Заметки о любви

Дженнифер Смит, 2019

Восемнадцатилетнего Хьюго бросила девушка, с которой он встречался три года. Теперь пропадут два билета на поездку через всю Америку. Загвоздка в том, что билеты куплены на ее имя и обмену не подлежат. Но парень делает пост в социальных сетях и надеется, что в мире найдется еще одна Маргарет Кэмпбел. Маргарет мечтала вырваться из привычной рутины и откликнулась на сообщение. Они встретились на вокзале, не подозревая, какие неожиданные приключения ждут впереди.

Мэй

Ровно через неделю после того, как Мэй получила письмо от Хьюго У., в котором он рассказал ей, как ему понравилось ее видео, и объяснил, почему не может для своего путешествия выбрать ее, ей приходит новое письмо, в теме которого стоит: «Забавная история».

«Дорогая Мэй,

Мне немного неловко снова писать тебе, но так получилось, что на следующей неделе моей спутнице предстоит операция по удалению косточки на ноге, а значит, мне снова нужна Маргарет Кэмпбелл, которая все еще готова к приключениям (и у которой нет проблем с косточками на ногах). Понимаю, какая это наглость с моей стороны — писать тебе сейчас, когда до начала поездки остается всего неделя, и тем более если учесть, что тогда я не выбрал тебя. Но мне очень понравилось твое видео, так что я надеюсь, ты подумаешь над моим предложением.

Пока,Хьюго»

«Ну вот, пожалуйста!» — думает Мэй, едва не пища от радости. И конечно, тут же в ее голове выстраивается целый список причин, почему эта поездка — не самая удачная идея: это будет опрометчиво, нерационально и наверняка небезопасно; ей не хочется быть чьим-то запасным вариантом; ее отцы ни за что на свете не разрешат ей отправиться через всю страну в компании незнакомого человека; и самое главное — самое-самое, — кто вообще способен выкинуть такое?

Но потом она вспоминает, как па сказал, что ей нужно пожить и набраться опыта, вспоминает, что говорил Гаррет о создании великих произведений искусства, о том, что в этом городке она чувствует себя словно в джинсах на размер меньше. И Мэй решает, что как раз она и способна.

Откинувшись на спинку стула, девушка замечает на подъездной дорожке маленькую синюю машину. Смутившись, Мэй сбегает вниз по лестнице, вылетает за дверь и несется к заведенному автомобилю, за рулем которого сидит Приянка. Длинные темные волосы завязаны в низкий хвост, на ней толстовка с логотипом Корнелльского университета, которую подарили ей ее родители, когда узнали, что она поступила туда. Когда в окне показывается лицо Мэй, подруга удивленно смотрит на нее.

— Я думала, мы встречаемся в городе, — говорит Мэй, и Приянка переставляет руки на руле.

— Так и есть.

Мэй хмурится.

— Тогда зачем ты приехала за мной?

— Я не за тобой приехала, — робко отвечает Приянка. — Мне просто хотелось сделать это в последний раз.

— Что сделать?

— Не знаю точно. Проехать от моего дома до твоего. Подождать на вашей подъездной дорожке, потому что ты все время опаздываешь. Сколько раз так было?

— Я не все время опаздываю, — с притворным возмущением возражает Мэй. — Но частенько, это да.

— И вот сегодня последний раз.

— Но не самый последний. Мы будем приезжать сюда на День благодарения.

— Знаю, — отвечает Приянка. — И всё же.

— Ладно, раз ты все равно здесь, то поехали вместе. — Мэй, ухмыляясь, залезает в машину. — К счастью для тебя, это значит, что тебе придется привезти меня обратно и ты можешь повременить со слезными прощаниями с моей подъездной дорожкой.

Приянка закатывает глаза.

— Как ты можешь всегда быть такой бесстрастной?

— Мне будет грустно прощаться с тобой, — заверяет ее Мэй. — Но я точно не умру, если в течение нескольких месяцев не буду наблюдать свою гаражную дверь.

