Поместья Корифона
[46] Между расами Корифона – ветроходами, странствующими по степям под парусами, свирепыми ульдрами и аристократами-пришлецами – поддерживается неустойчивый мир. Двести лет тому назад пришлецы захватили земли Алуана и живут в роскошных поместьях там, где когда-то правили вожди кочевников-ульдр. Когда самозваный «Серый принц» возглавляет восстание ульдр, мечтающих изгнать пришлецов с земли своих предков, ему приходится столкнуться с сопротивлением не только пришлецов, но и самой истории планеты!
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Поместья Корифона предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 2
Дорога к вилле Мирасоль — продолжение проспекта Харанотиса — петляла по склону Панорамной горы в рощах гонаивы, корифонского тика, лангтанга и булавоголова. Нырнув под въездную арку, она огибала обширный газон и кончалась у виллы в легком и приятном стиле рококо-декаданса — элегантного сооружения из прозрачных и матово-белых стеклянных панелей, разделенных узкими колоннами с каннелюрами и увенчанных, на манер пагоды, ступенчатой крышей, спускавшейся под разными углами на разных уровнях.
Вальтрина д'Арабеск, приходившаяся сестрой деду Шайны и Кельсе, приветствовала обоих с бурным энтузиазмом, вполне искренним, хотя и распространявшимся на всех гостей без исключения. Шайну неизменно поражали неиссякаемые энергия и общительность тетушки. Кельсе считал, что Вальтрина придает слишком большое значение модным увлечениям, но даже он не мог не одобрять ее щедрое гостеприимство. И Шайна, и Кельсе приготовились к настойчивым приглашениям — и не ошиблись. Вальтрина требовала, чтобы они немедленно переехали из гостиницы в Мирасоль и оставались у нее неделю, две недели, месяц! «Я же вас не видела целую вечность! Шайна, сколько лет прошло? Даже не помню…»
«Пять».
«Неужели? Как летит время! Честно говоря, никогда не понимала, почему ты вдруг взяла и сиганула на Танквиль. Твой отец, конечно, динозавр, но при всем при том он такой душка! Хотя ему, видите ли, недосуг заехать на денек-другой в Оланж… Интересно, чем он так занят у себя в поместье? Там же положительно нечем развлечься! Глушь, дебри, захолустье!»
«Ну зачем же преувеличивать! У нас, например, много великолепных видов».
«Вполне возможно. Но Ютер и его приятели упорно делают вид, что им нравится мозолить глаза аборигенам. Этого я тоже никогда не понимала. Рассветная усадьба напоминает пограничный форт».
«Тебе не мешало бы как-нибудь у нас побывать», — заметил Кельсе.
Вальтрина решительно отвергла такую возможность в принципе: «С детства там не была, а теперь меня туда никакими пряниками не заманишь. Ваш дед Нориус еще умел жить в ногу со временем, даром что помещик. Помню, в свое время он устраивал приемы — откровенно говоря, слишком церемонные. А еще он возил нас на пикник к громадному каменному столбу, красному, как кирпич… Запамятовала — как называлось это место?»
«Ржавый Перст?»
«Вот-вот. Расположились мы под этим Перстом, а мимо проезжали всадники из местного племени. Смотрят на нас и хмурятся: дескать, понаехали сюда всякие, отняли у нас землю, а теперь что хотят, то и делают… Пустого места у вас в глуши, конечно, более чем достаточно, но я хотела сквозь землю провалиться! Как можно устраивать пикники, будучи на осадном положении?»
«Ао не нарушают мир. Мы помогаем им, они — нам. В наших отношениях нет ни вражды, ни презрения», — терпеливо возразил Кельсе.
Вальтрина с улыбкой покачала головой: «Дорогой мой, откуда ты знаешь, что у них на уме? Конечно, ульдры возмущаются наглостью пришлых, даже если на их синих лицах ничего не написано. У меня есть друзья среди кочевников, от меня правду не скроешь! Но зачем я стала бы тебя переубеждать? Ты еще недавно пешком под стол ходил и полон радужных иллюзий. Пойдемте, я представлю вас гостям. Или вы предпочитаете сами бродить вокруг да около?»
«Мы лучше как-нибудь сами обойдемся», — буркнул Кельсе.
«Как хотите. Позовите Алджера, он принесет что-нибудь выпить. И пожалуйста, Кельсе, не надо хвататься за оружие и стрелять, как только ты увидишь моих эрджинов. Их зовут Сим и Слим, они совсем ручные и страшно дорогие. Вечером мы еще успеем поболтать на славу!» — Вальтрина отправилась встречать группу новоприбывших. Кельсе взял Шайну под локоть и подвел ее к буфету, где дворецкий Алджер колдовал над коктейлями, смешанными по рецептам, не менявшимся с незапамятных времен. Брат и сестра приняли у него из рук по бокалу пунша и принялись разглядывать собравшихся, чтобы сориентироваться. Шайна не замечала ни одного знакомого лица. Ульдры были тут как тут, человек шесть: высокие, поджарые, длинноносые сорвиголовы с отливающей ультрамарином синевато-серой кожей и перевязанными лентами, высоко торчащими пучками бледно-рыжеватых волос.
Кельсе пробормотал сестре на ухо: «Вальтрина не отстает от моды. Нынче в Оланже ни одна вечеринка не обходится без ульдры, а здесь их предостаточно».
«Почему бы кочевников было зазорно приглашать в гости? — возразила Шайна. — Они такие же люди, как мы».
