Карточный домик

Джеймс Хэдли Чейз, 1965

За полвека писательской деятельности британский автор детективов Рене Брабазон Реймонд (1906–1985) опубликовал около девяноста криминальных романов и сменил несколько творческих псевдонимов. Самый прославленный из них – Джеймс Хэдли Чейз. «Я, как ищейка, беру след и чую, чего хочет читатель. И что он купит» – так мэтр объяснял успех своих романов, охотно раскрывая золотоносный секрет: читателей привлекают «действие и ритм». В романе «Карточный домик» (1965) действие происходит в вымышленном курортном городке с говорящим названием Парадиз – райские пейзажи которого служат декорацией для многих его детективных историй

Глава вторая

Через несколько минут после того, как Террелл и его люди покинули ресторан «Ла Коквилль» и отправились на Сивью-бульвар, Тикки Эдрис снял рабочую куртку и надел легкое светло-серое пальто. Затем он приковылял к двери и заглянул в бар.

Луис и Джекоби разговаривали, стоя возле лестницы.

— Я пойду домой, мистер Луис? — сказал своим гнусавым голосом Эдрис. — Все в порядке?

Луис махнул ему, не прерывая разговора с Джекоби. Эдрис повернул назад, решив воспользоваться служебным ходом, — поспешно и суетливо скатился по ступенькам к стоянке, предназначенной для машин обслуживающего персонала. Он вприпрыжку направился к двум машинам, стоявшим на парковке: одна была «мини-купер», другая — «бьюик-роадмастер», с откидным верхом.

За рулем «бьюика» сидел широкоплечий мужчина с сигаретой в зубах. На нем были коричневая соломенная шляпа и хорошо сшитый бежевый костюм, а также идеально чистая белая рубашка и дорогой строгий галстук. Густые светлые волосы красиво обрамляли его загорелое лицо. Он был хорош собой, моложавый тридцативосьмилетний мужчина. Глубокая ямочка на подбородке придавала его лицу особый шарм.

Его можно было принять за преуспевающего юриста, представителя банка или даже начинающего политика. Но он не был ни юристом, ни представителем банка, ни политиком. Фил Алгир использовал свою привлекательную внешность, весь запас своих знаний и весь свой шарм для того, чтобы разводить жадных богачей на деньги. Это был аферист, который провел в тюрьме четырнадцать лет жизни и который покинул Нью-Йорк и поспешил во Флориду в тот самый момент, когда был выписан ордер на его арест. Фил тихо обосновался в Парадиз-Сити, испытывая нехватку денежных средств и опасаясь раскручивать хитроумные мошеннические схемы, поскольку знал, что если его снова поймают, то упекут еще на четырнадцать лет.

За привлекательной, внушающей доверие внешностью Алгира скрывалась порочная и безжалостная личность. До этой ночи Фил ухитрялся добывать деньги, не прибегая к насилию, но сегодня маска законопослушности была сброшена. Если бы дело, которое он спланировал вместе с карликом, раскрылось, он схлопотал бы уже не четырнадцать лет тюремного заключения. Его ждала бы газовая камера. Но он был уверен в Эдрисе и в себе. На сей раз все должно, просто обязано было получиться.

— Все идет как по маслу, — сказал Эдрис, держась короткими толстыми пальцами за дверцу машины. — Без шума и пыли. А у тебя порядок?

— Да.

— Они отправились в то бунгало. Затем заявятся на Ист-стрит. Тебе пора ехать, Фил. Ты знаешь, что делать.

— Да. — Алгир завел мотор. — Думаешь, их устраивает версия, что она покончила с собой?

— Похоже на то. Я послежу за Терреллом. Он парень с головой. Не показывайся в школе до полвосьмого.

— Знаю… знаю… Мы это уже сто раз обсудили, разве нет? Ты делаешь свою часть, я — свою.

Эдрис сделал шаг назад, и, коротко кивнув, Алгир выкатил «бьюик» со стоянки. Эдрис проследил, как скрылись вдали задние огни машины, затем повернулся и залез в свой «мини». На педали сцепления, тормоза и газа был наращен толстый слой пробки, чтобы короткие ноги карлика могли достать до них. Эдрис был опытным водителем и любил быструю езду. За семнадцать лет у него не было ни одного дорожного происшествия.

Он быстро выехал из Парадиз-Сити, погнав свой «мини» по шоссе на скорости восемьдесят миль в час. Но, приблизившись к дому номер 247 по Сивью-бульвар, он сбросил скорость и поехал мимо гораздо медленнее, рассматривая полицейские машины, стоявшие возле бунгало. Еще через десять минут он был на Ист-стрит. Оставив машину перед многоквартирным домом, он поднялся на лифте на самый верхний этаж и вошел в двухкомнатную квартиру, где жил последние восемь лет.

Квартира состояла из большой гостиной, маленькой спальни, кухоньки и ванной. К своей гостиной он относился с большим вниманием, тщательно, со вкусом подбирал и покупал мебель и постепенно превратил квартиру в довольно нарядное и уютное гнездышко. Кофейный столик он использовал как обеденный, и у него имелись миниатюрные стул и кресло, сделанные специально под его рост. Остальная мебель была нормального размера, поскольку время от времени Эдрис любил принимать гостей и ему хотелось, чтобы и им было комфортно.

