Дело о наезде

Джеймс Хэдли Чейз, 1958

За полвека писательской деятельности британский автор детективов Рене Брабазон Реймонд (1906–1985) опубликовал около девяноста криминальных романов и сменил несколько творческих псевдонимов. Самый прославленный из них – Джеймс Хэдли Чейз. «Я, как ищейка, беру след и чую, чего хочет читатель. И что он купит» – так мэтр объяснял успех своих романов, охотно раскрывая золотоносный секрет: читателей привлекают «действие и ритм». В XX веке не осталось места неспешным старомодным историям, в которых эксцентричный сыщик расследует загадочное убийство аристократа в декорациях уютного загородного особняка; по законам нового времени детектив пускает в ход револьвер едва ли не чаще, чем дедукцию.

Глава вторая

I

Около восьми часов я подъехал к «Гейблз».

В дороге меня одолевала одна мысль: увижу ли я ее сегодня? Во рту, словно после болезни, было сухо, а сердце билось глухо и неровно.

Я сразу же заметил, что сегодня освещение над садом и бассейном выключено, зато пробел отлично восполняла светившая металлическим светом луна, и вид у виллы был необычайно впечатляющий.

Я оставил машину перед парадным входом, взбежал по лестнице и нажал на кнопку звонка. После обычной паузы дверь, как и вчера, открыл Уоткинс.

— Добрый вечер, сэр, — сказал он. — Сегодня чудесная погода.

— Да, — пробормотал я, проходя за ним в холл. — Как мистер Эйткен?

— Я полагаю, лучшего ожидать трудно. Правда, к вечеру он стал слегка нервничать. Если не возражаете, я попросил бы вас не засиживаться.

— Постараюсь управиться быстро.

— Это было бы очень благоразумно, сэр.

Мы поднялись в лифте. Старик тяжело дышал. Каждый вымученный вдох сопровождался похрустыванием его накрахмаленной манишки.

Эйткен полусидел в своей постели, зубы мертвой хваткой сжимали сигару. На коленях у него лежали какие-то счета, а рядом — карандаш и блокнот. Он был явно утомлен, а при свете лампы на лбу виднелись капли пота. Углы рта чуть провисли вниз, веки отяжелели. Вчера он выглядел гораздо лучше.

— Входите, Скотт, — проворчал он, словно предупреждая меня, что сегодня он не в настроении.

Я подошел к его софе и сел в кресло.

— Как ваша нога? — спросил я, сосредоточив все внимание на своем портфеле.

— Нормально. — Он смахнул счета прямо на пол. — Мне звонил Гамильтон и сказал, что заседание вы провели отменно.

— Я рад, что у него создалось такое впечатление. С Темплменом все-таки были трудности, — скромно произнес я. — Он заставил меня здорово попыхтеть.

Рот Эйткена искривился в улыбке.

— Вы с ним справились. Гамильтон мне все рассказал. Вы прикрутили хвост этому старому ослу. Протокол у вас с собой?

Я протянул ему протокол.

— Я пока почитаю, а вы возьмите что-нибудь выпить и мне налейте. — Он махнул рукой в сторону столика у стены, на котором стояли бутылки и стаканы. — Я хочу виски, да побольше.

По голосу я понял, что спорить с ним бесполезно, поэтому подошел к столику и плеснул в два стакана виски с содовой. Один из них я протянул Эйткену. Посмотрев на стакан, он нахмурился. В этот момент он был здорово похож на разгневанного гангстера.

— Я же сказал: побольше! Вы что, не слышали?

Я вернулся к столику и долил Эйткену виски. Он залпом осушил стакан, потом ткнул им мне в грудь.

— Налейте еще, потом садитесь.

Я налил ему столько же, поставил стакан рядом с софой и сел.

Наши глаза встретились, и Эйткен вдруг ухмыльнулся.

