Школа хороших матерей

Джессамин Чан, 2020

Антиутопия, затрагивающая тему материнства, феминизма и положения женщины в современном обществе. «Рассказ служанки» + «Игра в кальмара». Только государство решит – хорошая ты мать или нет! Фрида очень старается быть хорошей матерью. Но она не оправдывает надежд родителей и не может убедить мужа бросить любовницу. Вдобавок ко всему она не сумела построить карьеру, и только с дочерью, Гарриет, женщина наконец достигает желаемого счастья. Гарриет – это все, что у нее есть, все, ради чего стоит бороться. «Школа хороших матерей» – роман-антиутопия, где за одну оплошность Фриду приговаривают к участию в государственной программе, направленной на исправление «плохого» материнства. Теперь на кону не только жизнь ребенка, но и ее собственная свобода. «"Школа хороших матерей" напоминает таких писателей, как Маргарет Этвуд и Кадзуо Исигуро, с их пробирающими до мурашек темами слежки, контроля и технологий. Это замечательный, побуждающий к действию роман. Книга кажется одновременно ужасающе невероятной и пророческой». – VOGUE

4

Пятница в конце сентября, влажный полдень. Прошло шесть дней с ее последней встречи с Гарриет, почти три недели с «очень плохого дня». Фрида прячется в женском туалете на работе, прослушивает в голосовой почте невыносимо спокойный голос социальной работницы. Посещение, назначенное на завтрашнее утро, переносится. Социальная работница назначила на одно время сразу две встречи. «Такое случается», — говорит миз Торрес. Она перезвонит и назовет новую дату и время, когда у нее появится окно.

Фрида слушает сообщение еще раз, думая, что пропустила извинения, но их нет. Она ударяет ладонью по двери кабинки. Всю неделю она измеряла время этим посещением. Дни до Гарриет, дни после Гарриет. Еще один час, на который она отвоевывает своего ребенка.

Она должна была знать, что будет наказана. Когда они прощались в прошлый раз, она украла лишнее время для себя, лишний раз обняла и поцеловала Гарриет. Она все еще чувствует пальцы социальной работницы у себя на локте, все еще слышит ее голос: «Хватит, миз Лью».

Когда они вышли из квартиры, социальная работница прочла Фриде целую лекцию про границы. Ребенок явно уже был готов попрощаться. Ребенок уже не хотел никаких объятий.

— Вы должны признать разницу между тем, что хотите вы и что хочет она

Фрида шла со сжатыми кулаками. Ее пальцы в туфлях сжались. Она наклонила вперед голову, вперилась взглядом в татуировку четок на щиколотке социальной работницы. Если бы она заглянула в ее глаза, то, возможно, нанесла бы первый в своей жизни удар кулаком по лицу.

Двери туалета открываются. Две студентки начинают сплетничать у раковины. У одной из них сегодня свидание, встречается с кем-то по предложению специальной компьютерной программы, которая подбирает оптимальные пары по феромонам.

Фрида отправляет эсэмэску Рени об отмене. Она хочет назвать миз Торрес садисткой, какая она и есть на самом деле, но ее высказывания должны быть осторожными. «Завтра отменяется, — пишет она. — Второе посещение =???»

Она всюду должна говорить так, как если бы ее подслушивали Нет, говорит Рени, Фрида не должна покупать мобильник с предоплаченной симкой. Не должна создавать новые почтовые ящики, не должна ничего искать в библиотеке, должна следить за своим языком, когда говорит с родителями, друзьями, коллегами. Все они могут быть подвергнуты допросу. «Тебе нечего скрывать, — сказала Рени. — Повтори мне, Фрида:"Мне нечего скрывать"».

Фрида слушает Рени под щелчки, издаваемые тюбиками с помадой и пудреницами. Девицы обсуждают достоинства программы, которая подыскивает пары по голосам. Программы, которая подыскивает пары на основе общих маршрутов, имитируя случайное знакомство в поезде.