В спальне он сбросил с себя одежду и поспешил в ванную. Нелепый в своей наготе, он танцевал под прохладными струями душа, хлопая в ладоши и что-то напевая себе под нос. Затем насухо вытерся, надел голубую с золотом пижаму, а сверху голубой домашний халат. Войдя в гостиную, он открыл домашний мини-бар, налил себе виски, добавил содовой, затем уселся в кресло и вытянул ноги, положив их на маленькую скамеечку. Он сделал пару глотков, поставил стакан и закурил сигарету. Посидел так несколько минут, расслабившись, глубоко затягиваясь сигаретным дымом и выпуская его через широкие ноздри.

Затем он посмотрел на миниатюрные дамские часики на запястье. Шесть тридцать утра. Филу понадобится почти час, чтобы добраться до Большого Майами. Если все пойдет хорошо, Фил вернется в Парадиз-Сити к половине девятого. Так что от него не будет никаких известий до половины десятого или даже до десяти.

Эдрис допил виски, зевнул и погасил сигарету. Он бы предпочел отправиться в постель, но знал, что если ляжет, то уснет, а это непозволительно. Он не должен быть сонным и рассеянным, когда явятся копы.

Тикки поднялся с кресла, вернулся с пустым стаканом к мини-бару, сделал себе еще одну порцию выпивки. Эдрис серьезно выпивал, но казалось, что он может выпить довольно много, не пьянея при этом. Однако с вечера он испытывал большое напряжение и теперь чувствовал себя разбитым. Он заставил себя пить как можно медленнее, чтобы потом не разоткровенничаться под воздействием алкоголя.

Он заканчивал вторую порцию виски, когда услышал, как внизу подъехала машина. Эдрис удержался от того, чтобы выглянуть в окно. Копы не должны заметить, что он за ними следит. Он отнес стакан на кухню и помыл. Затем вышел в холл и, стоя возле входной двери, прислушался.

Биглер взял ключ от квартиры умершей женщины у консьержа, который равнодушно пожал плечами, когда полицейский сообщил ему о смерти квартиросъемщицы. На вопросы Биглера он ответил, что был мало знаком с этой женщиной, знал только, что ее фамилия Марш и что она всегда аккуратно платила за квартиру, никогда не выходила из дома по утрам, а только во второй половине дня и возвращалась очень поздно. Писем получала мало, и гости у нее бывали редко.

Отчаянно зевая, Гесс вслед за Биглером вошел в кабину лифта, который поднял их на последний этаж. Оказавшись в двухкомнатных апартаментах, они осмотрелись.

Гостиная была прекрасно меблирована, в углу стоял большой телевизор. Спальню занимали шкафчики с одеждой и двуспальная кровать. На туалетном столике стояли две фотографии в серебряных рамках: на одной — привлекательный темноволосый мужчина лет тридцати, на другой — светловолосая девушка шестнадцати-семнадцати лет, подстриженная под мальчика. Тонкие, изящные черты лица, маленький задорный нос и большой рот делали ее похожей на очаровательного проказливого эльфа.

Тщательный осмотр ящиков и шкафов мало что дал, кроме коллекции неоплаченных счетов и писем, начинавшихся словами «Дорогая мамочка…» и заканчивавшихся так: «С любовью, Норена». На всех письмах был один адрес: «Общеобразовательный колледж Грэхема, Большой Майами».

Гесс обнаружил образцы почерка покойной и сравнил их с почерком в предсмертной записке, — похоже, они были написаны одной и той же рукой.

Биглер, прочитавший несколько писем от девушки с именем Норена, посмотрел на Гесса.

— Должно быть, это ее дочь, — сказал он, кивнув в сторону фотографии на туалетном столике. — Славная малышка. Интересно, кто ее отец?

— Может быть, карлик знает. Пойдем поговорим с ним. Он живет как раз напротив.

Двое мужчин вышли на лестничную площадку, и Гесс позвонил в квартиру Эдриса.

Дверь, хотя и не сразу, открылась, и Эдрис вопросительно посмотрел на них.

— О! — сказал он, делая шаг назад. — Входите, джентльмены. Я как раз готовлю кофе. Не желаете?

— Не откажемся, — сказал Биглер, и детективы вошли в гостиную.

— Почему ты еще не в постели, Тикки? — спросил Гесс.

— Мне без кофе не заснуть. Я мигом.

И Эдрис вприпрыжку бросился на кухню.

— Ну, крутой парень, — сказал Гесс. Он окинул взглядом комнату. — Господи! Да у него тут чертово персональное креслице!

— А почему нет? — сказал Биглер, опускаясь на кушетку. — Ты бы хотел быть карликом?

Гесс на миг задумался и, пожав плечами, сел:

— Что об этом говорить? Я не карлик.

Эдрис вернулся с подносом, на котором было все для кофе. Он наполнил три чашки: две для гостей, а с третьей уселся в свое креслице, опять вытянув ноги и устроив ступни на скамеечке.

Все трое сделали по несколько глотков, и Биглер, считавший себя знатоком кофе, одобрительно кивнул:

— Отличный кофе! Ты правильно его приготовил.