— Не сердитесь на меня, Скотт, — сказал он. — Когда человек ломает ногу, он становится совершенно беспомощным. В этом доме против меня организовали заговор — они мне всячески внушают, что я болен. Весь день я ждал, когда придете вы и дадите мне выпить.

— По-моему, это худшее, что вы могли сейчас сделать, — сказал я.

— Вы считаете? — Он усмехнулся. — Об этом позвольте судить мне. — Он взял протокол. — Можете курить, если хотите.

Я зажег сигарету и отпил немного из стакана. Минут десять Эйткен читал протокол, потом уронил его на колени, потянулся к стакану и отхлебнул изрядную дозу.

— Для начала совсем недурно, — похвалил он. — Более того: я сам не провел бы заседание лучше. Если и дальше пойдет в таком же духе, считайте, что Нью-Йорк у вас в кармане.

Услышать такое было приятно и лестно.

— Ну хорошо, — продолжал он, — им пришлось уступить, и вы должны этим воспользоваться. Есть какие-нибудь идеи?

Я знал, что он задаст этот вопрос, поэтому перед уходом с работы посоветовался со старшими в отделах.

В течение получаса я излагал свои идеи. Он спокойно лежал и слушал, потягивая виски и время от времени удовлетворенно кивая. Я говорил то, что нужно, — это было ясно. Когда я кончил, он сказал:

— Ну что же, неплохо. Совсем неплохо. Сейчас я расскажу вам, как можно сыграть лучше.

Настала моя очередь слушать — это был хороший предметный урок. Все идеи были мои, но поворачивал он их слегка по-своему, причем я сразу же видел, в чем был не прав. Мой вариант тоже был хорош, но обходился чуть дороже. Его вариант давал агентству экономию в десять процентов, а самому Эйткену — право считать себя по сравнению со мной бизнесменом более высокого класса.

Я вдруг заметил, что уже перевалило за девять, и сразу вспомнил слова Уоткинса о том, что встречу желательно не затягивать.

— Понятно, сэр, — сказал я, укладывая бумаги в портфель. — Все будет сделано. А сейчас, если не возражаете, я полечу. У меня в десять свидание.

Он ухмыльнулся:

— Не надо лгать, Скотт. Я знаю, это вас надоумил старый хитрюга Уоткинс. Ну да черт с ним. Сматывайтесь. Завтра жду вас в восемь. — Он допил виски и поставил стакан. — У вас есть девушка, Скотт?

Этот вопрос застал меня врасплох. Я даже выронил на пол несколько бумаг. Нагнувшись за ними, я ответил:

— Постоянной нет, если вы об этом.

— Я не об этом. Время от времени мужчине нужна женщина. Только ни в коем случае не идите у них на поводу, не поддавайтесь их чарам. Женщины — это благо, а блага для того и созданы, чтобы ими пользоваться. — Циничные нотки в его голосе неприятно резанули слух. — Я не хочу, чтобы вы все время работали. Отдыхать тоже надо. Вы не мальчик и должны знать, что женщина — это весьма приятная форма отдыха. Но только не позволяйте ей подцепить вас на крючок. Стоит вам поддаться, увлечься — вы пропали.

— Да, сэр, — произнес я, снова запихивая бумаги в портфель. От него я ничего подобного не ожидал, и такой цинизм задел меня за живое. — Завтра в восемь я буду у вас.

Не сводя с меня глаз, он откинулся на подушки.

— И не работайте в выходные. В пятницу вечером приходить не надо — позвоните только в понедельник утром. Давайте, Скотт, стройте планы на выходные. В гольф играете?

Я сказал, что играю.

— Лучшая в мире игра, если не относиться к ней серьезно. В этом смысле ее можно сравнить с женщиной. К ним нельзя относиться серьезно, иначе попадетесь на крючок — и поминай как звали. Сколько вы набираете?

Я сказал, что в лучшие времена набирал семьдесят два.

Он уставился на меня так, словно видел впервые.

— Так вы же почти профессионал!