«Почти такие же. Их вельдевиста7 чужда нашей. Если говорить об эволюции в геологических терминах, между нами и ульдрами образовался разлом, причем они продолжают потихоньку дрейфовать в сторону».
Шайна вздохнула и присмотрелась к ульдрам повнимательнее: «Среди них нет Серого Принца?»
«Нет».
Мимо проходила Вальтрина в сопровождении человека средних лет — привлекательной, хотя и ничем не примечательной наружности, в темно-сером костюме, расшитом бледно-серыми узорами. Задержавшись, она представила спутнику своих родственников: «Эррис, вот мои племянники-Мэддоки, Шайна и Кельсе. Шайна только что вернулась с Танквиля, где закончила лицей. Шайна, Кельсе — перед вами Эррис Замматцен, заседающий в Думе. Очень влиятельный человек». Тетушка добавила — пожалуй, с некоторым злорадством: «Шайна и Кельсе выросли в Рассветном поместье Алуана и считают, что на Корифоне больше нигде нельзя жить по-человечески».
«Надо полагать, им известно нечто, о чем мы не догадываемся».
Шайна спросила: «А вы родились в Оланже, домине8 Замматцен?»
«Что вы, я — пришлый, подобно большинству горожан. Двенадцать лет тому назад я здесь поселился, чтобы удалиться на покой, но о каком покое может быть речь, когда Вальтрина и десятки других активистов требуют, чтобы я стоял на страже, не смыкая глаз? Нигде не видел такой бурной интеллектуальной жизни, как в Оланже! Поверьте мне, все это чрезвычайно утомительно».
В ответ на призывные жесты Вальтрины приблизилась высокая женщина с длинными светлыми локонами, завитыми в напоминающие пружинки спирали. Слишком крупные черты ее лица, преувеличенные косметикой, напоминали маску паяца — Шайна даже спросила себя: «Над кем она издевается — над собой или над миром?» Вальтрина произнесла громогласно-хриплым контральто: «А вот и Глинта Избейн, наша очередная знаменитость — она научила трех морфотов играть в дезисто и выиграла у них множество умопомрачительных трофеев! Глинта — секретарь ООС и гораздо глубже вникает в вещи, чем может показаться на первый взгляд».
«ООС? — спросила Шайна. — Это еще что? Простите, я только что вернулась на Корифон».
«Общество освобождения Сцинтарре».
Шайна недоуменно улыбнулась: «От кого и зачем освобождать Сцинтарре? По-моему, здесь и так все делают, что хотят».
«Не совсем, — с холодком отвечала Глинта Избейн. — Никто не желает… точнее говоря, никто не признаёт, что стремится эксплуатировать тяжелый труд и неудобства других с выгодой для себя, но каждый знает, что нередко такая эксплуатация имеет место. Поэтому работники сформировали гильдии, чтобы защищать свои интересы. И что же? Теперь в руках директора Ассоциации гильдий сосредоточена огромная власть! Было бы излишне напоминать о злоупотреблениях, связанных с таким положением вещей. Задача ООС в том, чтобы противопоставить излишествам гильдий равносильное, восстанавливающее баланс влияние».
К собеседникам присоединился высокий молодой блондин с простодушными серыми глазами и приятной смешливой физиономией, сразу же расположившей к нему Шайну. Он заметил: «Обе группировки — ООС и Ассоциация гильдий — поддерживают мою организацию. Остается только сделать вывод, что противники тайком сговорились, и что все их пререкания — не более чем показуха для непосвященных».
Глинта Избейн рассмеялась: «Обе группировки поддерживают БЭЭ, но руководствуются при этом совершенно несовместимыми побуждениями. Только ООС делает это бескорыстно и принципиально».
Повернувшись к тетке, Шайна взмолилась: «У меня голова идет кругом от всех этих сокращений. Что такое БЭЭ?»
Вместо того, чтобы вдаваться в разъяснения, Вальтрина подвела поближе молодого блондина: «Эльво, ты еще не видел мою очаровательную племянницу, только что вернувшуюся с Танквиля».
«Рад познакомиться!»
«Шайна Мэддок — Эльво Глиссам. А теперь, Эльво, расскажи ей, что такое БЭЭ, но даже не заикайся обо мне или о моих драгоценных лакеях, а то я прикажу им взять тебя за шиворот и вышвырнуть на улицу!»
«БЭЭ — общество „Борцов за эмансипацию эрджинов“, — охотно откликнулся Эльво Глиссам. — Только не подумайте, что мы сентиментальные барышни! Мы протестуем против вопиющей несправедливости порабощения разумных существ. Вальтрина, содержащая эрджинов в услужении, нередко становится мишенью нашей критики. Подождите, мы еще упрячем ее за решетку. Если она не раскается и не освободит своих рабов».
«Ха! Прежде, чем это произойдет, тебе придется доказать мне две вещи — нет, три! Во-первых, докажи, что Сим и Слим — разумные существа, а не домашние животные. Во-вторых, ниоткуда не следует, что они предпочитают дикий образ жизни домашней службе. И потом — где еще ты найдешь такую послушную, сообразительную, породистую и надежную прислугу, как мои горчично-черные красавцы? Если уж на то пошло, я собираюсь прикупить еще трех-четырех эрджинов: со временем из них выйдут превосходные садовники».
Как раз в этот момент один из лакеев-эрджинов вошел в приемный зал, толкая перед собой тележку-этажерку с посудой. Оглянувшись через плечо, Шайна невольно отшатнулась: «Как вы не боитесь? Самец, чуть не сожравший Кельсе, был не больше! Пожалуй, даже поменьше этого».
