Скрытая благодать. Как стать мудрее, пережив утрату

Джерри Ситсер, 1996

Эта книга написана не для того, чтобы помочь читателям пережить опыт катастрофических утрат, поскольку, по мнению автора, «излечение» невозможно, и даже вредно, если под излечением понимать попытки возобновления прежней жизни. Книга показывает, как можно жить и даже духовно возрастать, продолжая переживать утрату Важен не опыт утрат, неизбежный, как сама смерть, которая готовит последнюю утрату, ожидающую всех нас. Важна наша реакция на происшедшее. Реакция включает в себя выбор, который мы делаем, благодать, которую мы получаем, и, наконец, изменения, которые происходят с нами при утратах. Автор не ставит перед собой задачу дать рецепт быстрого и безболезненного решения проблемы, он пытается описать путь духовного возрастания, длиною в целую жизнь. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

2. Чья утрата тяжелее?

Маловероятно, что когда-либо появится средство, избавляющее человека ото всех трудностей. Человек нуждается в трудностях. Они необходимы для его здоровья.

Карл Джунг

Все люди переживают утраты. Жизнь непременно сопровождается переживанием утрат.

Иногда смерть близкого человека естественна, предсказуема. В этом случае мы переживаем утрату, но после дней или месяцев дискомфорта восстанавливаемся и возвращаемся к обычной жизни; той жизни, которую мы хотим и представляем себе. Зима утрат сменяется весной исцеления. Такие утраты, как смена времен года, вполне вписываются в нормальное человеческое существование. Жизнь означает изменения, а изменения предполагают, что мы что-то теряем перед тем, как обрести что-то еще.

Так мы теряем нашу молодость, но обретаем зрелость. Утрачиваем отчий кров, но обретаем возможность жить по собственному усмотрению. Теряем свободу холостой жизни, но обретаем радость интимной жизни в браке. Мы теряем дочь, но обретаем зятя. Жизнь — это постоянная череда утрат и обретения. В этом процессе есть гарантии стабильности. Мы помним утраты, которые были в прошлом и представляем обретения, которые ждут нас впереди. Мы живем между знакомым прошлым и ожидаемым будущим. Сегодняшние события постепенно превращаются в прошлое, в конечном счете уходящее из поля зрения. А то, что предстоит впереди, приближается к нам и становится яснее, пока не станет сценой нынешнего момента жизни, который приковывает к себе все наше внимание.

Но есть и другие утраты, которые также неизбежно встречаются в нашей жизни, хотя и менее часто и, уж конечно, менее предсказуемо. Этот вид утрат наносит более разрушительный ущерб. К таким утратам относятся смертельные болезни, инвалидность, разводы, эмоциональные обиды, физическое и сексуальное насилие, хроническая безработица, сокрушительное разочарование, душевная болезнь и, наконец, смерть. Если нормальная, естественная утрата — как плановая обрезка ветвей плодовых деревьев, то катастрофическая утрата — как срочная ампутация конечностей. Результат в этом случае постоянный, последствия бесчисленные и кумулятивные. Каждый новый день заставляет человека сталкиваться с новой разрушительной стороной утраты. Она создает совершенно новый контекст нашей жизни.

Истории о таких утратах часто захватывают наше внимание, и мы обычно помним наиболее сенсационные. Много лет назад мы ехали с мамой на машине из города Грэнд Рапидз, штата Мичиган, где я вырос, на каникулы в город Линден, штата Вашингтон, где выросла моя мама и где жили ее многочисленные родственники. Где-то в Южной Дакоте мы остановились, чтобы заправить автомобиль. Ожидая служащего бензозаправочной станции, мы вышли, чтобы размяться, и сразу заметили в углу стоянки две настолько разбитые автомашины, что было даже трудно понять, какого они цвета.