Приехав в пиццерию, девушки усаживаются за свой обычный столик. Стоит им сделать заказ, как жужжит телефон Приянки, и ее лицо озаряется радостью еще до того, как она видит имя звонящего.

— Алекс? — спрашивает Мэй, глотая через соломинку свой напиток.

Приянка, продолжая улыбаться, кивает. На прошлой неделе ее бойфренд отправился в турпоход для первокурсников и не всегда был на связи.

— Еще пара дней, и он наконец выйдет из леса.

— Поверить не могу, что вы, ребята, продолжаете пытаться делать это.

— Что именно?

— Оставаться вместе.

Приянка поднимает на подругу озадаченный взгляд.

— А почему бы нам не быть вместе?

— Потому что следующие четыре года вы проведете в разных штатах.

— Да, но я люблю его, — отвечает Приянка, как будто все так просто. — А он любит меня.

Мэй громко пьет газировку, пока Приянка заканчивает свой разговор с Алексом. И только тогда, когда официант приносит им их пиццу — наполовину вегетарианскую, наполовину с пепперони, — она убирает телефон, и они наблюдают, как от сыра поднимается пар.

— Любовь, она как пицца, — помахав рукой над столом, говорит Мэй. — Теплая, тягучая, восхитительная, но быстро заканчивается.

Приянка смеется.

— Мы сейчас говорим о Гаррете?

— Я не была влюблена в Гаррета. Это было просто развлечение.

— А он об этом знал?

Мэй демонстративно откусывает кусок от своего ломтика, все еще очень горячего. Поморщившись, она сразу же залпом выпивает полстакана воды. Приянка качает головой.

— Если бы ты не была такая осторожная…

— Я не осторожная, — говорит Мэй, чуть ли не выплевывая последнее слово.

Приянка с трудом сдерживает смех.

— Я не имела в виду, что ты осторожная по жизни, — уже мягче поясняет она. — Я говорила про твое сердце.

Мэй уже настроилась поспорить с подругой, но заставила себя прикусить язык.

— Ты самый бесстрашный человек из всех, кого я знаю, — настойчиво продолжает Приянка. — Порой даже слишком. Но когда это действительно важно, ты предпочитаешь не рисковать. Как только какой-нибудь парень начинает влюбляться в тебя, ты убегаешь прочь, только пятки сверкают.

— Это неправда.

— Нет, правда, — возражает Приянка и показывает на пиццу: — Ты боишься вот этой теплой и тягучей части. Ты думаешь, что я сошла с ума, раз все равно пытаюсь остаться с Алексом, но как по мне, пусть лучше я попробую и в итоге останусь с тем, кого люблю, чем буду оберегать себя и останусь…

Мэй сердито хмурится.

— Почему мы вообще говорим об этом?

— Потому что, — уже не так жестко отвечает Приянка, — иногда мне кажется, что тебе интереснее снимать кино, чем проживать свою жизнь. Не все должно быть материальным. Ты словно выходишь за дверь с одной камерой в руках, оставив свое сердце дома на полке. Но если ты никогда не будешь рисковать…

Стараясь не показать свою обиду, Мэй торопливо перебивает подругу:

— Я рискую! И знаешь, честно говоря, я как раз собиралась сказать тебе…

— Нет, не рискуешь. Я имела в виду не такой риск.

— Что? Да ведь ты даже не знаешь, о чем я хотела рассказать…

— Мэй, — не без раздражения говорит Приянка, — только ты, выслушав все это, решишь, что тебе стоит подписаться на вероятность быть убитой в поезде каким-то парнем.

— Ты преувеличиваешь!

— Я прислала тебе тот пост в шутку, а не как призыв к действию. Скажи честно, ты ведь не думала поехать с ним?

— Нет, не думала.

— Серьезно?

— Нет, — с ухмылкой отвечает Мэй. — Да ладно тебе, это же будет потрясающе!

Приянка качает головой.

— Я буквально только что посмотрела передачу, где рассказывали про девушку, которую преследовали в поезде и…

— Ты слишком много смотришь телевизор.