Фрида могла бы посмеяться. Идея нормального уик-энда. Она протирает глаза туалетной бумагой и возвращается за свой стол.

Облегчение, которое она испытала, придя на работу, быстро испарилось, ее маленький кабинет был всего лишь еще одним местом, где она тоскует по Гарриет и обдумывает свои ошибки. Если бы она была более внимательной по отношению к миз Торрес. Если бы у них было несколько часов, а не один. Если бы она никогда не ходила в дом Уилла. Если бы ей удалось убедить Гарриет поиграть. Если бы не случилось этого скандала и укуса. Если бы они были вдвоем — без часов, камер, без этой женщины, требующей, чтобы они вели себя естественно.

Фрида должна была сегодня утром вернуть боссу проверенную корректуру. Она раскладывает страницы на столе, проверяет, есть ли ошибочные запятые, не исковерканы ли имена и фамилии факультетских преподавателей. Она гордилась своим острым глазом, но сегодня она почти не понимает смысла слов, ее почти не волнует, успеет ли она вовремя распечатать файлы. Нужно, чтобы Гаст извинился от ее имени. Гарриет должна знать, что мама думает о ней каждую секунду. Это не мамин выбор. Это не вина мамы. Миз Торрес могла бы отменить свой поход к другой семье.

* * *

После обеда Фрида поднимается в спальню Гарриет, как она делала это каждый вечер после того злосчастного свидания под присмотром. Она встает лицом к камере, опускается в темноте на колени, мысли ее возвращаются в прошлое и уходят в будущее, не желая принимать невыносимое «сейчас». Рени считает, что штат должен увидеть ее покаяние. Она должна работать, или молиться, или делать физические упражнения. Она не должна смотреть телевизор, убивать время за компьютером или телефоном. Она должна показывать им, что мучается чувством вины. Чем больше она страдает, чем больше плачет, тем больше штат будет ее уважать.

В комнате пахнет химией. Ароматизатор с запахом вербены. Здесь больше не пахнет Гарриет, и Фриде не хватает этого и всего остального. Несколько игрушек после стирки выцвели и потеряли форму. Она до блеска отполировала кроватку и кресло-качалку. Вычистила плинтусы и подоконники, вымыла стены. Ее руки огрубели — она два раза в неделю выскребает до блеска туалет и кухню. И всегда без перчаток, ее потрескавшиеся ладони и сорванные заусенцы — как власяница для монаха.

Рени беспокоится о том, какую роль в суде может сыграть укус. Ее беспокоит, что социальная работница не видела игры. Она собирается сказать в суде, что социальная работница спровоцировала Гарриет, что реакция девочки при данных обстоятельствах была естественной. Что мать и дочь не виделись много дней. Устоявшийся порядок был разрушен. Девочка никогда не играет с матерью у Гаста и Сюзанны, никогда не играет по команде, никогда с таймером.

Ей хотелось бы понять, какую форму ей следует придать своему телу во время сна, кто за ней наблюдает — человек или только робот, что их интересует — какие выражения лица и какие позы. Она могла бы кланяться им, три раза прижимать к полу ладони и лоб — так ее семья молилась Будде, ища у него защиты.

Кто защитит ее теперь? Фрида надеется, что судья по семейным делам не лишен чувств. Она надеется, что судья, если он или она бездетны, по крайней мере имеет кошку или собаку, кого-то с душой, что он или она знает, что такое бескорыстная любовь, раскаяние. Служба защиты ребенка должна требовать от своих сотрудников именно таких качеств.

Она меняет позу, поворачивается, теперь камера видит ее в профиль. Ее бедра вывернуты. Поясница болит. Она недавно пыталась вспомнить начало. Как она поднесла Гарриет к окну в их палате, в первый раз показала ей естественный свет. Розовая кожа Гарриет, недавно впервые подвергшаяся воздействию воздуха, теперь начала шелушиться. Ей все время хотелось прикасаться к личику Гарриет, ее удивляли огромные щечки дочери и европейский нос. Как это она умудрилась родить ребенка с голубыми глазами? Вначале было ощущение, что у них на попечении некое доброжелательное существо, но еще не человек. Сотворение нового человека казалось чем-то таким ответственным.

