Лотос

Дженнифер Хартманн, 2021

Для всего мира он был маленьким мальчиком, пропавшим без вести четвертого июля. Для меня он был всем. Когда Оливер исчез, мое сердце раскололось. Я не знала, как продолжать жить дальше. Но прошло более двадцати лет, я научилась справляться с невыносимым чувством пустоты в душе, и все пошло своим чередом. Меньше всего я ожидала, что спустя столько лет вновь увижу своего друга детства, который пропал так давно. Но вот он здесь и стоит прямо передо мной. Истерзанный судьбой и переживший страшные испытания. Его зовут Оливер Линч. И это его история. Наша история.

Глава 5

Оливер

— Я принес тебе их.

Я сворачиваюсь калачиком в своем спальном мешке рядом со специальной лампой, которую дал мне Брэдфорд. Он сказал, что она будет поддерживать мое здоровье так же, как солнечный свет. В последнее время я узнал много нового о здоровье, изучая физические упражнения и правильное питание. И я никогда не забываю принимать витамины, которые Брэдфорд дает мне на завтрак.

Я как раз собираюсь сделать приседания, когда Брэдфорд кладет стопку комиксов рядом с книгами, которые я жадно поглощал.

— Я люблю комиксы, — говорю я, внутри меня все трепещет от нетерпения.

Я здесь уже несколько месяцев, и скука наконец-то начала отступать. Я так много читал. Я узнал много нового. Существует слово «пипидастр»^[10], — я хихикаю каждый раз, как вспоминаю о нем.

Пипидастр!

Брэдфорд снимает маску, присаживаясь на корточки рядом со мной.

— Похоже, ты повеселел, малыш, — говорит он мне, почесывая свою щеку. — Тебе нравятся книги?

Я сажусь прямо.

— Я обожаю их! Я узнал, что вода может поймать лазер в ловушку. Вы знали об этом?

— Конечно, — говорит он, залезая в рюкзак и вытаскивая еще припасы. — Я хотел стать ученым.

— Хотели?

— Ага. Я мечтал о большой научной лаборатории, чтобы делать секретные снадобья.

— Почему вы им не стали?

Он отводит глаза.

— Думаю, у жизни были на меня другие планы.

— Что ж, я надеюсь, что когда-нибудь вы все же станете ученым. Может быть, вы сможете сделать воздух снаружи снова хорошим. Это было бы круто, да?

— Да, малыш. — Повисает пауза, прежде чем Брэдфорд протягивает мне вещи, которые он вытащил из своей сумки. — Я принес тебе и это тоже. Я подумал, может быть, ты умеешь рисовать.

Мои пальцы обхватывают спираль на блокноте для рисования. Не думаю, что я хорош в рисовании. Я нечасто этим занимался.

— Спасибо. Может, я смогу нарисовать свои собственные истории, как те, что я прочитал.

Он кивает мне, а затем застывает на несколько тихих ударов сердца.

— Что ж, хорошо, теперь я оставлю тебя в покое. Не скучай, Оливер.

Брэдфорд уходит, люк надо мной захлопывается, и я смотрю вниз на чистый лист бумаги в своих руках. Брэдфорд оставил коробку цветных карандашей рядом со стопкой комиксов. Теперь все это — инструменты для моих творений. Да, мне нравится эта идея. Это будет отвлекать меня, пока я не выберусь отсюда. Я могу создавать новые захватывающие миры и грандиозные приключения.

И я смогу их показать своей маме и Сид. Я знаю, что они все еще живы, хотя смертоносный воздух уничтожил много людей. Моя мама и Сид — самые храбрые люди в мире, поэтому они наверняка живы. Они должны быть среди выживших, которые прячутся в подвале точно так же, как Брэдфорд и я. Это обязано быть правдой, потому что иногда я почти чувствую Сид. Слышу, как она зовет меня по имени.

Оливер…

Откидываясь на подушку, я прикусываю нижнюю губу, глубоко задумавшись. Мне нужно название для моих комиксов. У всех великих историй есть великие названия.

Но какое?

Мои глаза обшаривают тускло освещенную комнату, останавливаясь на каменной стене рядом со мной.

У меня перехватывает дыхание.

Есть!