— Иначе и быть не могло — я играю в гольф с пяти лет. Мой отец был помешан на гольфе. Даже мать заставлял играть.

Я пошел к двери.

— Завтра в восемь буду у вас.

— Давайте, Скотт. — Он все не сводил с меня испытующих глаз. — И договоритесь с кем-нибудь насчет гольфа. — Рот его изогнулся в скверной улыбочке. — А на вечер найдите себе хорошенькую девчонку. Гольф и женщины — это лучший в мире отдых.

Я наконец вышел из его комнаты. Цинизм Эйткена оставил неприятный осадок, я даже не мог сообразить, ехать мне в лифте или спускаться по лестнице. Но тут в мозгу возникла навязчивая картина: она перед зеркалом, и я направился к лестнице.

Там я остановился и через перила взглянул на нижнюю площадку. Свет не горел, и я почти физически ощутил боль разочарования. Потом до меня дошло, что сейчас только десять минут десятого. Конечно, еще рано, и в спальне ей делать нечего.

Поэтому я вернулся к лифту и спустился в холл.

Там меня ждал Уоткинс.

— Мистер Эйткен сегодня не совсем хорошо себя чувствует, — сказал я, направляясь вместе с ним к парадной двери.

— Его немного лихорадит, сэр. Я полагаю, в этом нет ничего удивительного.

— Вы правы. Завтра вечером я приду снова.

— Не сомневаюсь, что мистер Эйткен с радостью ждет ваших визитов, — сказал Уоткинс, открывая дверь.

Мы попрощались, и я вышел. Стоял жаркий лунный вечер.

«Кадиллак» я оставил на площадке у лестницы и сейчас медленно пошел вниз. Спустившись, оглянулся на дом. Светилась только комната Эйткена, остальные смотрели на меня поблескивающими черными окнами. Где же она: уехала или, может быть, где-то в задней части дома?

Весь день я сгорал от желания увидеть ее снова. Стоять и глазеть на огромный дом в надежде, что в одном из окон загорится свет и я увижу ее? Нет, это неразумно. Ведь из какого-нибудь темного окна за мной могли наблюдать миссис Хэппл или даже Уоткинс. Вздохнув, я подошел к машине, открыл дверцу, кинул папку на заднее сиденье, а сам скользнул за руль.

Рядом, сложив руки на коленях, сидела она. В машине было темно, но я различил очертания ее головы; глядя на меня, она чуть склонила ее набок. Я знал, что это она. Будь это другая женщина, меня бы не бил такой озноб, а сердце не стучало бы так гулко.

Секунд, наверное, пять я завороженно смотрел на нее, ощущая легкий запах духов и слыша ее нежное прерывистое дыхание. Пять секунд — мир словно поплыл у меня перед глазами.

Этот миг я буду помнить всю свою жизнь.

II

— Здравствуйте, — сказала она. — Испугались? Я думала, вы еще не скоро придете.

— Пожалуй, есть немного. — Мой голос предательски скрипел. — Я не ожидал…

Она засмеялась.

— Это ваша машина?

— Моя.

— Какая замечательная! У меня это просто болезнь — машины. Когда я ее увидела, не смогла удержаться и забралась внутрь. Она мне нравится даже больше роджеровского «бентли». Могу спорить, ходит она быстро.

— Да, достаточно быстро.

Она откинулась на спинку сиденья и стала разглядывать обивку потолка. Луна, проникшая через окно, высветила ее профиль. Она была поразительно красива — у меня даже захватило дух.

— Роджер мне рассказывал о вас, — сообщила она. — Он говорил, вы будете его новым партнером.

— Это дело еще не решенное.

Я сидел вытянувшись как струна, руки на коленях сжались в кулаки. Я не мог прийти в себя от изумления: она рядом, она разговаривает со мной, словно мы знакомы всю жизнь.