Эдрис улыбнулся:

— Да так себе. В кофе я не очень разбираюсь.

— Бог с ним, с кофе, — вмешался Гесс. — Давай послушаем, что ты знаешь об этой женщине. В спальне фото ее мужа?

Эдрис был слишком умен, чтобы оказаться в такой очевидной ловушке.

— Откуда мне знать? Я никогда не был в ее спальне.

Гесс испытующе посмотрел на него, затем встал, вышел, принес из квартиры напротив две фотографии и показал их Эдрису.

— Кто он?

— Это не муж. Это ее любовник, с которым она убежала когда-то. Его звали Генри Льюис. Он погиб в автомобильной катастрофе примерно пятнадцать лет назад.

— А это ее дочка?

— Верно.

— Где она?

— В колледже Грэхема в Большом Майами.

— Ее муж жив?

— Жив.

— Кто он?

— Мэлвилл Девон.

— Ты знаешь, где он живет?

— Где-то в Парадиз-Сити, не знаю, где именно.

— Ты говоришь, что она сбежала с этим парнем, Льюисом. Она бросила своего мужа из-за него?

— Да. Судя по ее рассказам, она не могла ужиться с Девоном. Он был из таких серьезных парней, постоянно занят работой. Меньше чем через два года после свадьбы она встретила Льюиса. Он был при деньгах. Вот она и сбежала с ним. Пятнадцать лет назад. Она взяла с собой малышку. Льюис любил детей. Год они прожили душа в душу, а затем он погиб.

Гесс внимательно посмотрел на Эдриса:

— И она тебе все это рассказала?

— Да, но не за один раз. Когда ей бывало тоскливо, она приходила сюда и часами сидела и молчала. А затем начинала говорить, но могла оборвать себя на полуслове. Когда умер Льюис, она осталась без денег. Они собирались пожениться, как только Мюриэль получит развод. Она отдала ребенка опекунам и стала работать в отеле регистратором. — Эдрис сделал паузу, чтобы допить кофе, затем налил себе еще чашку и подвинул кофеварку к Биглеру. — Она попала в плохую компанию. Через какое-то время стала колоться. Ее вышвырнули из отеля. У нее не было денег на наркоту, поэтому она пошла на улицу. Какой-то уже пожилой тип снял ей квартиру. Пять лет она жила довольно хорошо, пока он не умер. Она послала Норену — так зовут ее дочь — в школу-интернат. Они встречались только во время каникул. У них была традиция — ездить в Нью-Йорк. Здесь они проводили очень мало времени. Она уже не могла жить без наркотиков и уехала из Нью-Йорка сюда. А затем появился Джонни Уильямс. — Эдрис вновь замолчал и посмотрел на Гесса. — Может, вам лучше поговорить с ним. Он знает о Мюриэль больше, чем я.

Гесс налил себе еще чашку кофе:

— Уильямс мертв. Она убила его. Почему она не сказала тебе об этом, Тикки? Она ведь все тебе рассказывала? Почему она не сказала тебе, что всадила в него пять пуль, прежде чем прийти в «Ла Коквилль»?

Эдрис замер, его глаза затуманились и стали похожи на глаза спаниеля.

— Она не сказала мне. Я подумал: случилось что-то скверное, но она была пьяна… я не услышал от нее ничего внятного. Так она убила его! Ну, он это заслужил. Грязный ублюдок, трижды сукин сын!

— А почему он это заслужил? — спросил Биглер.

— Она делала для этого тупицы все, что могла. Она содержала его, покупала ему одежду, оплачивала его жилье. Она сходила по нему с ума! Он обобрал ее до нитки. Последние полгода или около того он приударял за пожилыми женщинами из «Паласа». Он нашел себе одну богачку. И Мюриэль оказалась не нужна. С наркотой она зашла слишком далеко, потеряла даже клиентов. Но ей надо было платить за школу и оплачивать все прочие счета. А у Джонни действительно появились деньги. Но когда она пыталась одолжить у него, он поднимал ее на смех. Полагаю, он слишком часто смеялся над ней.

— А что дочь? Она имела хоть какое-то представление о том, что происходит?

— Нет. На каникулы Мюриэль брала ее в морские путешествия. Не хотела, чтобы дочь слишком часто приходила в ее квартиру. На эти каникулы она мечтала взять Норену в Вест-Индию, но у нее не было денег, а Джонни ее не поддержал.

— Ты же был ее лучшим другом… почему ты не поддержал ее, Тикки?

— Она бы у меня не взяла, я предлагал, но она не позволяла себе брать у меня деньги.

— Почему нет? Ты был ее лучшим другом, разве не с тобой она была всегда откровенна?

Эдрис многозначительно посмотрел на Гесса, взгляд его стал твердым.

— Полагаю, она считала, что я заслуживаю большего сочувствия, чем она. Она не видела во мне полноценного человека. Я был для нее просто кем-то, с кем можно поболтать.

Гесс фыркнул:

— Она говорила, что сочувствует тебе?

— Да.

— Так что ты сберег свои денежки, верно, Тикки?

— У меня нет таких денег, чтобы их беречь, — сказал Эдрис.

— Да ладно. Бьюсь об заклад, ты своими выходками и остротами огребаешь кучу чаевых.

