Неизбежность

Джи Малер, 2023

Одиннадцатилетняя Марта вместе с отцом переезжает в новый дом. Жизнь, кажется, налаживается, и впереди – только хорошее. Так думает Марта. Но она ошибается.Найти счастье в настоящем и построить светлое будущее невозможно, если ты не способен справиться с прошлым. Особенно, если это прошлое жаждет настигнуть тебя.Можно попробовать скрыться. Но получится ли?

Удивительная вещь — память. Иногда она скрывает от нас то, что может нам навредить. Стирает дурные воспоминания, превращая их в отголоски кошмарных снов. Таких, которые исчезают, едва открываешь глаза. Вот тебе страшно, холодный пот скользит вдоль позвоночника, невидимая рука сжимает сухое горло. А вот ты лежишь, тяжело дыша, в своей постели — сердце все еще пытается выпорхнуть из груди, спутавшиеся волосы прилипли ко влажному лбу, а пересохшие губы приоткрыты и чуть подрагивают — но ты уже понимаешь, что все это тебе только снилось. Проходит еще мгновение, и ты уже даже не помнишь, что именно так сильно испугало тебя.

Но стоит тебе однажды столкнуться с чем-то… чем-то, что память не уничтожила, а лишь задвинула в глубины сознания — увидеть кусочек паззла, услышать эхо того самого вкрадчивого стального голоса, почувствовать знакомый запах — и тебя снова омывает волной первобытного, животного страха. Ты хочешь проснуться, но кошмар уже здесь — в реальности.

Но хуже всего — если в момент этого ужасающего катарсиса на тебя снисходит осознание — все это никогда и не было только сном.

***

Все началось весной. Ветер, явившийся с юга, еще не принес достаточно тепла, чтобы люди могли сбросить свои шерстяные пальто и впитать кожей немного солнца. И все же в воздухе уже явственно ощущалось биение новой жизни: дни стали длиннее, наполнились светом, снежное покрывало почти исчезло, впитавшись влагой в начавшую пробуждаться землю. Вернулись первые птицы.

Марта проснулась, едва солнечный луч скользнул в щель между неплотно задернутыми шторами и коснулся ее лица. Даже сквозь закрытые веки она почувствовала его, сон отступил. Вскочив с постели, Марта тут же помчалась к окну и распахнула его. Свежий прохладный воздух ударил в ее заспанное лицо, тело, облаченное в одну лишь хлопковую сорочку, покрылось мурашками. Не замечая этого, Марта стояла у открытого окна и с восторгом вглядывалась в живущий своей жизнью город. В маленькие домики из красного кирпича, ютящиеся по обеим сторонам узкой улицы. В дорогу, вымощенную серой брусчаткой. В кутающихся в шарфы и шали прохожих, спешащих куда-то. Она вслушивалась в городской гул, сливающийся с шумом оживающей природы, и все это казалось ей таким прекрасным.

Осталось совсем немного — и она тоже станет частью этого города, этой жизни. И у нее все будет в порядке. Нет, не просто в порядке — чудесно. Уже сегодня они с отцом покинут отель и заселятся в новый дом, где у нее будет своя комната. А у отца наконец появится кабинет, и ему больше не придется работать в гостиной. В понедельник Марта отправится в школу в новенькой форме и с книгами, купленными не с рук, а в настоящем книжном магазине. И жизнь станет совсем другой.

— Доброе утро, дорогая. Уже проснулась?

Занятая своими мыслями, Марта не заметила, как к ней подошел отец. Как и всегда, несмотря на ранний час, он успел не только встать и привести себя в порядок, но и позавтракать — от него приятно пахло кофе и свежей выпечкой.

— Давай-ка закроем окно, еще простудишься. Мы ведь не хотим, чтобы из-за простуды ты пропустила первый же школьный день? — отец усмехнулся, но во взгляде его серых глаз читалась серьезность.

— Не хотим, — ответила ему Марта и улыбнулась. На раскрасневшихся от утренней прохлады щеках появились ямочки.

— Как твои вещи? Собраны?

Марта кивнула. Еще вчера вечером она тщательно уложила их в свой чемодан, оставив лишь платье, пальто и туфли, которые собиралась надеть. Самое лучшее платье из тех, что у нее были. В первый день новой жизни она, как настоящая, пусть и совсем еще юная женщина, хотела выглядеть красиво.