— Я бы хотела жить в Нью-Йорке. — Она подняла руки и сцепила их на затылке. Под тонкой шерстяной кофточкой чуть приподнялись груди. — Здесь, в Палм-Сити, разве жизнь? Скучища. А вы как думаете?

— Наверное, в вашем возрасте это действительно скучно.

Повернув голову, она окинула меня оценивающим взглядом.

— Вы говорите так, словно вы уже старый, а вам, наверное, и тридцати-то нет?

— Мне тридцать один.

— Вы, должно быть, ужасно умный. Роджер мне сказал, что вы вкладываете в дело двадцать тысяч. Как это вам удалось в тридцать один год обзавестись такими деньгами?

— В основном это наследство от отца. Ну и кое-что я сумел отложить.

— И вы хотите вложить все эти деньги в дело Роджера?

Меня слегка покоробило от бесхитростной прямоты ее вопросов.

— Можно подумать, для вас это очень важно, — сказал я.

— А для меня это и правда важно. — Она снова повернула голову и улыбнулась. — Мне всегда было интересно знать, как мужчины делают деньги. У девушки ведь только один способ разбогатеть — выйти замуж. А мужчины могут делать деньги самостоятельно. Конечно, так получаешь больше удовлетворения. Вам еще повезло, что отец кое-что оставил.

— Пожалуй, повезло.

Она чуть наклонилась вперед и провела рукой по панели приборов.

— Как мне нравится ваша машина! Научите меня водить, а?

— Здесь нечему учить. — Голос мой звучал неровно. — Почти полная автоматика. Нажимаете на стартер, и все — машина поехала.

Она взглянула на меня:

— Хотите верьте, хотите нет, но я ни разу в жизни не водила машину. У Роджера их четыре, а мне он ни к одной даже притронуться не дает.

— Почему?

— Он ужасный собственник. Если мне нужно куда-то ехать, я еду на велосипеде. С ума сойти! У него одна отговорка: «Ты не умеешь водить!» Вот если бы я научилась, ему бы некуда было деться и он дал бы мне машину. Научите меня?

Я не стал колебаться:

— Ради бога, если уж вы так хотите.

Она сцепила руки вокруг коленей и подтянула их к подбородку. На ней были светлые брюки.

— Я хочу этого больше всего на свете. Вы будете меня учить сейчас или у вас на вечер другие планы?

— Прямо сейчас?

— Если у вас есть время.

— Ну хорошо. Давайте поменяемся местами. — Я начал было вылезать из машины, но она потянула меня за рукав. От прикосновения ее пальцев кровь горячей волной прилила к позвоночнику.

— Не здесь. Они увидят и расскажут Роджеру. Лучше уедем куда-нибудь, чтобы нас никто не видел.

— Они? Кто это — они?

— Миссис Хэппл и Уоткинс. Вы видели миссис Хэппл?

— Видел.

— Не нравится она мне. Какая-то она скользкая. Вам не кажется?

— Откуда мне знать? Я вчера ее в первый раз увидел и ни словом с ней не обмолвился.

— Она меня не любит. Только и ищет, на чем меня зацепить. А Роджер ее слушается.

Мне вдруг открылась вся опасность происходящего.

— Если мистер Эйткен не хочет, чтобы вы учились водить…

Ее рука легла мне на запястье, и слова застряли у меня в горле.

— Неужели вы такой же, как остальные, и тоже боитесь его? Если так, я найду себе другого учителя.

— Я его не боюсь, но поступать против его желания мне бы не хотелось.

Снова — склоненная набок голова, снова — оценивающий взгляд.

— Ну а мои желания — они ничего не значат, да?

Наши глаза встретились. Я отвел взгляд и включил зажигание.

— Если хотите научиться водить, я вас научу, — произнес я. Сердце учащенно забилось где-то под ребрами.

Я включил скорость и нажал на педаль газа. Машина пулей скользнула вдоль длинной подъездной дорожки. У ворот я притормозил, потом выехал на шоссе и снова как следует газанул.