«Моя бы воля, — отозвался Кельсе, — я бы их всех перестрелял».
В голосе Глинты Избейн появилась неприятная резкость: «Если они разумны, это было бы убийством. Если нет, это было бы просто жестокостью».
Кельсе пожал плечами и отвернулся. Джерд Джемаз, недавно прибывший и уже несколько минут следивший за разговором со стороны, нарушил молчание: «У нас есть основания бояться эрджинов. У вас, по-видимому, их нет. Кстати, в Оланже почему-то не заметно ни одной партии или группировки, требующей освободить эрджинов, укрощаемых ульдрами-наездниками».
«Вот и основали бы такую партию!» — отрезала Глинта Избейн.
Эррис Замматцен усмехнулся: «Причины, по которым профессиональные гильдии активно поддерживают организацию висфера Глиссама, очевидны: эрджины сбивают цены на труд. Сам висфер Глиссам, надо полагать, руководствуется иными побуждениями».
«Разумеется. Хартия Ойкумены запрещает рабовладение, а эрджины порабощены. В Оланже их, по меньшей мере, не подвергают жестокому обращению. В Уайе дела обстоят по-другому. А ветроходы, о чьей неблаговидной роли все предпочитают не вспоминать, — просто-напросто работорговцы!»
«Или дрессировщики, если с их точки зрения эрджины — не более чем сообразительные твари».
Шайна не выдержала: «Не понимаю, как им удается укрощать эрджинов. По-моему, это должно быть невозможно в принципе. Эрджины — злобные, безжалостные чудовища, люто ненавидящие всех людей!»
«Сим и Слим совершенно безобидны, — возразила Вальтрина. — Почему это так и каким образом их укротили? Не имею ни малейшего представления».
Сим, напоминавший мохнатого великана в роскошной ливрее, снова проходил мимо. Встретившись глазами с непроницаемым оранжевым свечением, исходившим из-под рыжеватых пучков «бровей», служивших эрджину оптическими рецепторами, Шайна поежилась — у нее возникло отчетливое ощущение, что дрессированный лакей прекрасно понимает происходящее: «Может быть, Сим предпочел бы никогда не попадаться в руки ветроходам. Никто не знает, как они одомашнивают эрджинов. Холостят? Лоботомируют? Гипнотизируют? Просто бьют, пока те не привыкают подчиняться людям?»
«Спроси его!» — любезно предложила Вальтрина.
«Меня не учили с ними объясняться».
Контральто Вальтрины стало высокомерным и беззаботным: «Так о чем же ты беспокоишься? Мои эрджины могут уйти, когда им заблагорассудится. Я не держу их на цепи. Знаешь, почему они работают? Потому что вилла Мирасоль им нравится гораздо больше, чем пустынные нагорья Уайи. И никто не жалуется — кроме Ассоциации профессиональных гильдий, усматривающей в эрджинах угрозу их невероятно завышенным ставкам заработной платы!» Вальтрина д'Арабеск надменно кивнула, подчеркивая неоспоримость своего суждения, и прошествовала в противоположный конец зала, где еще одна оживленно беседующая группа окружила пару серокожих кочевников.
Джерд Джемаз изрек, не обращаясь ни к кому в частности: «Нельзя сказать, что вся эта болтовня — пустая трата времени. По-видимому, для многих такое времяпровождение превратилось в пристрастие, доставляющее удовольствие, сходное с утолением голода».
Глинта Избейн соблаговолила дать ледяной ответ: «Слова — средства передачи идей. Идеи — компоненты осмысления мира».
Джемаз ухмыльнулся: «Вы, вероятно, даже не догадываетесь, что дали очень любопытную оценку происходящему».
Глинта Избейн демонстративно отвернулась и направилась туда же, куда раньше, как магнитом, притянуло Вальтрину д'Арабеск. Джемаз и Кельсе возвратились к буфету, и Алджер снабдил их прохладительными коктейлями. Шайна заинтересовалась парой алуанских светильников, высеченных из красного кремнистого известняка в характерном для кочевников стиле дерзкой асимметрии. Эльво Глиссам оказался рядом: «Вам нравятся эти лампы?»
«Любопытные поделки, — сказала Шайна. — Но лично я не стала бы держать такой светильник у себя дома».
«Даже так? На мой взгляд, ульдры выражают преклонение перед безрассудной отвагой, нарочито пренебрегая правильностью форм».
Шайна неохотно кивнула: «Надо полагать, во мне не изжиты предрассудки детства. В Рассветной усадьбе ульдрам приписывали капризную рассеянность, неуравновешенность, диковатую самонадеянность. Теперь я понимаю, что для кочевников единообразие и гармония — своего рода признаки раболепия, подчинения правилам, установленным другими. В беспорядочности форм они находят выражение своему индивидуализму».
«Возможно, с их точки зрения упорядоченность, свидетельствующая о внутренней дисциплине, заключается в чем-то другом — например, в очевидной трудоемкости обработки поверхностей».
Шайна поджала губы: «Сомневаюсь, что ульдры рассуждают столь прямолинейно. Кочевники — в особенности вольные ульдры — заносчивы и бесцеремонны. Агрессивные выходки считаются у них в порядке вещей. Подозреваю, что их поделки относятся к разряду таких выходок. Ульдра, высекающий каменный светильник, тем самым говорит пришлому покупателю: „Что хочу, то и делаю, мне никто не указ. Не нравится? Найди себе другую лампу“».