Оно идеально…

Я вздрагиваю и просыпаюсь, мокрый от пота, пальцы сжимают голубое одеяло, которое я забрал с собой на покрытый ковром пол. Я предпочитаю спать на земле, а не на кровати. Матрас кажется неустойчивым и опасным — роскошь, к которой мне только предстоит привыкнуть.

Хлопчатобумажная рубашка прилипла к моей груди. Груди, которая вздымается от мучительных вздохов, когда спутанные образы угрожают моему хрупкому здравомыслию. Мои сны и воспоминания об одиноком подвале наполняют меня в равной степени тревогой и комфортом. Это странно.

Прижимая ладони к лицу, я наклоняюсь вперед, пытаясь вернуть контроль над дыханием. В спальне темно, солнце крепко спит, значит, все еще середина ночи.

Так почему я слышу разговоры и смех?

Я поднимаюсь на ослабшие ноги и подхожу к двери спальни. Голоса становятся громче, когда я открываю ее. Похоже, что они принадлежат моему брату и таинственной девушке.

Сидни?

Прокравшись по коридору, я останавливаюсь как вкопанный, когда частично обнаженная девушка выбегает из комнаты Гейба, хихикая и говоря что-то неразборчивое через плечо. Ее глаза расширяются, когда она замечает меня.

— Оливер! Мне так жаль. Я и забыла, что ты здесь.

Я хмурюсь, наблюдая, как она пытается прикрыть бедра краем футболки, которую, похоже, одолжила у Гейба. Это сестра Сидни — девушка с голубыми волосами и именем, как название фрукта.

Танжерин^[11], кажется.

В дверном проеме появляется Гейб, без рубашки, его голова стыдливо опущена.

— Извини, чувак. Мы не хотели разбудить тебя.

Танжерин натягивает улыбку, пробегая мимо меня и исчезая в ванной. Я поднимаю глаза на своего брата.

Он прочищает горло.

— Мы просто… играли в игру. В «Твистер». Знаешь, такая с разноцветными кружками и странными позами из йоги? Безумно весело.

— «Твистер»? — я хмурюсь еще сильнее. — Я предположил, что вы занимались сексом.

Рот Гейба складывается в букву «О», брови приподнимаются, ноги шаркают взад-вперед, как будто ему неудобно.

— Верно. Этим мы занимались тоже. После «Твистера», — он кашляет в кулак. — Было так напряженно, типа «кто же победит?». Это очень возбуждает и…

Танжерин выскальзывает из ванной и крадется на цыпочках мимо меня, как будто так она может остаться незамеченной. Люди странные.

— В любом случае извини, что разбудили тебя. Мы будем вести себя тихо, — заканчивает Гейб как раз в тот момент, когда Танжерин проносится мимо него и скрывается в темной спальне.

Он одаривает меня неловкой улыбкой и закрывает дверь.

Я со вздохом возвращаюсь в свою комнату, бросаю взгляд на ближайшие часы и понимаю, что уже почти четыре утра. Возможность определить время — это удобство, о котором я и не подозревал.

Я останавливаюсь перед окном своей спальни, бросаю взгляд на соседний дом и замечаю, что комната напротив меня темная и неподвижная. Сидни наверняка спит, как и большая часть мира. Я прокручиваю в голове несколько наших последних разговоров, заостряя внимание на выражении ее глаз в тот момент, когда сказал ей не приходить. Я чем-то обидел ее.

Конечно, я не хотел этого, и ее реакция заставила меня почувствовать себя неловко. Я не привык к этому чувству — к тому, что напоминает маленький клубок страха, распускающийся глубоко внутри. Мои эмоции всегда были довольно стабильными. Можно даже сказать, отсутствующими. Тревога или жалость могли подловить меня только в те моменты, когда я читал захватывающий роман или когда я впервые посмотрел «Принцессу-невесту»^[12]. Человеческие эмоции смущающие и неожиданные.

Но я не могу не задаться вопросом, не вызвала ли моя откровенность у Сидни такое же ужасное чувство. И эта мысль только усиливает чувство вины.

Я снова поворачиваюсь лицом к дальней стене. Она частично покрыта карандашными рисунками, создающими знакомый мир, в который я хотел бы убежать. Невероятные герои, новые приключения и загадки, а также прекрасная дама, нуждающаяся в спасении.