Биглер сказал с нетерпением в голосе:

— Кончай, Фред. Это не наше дело.

— Ой, не уверен. Я думаю, этот уродец что-то слишком умен, — сказал Гесс, волком взглянув на Эдриса. — Неужели Мюриэль не намекнула недомерку, что прикончила Уильямса?

— Нет.

Гесс начал разворачивать сверток с пистолетом.

— У нее было оружие, Тикки?

— Не думаю… Возможно, достала где-то. Не знаю.

— А кто продавал ей наркотики?

— Откуда мне знать?

— Не ты ли?

— Нет.

Гесс кинул в рот жевательную резинку, о чем-то подумал, глядя на свои массивные руки, затем пожал плечами и встал:

— Думаю, это все. У тебя остались какие-то вопросы, Джо?

— Нет! — тоже вставая, сказал Биглер.

— Хорошо, тогда уходим.

И оба детектива направились к двери. Эдрис проводил их взглядом, так и оставшись сидеть — ноги на скамеечке.

— Спасибо за кофе, — уже у двери сказал Биглер.

— Не лезь в неприятности, недомерок, — добавил Гесс.

И они вышли, закрыв за собой дверь.

Несколько минут Эдрис оставался неподвижен. Лицо его горело, кровь стучала в висках, глаза сверкали. Короткие пальцы впились в ручки кресла. Эдрис пытался справиться с яростью.

Затем, когда стрелки на часах показали четверть восьмого, он встал, подошел к телефону и набрал номер. В ожидании ответа закурил.

— Общеобразовательный колледж Грехэма, — произнес женский голос.

— Я хочу поговорить с доктором Грэхемом, — сказал Эдрис. — Это очень срочно.

— Представьтесь, пожалуйста.

— Мое имя Эдвард Эдрис. Дело касается Норены Девон, одной из ваших учениц. Это срочно.

— Подождите минутку.

Эдрис затянулся дымом и выпустил его через ноздри.

После небольшой паузы из трубки раздался мужской голос:

— Доктор Грэхем слушает.

— Доктор, это Эдвард Эдрис. Я друг семьи Девон. Норена хорошо меня знает. Произошло несчастье, ее мать очень серьезно пострадала.

— Прискорбно это слышать. Чем я могу помочь, мистер Эдрис?

— Вы можете сообщить это Норене? Только не говорите, насколько все серьезно. Просто скажите, что произошел несчастный случай. Мистер Грэхем, в данный момент мистер Стэнли Теббел, адвокат миссис Девон, как раз находится в Большом Майами. Я уже переговорил с ним. Поскольку ему нужно немедленно вернуться в Парадиз-Сити, он готов привезти и Норену. Это бы сэкономило время. Мать хочет ее видеть.

Эдрис замолчал. Напряжение нарастало. Это был решающий момент разговора. Согласится ли Грэхем, или с ним будут проблемы?

— Мистер… как вы сказали? — после паузы отозвался Грэхем.

— Стэнли Теббел.

— Норена знает этого джентльмена?

— Возможно, она слышала о нем. Не думаю, что они встречались. Доктор Грэхем, я понимаю, о чем вы сейчас думаете. Разве можно отпустить семнадцатилетнюю девушку с незнакомым мужчиной… Я отдаю должное вашей предусмотрительности. Но это крайне срочно… По правде говоря, мать Норены умирает. Давайте сделаем так: вы сообщите Норене о матери, скажете, что это я звонил, она меня хорошо знает. Пусть она мне позвонит, и я объясню ей все, что надо, насчет мистера Теббела. Мой номер телефона: Сикомб, пятьсот пятьдесят шесть.

Снова возникла пауза, затем доктор Грэхем сказал:

— В этом нет необходимости, мистер Эдрис. Как только мистер Теббел появится, я позову Норену. Очень сожалею о случившемся.

— Спасибо, доктор!

— Норена будет готова через полчаса. Доброго вам дня, мистер Эдрис. — И он повесил трубку.

Эдрис тоже положил трубку. Рот его исказился в хитрой и злой усмешке. Он вдруг запрыгал, раскидывая свои короткие ноги, как в казацком танце, и прихлопывая куцыми ручками.

Его зловещая маленькая фигурка еще долго кружила в танце по комнате.

Доктор Уильям Грэхем, высокий лысеющий мужчина, заложив костлявые руки за спину, с усталым видом ходил по своему большому кабинету. До окончания семестра оставалось три дня, и у него еще было много дел, но он не мог ничем заняться, пока не разрешит эту печальную ситуацию с Нореной, одной из лучших своих учениц.

Он уже виделся с девушкой и все ей сообщил. Он сказал также, что скоро за ней заедет адвокат ее матери и отвезет домой.

Норену нельзя было назвать особо привлекательной: бледный цвет лица, очки в голубой пластмассовой оправе, однако она была хорошо сложена и следила за собой и за своими блестящими, как атлас, белокурыми волосами.

— Мама… она умирает? — спросила девушка.

— Она в тяжелом состоянии, Норена. Крепись. Думаю, мистер Эдрис сказал бы мне, если бы дела были совсем плохи, но она в тяжелом состоянии. — Сказать всю правду Грэхем не решился.