— Ну, а ты смотришь слишком много кино.

Мэй смеется.

— И что случилось в той передаче?

— Произошла какая-то жуткая путаница, — поднимая с тарелки кусок пиццы, рассказывает Приянка. — Парень оказался очень классным, они влюбились друг в друга, а потом жили долго и счастливо.

— Правда?

— Нет! Ее убили! А ты как думала?

После обеда Приянка отвозит Мэй домой и делает привычный круг в конце подъездной дорожки Кэмпбеллов. Несколько минут они просто сидят в машине и пустым взглядом таращатся на гараж.

— Ладно, ты права, — говорит Мэй, упираясь затылком в подголовник. — Мне сейчас и правда стало грустно.

Приянка смеется.

— Вот видишь!

— Но мы же все время будем на связи, да?

— Конечно!

— Обещай, что будешь звонить мне чаще, чем Алексу.

— Только если ты пообещаешь не садиться в тот поезд.

— Давай будем просто импровизировать, — весело отзывается Мэй.

Она расстегивает ремень безопасности, но Приянка кладет ладонь на ее локоть.

— Послушай, — говорит подруга, и ее карие глаза внимательно смотрят в глаза Мэй. — Я не хочу, чтобы ты отправилась в колледж, считая, что любовь похожа на пиццу.

— Может, лучше бы я считала, что она похожа на кальцоне?

Приянка игнорирует ее.

— Любовь — это… Я не знаю. Что-то большое. Как солнце.

— В смысле, ты можешь обжечься?

— Нет, — утомленно отвечает Приянка, но ее глаза уже начинают блестеть, как всякий раз, когда она думает об Алексе. — В смысле, все становится ярче и радостнее. И любовь согревает тебя изнутри.

— Как и пицца, — говорит Мэй, и в этот раз Приянка шлепает ее по руке.

— Ты понимаешь, о чем я. Просто обещай мне, что будешь открыта всему новому.

Сама того не сознавая, Мэй вдруг понимает, что думает о видео, которое отправила Хьюго У. и о том, как легко ей было отвечать на его вопросы. Она делает глубокий вдох и кивает.

— Обещаю.

Похоже, Приянка довольна ее ответом. Она берется за ручку и вылезает из машины. Мэй делает то же самое. Они торопливо обходят машину спереди и обнимаются.

— Я люблю тебя так же сильно, как пиццу, — шепчет Приянка в ухо Мэй, и та смеется.

— Счастливого пути!

Приянка отступает назад и долго смотрит на подругу.

— И тебе.

Вплоть до этого самого момента Мэй чувствовала некоторые сомнения. Но сейчас ее вдруг осеняет: они обе знают, что она будет делать.

Распрощавшись с Приянкой, Мэй обходит дом и застает на крыльце бабулю, которая в последнее время любит тут прикорнуть. Бабушка открывает глаза, когда Мэй вприпрыжку поднимается по старым деревянным ступеням.

— И вот их осталось двое, — драматично вздохнув, говорит бабуля. — Поверить не могу, что Приянка сбегает отсюда раньше нас.

Мэй смеется.

— Осталось совсем чуть-чуть.

— Пять дней. Но кто считает?

Они пытались уговорить бабулю остаться у них насовсем, убедить, что за городом ей будет спокойнее. Но она ясно дала понять, что не нуждается в отдыхе, и сейчас, поправившись, бабуля настаивает на том, чтобы поскорее вернуться в свою квартиру в Нью-Йорке.

— Знаешь, чего мне будет не хватать, когда я уеду отсюда?

— Трепать нервы моим папам?

Бабуля смеется.

— Нет.

— Сожженного кофе?

— Нет.

— Тогда чего?

— Тебя.

Мэй улыбается.

В это время на улицу из-за угла въезжает красная машина, точь-в-точь как у Гаррета, и на секунду Мэй думает, что, может быть, это он. Но Гаррет, конечно, давно уже уехал.