Моя мать спросила служащего, что произошло. Тот сказал, что предыдущей ночью подростки ехали на двух автомашинах по сельской дороге. Один водитель решил испытать храбрость другого и направил ему навстречу свою машину, а тот не захотел уклониться. При лобовом столкновении погибло девять человек, ни один не спасся в аварии. Я был в то время подростком и глупость моих сверстников произвела на меня глубокое впечатление, которое я никогда не забуду. Мне было непонятно, почему они сотворили такую глупость и как их семьи и друзья воспримут эту ужасную утрату. Меня трясло от страха при мысли о случившейся трагедии. Я никогда не видел аварии столь предательски жестокой.

Мы склонны квалифицировать и сравнивать страдания и утраты. Мы говорим о количестве убитых, длительности времени, проведенном в госпитале, характере насилия, накале семейных раздоров, трудностях и неудобствах болезней, сложности разводов или серьезности неудач. Я делал это сам не раз. После аварии я впервые обнаружил себя в конце шкалы сравнений. Газеты обсуждали происшедшее с нашей семьей в течение семи дней. После этого мне звонили сотни раз; я получил тысячи почтовых открыток и писем. Я стал знаменитостью — тем человеком, чью утрату невозможно вообразить или превзойти. Я часто слышал в свой адрес: «Три поколения убиты в одной аварии!» Или: «Все женщины вашей жизни погибли, за исключением бедной Кэтрин!» И наиболее часто: «Я знаю страдающих людей, но их случаи несравнимы с вашим. Ваша утрата — самая страшная из всех, о которых мне доводилось слышать».

Но я сомневаюсь, что такая ужасная трагедия может быть как-то квалифицирована или что ее можно сравнивать с другими. Любая утраты есть утрата. Все утраты плохи, только по-разному. Каждая утрата по-своему уникальна и причиняет боль, не похожую на другую. Каждая утрата катастрофична по отношению к ее ущербу, совокупности последствий и необратимости.

По какому параметру оценивать и сравнивать утраты? Моя утрата была неожиданной и травмирующей, как если бы это был атомный взрыв, превративший цветущую долину моей жизни в мертвую пустыню. И мое страдание началось сразу и в полную силу, как будто я упал с обрыва. В то же время было ясное осознание трагедии. Я прекрасно понимал, что со мной случилось, поэтому мог достаточно быстро наметить план действий для себя и своей семьи. Нескольких дней после аварии вместе с членами моей семьи и друзьями я обсуждал, как пережить горе, справиться с домашней работой и воспитанием детей.

Иначе обстоит дело с моей кузиной Лин, у которой неизлечимая форма рака. Она уходит из жизни медленно и незаметно. Возможно, так это и будет продолжаться до ее конца. Ландшафт ее жизни разрушается постепенно. Ее страдания становятся все более продолжительными, и боль постепенно изнашивает ее волю, как трение истирает металл. Небольшие неудобства, как, например, прогулки с тростью, напоминают ей, что она больна. Она не знает, что будет с ней в ближайшие три года или даже три месяца. Она беспокоится о своих двоих детях и муже, страдающем болезнью Паркинсона. Рак опутал ее жизнь, бросил зловещую тень на весь ее мир.

Так чья же утрата хуже, ее или моя? Трудно ответить на это. Обе плохи, но по-разному.

Я утратил троих близких людей, которых глубоко любил и которые любили меня. Хотя наши отношения не были совершенными, как любые человеческие взаимоотношения, они тем не менее могли развиваться. Оглядываясь назад, я испытываю благодарность за взаимоотношения, которые у меня были. Я лелею память о тех четырех годах, когда имел счастье общаться с Дианой Джейн, о двадцати годах, проведенных в браке с Линдой, и сорока одном годе, в течение которых я знал маму. Моя печаль чиста и светла. Я утратил драгоценные взаимоотношения, которые имел и по которым все еще тоскую всем своим сердцем.

У моих разведенных друзей утрата совершенно другого рода. Они потеряли взаимоотношения, которых никогда и не было, но которых желали, или, может быть, отношения было, но постепенно утратились. Хотя они и ощущали некоторое облегчение в связи с разводом, они все же хотели бы, чтобы все случилось иначе. Они оглядываются назад и видят потерянные годы, горькие конфликты и предательства, смерть своего брака. Гнев, чувство вины и сожаление восстают в их душах, когда они вспоминают разочаровывающее прошлое, которое они никогда не могут забыть. Конец моего брака был чист, их грязен. Я был готов продолжить двигаться в том же направлении, в котором начал свой жизненный путь двадцать лет назад; они должны были изменить направление. Опять возникает тот же вопрос: можно ли определить, чья утрата хуже?