Он так и продолжал ходить взад-вперед по кабинету, когда его известили о приезде мистера Стэнли Теббела.

— Пригласите его сюда, — сказал Грэхем.

Фил Алгир, с соломенной шляпой в руке, вошел в кабинет. На его смазливом лице было подобающее случаю выражение озабоченности, печали и дружелюбия, что тут же расположило к нему Грэхема. То, как Алгир был одет, тоже говорило в его пользу. Без сомнения, это был достойный человек, чья искренность со всей очевидностью читалась на его лице.

— Извините, что так рано вас побеспокоил, — сказал Алгир сочным баритоном. Он позволил себе скорбную полуулыбку. — Могу себе представить, насколько вы сейчас, в конце семестра, заняты. Но к сожалению, дело срочное, и мне пришлось немедленно приехать.

— Да, конечно. — Доктор Грэхем указал на стул. — Пожалуйста, садитесь. Как миссис Девон?

Алгир сел и покачал головой:

— Боюсь, что очень плохо. Вы уже сообщили Норене?

— Да, разумеется. Она, естественно, в шоке, но я не сказал, что мать в критическом состоянии.

— Да, боюсь, что в критическом. Надо поторопиться. Как бы не оказалось поздно.

— Уверен, Норена уже собралась. — Грэхем нажал кнопку звонка на столе. — В каком госпитале миссис Девон?

Готовый к такому вопросу, Алгир не задумываясь ответил:

— Я не знаю. Все случилось так быстро. Мистер Эдрис забыл мне сказать. Я предполагаю заехать сначала к нему, а затем в госпиталь. Мы известим вас, доктор.

В кабинет вошла секретарша.

— Пожалуйста, передайте мисс Девон, что мы готовы, — сказал Грэхем.

Едва секретарша вышла, Алгир встал и подошел к большому окну. Ему надо было отвлечь внимание Грэхема и таким образом избежать щекотливых вопросов. Сквозь стекло он смотрел на школьную территорию.

— У вас тут прекрасное место, доктор. Рад, что увидел. Мне часто попадаются клиенты, которые ищут хорошую школу для дочерей. Я буду счастлив рекомендовать им вашу.

Грэхем засиял:

— Вы очень добры, мистер Теббел. Тогда, может, возьмете с собой наши рекламные проспекты?

— Обязательно.

Доктор Грэхем достал несколько буклетов, и Алгир стал их нарочито придирчиво изучать, задавая вопросы, дабы избежать разговора о Норене.

Наконец раздался стук в дверь, и Грэхем поспешил ее открыть.

— Входи, Норена. Мистер Теббел уже здесь.

Девушка вошла и, смутившись, остановилась посреди кабинета. На ней были серая плиссированная юбка, белая блузка, маленькая черная шляпка и черные туфли. Через руку перекинуто короткое пальто такого же цвета, что и юбка. Одетая во все лучшее, что у нее было, она выглядела, как подобает серьезной девушке из колледжа.

Грэхем заметил, что она плакала. Ее глаза за стеклами очков покраснели, веки опухли. Она была очень бледна, но держалась неплохо и даже смогла слабо улыбнуться Алгиру, подошедшему к ней со скорбной, но дружеской улыбкой.

— Мы не встречались раньше, Норена, — сказал он, протягивая руку. — Последнее время я занимался делами твоей мамы. Она часто рассказывала мне о тебе. Я, конечно, предпочел бы, чтобы мы встретились при более благоприятных обстоятельствах.

— Да, мистер Теббел, — сказала Норена и отвернулась, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями.

— Мы уезжаем, — сказал Алгир Грэхему. — Я позвоню вам, как только узнаю что-нибудь. — Он повернулся к Норе. — Моя машина у ворот. Можешь идти садиться, Норена.

Грэхем взял девушку за руку:

— До свидания, Норена. Держись. Все образуется, все будет хорошо.

— До свидания, доктор, и спасибо, — сказала она и быстро вышла из кабинета.

— А ее багаж? — спросил Алгир. — Не думаю, что она вернется. Это ведь ее последний семестр?

— Да, последний. Она взяла только сумку. Остальное мы пришлем на ее домашний адрес.

— Отлично. Будем надеяться…

Мужчины пожали друг другу руки, и Алгир поспешил вниз по лестнице. Затем он влез в «бьюик» и сел рядом с Нореной.

Длинной подъездной аллеей они выехали на Алейн-стрит, поехали по прекрасной дороге, ведущей к главной улице. Алгир с видимой небрежностью вел машину по Большому Майами. Его так и подмывало посильнее нажать на газ, но он понимал, что авария или нарушение правил дорожного движения могут испортить самый отчаянный план, который он когда-либо предпринимал ради больших денег.

Когда он пытался выбраться из плотного потока грузовиков, направлявшихся к Флорида-Кис, Норена, поколебавшись, спросила:

— Мистер Теббел, моя мама действительно в тяжелом состоянии?

— С ней все довольно скверно, Норена, — сказал Алгир. — Но ты держись. Все равно сейчас мы ничем не можем ей помочь.

— Ее сбила машина?

— Да. Мама вышла на шоссе, и у водителя не было возможности тут же затормозить.

— Она… она была пьяна?