Бабуля, словно читая мысли Мэй, говорит:

— Ну, как ты? Справляешься?

Даже забавно, думает Мэй, что об этом ее спрашивает человек, который недавно прошел четырехнедельный курс индукционной химиотерапии, чтобы вылечиться от острого миелоидного лейкоза. Но она этого не говорит.

— Да, все нормально.

— Знаешь, чтобы исцелить разбитое сердце, нужно найти новую любовь.

— Никто не разбивал мне сердце, бабуль. Мне кажется, на нем вообще ни царапины. — Мэй думает о том, что говорила ей Приянка, и представляет свое сердце аккуратно упакованным и спрятанным за крошечными щитами. Она косится на бабушку. — Ты когда-нибудь ездила на поезде? Я имею в виду не отсюда до города, а настоящее путешествие.

Бабуля молчит, устремив взор куда-то вдаль.

— Я была чуть постарше тебя, — с легкой улыбкой отвечает она. — Мне было лет девятнадцать, может быть двадцать. Мы с подругой отправились на поезде в Новый Орлеан, на фестиваль Марди-Гра. У нее там была родня, так что мы решили немного развлечься. В первое же утро я познакомилась с молодым человеком в форме, и он купил мне чашку чая. До конца поездки мы с подругой почти не виделись.

Мэй подается вперед.

— Что произошло?

— В смысле что произошло? Мы болтали. Мы флиртовали. Мы целовались.

— Целовались?

— Ну конечно! — пылко восклицает бабуля. — Мы были влюблены.

— Нельзя влюбиться за такой короткий срок, — говорит Мэй, думая о том, что вся эта история подозрительно напоминает один из тех старых романтических фильмов, которые так любит ее бабушка.

Бабуля решительно возражает ей:

— Можно. И это случилось с нами. Мы провели вместе весь уик-энд — танцевали, ели и слушали джаз. От счастья кружилась голова. Мы не могли оторваться друг от друга, не могли…

Мэй, дабы избежать дальнейших подробностей, торопливо спрашивает:

— И что потом?

— Мы попрощались.

— Но вы же были влюблены друг в друга?

— Он должен был ехать на военную базу в Техас. Я жила в Нью-Йорке. Как говорят, не судьба. — Бабушка пожимает плечами. — В любви нет магии. Она не может перенести тебя за пределы времени и пространства. Не может что-то исправить. Это просто любовь.

— Но…

— Я влюблялась много раз, прежде чем встретила твоего дедушку. Иногда эти чувства длились долго, иногда нет. Весь фокус в том, чтобы не беспокоиться по этому поводу. Если будешь слишком много думать об этом, любовь просто исчезнет, ты ее упустишь.

— Ну, а что случилось с тем молодым человеком? — нетерпеливо спрашивает Мэй.

— Его убили во Вьетнаме. Мы продолжали писать друг другу открытки вплоть до того самого дня, когда он погиб.

Мэй молчит, никак не может решить, что это — воспоминания или воображение. Очень похоже на правду, но так можно сказать про все ее истории, которые она им рассказывала на протяжении этих лет. Бабуля тоже сидит в тишине, наверное, думая про своего солдата или погрузившись в фильмы, которые крутятся в ее голове. Спустя некоторое время она ставит свою кружку на столик между ними и поворачивается к Мэй.

— Что ж, расскажи мне про эту поездку на поезде.

— Про какую поездку?

— Про ту, по поводу которой ты сомневаешься, ехать или нет.

Мэй удивленно смотрит на бабулю. И выкладывает ей всю историю. Она рассказывает про всплеск боли, который ощутила, увидев тот пост, про видео, которое она отправила через океан в приложении к электронному письму; о том, что почувствовала, вновь пересмотрев свой фильм, — словно она топчется на месте, не в силах понять, как еще ей посмотреть на свою жизнь, и как помог ей Гаррет, сказав «безличный»; о сообщении от Хьюго У. и вопросе, который он задал и который не дает ей покоя даже несколько дней спустя. Когда Мэй заканчивает, бабуля лишь кивает головой.