«Возникает такое впечатление, несомненно. В лучшем случае — вдохновенное пренебрежение условностями. В худшем — своего рода капризная, вызывающая неуживчивость».
«По сути дела, вы дали определение характера ульдры».
Эльво Глиссам глядел в другой конец зала — туда, где красовались два приглашенных кочевника. Шайна краем глаза наблюдала за ним. Она решила, что он ей нравится — проницательный молодой человек чуть выше среднего роста, не без чувства юмора, вежливый. Кроме того, на него приятно посмотреть: мягкие светлые волосы, правильные черты лица… Небрежная свобода движений выдавала в нем если не спортсмена, то одного из тех любимцев судьбы, кому не стоит труда всегда оставаться в хорошей форме. Глиссам повернулся, заметил, что собеседница его изучает, и смущенно улыбнулся. Шайна поспешила спросить: «Вы не местный? Я имею в виду, вы не родились на побережье Сцинтарре?»
«Я из Дженнета на Диаманте — унылого города на безотрадной планете. Мой отец издает фармацевтический журнал. И по сию пору я, наверное, писал бы заметки о патентованных порошках от микоза ступней, если бы мой дед не подарил мне на день рожденья лотерейный билет».
«Билет выиграл?»
«Сто тысяч СЕРСов».9
«И что вы сделали с деньгами?»
Эльво Глиссам ответил небрежным или, может быть, просто скромным жестом: «Ничего особенного. Заплатил семейные долги, купил сестре туристический аэромобиль и положил оставшееся в банк под проценты. И вот я здесь — доходы у меня незавидные, но на жизнь хватает».
«И что вы делаете — кроме того, что просто живете?»
«Ну, я нашел себе пару занятий. Как вы знаете, я работаю на БЭЭ. А еще я собрал целую коллекцию боевых гимнов ульдр. Ульдры музыкально одарены от природы и сочиняют замечательные песни, заслуживающие гораздо большего внимания, чем то, какое им уделялось до сих пор».
«Я выросла под эти песни, — заметила Шайна. — Если бы у меня было подходящее настроение, я могла бы, не сходя с места, завыть что-нибудь такое, от чего у гостей тетки Вальтрины кровь в жилах застынет!»
«Имейте сострадание — не здесь и не сейчас».
Шайна рассмеялась: «У меня не слишком часто возникает желание «развести десять тысяч костров, чтобы сжечь десять тысяч врагов — одного за другим, и с пристрастьем таким, чтоб от воплей их корчился дым!»…»
«Кстати, сегодня, кажется, должен появиться Серый Принц».
«Серый Принц — грядущий мессия Алуана, демагог и подстрекатель, гроза пришлых захватчиков?»
«Нечто в этом роде. Он выступает за создание „Паналуанского фронта“ вольных племен, призванного со временем приобщить и поглотить договорных ульдр, а затем, в конечном счете, изгнать помещиков из Уайи. Здесь его поддерживает и финансирует „Союз раскрепощения“ — другими словами, почти все население Сцинтарре».
«И вы тоже?»
«Э-э… Мне не хотелось бы признаваться в этом дочери помещика».
Шайна вздохнула: «Что поделаешь. Меня это не задевает. Вернусь в Рассветную усадьбу и буду там жить. Я решила больше не спорить с отцом».
«Разве вы не ставите себя тем самым в неудобное положение? Я чувствую, что вам не безразлична справедливость — или, если можно так выразиться, игра по правилам…»
«Другими словами, вы считаете, что мне следовало бы сочувствовать раскрепостителям? Не знаю, что вам сказать. Рассветная усадьба — мой дом, меня научили так думать, я родилась и выросла в поместье. Что, если у меня нет никакого права там оставаться? Хотела бы я остаться, несмотря ни на что? Честно говоря, я рада, что в данном случае мое мнение не имеет никакого значения, и что я могу вернуться домой, не испытывая муки совести».
Эльво Глиссам рассмеялся: «По крайней мере вы откровенны. На вашем месте я, наверное, смотрел бы на вещи так же. Кельсе — ваш брат? А кто этот темноволосый субъект с таким выражением на лице, будто у него несварение желудка?»
«Это Джерд Джемаз из Суанисета, поместья к востоку от нашего. У него всегда был несколько надменный и мрачноватый характер, сколько я его помню».
«По-моему, кто-то сказал — кажется, Вальтрина — что на Кельсе напал эрджин?»
«О да. Это было ужасно. С тех пор я цепенею от страха при виде эрджина. Не могу поверить, чтобы эти огромные твари были беззлобны и послушны».
«Среди людей встречаются самые несовместимые манеры поведения. Эрджины тоже принадлежат к разным породам, причем отдельные особи могут сильно отличаться повадками от других».
«Может быть… Но стоит мне взглянуть на их жуткие пасти и волосатые лапищи, как я вспоминаю несчастного Кельсе — маленького, окровавленного, растерзанного на куски…»
«Каким чудом он выжил?»
«Его спас Кексик — мальчишка-ульдра. Подбежал с ружьем и буквально отстрелил эрджину голову. Бедняга Кельсе. Впрочем, Кексику тоже не повезло…»
«Что случилось с Кексиком?»
«Это долгая и неприятная история. Не хочу об этом говорить».