Минут пять я гнал машину миль под девяносто, потом сбавил скорость, свернул на боковую дорогу и остановился.

— Вот это да! — восхищенно воскликнула она. — Вы настоящий ас! Никогда в жизни с такой скоростью не ездила.

Я вылез из машины и обошел ее.

— Перебирайтесь на мое место, — сказал я, открывая дверцу. — Место шофера — за баранкой.

Она скользнула по сиденью, а я сел рядом. Кожа еще хранила тепло ее тела, и в висках у меня застучало.

— Ничего сложного тут нет. Вот это — переключение передач. Этот рычаг чуть двигаете вниз, вот так, а потом правой ногой нажимаете на педаль газа. Если хотите остановиться, убираете ногу с этой педали и нажимаете на другую педаль, побольше, слева. Это тормоз. Поняли?

— Так это же совсем просто! — И не успел я глазом моргнуть, как она хлопнула по переключателю передач и лихо нажала на газ.

Словно обезумевший зверь, машина кинулась вперед. О вождении жена Эйткена не имела никакого понятия. Она, кажется, даже не смотрела, куда едет.

Я был настолько ошарашен, что несколько секунд сидел как истукан. За эти секунды машина вырвалась с дороги, взлетела на заросший травой склон, скатилась с него на противоположную сторону, отчаянно при этом буксуя правыми колесами, потом снова выскочила на дорогу. По другую сторону дороги находилась живая изгородь, и мы уже были готовы врезаться в нее, но тут я сграбастал руль и вывернул машину.

— Ногу с газа! — заорал я и тут же сбросил ее ногу с педали. Не отпуская руль, я нажал на тормоз, и машина резко остановилась.

Это были веселенькие секунды! Еще чуть-чуть — и мы бы разбились ко всем чертям.

Я выключил зажигание и повернулся к ней.

Мне было хорошо ее видно, потому что в открытое окно машины светила луна.

На ее лице я не прочел и тени испуга — она улыбалась. Она была так хороша собой, что у меня комок подкатил к горлу.

— Она, оказывается, вон какая сильная, — протянула она. — А я тоже хороша — нажимала изо всех сил. Надо было полегче. Давайте еще разок.

— Погодите, — остановил ее я. — Это совсем не лучший способ покончить жизнь самоубийством. Ногой нужно не топать, а…

— Я знаю, — нетерпеливо перебила она. — Можете не говорить. Я слишком сильно нажала на газ. Давайте попробуем еще разок.

— Только смотрите, пожалуйста, на дорогу, когда едете. Главное — ехать прямо.

Она быстро взглянула на меня и засмеялась:

— Эта машина застала меня врасплох. Я и не думала, что она такая мощная.

— А меня застали врасплох вы, — попытался пошутить я, включая зажигание. — Только не спешите. На газ жмите плавно.

— Да-да, знаю.

Она поставила в нужное положение переключатель передач и поехала со скоростью миль двадцать в час. Рулем она совсем не владела — это было ясно. Машина сразу завихляла, то заезжая на траву, то снова выбираясь на дорогу, но сейчас мы ехали с небольшой скоростью, к тому же я был начеку и положил руки на руль. Метров пятьдесят мы проехали прямо.

— Если вы все будете делать сами, я ничему не научусь. — И она оттолкнула мои руки.

Машину тотчас понесло к изгороди. В последний момент я успел нажать на тормоз.

— Что-то туго у нас идет дело, — озабоченно сказал я. — Неужели мистер Эйткен ни разу не пробовал научить вас водить?

— Роджер? — Она засмеялась. — Что вы, у него бы терпения не хватило.

— Вы пытаетесь ехать быстро, а за дорогой не смотрите. Давайте попробуем еще раз, только совсем медленно.

На этот раз ей удалось на скорости миль пятнадцать проехать сотню метров точно по центру дороги.