Фрида начинает плакать. Ей нужно рассказать судье о доме ее разума, о доме ее тела. Эти дома стали чище, у них теперь меньше страхов. Она больше никогда не оставит Гарриет одну.

* * *

Социальная работница все время переносит дату следующего посещения. С сентября на октябрь, и к четвертому переносу привычный размер одежды становится слишком велик для Фриды. Она спит по четыре часа, иногда по три, иногда по два. У нее пропал аппетит. На завтрак — кофе и горсть миндаля. На ланч — фруктовый коктейль. На обед яблоко и два тоста с маслом и джемом.

Она два раза видела Уилла в кампусе, один раз столкнулась с ним в книжном магазине, один раз в «Старбаксе». Она попросила его перестать звонить ей, не позволила ему обнять ее на людях. Работает она медленно и беспорядочно. Иногда усаживается за свой стол, придя из туалета с явно заплаканным лицом. Ее босс определенно чувствует себя неловко, сталкиваясь с эмоциями. После еще нескольких опозданий со сдачей материалов босс отменяет работу на дому. Ему жаль, что он отрывает ее от Гарриет, но организованность прежде всего.

— Я не хочу объясняться с отделом кадров, — говорит он.

— Этого больше не случится. Я вам обещаю. Просто у меня… — Проблемы дома, хочет сказать она.

Она раздумывала, не подыскать ли другое место, не уйти ли с работы, но ей нужна медицинская страховка. В Пенсильвании хорошие социальные гарантии. Ее отец воспользовался своими знакомствами, чтобы ее приняли.

Она лгала всем на работе. Профессора никогда не задают ей личных вопросов, но административный персонал состоит в основном из замужних женщин с детьми. Обычаи диктуют, чтобы они при малейшей возможности рассказывали о своих чадах. Никогда «Как у тебя дела?», а неизменно: «Как твой Томми?», «Как там Слоун?», «Как поживает Беверли?».

Фрида говорила им:

«У Гарриет новое словечко — “пузырь”».

«Гарриет хотела в зоопарк».

«Гарриет помешалась на сливочном печенье».

Она не говорит им, что Гарриет проходит курс терапии. Что Гарриет предположительно исцеляется в кабинете некоего назначенного судом детского психолога. Рени сказала, что детский психолог, вероятно, использует кукольный домик, чтобы вынудить Гарриет проявить свои чувства к кукле-маме и кукле-дочери, он даст девочке карандаш и будет наблюдать, с какой силой она прижимает его к бумаге. Психолог будет отыскивать симптомы. Существует список травм, но каждый реагирует на травму по-своему. Фриде кажется, что все это построено на предположениях.

Она никому не говорит, что ее родители перевели десять тысяч долларов на оплату ее расходов на адвоката и пришлют еще, если понадобится, что они предлагали ей деньги из их накоплений на черный день. Их щедрость только усугубляет ее чувство вины, она недостойна быть их дочерью, недостойна быть матерью Гарриет, недостойна просыпаться по утрам.

Они прислали ей деньги, даже не спросив ее согласия. Их разговор с миз Торрес был довольно напряженным. Социальная работница просила их снова и снова повторять сказанное, говорить медленнее, словно не понимала их произношения. Они сказали, что она говорит как ненормальная. У нее тон фальшиво-дружелюбный, но она была холодна, как ученый. В ее устах «родительство» звучит как «ремонт машины». Аспект питания, аспект безопасности, аспект образования, аспект дисциплины, аспект любви. Они сказали социальной работнице, что Гарриет для Фриды — радость. Ее бао бей. Ее маленькое сокровище.