Нарядное платье пришлось сменить на старое и заплатанное почти сразу после прибытия в новый дом. Пыльный паркет, пыльные чехлы, укрывающие мебель, пыльная лестница на второй этаж — все здесь говорило о том, что в доме давно никто не жил. Он требовал не только любви, но и ухода.

И все же он принадлежал им.

Долгие годы Марта и ее отец жили в деревне и делили крохотный домик с пожилой двоюродной теткой ее матери. Та не отличалась добротой или мягким характером, вечно была чем-то недовольна, не обременяла себя работой по дому и не заботилась о том, чтобы другим его обитателям было хоть сколько-нибудь комфортно.

Но дом принадлежал ей, и правила в нем устанавливала она. Правила эти отличались строгостью. Отцу Марты запрещалось возвращаться домой после полуночи, и это не позволяло ему задерживаться на работе в городе, куда он отправлялся каждое утро. А все потому, что тетка непременно запирала дверь на засов, и открыть ее снаружи не представлялось возможным. Однажды за завтраком Марта сказала, что может сама отпирать дверь, чтобы впускать отца. Тетка ответила, что в это время Марте положено спать, а не слоняться по дому. Отчасти она была права — ребенку в столь поздний час полагалось спать в своей постели и видеть счастливые сны. Но Марта все равно не могла уснуть. Она никогда не засыпала до тех пор, пока отец не поднимался в ее комнатку на чердаке и не желал ей добрых снов. Это было одной из причин, почему он никогда не оставался в городе на ночь. Вместо этого он, нагрузив бумагами свой чемодан, возвращался домой, поднимался к Марте, желал ей приятных сновидений, а потом спускался в гостиную, которая служила им еще и столовой, и даже кухней, и продолжал работать. Лишь однажды отец Марты не успел добраться домой к полуночи. Он опоздал на каких-то пятнадцать минут, но тетка не стала открывать ему дверь, хоть и не спала. Она сказала, это научит его пунктуальности. Даже слезы Марты не смягчили ее черствое сердце. В ту ночь ее отец ночевал в сарае, где хранился давно никем не используемый садовый инвентарь. И больше он действительно никогда не опаздывал.

В дом запрещалось приводить посторонних. Ни коллегам отца по работе, ни друзьям Марты, которых у нее, в том числе благодаря тетке, было немного, здесь были не рады. Но и за пределами дома Марта бывала нечасто. Тетка не выпускала ее одну даже к соседям, а о том, чтобы отправиться на деревенский рынок или к лесному озеру — об этом Марта не могла и мечтать. Единственным местом, куда Марта ходила регулярно и в сопровождении тетки, была местная церковь. За четыре года, а именно столько Марта и ее отец жили в этом доме, они не пропустили ни одной воскресной службы. Во все остальные дни, по заверениям тетки, она не могла покидать дом из-за мучившего ее артрита.

Еще тетка не любила разговоров о матери Марты. Любое ее упоминание непременно портило ей настроение, а вместе с этим оно портилось и у остальных обитателей дома. Марта не понимала, почему вопросы о двоюродной племяннице так раздражают тетку, и эта тайна осталась нераскрытой до самой смерти последней.

Чего ни Марта, ни ее отец не ждали, так это того, что тетка оставит им этот дом вместе со всем его содержимым. И все же именно так она и поступила. Именно этот странный и неожиданный жест доброй воли стал той самой ступенькой, по которой они с отцом смогли подняться к новой, более достойной жизни.

Оказалось, что тетка, живя довольно скромно и не имея за душой весомого денежного состояния, держала в своей спальне нечто по-настоящему ценное. Она, вероятно, и сама не знала, сколько может стоить старинная антикварная шкатулка, в которой она хранила всяческие женские безделушки, какие обычно хранят в таких ларцах дамы в возрасте. А может быть, она прекрасно понимала, что это за вещь, и именно поэтому не желала расставаться с нею. Так или иначе, отцу Марты удалось очень выгодно продать шкатулку одному заядлому коллекционеру старинных вещиц, с которым он вел дела долгие годы.

Следом с молотка ушел и теткин дом, к которому никто из оставшихся в нем жильцов не питал теплых чувств.

На горизонте замаячили перемены.