— Ну вот, — похвалил ее я, — это совсем другое дело. Так и езжайте дальше, потихоньку разберетесь, что к чему.

Тут я заметил, что навстречу нам, сверкая фарами, быстро движется машина.

— Возьмите вправо, — велел я, — и двигайтесь тихонько. Смотрите за дорогой.

Она забрала вправо слишком круто и слишком далеко, и правыми колесами машина заехала на травяной бордюр. Встречная машина, переключив дальний свет на ближний, приближалась. Я был уверен, что в следующий миг моя ученица захочет съехать с травы и повернет руль чуть влево — вполне достаточно, чтобы врезаться во встречную машину, — поэтому я нажал на тормоз, и «кадиллак» с легким толчком остановился. Машина с ревом пронеслась мимо нас и умчалась в темноту.

— Почему вы не дали мне разъехаться с ним самой? — чуть капризным тоном произнесла она. — Я бы справилась.

— Не сомневаюсь, но все-таки это моя единственная машина.

Она посмотрела на меня и рассмеялась:

— А как здорово! Мне все больше и больше нравится. Скоро я смогу водить, я чувствую. Надо спросить у Роджера: может, он хоть одну из своих машин даст мне покататься. А если нет, вы будете иногда давать мне вашу?

— Прежде чем выступать соло, вам нужно еще как следует поучиться.

— Но когда я все-таки научусь, дадите?

— Хорошо, только будет трудно увязать со временем. Я ведь каждый день езжу на ней на работу.

— Ну, может быть, когда она мне разок понадобится, вы съездите на работу автобусом?

— Это, конечно, мысль, но, честно говоря, ездить автобусом мне не особенно улыбается. К тому же мне и во время работы приходится много ездить.

— Ну, хоть иногда вы могли бы взять такси, разве нет?

— Пожалуй, мог бы.

Она чуть прищурилась.

— Короче говоря, давать мне свою машину вам неохота, — мягко произнесла она. — Правильно?

Конечно же, я уступлю и дам ей машину, потому что я уже обожал ее, до дрожи в коленях. Кажется, она, слава богу, этого еще не заметила.

— Дело не в этом, — сказал я. — Я просто боюсь, что вы кого-нибудь стукнете либо кто-то стукнет вас. У вас же нет никакой практики, как же вы поедете одна? А куда вы, кстати говоря, собираетесь ехать?

— А мне все равно — куда. Главное — вести машину и ехать быстро, чтобы в ушах свистел ветер. Это моя давняя мечта.

— Хорошо, когда я увижу, что вы ездите достаточно уверенно, я дам вам машину.

Она взяла меня за руку. От прикосновения этих холодных пальчиков можно было сойти с ума.

— Вы серьезно?

— Серьезно.

— И я смогу брать машину, когда захочу? Стоит только позвонить и сказать, когда она мне будет нужна, и вы разрешите?

— Разрешу.

— Честно?

— Да, честно.

Несколько мгновений она не сводила с меня глаз, потом мягко пожала мою руку.

— Вы ужасно милый и добрый.

— Я бы этого не сказал. — Голос мой почему-то звучал хрипло. — В общем, если машина вам понадобится, вы ее получите. А теперь давайте попробуем еще разок. Посмотрим, может, дело пойдет лучше.

— Давайте, — согласилась она и повернула ключ зажигания.

Мы поехали по дороге. На этот раз она вела машину вполне сносно, и, когда мимо с ревом пронеслись две машины, ей удалось разъехаться с ними, даже не шарахнувшись в сторону.

— Кажется, теперь лучше, — довольно произнесла она. — Я начинаю ее чувствовать. — И она увеличила скорость.

Я чуть придвинулся к ней, чтобы успеть в случае чего схватить руль. Ногу я поставил поближе к тормозу, но она вела машину прямо и через несколько мгновений дала такой газ, что стрелка спидометра взлетела к восьмидесяти.