Алгир напрягся. Он взглянул на девочку краем глаза: она смотрела перед собой в лобовое стекло, была бледна и замкнута.

— Пьяна? — переспросил он. — Что ты имеешь в виду? Нехорошо так говорить о своей маме, Норена.

— Для меня мама дороже всех людей на свете, — сказала девушка с таким страстным вызовом, что Алгир поморщился. — Я понимаю ее. Я знаю, через что она прошла. Я знаю, что она делала для меня все, что только было в ее силах. Она жертвовала собой ради меня. Я знаю, что она выпивает. Она была пьяна?

Алгир неловко заерзал на водительском месте.

— Нет, — наконец сказал он. — А теперь послушай, Норена. Я должен кое о чем подумать. Я занимаюсь этим несчастным случаем. А ты ведь можешь посидеть тихо и спокойно? Не волнуйся. Я постараюсь как можно скорее привезти тебя к маме, хорошо?

— Да. Простите, что мешаю вам.

Алгир снова поморщился. Его большие загорелые руки крепко сжали руль. Он не желал знать эту девицу. Уж лучше бы она оставалась совершенно неизвестной ему, как тот совершенно неизвестный Джонни Уильямс. Проникнуть в спальню Уильямса и всадить пять пуль ему в сердце было довольно просто. Он не знал этого парня. Это было все равно что стрелять по манекену. Если он позволит этой девице разговаривать, если между ними возникнет какой-то психологический контакт, как он сможет ее убить?

Даже несколько слов, произнесенных ею, расстроили его. Лицо покрылось холодным потом, а изнутри его до тошноты терзал ужас.

Он миновал перегруженную автомагистраль из Майами и теперь находился на первом широком участке скоростного шоссе 4А. Он наклонился к лобовому стеклу, его глаза нацелились на дорогу, и, нажав до упора педаль газа, он погнал машину вперед.

Самолет, прибывший в аэропорт Майами ночным рейсом из Нью-Йорка, приземлился точно по расписанию. Когда пассажиры собрались в зале прибытия, стрелки часов на стене показывали семь тридцать утра.

Среди пассажиров была стройная девушка семнадцати лет. Привлекательное, с точеными чертами лицо делало ее немножко похожей на эльфа. На ней были белый платок, зеленая замшевая куртка, черные лосины, туфли-лодочки и белый шарф, замотанный на шее. Бюстгальтер провокационно поднимал ее грудь, а ее маленькие аккуратные ягодицы поигрывали при ходьбе с таким изяществом, что никто из мужчин не мог отвести от них глаз.

Вела она себя весьма самоуверенно. В пухлых красных губах была зажата сигарета, взгляд голубых глаз был тверже кремня, а когда мужчины в упор смотрели на нее, она с вызовом смотрела в ответ — презрительно и враждебно.

Айра Марш, младшая сестра Мюриэль Марш-Девон, выросла в трущобах Бруклина. Ее сестра была на двадцать два года старше и покинула семью, исчезнув в неизвестном направлении, еще до рождения Айры.

Мать родила одиннадцать детей — Айра была последней в этом выводке. Четверо ее братьев погибли в автомобильной катастрофе — водитель за рулем был пьян. Два других брата получили пожизненное заключение за вооруженный грабеж. Четыре сестры, включая и Мюриэль, просто уехали из родного дома, и о них ничего не было известно. Если бы не Тикки Эдрис, Айра никогда бы не узнала, что ее старшая сестра проститутка и наркоманка. Нельзя сказать, что она придала этому какое-то значение. Братья и сестры значили для нее не больше, чем алкоголик-отец, от которого она запиралась в спальне.

Однажды вечером, примерно четыре месяца назад, возле многоквартирного дома, где она жила, ее поджидал, сидя в красном «мини-купере», улыбающийся карлик. Айра возвращалась из общественных бань, где она чудесно провела целый час, подставляя свое прекрасное маленькое тело под струи горячей воды, мо`я голову, готовясь к танцам в ночном клубе, куда она всегда ходила в ночь на воскресенье.

Завидев ее, карлик выскользнул из «мини-купера» и предстал перед ней. На нем были коричневая спортивная куртка с накладными карманами, серые фланелевые брюки и коричневая бейсбольная кепка, легкомысленно сдвинутая набекрень к правому глазу.

— Если ты Айра Марш, — внимательно глядя на нее и радостно улыбаясь, сказал он, — то я хотел бы поговорить с тобой.

Она недоуменно посмотрела сверху вниз на маленького человека, нахмурилась и резко ответила:

— Прочь с дороги, Мальчик-с-пальчик. С какой стати мне с тобой разговаривать?

Эдрис хохотнул:

— Это касается твоей сестры Мюриэль. Не задирай нос, малышка. Мы с Мюриэль друзья.

На них уже зыркали женщины, сидящие на железных балконах многоквартирного дома. Дети бросили уличные игры и потянулись к машине, улюлюкая и тыча пальцами в карлика.

Айра быстро приняла решение. Она помнила лишь имя сестры, и ей вдруг захотелось узнать о ней больше. Она подошла к машине и села на пассажирское место. Эдрис проковылял вокруг машины, сел в кресло водителя и поехал по улице, сопровождаемый криками мелюзги, которая тут же осталась далеко позади.