Какое-то время собеседники стояли в молчании. Наконец Эльво Глиссам сказал: «Давайте прогуляемся по террасе, посмотрим на море — завтра вам туда лететь…»
Шайне его предложение показалось удачным, и они вышли. Уже темнело, но воздух оставался теплым и влажным. За пальмовыми листьями кампандера обширным неправильным полумесяцем искрились огни Оланжа. Выше горели звезды Ойкумены — иные, казалось, многозначительно подмигивали, намекая на величие взлелеянных ими населенных миров.10
Эльво Глиссам продолжал: «Час тому назад я даже не подозревал о вашем существовании, а теперь в моей жизни появилась Шайна Мэддок, и мне будет жаль с вами расстаться. Вы уверены, что в Алуане вам будет лучше, чем в Оланже?»
«Мне не терпится вернуться домой!»
«Вернуться — в унылые, дикие просторы? Они вас не подавляют?»
«Конечно, нет! Какая чепуха! Кто вам заморочил голову? Алуан великолепен! Небо раскинулось так широко, горизонты так далеки, что горы, долины, леса и озера теряются в перспективах! Все купается в море воздуха и света — это не поддается определению. Могу только сказать, что в Уайе что-то творится с душой. Последние пять лет мне страшно не хватало Рассветного поместья».
«Любопытно. В вашем описании Алуан совсем не таков, каким его привыкли представлять себе здесь».
«О, там очень красиво, но легкой жизни там нет. Ульдры говорят, что Уайя не прощает слабых. Трудностей и опасностей у нас больше, чем радостей и развлечений. Если бы вам привелось видеть, как дикие эрджины уничтожают скот, вы, может быть, не становились бы на их сторону с такой уверенностью».
«Ну вот! Вы меня совершенно не понимаете! Я не сторонник эрджинов. Я противник рабства, а эрджинов поработили».
«Диких эрджинов никто не порабощал! Лучше было бы, если б этим действительно кто-нибудь занялся».
Эльво Глиссам безразлично пожал плечами: «Никогда не видел дикого эрджина и, скорее всего, у меня не будет такой возможности. В Сцинтарре они практически вымерли».
«Приезжайте в Рассветную усадьбу — насмотритесь на диких эрджинов в свое удовольствие».
В голосе Глиссама появилась тоскливая нотка: «Я принял бы приглашение, если бы знал наверняка, что вы не шутите».
Шайна колебалась только мгновение, хотя первоначально ее предложение было скорее фигуральным оборотом речи, нежели фактическим приглашением: «Я не шучу».
«А что подумает Кельсе? А ваш отец?»
«Почему бы они возражали? В Рассветной усадьбе всегда рады принимать гостей».
Эльво Глиссам задумался: «Когда вы отправляетесь?»
«Рано утром. Полетим с Джердом Джемазом в Галигонг, на окраине Вольных земель. Там нас встретит отец. А к завтрашнему вечеру мы уже будем в Рассветной усадьбе».
«Ваш брат может подумать, что я навязываюсь».
«Ни в коем случае! Почему бы он так подумал?»
«Ну хорошо. Буду очень рад к вам присоединиться. Честно говоря, меня перспектива такого путешествия волнует необычайно, — Эльво Глиссам, перед этим облокотившийся на балюстраду, решительно выпрямился. — В таком случае мне придется покинуть вечеринку, чтобы собраться в путь и отложить несколько дел. А завтра утром мы встретимся в вестибюле вашего отеля».
Шайна протянула ему руку: «Тогда до завтра».
Глиссам поклонился и поцеловал ее пальцы: «До завтра». Он повернулся и ушел. Шайна смотрела ему вслед с невольной полуулыбкой на лице, чувствуя, как к горлу поднимается теплая, щемящая волна.
Шайна вернулась в виллу Мирасоль и бродила из комнаты в комнату, пока не оказалась в полутемном помещении, которое Вальтрина нарекла «качембой» и обставила так, как по ее мнению должно было выглядеть пещерное святилище кочевников. Здесь Шайна нашла Кельсе и Джерда Джемаза, обсуждавших подлинность древних фетишей тетки Вальтрины.
Кельсе нашел кощунственную маску11 и поднял ее к лицу: «Попахивает дымком габбхута, а отверстия ноздрей кто-то чем-то смазывал… кажется, дильфом».
Шайна усмехнулась: «Хотела бы я знать, сколько масок походят на вас двоих, и в каких качембах их прячут?»
«Не сомневаюсь, что и меня, и Кельсе почтили несколькими изображениями, — отозвался Джемаз. — Суанисетские фаззы не столь дружелюбны, как ваши ао. В прошлом году я заглянул в качембу у Канильской заводи. И что вы думаете? Там соорудили целый макет нашей цитадели».
«А маски там были?»
«Всего две: моя и моего отца. Причем на маску отца надели красный колпак — дело сделано».
Через три года после прибытия на Танквиль Шайна получила от брата извещение о внезапной кончине Пало Джемаза, отца Джерда, сбитого в полете неизвестным ульдрой.
«В данном случае демон-хранитель воспользовался спираньей», — заметил Кельсе.
Джемаз коротко кивнул: «Раз или два в неделю я вылетаю на своем „Дэйси“ поохотиться. До сих пор мне не везло».
Шайна решила сменить тему разговора: «Кельсе, я пригласила Эльво Глиссама в Рассветную усадьбу».
«Глиссама? Защитника прав эрджинов?»
«Да. Он никогда не видел диких эрджинов. Я пообещала, что у нас он сможет на них полюбоваться. Ты не возражаешь?»
«Почему бы я возражал? Судя по всему, он порядочный человек».