— Твои отцы никогда не разрешат тебе, — говорит она, и плечи Мэй опускаются, потому что девушка тоже прекрасно это понимает. Но, к ее изумлению, бабуля подмигивает ей. — Но это не должно помешать тебе поехать.

Мэй не удается скрыть свою улыбку.

— Правда?

— Конечно! — подавшись вперед, отвечает бабуля. — Ты говорила, что твоя соседка по комнате — из Бруклина, верно?

И вот так, вечером в этот же день, Мэй сидит напротив своих отцов в закусочной — которая по иронии судьбы обустроена в стиле старинного вагона, — и рассказывает им, что она и ее будущая соседка по комнате по имени Пайпер хотят вместе отправиться в Калифорнию на поезде.

— На поезде? — опуская свой сэндвич, спрашивает папа с ужасом в глазах. — Ты ведь в курсе, что на самолете будет куда быстрее?

— Конечно, в курсе, — отвечает Мэй, — но она собиралась ехать со своей мамой, но потом что-то там случилось, и ей нужен попутчик, потому что билеты уже куплены.

— Следующие девять месяцев вы будете вместе жить в комнатке размером с обувную коробку, — говорит па. — Ты правда хочешь, чтобы все это началось на неделю раньше?

— Рано или поздно Пайпер все равно узнает про храп, — говорит папа, и Мэй одаривает его испепеляющим взглядом. — Но что, если она сама не подарок?

— А что, если она окажется классной девчонкой? — Мэй пожимает плечами. — В любом случае это будет опыт. Вы же сами сказали, что мне нужно его набираться.

— Мы имели в виду колледж, — отвечает папа. — Это не то же самое, что мотаться по поездам, словно бездомные бродяги. Вы все время будете там проводить? В смысле спать и все такое? — Он косится на па. — Даже от одной мысли об этом у меня спина начинает болеть.

— Они забронировали поездку с остановками в гостиницах, так что мы сможем посмотреть некоторые города, через которые будем проезжать. — Мэй неловко ерзает на стуле, опустив глаза на свой сырный тост. Она еще никогда так сильно не врала им. Но ей нужно отправиться в это путешествие, а узнав правду, они ни за что ее не отпустят. — Будет весело.

— Ты уверена, что хочешь уехать на неделю раньше? — спрашивает па, и Мэй прямо-таки физически ощущает исходящие от него волны разочарования.

Девушка смотрит за окно. Солнце садится, и все вокруг переливается золотым, словно это уже воспоминание, и даже старые здания с облупившейся краской придают их городку очаровательный и уютный вид, и он уже не кажется душным и маленьким.

— Да, — тихо отвечает Мэй, снова повернувшись к своим отцам. Их плечи соприкасаются, и она знает, что они держатся за руки под столом, и от этого на сердце еще тяжелее. — Но это не значит, что я не буду чертовски по вам скучать. К тому же бабуля тоже скоро возвращается в город, так что нам все равно придется прощаться, и, если честно, мне кажется, что сейчас настал один из тех моментов, когда правильным ответом будет «да».

Ее родители переглядываются.

— Вы все время будете вместе? — спрашивает па. — Днем и ночью? Будете присматривать друг за другом?

Мэй проглатывает ком в горле.

— Да.

— И если она окажется плохим человеком или будет дурно влиять на тебя, — говорит папа, — ты проявишь здравомыслие?

— Да, — пряча улыбку, отвечает Мэй.

— И ты будешь связываться с нами три раза в день? — спрашивает па.

— Четыре, — встревает папа. — Нет, пять!

— Ну конечно.

Па долго смотрит на нее.

— И ты перестанешь терзаться из-за своего фильма?

Девушка медлит с ответом.

— Вот этого не могу обещать.

— Тогда, может быть, подумаешь о том, не снять ли новый?

— Обязательно.

— Тогда, полагаю, — удовлетворенно кивнув, говорит он, — правильным ответом будет «да».