Ее мать сказала, что Фрида «глотает горечь». Чи ку — фраза, которую Фрида не слышала много лет. Они когда-то использовали это выражение, описывая то, что испытала ее бабушка по отцу, ее ахма, во время Культурной революции. Ее отец иногда рассказывал эту историю — как оно было в ту ночь, когда ахму чуть не убили. Она была вдовой землевладельца. Солдаты пришли в их деревню за ней. Они поставили ее на колени, а ее сыновья в это время прятались под кроватью в комнате, которая служила им домом. Той ночью оба ее ребенка кричали так, что надорвали голосовые связки. Они видели, как солдат приставил пистолет к ее голове. Грозил ее застрелить.

Каждый раз, слушая эту историю, Фрида чувствовала себя виноватой. Избалованной и бесполезной. Она так никогда и не освоила диалект ахмы, могла сказать ей разве что «привет» и «доброе утро». Она не могла спросить у своей любимой ахмы, что случилось. Но к голове Фриды никто не приставлял пистолет, солдатский сапог не становился на ее шею. Она сама принесла себе эту горечь.

* * *

Посещение должно начаться в пять часов. Конец октября, вечер вторника, восемь недель, как у нее забрали Гарриет, почти шесть недель, как она не держала дочь на руках. Социальная работница предупредила ее только за час.

Фрида обходит лужи. Хэллоуинские тыквы после вчерашнего дождя напитались влагой. Сезон ураганов длится теперь дольше. С муляжей паутины капает. Коллеги на работе спрашивали у нее про костюм Гарриет. Одной женщине она сказала, что Гарриет будет в костюме льва. Другой — божьей коровки.

В 4:58 она видит социальную работницу — та выходит из такси. Фрида подходит к ней, благодарит за назначенное посещение. У нее не было времени заскочить домой переодеться. К счастью, хотя она и сильно похудела, это не заметно под слоями шерсти — платье-свитер в черно-серую полоску, алый шарфик, закрученный высоко на шее.

Социальная работница не извиняется за множество отмен. Она не извиняется за то, что нарушает вечерний распорядок Гарриет. Они перекидываются несколькими словами о трафике и вчерашнем предупреждении о возможном смерче.

В квартире Гаста и Сюзанны повсюду горит свет, создавая атмосферу любви, здесь тепло, пахнет корицей. На их входной двери — венок из прутиков с сушеными ягодами, на столе в столовой — блюдо со всевозможными тыковками.

Фрида с тревогой отмечает, что Сюзанна и миз Торрес на дружеской ноге — они обнимаются. Фриду Сюзанна обнимает особенно сильно, как всегда. Она целует Фриду в обе щеки, спрашивает, как она держится.

— Выживаю. — Фрида смотрит на социального работника, чтобы убедиться, что та слышит и видит. — Спасибо тебе, что готовила ее к посещениям. Я знаю, что времени у тебя было в обрез. Я хочу, чтобы ты знала: я тебе благодарна…

— Ерунда. Я была рада. — Гаст с Гарриет в детской. — Она капризничает, — говорит Сюзанна. — Сегодня днем спала минут двадцать, не больше. Мы собирались покормить ее пораньше, но она мало поела. Возможно, тебе придется дать ей что-то перекусить. — Она берет их верхнюю одежду и приглашает сесть. Предлагает чай с десертом. Она испекла яблочный пирог без глютена.

Фрида говорит, у них нет времени, но миз Торрес с радостью соглашается. Десять минут они тратят на то, чтобы попивать чаек, есть и болтать о пустяках.

Пирог из яблок великолепен. Фрида ест, хотя и против воли. Она с ненавистью смотрит, как дружески беседуют Сюзанна и социальная работница, обсуждая курточку, которую Гарриет оставила в кабинете миз Торрес, говорят о том, что на следующий сеанс Гарриет у миз Голдберг нужно взять для девочки какую-нибудь еду. Социальная работница делает комплимент длинному шелковому платью Сюзанны в «огурцах», ее золотым браслетам.