Я спасу ее. Я всегда это делаю.

Мои глаза поднимаются выше, читая два слова, которые составляли мне компанию в течение двух долгих десятилетий: «Летопись Лотоса».

* * *

Следующим днем я снова наблюдаю за птицами с бетонного крыльца, наслаждаясь тем, как изящно трепещут их крылья и как быстро и точно хватают еду их клювы. Я очарован.

Как только мои глаза привыкли к солнечному свету, я решил, что солнце — самое чудесное, что есть в свободе. Но по мере того, как я продолжаю познавать флору и фауну, звуки и запахи, мое мнение постоянно меняется.

Я ненадолго выхожу на улицу, — и тут же на своей лужайке появляется Сидни. Сперва я думаю, что она подойдет ко мне, но вместо того девушка посылает в мою сторону мимолетную улыбку и принимается хлопотать во дворе. Я наблюдаю за ней. Она уходит к боковой части дома с резиновыми перчатками и инструментами, а затем начинает копать маленькие ямки. Перед моими глазами возникает расплывчатое видение о девушке, которая учит меня ухаживать за садом. Добрая, с мягким голосом девушка. Теплая и родная.

Возможно, однажды она приходила ко мне во сне.

Пока я сижу на крыльце в раздумьях, мое внимание мечется между птицами и Сидни. Пернатые существа невероятны, но мой взгляд продолжает тянуться вправо, замирая на девушке, которая кажется мне очень важной. Она вытирает блестящий пот, стекающий по лбу, а после садится на землю, чтобы начать высаживать семена и луковицы.

Почувствовав на себе взгляд, Сидни поворачивается ко мне, — от этой внезапности я отвожу глаза. Но проходит совсем немного времени, прежде чем я искоса замечаю, как она неторопливо идет ко мне, вся в пятнах грязи. Я упорно продолжаю смотреть куда-то перед собой.

— Доброе утро, — тихо здоровается она, останавливаясь всего в нескольких метрах от меня. — На улице сегодня очень хорошо. Я решила пораньше заняться своим огородом.

Я прочищаю горло, наклоняя голову. Смысл слов ускользает от меня, как это часто случается.

— Послушай, я знаю, ты не хотел меня видеть, но…

— Я хотел тебя увидеть, — я вздрагиваю от звука собственного голоса, а затем поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. — Я просто не хотел, чтобы видели меня.

Тяжесть моего признания мгновенно смягчает ее, и она воспринимает мои слова как приглашение подойти ближе. Я окидываю ее взглядом, отмечая, что она выглядит совсем не так, как прошлой ночью. Она одета в футболку с изображением неизвестного мужчины, ее льняные волосы собраны наверх, а лицо больше не накрашено. Прошлой же ночью на ней был обтягивающий откровенный наряд, от которого у меня в животе защекотало.

Все это сбивает с толку.

От нее пахло чем-то сладким и приятным, чем-то, что я не мог определить. Сейчас от нее веет таким же ароматом, — особенно четко я его ощущаю, когда Сидни преодолевает расстояние между нами и садится рядом со мной на крыльцо. Наши плечи слегка соприкасаются, прежде чем я отодвигаюсь на сантиметр.

Мы долго сидим в тишине, оба загипнотизированные птицами, клюющими семена. Я с любопытством поглядываю в сторону девушки каждые несколько секунд, но не задерживаю взгляд слишком надолго.

— Ты очень талантливый художник, — говорит Сидни, нарушая тишину. — Я видела твои рисунки на стене. Ты сам научился?

Я заставляю себя медленно кивнуть.

— Да.

— Впечатляюще. Я тоже работаю в сфере изобразительного искусства… В основном я рисую. Я ходила на занятия, когда была моложе, но считаю, что в первую очередь мастерство зависит от практики и рвения.

Ее глаза сверлят меня — я чувствую их. Горящие и умоляющие. Она хочет, чтобы я ответил, дал ей малейшее представление о моем беспокойном разуме.

— Очевидно, что у тебя есть и то, и другое, — продолжает она. — Могу я спросить, что ты рисовал?