После аварии стало очевидным, что трое из нашей семьи погибли. Кэтрин, Дейвид и я получили ушибы и легкие раны, а Джон был ранен более серьезно. Но и он поправился довольно быстро. Авария не оставила мне возможности проявить заботу о своих беспомощных любимых. Мне не нужно было месяцами или годами возить их на операции. У меня не было необходимости принимать сложное этическое решение, такое, как допустимо ли искусственное поддержание жизни в коматозном состоянии. Живые продолжали жить в добром здравии; остальные умерли почти мгновенно. Было непередаваемо тяжело видеть их смерть, но их быстрая смерть дала мне возможность сконцентрировать мою энергию на построении осмысленной жизни и содержания семьи при новых нежеланных обстоятельствах.

У некоторых моих друзей родственники получали тяжелые травмы, но в их случаях травмы приводили к временной инвалидности, а не к смерти. Восстановления их здоровья требовало заботы и внимания со стороны близких в течение многих лет и затрат в сотни тысяч долларов. В некоторых случаях не было конца кризисам, с которыми инвалиды сталкивались почти ежедневно. Проблемы со здоровьем продолжают возникать в их жизни. Они требуют затрат большого времени и средств, лишают жизненных сил. Хотя мои друзья и любят их, они в то же время часто теряют терпение, устают, беспокоятся о деньгах и своем будущем. Так что я спрашиваю себя опять, возможно ли количественно оценить или сравнить утраты.

Линда была потрясающей женщиной. Она была доброй и энергичной, простой, умной и гостеприимной. Она находила радость в служении другим и всем сердцем любила своих детей. Она работала с утра до вечера, смеялась значительно больше, чем плакала, и наслаждалась простой жизнью. Она была хорошей и бесхитростной по своей сути. Я скучаю по той, какой она была, а не по той, какой бы я хотел, чтобы она была. Я потерял друга, возлюбленную и партнера. Наша жизнь подчинялась своему ритму. Почти каждый вечер мы заканчивали свои дела около 22 часов. Если это было летом, мы садились на качели и выпивали по стакану содовой, а зимой садились на диван в гостиной и пили горячий шоколад. Мы беседовали о проведенном дне, о наших детях, спорили, рассказывали друг другу истории, смеялись и обнимались. Потом мы молились вместе. Мы также любили вместе путешествовать, читать, слушать музыку, заниматься своим садом и консервировать овощи и фрукты. Каждые две недели мы ходили вдвоем в рестораны. Мы были партнерами в ведении нашего домашнего хозяйства и воспитании детей. Наши взаимоотношения были многогранны. Ее отсутствие коснулось почти каждой сферы моей жизни. Я полон воспоминаниями. Временами я прихожу в отчаяние, пытаясь найти хотя бы одну область моей жизни, которая не была затронута ее присутствием и поэтому, не пострадала от ее отсутствия.

Я был благословлен в этом, в отличие от других. Мне вспомнились несколько женщин, которые годами переносили обиды и надругательства в своих семьях, либо причиненные мужьями непосредственно им, либо их детям. Такие отношения в конечном счете привели к разводу. Теперь они дрожат от гнева и думают о своем мщении. Они ощущают ужас предательства и беспрестанно удивляются, отчего они вышли замуж за подобных мужчин. На них лежит труднейшая обязанность: они должны воспитывать детей, над которыми надругались их отцы. Поведение таких детей часто трудно контролировать из-за происшедшего с ними и боли, которую они испытывали. Эти женщины боятся отныне доверять кому-либо, особенно мужчинам. Они часто чувствуют себя так, будто рядом с ними нет никого, на кого можно рассчитывать.

Действительно ли стоит решать, чьи утраты хуже?

Конец ознакомительного фрагмента.