— Меня зовут Тикки Эдрис, — сказал он, ведя машину. — Хочу предложить тебе одно дельце, которое может принести нам с тобой деньги.

— Почему мне? — спросила Айра. — Вы про меня ничего не знаете. Почему мне?

— Нет ничего такого, чего бы я про тебя не знал, — ответил Эдрис.

Он притормозил у свободного места на стоянке возле дома и припарковался.

С месяц назад в приступе очередной хандры Мюриэль упомянула о своей самой младшей сестре: «Я никогда ее не видела. Если бы я не наткнулась на тех, кто когда-то жил возле нашего дома, я бы и не знала о ее рождении. Только подумай! Моей сестре столько же лет, сколько моей дочери. А я никогда не видела ее».

Именно это случайное замечание и дало Эдрису ключ к решению задачи, которую он до сих пор считал неразрешимой. Эдрис связался с агентством частного сыска Нью-Йорка и заказал всю возможную информацию о семнадцатилетней девушке по имени Айра Марш. За двести долларов агентство предоставило ему подробный пятистраничный отчет, из которого Эдрис вынес твердое убеждение, что, если эту девушку грамотно направлять, его задача будет практически решена.

По некоторым малозначимым деталям, содержавшимся в отчете, Тикки понял, что Айра — существо необузданное. Она состояла на учете в отделении полиции как малолетняя преступница, но была слишком хорошенькой, чтобы хоть раз предстать перед судом. Она слыла магазинной воровкой, и при ее появлении охранники торговых заведений не спускали с нее глаз. Она была связана с бандой «Мокасины», главной группировкой среди подростков-террористов, которая постоянно сталкивалась с полицейскими и с бандами своих соперников в округе. Главой «мокасинов» был Джесс Фарр, восемнадцатилетний бандит, который в жестоких разборках проторил себе дорожку к своему нынешнему бесспорному лидерству. Шесть месяцев назад, говорилось в докладе, Фарр стал регулярно встречаться с девушкой по имени Лея Фелчер. Она была сверстницей Фарра, жесткая, красивая фурия, считавшая, что ее положение любовницы главаря ставит ее на недосягаемую высоту. Айра решила, что ей нужен Фарр и ей нужен статус Леи. В переполненном подвале под складом мужская часть банды, с Фарром в качестве приза, наблюдала, как две девушки, обнажившись по пояс, с помощью ногтей, зубов и кулаков устроили самую долгую и кровавую схватку в истории этой банды.

Айра знала, что ей придется сражаться за Фарра, и позаботилась о том, чтобы подготовиться к схватке. В течение трех недель она жила как спартанец и регулярно посещала тренажерный зал Маллигана, где заправлял старый кулачный боец, который втайне тренировал ее по своей собственной методике и пребывал в радостной уверенности, что Айра не может не победить.

Как девушка Фарра, Айра все больше и больше погружалась в дела банды. Она всегда была среди участников драки, чтобы подбодрить их. Часто ее использовали в качестве приманки, чтобы нарушить тягомотное перемирие, которое время от времени заключали между собой банды.

Отчет заканчивался такими словами: «Эта молодая девушка проницательна, умна, жестока, эгоистична и аморальна. По мнению нашего агента, нет ничего, что заставило бы ее отказаться от достижения своих целей. Отрицательные качества отчасти компенсируются ее смелостью, решительностью и финансовой жилкой. Всякий раз, когда она без средств, что случается довольно редко, она подрабатывает у Джо Слессера, букмекера, который ее высоко ценит. У него она научилась обращаться с различными счетными устройствами и компьютерами».

На бумаге Айра Марш казалась идеальным кандидатом для трудной работы, которую собирался дать ей Эдрис. Сидя в «мини», изучая ее привлекательное личико, он еще больше уверился в том, что она ему подойдет.

— Я навел справки о тебе, детка, — сказал он. — Мне понравилось то, что я узнал. Ты хочешь заработать немного денег?

Пока Эдрис вел машину, и теперь, когда он говорил, Айра изучала его так же пристально, как он ее. Интуиция подсказывала ей, что к этому маленькому уроду следует отнестись всерьез.

— Это зависит от двух вещей: сколько денег и что я должна сделать для этого, — сказала она.

Эдрис похлопал по рулевому колесу своими корявыми ручками и улыбнулся:

— Ты игрок, детка?

— Возможно.

— Сколько ты хочешь денег?

— Сколько смогу выиграть.

— Я не это имею в виду. Ты мечтаешь о деньгах? Я — да. — Эдрис положил ногу на ногу. — Я всегда мечтаю о деньгах. А ты?

— Полагаю, что да.

— О какой сумме ты мечтаешь?

— Такая вам не по карману.

— Но все-таки?

— Миллион долларов.

— И всего-то? — хохотнул Эдрис. — Почему не десять миллионов, не двадцать?

Она взглянула на дешевые часики на запястье:

— Кончайте свои игры. Через десять минут мне надо быть дома. У меня сегодня свидание.

— Положим, я покажу тебе, как сделать пятьдесят тысяч долларов, — тихо сказал Эдрис, — ты готова рискнуть?

Посмотрев на него, она поняла по выражению его глаз, что он не шутит, и почувствовала, как в венах вдруг быстрее побежала кровь.