Сначала я хочу воздвигнуть вокруг себя еще больше стен и не пускать ее точно так же, как и остальных. Но в Сидни есть что-то особенное. Странная, манящая аура, которая заставляет меня убирать кирпичик за кирпичиком, приближая стену к разрушению.

Я сжимаю колени ладонями, когда обдумываю ответ.

— Это комикс. Я создал его, когда был ребенком, — говорю я, делясь с этой девушкой частью себя. Той частью, с которой я ни с кем не делился за пределами своей клетки. — Это помогало мне справиться с одиночеством. История почти стала мне… другом.

Я набираюсь смелости взглянуть на нее и обнаруживаю на ее лице выражение, которое не могу точно описать. Взгляд, полный изумления и толики грусти.

Когда я думаю, что Сидни скажет что-то еще, она встает, чем удивляет меня.

— Подожди здесь. Я сейчас вернусь, — говорит она с улыбкой.

Я смотрю, как девушка пробегает трусцой через оба двора, исчезая в своем доме. Проходит несколько минут, прежде чем она возвращается ко мне, сжимая что-то в руках.

Все с той же улыбкой и слегка запыхавшаяся, она протягивает подарок.

— Вот. Я подумала, что тебе может пригодиться. Это блокнот для рисования и коробка заточенных карандашей.

Я беру вещи из ее протянутых рук. Мое сердцебиение учащается.

Волнение. Энтузиазм.

Благодарность.

— Думаю, лучше использовать их, чем стену, — добавляет она, подмигивая.

Я наслаждаюсь мыслью о новых возможностях, когда держу в руках этот увесистый блокнот. И еще я наслаждаюсь ее ослепительными глазами.

Я решаю, что мне гораздо больше нравится этот образ, чем вчерашний.

— Спасибо, — бормочу я, мой голос низкий и благодарный. — Это очень любезно с твоей стороны.

Сидни стоит надо мной, по-видимому, довольная моим ответом. Она поправляет очки, слегка наклоняя голову, и говорит:

— Ты умный. Сразу понятно.

Я кладу карандаши и блокнот на колени. Поразмыслив над ее оценкой, я киваю.

— Да, я образованный. И много знаю.

И все же большую часть времени я чувствую себя недалеким. Я совершенно не разбираюсь в современных технологиях, — особенно в устройствах, используемых для связи. Помнится, когда я сбегал, именно на них меня снимали люди, сидящие в машинах. Записи мне показали уже позже. Да и Гейб всегда развлекается со своим странным аппаратом, как будто это его любимая игрушка.

— Как ты учился? — удивляется Сидни, складывая руки вместе. — Ты ходил в школу?

Стопки книг проносятся у меня в голове. Брэдфорд приносил мне десятки художественной литературы, практических руководств, учебников и методических пособий. Все, что я делал, — это учился.

Я собираюсь ответить, когда нас обоих застает врасплох незнакомец, делающий снимки с края лужайки. Я поднимаюсь на ноги, отступая.

— О, черта с два! — заявляет Сидни, бросаясь к мужчине с камерой. — Это частная собственность! Тебе здесь не рады!

Я наблюдаю за сценой с крыльца. Сидни тем временем бросается на мужчину, загораживая меня от его взгляда. Незнакомец пытается увернуться от нее, делая еще больше фотографий.

— Ты что, не слышал меня?! Проваливай!

— Оливер Линч! — кричит мужчина. — Мы хотим узнать вашу историю. Вы не сможете прятаться вечно.

Я чувствую, как мое тело коченеет, кирпичная стена быстро собирается заново. Я пячусь назад, пока не сталкиваюсь с дверью. Их голоса кажутся все отдаленнее. Тем временем я мысленно отступаю в свою клетку, берусь за ручку дверцы и поворачиваюсь, чтобы проскользнуть внутрь.

Чтобы спрятаться.

Я не осмеливаюсь взглянуть на Сидни, когда исчезаю за порогом. Я коллекционирую ее образы, как маленькие сокровища. Но уверен, сейчас на ней тот, который я предпочел бы не сохранять.

Примечания

10

Пипидастр — помпон для чирлидинга.

11

Клементин и танжерин — это названия видов мандаринов.

12

«Принцесса-невеста» — американский приключенческий комедийно-романтический фильм 1987 года.