Все трое вернулись в главный приемный зал. Шайна сразу заметила среди гостей высокого молодого ульдру в строгой мантии алуанского вождя. Его облачение, однако, было сплошь серым, тогда как вожди кочевников по традиции носили темно-красные, пунцовые или розовые одеяния. Статный ульдра отличался внушительной, даже привлекательной наружностью, кожа его отливала синевой моря, выбеленные волосы сверкали, как лед. Шайна замерла от изумления, похожего на испуг. Широко раскрыв глаза, она повернулась к брату: «Что он здесь делает?»
«Перед тобой Серый Принц! — язвительно провозгласил Кельсе. — Его принимают в лучших домах Оланжа».
«Но как… почему…»
«Каким-то образом его убедили взять на себя роль спасителя синей расы».
Джерд Джемаз иронически хрюкнул. Шайна внезапно вспыхнула, разозлившись не на шутку — и на Джемаза, прирожденного хама и невежду, и на Кельсе, не уступавшего отцу ворчливостью и упрямством… Она взяла себя в руки. В конце концов, Кельсе потерял ногу и руку. По сравнению с его утратой ее огорчения были мелочными, несущественными… Серый Принц, обводивший взором лица присутствующих, увидел Шайну. Чуть наклонившись, он присмотрелся, выпрямился с радостным удивлением, быстрыми шагами направился к Шайне и встал прямо перед ней.
Кельсе обронил скучающим тоном: «Привет, Кексик».
Вскинув голову, как породистый конь, Серый Принц расхохотался: «Кексика больше нет! Приходится беспокоиться о престиже, — легкий акцент, свойственный всем ульдрам, придавал его речи дополнительную живость и настойчивость. — Для друзей детства я — Джорджол, а если вы настаиваете на формальностях, то — принц Джорджол».
«Вряд ли мы станем настаивать на формальностях, — съязвил Кельсе. — Ты, наверное, не забыл Джерда Джемаза из Суанисета?»
«Прекрасно его помню, — Джорджол поклонился и поцеловал Шайне руку. — Если вам так приспичило, зовите меня Кексиком, хотя…» Джорджол обвел глазами приемный зал, скользнув взглядом по лицам Кельсе и Джерда так, как если бы они были частью безличной толпы: «Предпочел бы, чтобы здесь об этом прозвище не знали. Шайна, где ты пропадала? Прошло пять лет!»
«Пять долгих лет».
«Бесконечность! С тех пор все изменилось».
«В твоем случае — явно в лучшую сторону. Насколько я понимаю, в Оланже только и говорят, что о тебе. Хотя я до сих пор не понимала, что Серый Принц — это ты!»
«Да, я преодолел много преград, и собираюсь преодолеть еще по меньшей мере столько же. Даже если это создает определенные неудобства для моих старых друзей», — теперь взгляд Джорджола задержался, наконец, на лицах Кельсе и Джерда. Но он тут же вернулся к Шайне: «Что ты теперь будешь делать?»
«Завтра возвращаюсь в Рассветное поместье. Отец встретит нас в Галигонге, оттуда мы полетим домой».
«Значит, решила стать крепостницей?»
«Крепостницей? Это еще что такое?»
Кельсе произнес тоном старика, уставшего от детских шалостей: «Всякого, кто не подлизывается к раскрепостителям, тут же обзывают крепостником».
Шайна возразила кочевнику: «Я возвращаюсь, оставаясь самой собой, ни больше ни меньше, и ни с кем не собираюсь ни о чем препираться».
«Это может оказаться труднее, чем тебе кажется».
Шайна с улыбкой покачала головой: «С отцом я как-нибудь свыкнусь. Ты прекрасно знаешь, что он человек разумный, и жестокостью не отличается».
«Как любая стихийная сила! Бури, грозы, ураганы — их тоже нельзя назвать неразумными или жестокими. Но с ними невозможно справиться, взывая к доброте и логике».
Шайна печально рассмеялась: «И ты намерен „справиться“ с моим бедным отцом?»
«Другого выхода нет. Я — раскрепоститель. Я обязан вернуть своему народу земли, отнятые у него твоим народом, отнятые обманом и насилием!»
Джерд Джемаз поднял глаза к потолку и наполовину отвернулся. Кельсе сказал: «Кстати о моем отце. Сегодня я получил от него письмо — весьма любопытное. В частности, он пишет: «Если, паче чаяния, ты встретишься с бездельником и плутом Джорджолом, постарайся привести его в чувство. Так будет лучше для него самого. Возможно, перспектива делать карьеру в Рассветной усадьбе его больше не привлекает. Тем не менее, передай ему, что после того, как надутый им пузырь лопнет (а это рано или поздно произойдет), я всегда буду рад приветствовать его у себя — по причинам, всем нам хорошо известным. Я только что вернулся из Вольводеса и не могу дождаться вашего приезда. Мне пришлось пережить невероятные приключения. Смогу рассказать одну забавную шутку — я затратил десять лет на то, чтобы ее раскопать. Потрясающая по своей нелепости ситуация! Ты будешь смеяться до слез… Не сомневаюсь, что Джорджол тоже мог бы извлечь из моего рассказа весьма поучительную мораль…». Остальное к тебе не относится».
Джорджол высоко поднял выбеленные брови: «О чем это он? Я не интересуюсь анекдотами».
«Не знаю, не знаю… Мне, например, не терпится выяснить, кому и как впервые удалось рассмешить отца до слез».