Сюзанна говорит, что они возьмут Гарриет в четверг на выпрашивание сладостей в Западной Филли. Дома вокруг Кларк-парк украшены лучше всего. Там соберется много детей. Будет вечеринка на Литтл-Осейдж-авеню. Гарриет будет в костюме Дороти из «Волшебника страны Оз». Они встретятся с Уиллом и еще несколькими друзьями.

При упоминании Уилла Фрида напрягается. Она делает слишком большой глоток чая, обжигает верхнюю десну.

— Вы собираетесь разрешить ей есть конфеты?

Социальная работница кладет вилку и начинает делать пометки.

— Не знаю насчет конфет. В большей степени это ради впечатлений. Жаль, что ты не сможешь быть с нами.

Сюзанна будет Железным Дровосеком. Гаст будет Страшилой.

— Плохо… — говорит Сюзанна. — Ты могла бы… Извините, Джанин. Пойду посмотрю, что там у них.

Фрида размазывает остатки десерта по тарелке. Облизывает вилку. Ее родители называют Сюзанну злым яйцом, белым призраком. Когда это закончится, она спросит у них, как сказать «шлюха» по-мандарински, так она и будет называть Сюзанну.

Когда появляется Гарриет, остается всего двадцать три минуты. Гарриет трет глаза. Она не сразу замечает Фриду, и та проецирует свои ночные кошмары в эту долю секунды. Социальная работница начинает снимать.

— Подойди ко мне, — говорит Фрида, широко раскинув руки.

Гарриет настоящая одновременно больше и меньше, чем Гарриет из ее грез наяву. Она, кажется Фриде, стала на год старше. У нее отросли волосы. Они стали более темными и курчавыми, спутанными. Она босиком, на ней платье из хлопка бежевого цвета — слишком легкая одежда для осени.

— Большая девочка, — говорит Фрида, голос у нее радостный и сдавленный. — Я скучала без тебя, скучала. — Она целует Гарриет, трогает сыпь у нее на щеке. — Привет, красавица.

Они прижимают лоб ко лбу, нос к носу. Она извиняется, что задерживает Гарриет так поздно. Она спрашивает, понимает ли Гарриет, что происходит, почему мамочка здесь, что они будут делать, почему они должны немного поиграть, а не ложиться в кроватку, как положено.

— Посещение, — говорит Гарриет, сильно ударяя гласные.

Она не хочет, чтобы ее дочь запоминала такие слова. По крайней мере, чтобы так запоминала.

— Мисс мамочка, — говорит Гарриет.

Фрида обнимает ее, но их грезы мимолетны. Социальная работница попросила Гаста и Сюзанну выйти ненадолго и вернуться ровно в 6:00. Когда Гарриет видит, что они идут к двери, она бросается следом, падает им под ноги.

Она хватает Сюзанну за щиколотки. Социальная работница просит Гаста и Сюзанну поторопиться. Гарриет кричит, они высвобождаются из ее хватки, обещая скоро вернуться, осторожно, чтобы не прищемить пальчики Гарриет, закрывают дверь.

Гарриет молотит руками в дверь, требует, чтобы папочка и Сью-Сью вернулись. Фрида умоляет ее успокоиться. Она пытается перенести Гарриет назад в гостиную — это похоже на ловлю рыбы голыми руками.

— Миз Лью, она может идти сама, — говорит социальная работница. — Не нужно вам ее носить.

Взаимодействие матери с дочерью состоит из просьб и отказов, догонялок и молений, устойчивого усиления ярости Гарриет. Содержимое ее короба с игрушками раскидано по полу. Гарриет ведет себя как ребенок, которого втайне избивают, она доводит себя до исступления, которое все нарастает, пока не заканчивается кровотечением из носа.

— Детка, прошу тебя, успокойся. Пожалуйста. Ну, пожалуйста.