— Давайте-ка потише, — предупредил я. — Это для вас слишком быстро.

— Вот это ощущение! — воскликнула она. — Мне всегда хотелось ездить с такой скоростью. Вот это машина! Просто чудо!

— Сбросьте газ! — резко перебил ее я и потихоньку поставил ногу на педаль тормоза.

Из ночи, сверкая фарами, навстречу нам неслась машина. Мы же ехали прямо по центру дороги. Я нажал на тормоз.

— Прижмитесь вправо!

Она крутанула руль вправо, но перестаралась. Я вовремя как следует прижал тормоз, иначе мы выскочили бы на траву и вполне могли перевернуться. Схватив руль, я вывернул машину, и как раз в эту минуту мимо нас на всех парах пролетела машина, разрывая тишину громким гудком сигнала.

Я остановил «кадиллак».

— Зачем вы это сделали? — укоризненно сказала она. — Я так хорошо ехала.

— Ехали-то вы хорошо. — Для одного вечера этого было вполне достаточно. Казалось, еще чуть-чуть — и нервы мои не выдержат. — Но пока у вас мало практики. Поэтому на сегодня хватит. Теперь поведу я.

— Ну ладно. — Она взглянула на часы, встроенные в панель приборов. — Ничего себе! Мне пора возвращаться, а то он, чего доброго, начнет меня искать.

Эти слова как бы сделали нас заговорщиками, и во рту я ощутил какой-то странный сладковато-горьковатый привкус.

— Пожалуйста, поезжайте побыстрее, — попросила она, когда мы поменялись местами. — Быстро-быстро, ладно?

Я нажал на газ. Через несколько секунд машина понеслась сквозь ночь со скоростью девяносто миль в час.

Обхватив руками колени, она во все глаза смотрела вперед сквозь ветровое стекло, где по дороге впереди нас, как взнузданные кони, скакали два пучка света. Казалось, она на вершине блаженства — скорость дурманила ее, словно наркотик.

Без двадцати одиннадцать мы были у ворот «Гейблз».

— Как здорово вы водите! — В голосе ее слышался восторг. — Мне ужасно понравилось. Вот так бы и мчалась всю жизнь! Когда у меня будет второй урок?

Секунду я колебался. В глубине души я сознавал, что эта авантюра может принести массу неприятностей.

— Послушайте, — сказал я. — Я совсем не собираюсь портить вам жизнь. И если ваш муж не хочет, чтобы вы учились водить…

Ее холодные пальчики обхватили мое запястье.

— Так он же ничего не будет знать. Ну как он узнает?

Это прикосновение убило во мне последние капли рассудка.

— Завтра я приеду сюда в восемь, — сказал я. — Где-то после девяти мы, наверное, покончим с делами.

— Я буду ждать вас в машине. — Она открыла дверцу и выскользнула наружу. — Вы даже не представляете, какое удовольствие вы мне доставили. Кругом такая скука, я уж и не помню, когда мне выпадало столько радости и наслаждения. Я просто счастлива.

При свете луны я увидел, что жена Эйткена была в лимонного цвета брюках и бутылочном свитере. Под свитером угадывались такие формы, что у меня захватило дыхание.

— Меня зовут Люсиль, — сказала она. — Запомните?

Я сказал, что запомню.

Она взглянула на меня и улыбнулась.

— Ну тогда до завтра. Спокойной ночи.

Помахав мне на прощание, она пошла по длинной подъездной дорожке в сторону дома.

Я смотрел ей вслед, сжав баранку до боли в пальцах, пока Люсиль не скрылась из виду.

Она проникла в мою кровь, как вирус, да-да, таящий смертельную опасность вирус.

Не помню, как я доехал до дома. Не помню, как разделся и лег.

Знаю только, что эту ночь я провел без сна.

Разве я мог спать, если душа моя сгорала в ожидании следующей встречи? Неужели я увижу ее не через год, не через десять лет? Неужели это случится завтра?