Джорджол погладил свой длинный нос, лишенный — явно хирургическим путем — типичного для любого ульдры уродливо свисающего кончика: «Насколько я помню, Ютер Мэддок действительно никогда не отличался чувством юмора».
«Верно, — кивнул Кельсе. — Тем не менее, он устроен гораздо сложнее, чем ты себе представляешь».
Джорджол нахмурился, помолчал: «Твой отец руководствовался, главным образом, строгими правилами этикета. Кто знает, что он за человек на самом деле?»
«Всех нас формируют жизненные обстоятельства», — пожал плечами Кельсе.
Джорджол широко ухмыльнулся, обнажив зубы белее выбеленных волос, сверкнувшие на фоне темной синеватой кожи: «О нет! Я — это я, потому что я сам — вершитель своей судьбы!»
Шайна не сумела сдержать нервную усмешку: «Послушай, Кексик… Джорджол — Серый Принц — как бы ты себя не называл — опомнись! Если ты будешь выкрикивать лозунги с такой страстью, люди испугаются и подумают, что ты спятил».
Ухмылка Джорджола слегка увяла: «Как тебе известно, я человек страстный». Вальтрина позвала его с другого конца зала. Джорджол откланялся, бросил последний быстрый взгляд на Шайну и удалился.
Шайна глубоко вздохнула: «Что правда, то правда. Его всегда обуревали страсти».
Поблизости оказался Эррис Замматцен: «Не могу не заметить, молодые люди, что вы, по-видимому, близко знакомы с Серым Принцем?»
«С Кексиком? А как же! — злорадно отозвался Кельсе. — Отец подобрал его младенцем на окраине Вольных земель — он даже не подкидыш, родители бросили его подыхать в пустыне. Кексик вырос с нами в усадьбе, под присмотром управляющего-ао».
«Отец всегда жалел Кексика, — задумчиво произнесла Шайна. — Когда нас ловили на какой-нибудь злостной проделке — а хулиганили мы на славу! — мы с Кельсе непременно получали затрещины, а Кексик отделывался выговором».
«По сути дела жалостью это назвать нельзя, — возразил Кельсе. — Отец просто-напросто соблюдал этикет, упомянутый тем же Кексиком. Ударить синего — хуже, чем убить».
Замматцен взглянул на группу кочевников, стоявших поодаль: «Выглядят они достаточно внушительно. Не возникает ни малейшего желания подойти и влепить одному из них пощечину».
«Ответная пощечина не последует — ульдра промолчит, а потом зарежет вас в темном углу. Впрочем, может зарезать и сразу, при всех. У них только женщины дерутся голыми руками. Причем женские драки — популярная забава».
Замматцен с любопытством повернулся к Кельсе: «Возникает впечатление, что ульдры не вызывают у вас симпатию».
«Почему же? Ульдры ульдрам рознь. Наши ао, например, ведут себя вполне прилично. Шаман Кургеч — один из ближайших приятелей моего отца. В поместье запрещены женские драки и некоторые другие отвратительные обычаи. Но кочевники продолжают заниматься колдовством — с этим мы справиться не можем».
«Надо полагать, Джорджол не воспитывался как ульдра?»
«А он никак не воспитывался. Жил с управляющим-ао, на уроки ходил вместе с нами, играл вместе с нами, носил ойкуменическую одежду. Мы даже не вспоминали о том, что он — синий».
«Я им всегда восхищалась, — заметила Шайна. — Особенно после того, как он спас Кельсе от эрджина».
«Даже так! Вы потеряли руку и ногу в схватке с эрджином?»
Кельсе сухо кивнул и собирался сменить тему разговора, но Шайна вмешалась: «Это случилось в трех километрах к югу от усадьбы. Мы играли в прятки под Ржавым Перстом. Эрджин выскочил из-за скалы и набросился на Кельсе. Джорджол подбежал вплотную и отстрелил эрджину голову — как раз вовремя. Если бы не он, Кельсе не стоял бы сейчас с нами. Отец всегда хотел отблагодарить Джорджола, сделать для него что-нибудь…» Шайна помолчала, восстанавливая в памяти события пятилетней давности: «Но возникли эмоциональные проблемы. У Джорджола началось аурау.12 Он сбежал, и мы его больше не видели. Кургеч говорил, что он покинул Договорные земли и присоединился к гарганчам. Мы знали, что он из гарганчей — у него было родимое клеймо. Так что опасаться „втирания в землю“ не приходилось».
«Синие „втирают в землю“ пойманных кочевников из вражеских племен, — пояснил Кельсе. — Всего лишь одна из множества мучительных казней на все случаи жизни».
Шайна смотрела на Джорджола, красовавшегося среди гостей: «А сегодня мы повстречались с ним в вилле Мирасоль. Конечно, мы ожидали, что он сумеет за себя постоять, но кто мог подумать, что он сделает политическую карьеру?»
«Отец считал, что из него вышел бы неплохой пастух, складской рабочий или даже управляющий», — неприязненно произнес Кельсе.
«Вы не можете не согласиться с тем, что перед талантливым ульдрой, желающим проявить себя, добиться успеха или занять видное положение в обществе, закрыты практически все двери», — возразил Эррис Замматцен.
Джерд Джемаз иронически фыркнул: «Синий кочевник только и мечтает о том, как бы ему совершить успешный набег, получить большой выкуп или награбить денег на постройку спираньи. Он не желает становиться инженером или учителем — не больше, чем вы хотели бы стать укротителем диких эрджинов».
