий шипр, пряный сандал, освежающее море…

— Крошка, у тебя хобби такое — постоянно в меня врезаться, или это между нами такое притяжение, что ему невозможно сопротивляться? — вкрадчиво и на своем чертовом итальянском мурлычет мне на ухо Эрик. Змей!

А он-то здесь откуда?!