Гарриет молотит ручками, задыхается собственными слезами. Она растирает кровь по лицу, вытирает окровавленные руки о белейший ковер. Кровь не останавливается. Социальная работница снимает, как Фрида пытается привести дочку в чувство, скручивает салфетки, засовывает их в ноздри дочери. Фрида пытается вспомнить, что делали ее родители и бабушка в таких случаях. Она давит рукой на лоб Гарриет, закидывает ей голову. Это первое носовое кровотечение ее дочери.

Когда кровь наконец останавливается, Фрида спрашивает разрешения взять Гарриет на кухню, чтобы напоить ее.

— Если только она пойдет сама, — говорит социальная работница.

Шаткой походкой она идет на кухню, ищет чашку-поильник, наполняет ее, потом уговаривает Гарриет попить, вытирает ее мокрый подбородок — на все это уходит время. Платье на Гарриет промокло. Она дрожит.

Фрида снимает с себя шарфик, накидывает на плечи Гарриет.

— Нет, детка, пожалуйста, не делай этого. — Гарриет слизывает кровь с пальцев. — Ты уже скоро-скоро пойдешь в постельку. Нет-нет. Не плачь. Посиди с мамочкой.

Они сидят, скрестив ноги, на кухонном полу спинами к плите. Фрида сидит в луже пролитой воды. Социальная работница говорит им, что у них осталось пять минут. Время для одной игры.

— Она вымоталась, — говорит Фрида. — Посмотрите на нее.

— Ну, если вы так хотите использовать ваши посещения…

— Прошу вас, миз Торрес, войдите в положение. Мы очень стараемся.

Фрида спрашивает, не проголодалась ли Гарриет. Гарриет отрицательно качает головой. Она лепечет, не произнося слов, забирается на колени Фриды. Фрида мечтала о мгновении, когда Гарриет устроится на руках матери, как в самом начале — мама и дочка вместе. Она целует Гарриет в горячий лоб. Она смачивает пальцы слюной, пытается снять остатки засохшей крови. Глаза Гарриет закрываются.

— Миз Лью, пожалуйста, разбудите ее. Это недопустимо.

Фрида игнорирует предупреждение. Ей нравится чувствовать, как вертится Гарриет, устраивается поудобнее. Гарриет доверяет ей. Гарриет прощает ее. Она бы не уснула на руках матери, если бы не чувствовала себя в безопасности.

* * *

Проходят дни, Фрида думает о социальной работнице не меньше, чем о новом любовнике. Она ни на минуту не расстается с телефоном, выставила звонок на максимальную громкость. Работница может позвонить в любой день. И она звонит, а потом отменяет назначение.

Социальная работница заявляет, что она по уши в работе. Может быть, для третьего посещения у нее не будет времени.

— Но не волнуйтесь, — говорит она. — О ней хорошо заботятся.

Каждый вечер Фрида опускается на колени в темной детской, думает о ребенке, которого вырезали из ее тела, который должен быть рядом с ней, которого нет рядом с ней, нет по-настоящему вот уже восемь недель. Девять недель. Сейчас ноябрь, и Гарриет уже двадцать месяцев.

* * *

В утро судебных слушаний Фрида просыпается от холода. Ее одеяло лежит на полу, ноги запутались в простынях. Она спала с открытым окном, приглашая холод в дом ее разума и дом ее тела, в комнату, в которой она каждую ночь ждала возвращения дочери. Сейчас 5:14. Она закрывает окно, надевает халат, шлепает вниз и заставляет себя поесть. Целый рогалик со сливочным сыром. Десяток крекеров. Шоколадно-протеиновый батончик с морской солью. Кофе и зеленый чай. Вчера она набила свой холодильник цельным органическим молоком и сыром, местными яблоками, органическими куриными грудками, черникой. Она купила авокадо, крекеры для прорезающихся зубов и рисовые хлопья.

Рени сказала ей, чтобы она не теряла надежды. В худшем случае — еще несколько посещений под наблюдением. Но судья может одобрить и посещения без надзора, ночевки. Совместную опеку.