***

Марта стояла посреди их новой гостиной, вдыхая затхлый, спертый воздух, и была счастлива. Предстоящая изнуряющая уборка нисколько не пугала ее. Она давно привыкла к работе по дому, только теперь это занятие не казалось ей утомительным. Потому что теперь ей предстояло потрудиться не ради того, чтобы угодить вечно ворчливой тетке. Теперь она должна была сделать это, чтобы вдохнуть жизнь в их жилище. Место, которое они смогут называть домом.

Немного свежего воздуха, ворвавшегося в сонные комнаты сквозь открытые окна, немного усердия, чтобы избавиться от пыльного одеяла, укрывшего каждый уголок, немного любви, заполнившей пустовавшие долгие годы комнаты — и дом ожил.

Им понадобилось несколько недель, чтобы привести все в порядок. Но каждый из этих дней стоил того, чтобы отдать его дому. Теперь здесь стало не только чисто, но и тепло, и уютно. На окнах появились красивые ситцевые занавески, на полах — мягкие ковровые дорожки, по которым было приятно ходить босиком. Стоявший в гостиной диван украсили яркие подушки, наволочки для которых Марта сшила сама. Они вышли настолько идеальными, насколько могли бы выйти у девочки ее возраста, и даже неровные швы не заставили отца Марты купить вместо них наволочки в магазине.

С особым усердием Марта занялась обстановкой своей спальни. Она сама выбрала мебель, сама притащила с нижнего этажа горшки с цветами, чтобы добавить зелени, сама расставила на полки учебники и другие книги. На кресло у окна была торжественно посажена любимая кукла, с которой теперь редко играли, но которую нежно и трепетно хранили.

Марта осмотрела комнату и в который раз с удовольствием отметила, что она куда лучше той крохотной коморки на чердаке, в которой ей приходилось жить раньше. Больше света, больше тепла, больше уюта. Будто бы больше самой Марты во всем этом.

И все же кое-чего в комнате не хватало.

Картины.

Мать Марты была художницей. Не слишком удачливой. Лишь некоторые ее работы находили своих покупателей, большинство — оставались пылиться в коробках в мастерской. Минорный тон написанных ею картин скорее отпугивал, чем привлекал людей. Так Марте однажды сказал отец.

Марта не помнила свою мать, но иногда ей казалось, что она помнит запах краски, которой были перепачканы ее руки, ее одежда. Она никогда не видела тех самых картин, которые ее отец счел слишком пугающими и мрачными, но иногда думала, что это они снятся ей в тревожных снах. Марта не знала, как именно умерла ее мать, но ее детское сердце подсказывало, что это как-то связано с «минором» ее работ.

Все, что у Марты осталось от матери — она сама. И выбранное ей имя. Так Марта думала до тех пор, пока не добралась до деревянного ящика, который ее отец по неосторожности оставил без присмотра в своем кабинете.

Отец не запрещал Марте заходить в кабинет, лишь просил не трогать бумаги на столе и не лазить в ящики, где хранились важные документы. Она послушно выполняла эту его просьбу и время от времени наведывалась сюда, чтобы достать из шкафа запасные чернила или чистую бумагу для письма.

В тот день она тоже отправилась за чернилами. Но забыла о них, едва оказалась в комнате. У письменного стола, старый, покосившийся, весь в засохшей краске, стоял деревянный ящик. Откуда он взялся? Когда Марта заходила в кабинет в прошлый раз, его совершенно точно не было здесь. Марта знала, что ей не стоит трогать его без спроса, но было в этом ящике что-то, что влекло ее.

«Только взгляну поближе, даже открывать не стану», — подумала Марта, в глубине души понимая, что не сможет сдержать любопытства. На гладком невысоком лбу от волнения выступила капля пота.

Марта подошла к ящику, окинула его взглядом. Вдохнула. В нос ударил слабый, но все же ощутимый запах масляной краски. Перед глазами мелькнуло воспоминание: стройная невысокая женщина стоит напротив мольберта; ее светлые волосы растрепались, измятое платье перепачкано краской; свежая масляная полоска красного цвета виднеется на щеке; она смотрит куда-то в сторону и смеется. Всего мгновение — и женщина уже сидит на полу. Теперь она плачет, и слезы, смешиваясь с краской и становясь похожими на кровь, стекают по подбородку.

Конец ознакомительного фрагмента.