«Я способен подавить в себе такое стремление», — улыбнулся Замматцен.
«Подумайте сами, — оживился Кельсе. — Синие могут свободно приезжать в Сцинтарре, посещать школы, приобретать любые профессии. Но кочевников, пользующихся этими возможностями, можно пересчитать по пальцам. Почему? Почему все синие в Оланже — агитаторы и прихвостни раскрепостителей, живущие на подачки? Все они преследуют только одну цель — вытеснить помещиков с Договорных земель».
«По их мнению, это их земля», — заметил один из нотаблей.
«Если им удастся нас изгнать, это будет их земля, — ответил Кельсе. — Если нет, она наша».
Замматцен пожал плечами и отвернулся. Кельсе прикоснулся к плечу сестры: «Нам пора. Завтра тяжелый день».
Шайна не возражала. Вместе с Джердом Джемазом они попрощались с Вальтриной и покинули виллу Мирасоль.
Было поздно, но Шайна не могла заснуть. Она вышла на балкон — постоять под звездами. Море утихло, город спал. Редкие огни мерцали вдоль берега и сквозь темную листву на склонах холмов. Тишину нарушали только мягкие вздохи прибоя… Прошел день, полный событий. Кельсе, Джерд Джемаз, Вальтрина, Кексик (Серый Принц, не иначе!) — все они выступили из дымки детских воспоминаний, приобрели обостренные черты характера, вступили в напряженные отношения. Шайна вернулась домой, чтобы найти покой — теперь эта надежда казалась потерянной навсегда. Перед ее внутренним взором возникло лицо брата. Кельсе стал циничнее и суше, чем она могла себе представить. Он слишком быстро повзрослел — все его мальчишеское дружелюбие улетучилось. Джерд Джемаз? Черствый, безжалостный мужлан с каменным сердцем… Кексик, отныне именуемый Джорджолом — смышленый и галантный, как всегда. В Рассветной усадьбе его кормили и одевали, в ней ему дали образование, Рассветной усадьбе он обязан жизнью, в конце концов… А теперь Рассветное поместье стало мишенью для нападок раскрепостителей. Какая ирония судьбы! Эльво Глиссам… Шайна почувствовала теплый прилив крови — сердце с готовностью встрепенулось. Она надеялась, что Глиссам проведет в Рассветном поместье недели, может быть, даже месяцы. Она показала бы ему Опаловые копи, озеро Вуалей, луг Санреддина, Заколдованный лес и охотничий домик на Майской горе. Она упросила бы Кургеча устроить Большое Кару!13 Эльво Глиссам принесет веселье в Рассветную усадьбу, где давно уже царила унылая тишина. Пять лет, пять никчемных лет!
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Поместья Корифона предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
7
Вельдевиста: термин из лексикона социоантропологов, суммирующий сложную структуру взаимоотношений индивидуума с окружающей средой, свойственных ему способов толкования событий, осознание им своей роли во Вселенной, его характер и личность в сравнении с представителями других культур.
8
В пределах Ойкумены повсеместно распространены два основных обращения: почтительное «домине», буквально означающее «господин» или «госпожа» и применяемое, как правило, по отношению к лицам, занимающим выдающееся или высокое положение, и обычное вежливое «висфер», происходящее от звания «виасвар», в древности присваивавшегося землевладельцам-ординариям Легиона Истины.
9
СЕРС (стандартная единица расчета стоимости): денежная единица, имеющая хождение по всей Ойкумене; определяется как ценность одного часа неквалифицированного труда в стандартных условиях. Все остальные валюты, если они применяются, легко конвертируются в СЕРСы, потому что только СЕРСы позволяют измерять относительную ценность любых товаров и услуг как эквивалент того или иного числа человеко-часов тяжелого физического труда — единственного универсального продукта, предлагаемого и потребляемого на любой населенной людьми планете.
10
В мирах Ойкумены и скопления Аластор, особенно на планетах пасторального типа, образовалась новая профессия звездочета — человека, умеющего называть звезды и рассказывать истории о народах, населяющих далекие солнечные системы. За небольшую мзду странствующие звездочеты оживляли вечерние сборища, откликаясь на вопросы гостей, указывавших на ту или иную звезду, и поражая их воображение чудесными повествованиями и описаниями диковинных обычаев и достопримечательностей, таящихся в глубинах космоса.
11
Кощунственная маска: шаман-ульдра надевает маску из обожженной глины, напоминающую внешность человека, вызвавшего недовольство соплеменников шамана, наряжается, по возможности, в краденую или выброшенную одежду негодяя и украшает волосы султаном-соцветием касты супостата, после чего посещает тайное святилище — качембу — неприятельского племени и кощунствует, то есть всячески оскверняет фетиши демонов-хранителей врагов, ожидая, что гнев оскорбленных божеств обрушится не на него, а на того, под чьей личиной он проник в качембу.
12
Аурау: непереводимый термин, обозначающий состояние кочевника, охваченного непреодолимым отвращением к любым ограничениям цивилизованного образа жизни. Иногда этот же термин применяется в отношении животного, заключенного в клетку и отчаянно стремящегося вырваться на свободу.
13
Кару: празднество ульдр, включающее пиршества, музыкальные представления, танцы, декламации и атлетические состязания. Обычное кару продолжается сутки: одну ночь и следующий день. Большое Кару празднуется три дня и три ночи, иногда дольше. Кару вольных племен — дикие торжества, нередко сопровождающиеся мрачными, кровавыми ритуалами.