Фрида долго принимает душ, скребет себя мочалкой до боли, пока ее кожа не розовеет. Она тщательно сушит волосы и расчесывает челку круглой щеткой. Примеряет несколько улыбок перед зеркалом. Рени сказала: мягкие цвета на лице, распущенные волосы, небольшие сережки. Фрида купила новую одежду. У нее серые, не черные, брюки от портного. Кардиган цвета слоновой кости из мохера.

Она заканчивает одеваться, ее рвет завтраком. Она чистит зубы, выпивает бутылку сельтерской воды, заново наносит помаду. Рени сказала: после того как судья примет решение, все происходит быстро. Сегодня Гарриет останется дома с Сюзанной, а Гаст придет на слушание, но, вполне вероятно, Фрида сможет сегодня же увидеть дочку.

Считалось, что хорошее второе посещение отменяет укус, но укус вкупе с носовым кровотечением потребует от судьи смелости, а судьи не расположены к этому, но Рени считает, что они смогут победить. Она бы не хотела быть бестактной, но судья, возможно, не будет смотреть на Фриду как на цветную. Она не черная и не коричневая. Она не вьетнамка, не камбоджийка. Она не нищая. Белые судьи склонны трактовать сомнения в пользу белых матерей, а Фрида достаточно «бледная».

Фрида берет такси до Сентер-Сити. Рени и Гаст уже ждут ее в фойе здания семейного суда, нового сооружения из стекла и бетона, которое занимает половину квартала за городской администрацией и Дилворт-парком, по другую сторону улицы от шикарного отеля «Ле Меридьен».

Они пропускают свои сумочки, бумажники и телефоны через рамки. Сами проходят через металлоискатель. Фрида считает, что Гасту не стоило надевать костюм. Она не видела его в костюме со дня их свадьбы, и сегодня его красота действует на нее отвлекающе.

Вид у него усталый. Она спрашивает, как спала Гарриет, как вела себя сегодня утром, объяснили ли они ей, какой это важный день, что тайм-аут вскоре закончится.

— Я бы объяснил, — говорит Гаст. — Но Джанин сказала нам, чтобы мы ничего не обещали.

Рени просит Фриду помолчать. Разговаривать здесь небезопасно. В лифте они стоят плечом к плечу с усталыми чиновниками штата и несчастными родителями. Гаст пытается перехватить взгляд Фриды. Фрида пытается помнить, где она находится и почему, что она не может попросить Гаста, чтобы он обнял ее, насколько бы ни была насущна эта потребность. Рени пришла в ужас оттого, что Гаст держал ее за руку во время бракоразводного процесса. Гаст от этого явно чувствовал себя лучше, а Фрида — хуже, так зачем это делать, спрашивала Рени. Зачем его прощать?

Дверь лифта открывается на четвертом этаже. Миз Торрес ждет у регистрационного стола. Фрида регистрируется отпечатком пальца. Здесь четыре зала заседаний, у каждого своя зона ожидания, при каждом зале комнаты поменьше, там адвокаты и их клиенты могут вести приватные разговоры. Тут стоят пластмассовые выставочные стенды с брошюрками — где получить помощь психолога, помощь в поисках работы, помощь в получении льгот и жилья. Такое ощущение, что ты оказался в элитной больнице, отполированной, но мрачной, со скорбью, налипшей на стены. Из окон внутрь проникает утренний свет, ряды оранжевых стульев прикручены к полу, повсюду телевизионные экраны, по всем — программы, посвященные дому и садовым работам.

Фрида огляделась — она вроде здесь единственная азиатка. Гаст — единственный белый в костюме, не считая юристов. Телевизоры показывают передачу о ремонте ванной. Пара из Калифорнии хочет джакузи.

Фрида и Гаст сидят в последнем ряду. Социальная работница и Рени сидят по обе стороны от них. Фрида благодарит Гаста за то, что он взял выходной. Она хочет попросить его о дополнительном времени с Гарриет. Они могут поменяться праздниками. Гаст может позволить ей взять Гарриет на День благодарения, а не на Рождество, а может быть, в свете событий последних двух месяцев он позволит ей и то и другое.