— Чем я рискую? У меня ничего нет.

— Да, ты рискуешь. Ты рискуешь тем же, чем собираюсь рисковать я. Все зависит от того, во сколько ты это оцениваешь. Пятьдесят тысяч долларов — это неплохая сумма. Риск не так уж велик, но он есть. Ты рискуешь своей свободой, детка, так же как я буду рисковать своей.

— С чего вы решили, что моя свобода стоит пятьдесят тысяч долларов? Моя свобода? — Она рассмеялась. — Я ни перед чем не остановлюсь, чтобы заполучить такие деньжищи.

Ее смех смолк, а на губах осталась решительная и горькая улыбка — он отметил это и, довольный, кивнул:

— Сначала придется их заработать, детка. Только не ошибись. У меня для тебя особое задание, но, чтобы его выполнить, нужно потрудиться.

— Как?

— Прежде чем я объясню, позволь рассказать, что за всем этим стоит.

Именно тогда она и узнала о своей сестре и ее браке, о том, как сестра сбежала с ребенком и в конце концов стала уличной проституткой.

— Твоя сестра сидит на героине, — сказал Эдрис. — Ей уже никто и ничто не поможет. Я даю ей четыре месяца, не больше. Она умирает на глазах.

Айра сидела, подавшись вперед, упершись локтями в колени, а подбородком в ладони… Взгляд ее затуманившихся голубых глаз был настолько сосредоточен, что она перестала замечать все вокруг, забыв о свидании с Джессом, забыв о танцах в ночь на воскресенье, забыв обо всем, кроме этого свистящего шепота, по капле отравлявшего ей слух.

Наконец Эдрис рассказал ей о том, чего он хочет от нее. Это прозвучало как сюжет из какого-то фильма, и поначалу она решила, что он просто сумасшедший — урод с дыркой в голове. Но по мере того как он продолжал посвящать ее в свой замысел, она стала осознавать, что все это может сработать и в таком случае деньги не блеф.

— Он никогда не видел своей дочери, — подытожил Эдрис. — Он ничего не слышал о ней все шестнадцать лет. Есть семейное сходство. Я его вижу. Ты очень похожа на Мюриэль. Он это тоже увидит. Здесь не о чем беспокоиться. Он примет тебя за свою дочь без всяких вопросов. Для тебя это очевидно, ведь так?

Да, для нее это было вполне очевидно. Мать ей говорила, что Мюриэль в семнадцать лет выглядела точно так же.

— Но как насчет дочери? Той, которую я должна представлять? — спросила Айра. — Что насчет нее? Что, если она слышала обо мне?

— Ее не будет, — сказал Эдрис и потер руки. — Она мертва. Она умерла на прошлой неделе. Вот почему я здесь. Если бы она была жива, мы бы не смогли это провернуть. Только когда Мюриэль сказала мне, что дочь мертва, мне пришла в голову эта идея. — Он испытующе посмотрел на девушку, дабы убедиться, что она поверила ему. — Даже сейчас мы ничего не можем сделать, пока Мюриэль жива. Но ей осталось недолго… три-четыре месяца.

Айре стало не по себе.

— Как умерла ее дочка?

— Она купалась, у нее начались судороги, и она утонула, — как по писаному лгал Эдрис.

— И ничего нельзя сделать для Мюриэль?

— Нет, она живой мертвец.

Айра сидела молча, глядя сквозь лобовое стекло автомобиля.

— Ну? — нетерпеливо спросил Эдрис. — Ты готова на это? Риск небольшой.

— Я подумаю. Это надо хорошенько обдумать. Будьте здесь в это же время в следующее воскресенье, и я дам ответ — да или нет.

— Я не могу снова приехать из Парадиз-Сити, детка, — сказал Эдрис. — Я тут за счет своего ежегодного отпуска. Я должен зарабатывать на жизнь. — Он вынул визитку из кошелька. — Вот мой адрес. Пришли мне телеграмму, когда ты все обдумаешь. Достаточно одного слова: да или нет. Не торопись. Мы не можем ничего сделать, пока Мюриэль жива. У тебя куча времени, чтобы принять решение, детка, и, уверен, оно будет правильным.

Она думала об этой первой встрече с Эдрисом, когда вышла из зала прибытия аэропорта и направилась к автовокзалу. С тех пор она еще дважды виделась с ним. За эти четыре месяца ожидания он навел глянец на свой план. Теперь трудно было представить, что могло бы пойти не так. Она попрощалась с отцом, сообщив, что получила работу далеко от Нью-Йорка и что она не вернется.

Он был слишком пьян, чтобы осознать это. Единственное, о чем Айра сожалела, — это о расставании с Джессом Фарром. Она не сказала ему о том, что собирается делать. Он задал бы слишком много вопросов. Она сказала себе, что с пятьюдесятью тысячами долларов наличными она будет иметь много мужчин получше и поинтересней нынешних. Она сказала это, но не очень-то себе поверила. С раздражением она обнаружила, что влюблена в Джесса больше, чем полагала. Она будет скучать по нему.

Сопровождаемая взглядами мужчин, она вышла из прохладного здания аэропорта, пересекла освещенный ранним утренним солнцем тротуар и села на автобус до Сикомба.