На экранах над ними эпизоды о ландшафтном проекте в Нью-Мехико, доме с бассейном в Коннектикуте, всевозможные рекламы — средства от эректильной дисфункции, страхования недвижимости, погружных блендеров, болеутоляющих, среди побочных эффектов которых — летальный исход.

Она смотрит, как служащие отеля по другую сторону улицы меняют постельное белье. Время идет, ряды заполняются. Родителей просят не шуметь. Появляются новые социальные работники, новые юристы. Некоторые родители, кажется, впервые видят своих адвокатов. Некоторые дети залезают на сиденья, сначала говорят со своими матерями, потом с отцами. Их родители сидят в разных рядах.

Каждый час Фрида уходит в туалет помыть руки и нанести новый слой пудры на лоб. Она все время потеет. Она уверена, у нее развивается язва. Рени иногда идет за ней в туалет и просит вернуться. Они переходят на другую сторону улицы, чтобы поесть, едят жирные сэндвичи, от которых живот у Фриды болит еще сильнее.

Появляется назначенный судом детский психолог. Миз Голдберг — белая, беременная, лет сорока с лишним, у нее светлые волосы, короткая мальчиковая стрижка и безмятежное лицо строго овальной формы, как с портретов Модильяни. Она тепло приветствует Фриду, говорит, рада познакомиться с ней наконец.

— Гарриет у вас особенная, — говорит она.

Миз Голдберг садится в одном ряду с Фридой и Гастом, как и адвокаты со стороны штата. Фрида жалеет, что не позволила родителям прилететь на слушания. Рени не хотела, чтобы они присутствовали. Она планирует построить речь на трудностях матери-одиночки. Судье не обязательно знать, что у Фриды есть ресурсы, что она могла бы попросить родителей заплатить за ясли, что могла бы попросить их заплатить за аренду, и тогда могла бы работать на неполную ставку.

Но они уже и без того помогали ей, когда она была в магистратуре. Они оплачивали ей аренду, когда она жила в Бруклине. Они оплачивали услуги адвоката во время бракоразводного процесса, дали ей деньги на машину, на мебель. Ей почти сорок. К этому возрасту ее родители владели недвижимостью. У них был собственный дом. Они и поддерживали с полдюжины родственников.

Они ждут новостей. Они приедут в Филли повидаться с Гарриет, как только будет получено разрешение. Фрида смотрит на людей, которые в слезах покидают зал судебных заседаний. Она слышит крики. Выводят отца в наручниках. Пары спорят. Приставы грубят социальным работникам, социальные работники грубят родителям, адвокаты отправляют эсэмэски.

На улице начинает темнеть. Фрида смотрит на свое отражение, появившееся в окне. Помещение пустеет. Рени говорит, что им, возможно, придется прийти завтра утром. Миз Торрес несколько раз вызывают в зал давать показания. Гаст приносит Фриде бутылки с водой. Приносит какую-то закуску из автомата, предлагает поесть. Отправляет сообщение Сюзанне, узнает, что Гарриет отказывается спать. Он звонит боссу, спрашивает, можно ли ему взять еще один выходной — завтра.

— Да, ситуация с моей дочерью, — говорит он.

Фрида переводит взгляд с одной из четырех дверей на другую. Ей необходимо знать, в каком зале будет проходить заседание, перед каким судьей она предстанет, будет ли он строгим или снисходительным, что скажет миз Торрес, что скажет детский психолог, что, по мнению штата, они знают про нее. Ей необходимо взять дочку на руки, поцеловать ее, рассказать ей о двух прошедших месяцах. Ее комната готова. В доме чисто. Холодильник битком набит. Гарриет не обязательно больше встречаться с этими незнакомыми людьми. Мамочка больше ни дня не пропустит, ни недели.

Фрида продолжает ждать. Она смотрит на часы. Здание суда закрывается в пять. В 4:17 пристав называет ее имя.