В Великом лесу апачей

Джеймс Уиллард Шульц, 1920

Книга известного писателя, автора книг о жизни индейцев, рассказывает о приключениях юноши, ставшего лесничим, его встрече с индейцами племени хопи.

Глава I

Один на горе Томас

Было 28-ого мая, когда смотритель Уинн приехал к нам из Спрингвилла и сказал мне, что я могу быть одним из его пожарных, и что он поместит меня на горе Томас. Это самая высокая наблюдательная станция во всем лесу; именно этого я и желал больше всего, но даже не смел об этом просить. Я думал, что это место будет, скорее всего, занято каким-нибудь опытным пожарным. Дважды за свою жизнь я был на горе Томас, но каждый раз не более одного часа, и это было такое интересное место, что я страстно желал получить возможность провести там больше времени. В девять часов утра 1 июня все работники пожарной охраны были обязаны телефонировать смотрителю в Спрингервилле, что они находятся на своих наблюдательных станциях и готовы исполнять свои обязанности. Таким образом, у меня было только два дня, чтобы собрать все необходимое для работы на весь сезон, и еще день, чтобы добраться до маленькой хижины пожарника под самой вершиной горы Томас. Моя мать и моя сестра, Ханна, упаковали одежду, которая мне будет нужна, белье, полотенца, посуду и запас провизии; сам я сделал для себя хороший спальный мешок, сшив вместе два лоскутных покрывала и толстое одеяло и сделав для них чехол из толстого холста. До этого времени моим единственным оружием было небольшое ружье 22 калибра; оно было достаточно хорошим для того, чтобы стрелять индюков, белок, и даже койотов. Но теперь мне нужно было настоящее ружье, и моя мать сказала, что я могу взять Винчестер 30-30, принадлежавший моему дяде Кливленду. Я осмотрел его и убедился в том, что оно, было прекрасно смазано, а внутренняя часть ствола блестела, как новенький серебряный доллар. Я обещал, что буду поддерживать его в том же состоянии.

В последний день мая, сразу после завтрака, дядя Джон — так я называл своего отчима — и я погрузили мое имущество на двух крепких лошадей, и затем мы сами сели в седла и отправились на гору Томас. Мы поднялись на Амбарон Пойнт, где начиналось поле, на котором мы сеяли овес, и между восточным и западным притоком реки прошли семь миль через леса и луга, дойдя до восточного притока, где она, вытекая из узкого каньона у подножия большой горы, разливается на милю или больше по неширокой луговой долине. Здесь, на западной стороне долины, вырастая на узком поросшем соснами склоне, возвышаются Красные, или, как называют их некоторые горцы, Раскрашенные утесы — высокие столбы красной лавы, в которых находится множество гротов, где проводят зимнюю спячку медведи, а горные львы выращивают свое потомство — так говорят некоторые из наших охотников.

Так вот, когда мы огибали лесную полосу у подножия этих утесов, в двух сотнях ярдах перед нами выскочили на открытое место три койота и помчались через луг так быстро, что казались длинными серыми полосами в траве; но во время бега они оглядывались не на нас, а назад, в сторону леса, из которого выбежали.

— Кто-то их там напугал. Давай-ка посмотрим, — сказал мне дядя Джон, и мне тоже было интересно пойти туда. Вьючных лошадей мы оставили пастись, и, войдя не более чем на пятьдесят ярдов в лес по следу койотов, нашли родник, вода в котором недавно замутилась, а по краям его, в черной грязи, отпечатались лапы крупного гризли. В нескольких ярдах от родника мы нашли недоеденную тушу большого белохвостого оленя. Но это не так заинтересовало дядю Джона, как следы гризли.

— В этих краях только один медведь оставляет такие следы, и это — Двойной Убийца, — сказал он.

В это время сильный порыв ветра донес до нас сильный запах медведя. Лошади тоже его учуяли и развернулись так быстро, что мы едва усидели в седлах; мы ничего не смогли с ними сделать, и они вынесли нас из леса с той же скоростью, с которой бежали койоты. Остановить их мы смогли только на берегу ручья, а потом заставили их вернуться к вьючным лошадям, которые спокойно паслись, не подозревая о близком присутствии большого медведя.

— Ну вот, как всегда не везет, — ворчал дядя Джон, когда мы снова вернулись на тропу. — Вот он — старый Двойной Убийца, пирует тут на этой оленьей туше, которую наверняка отобрал у пумы, а у меня нет времени, чтобы дождаться, когда он вернется к туше, а если бы и время было, так ружья нет.

— Я могу дать вам мою винтовку, и вы можете этим вечером выследить его, — предложил я.

— На это времени нет! Ты теперь ушел, и мне приходится каждое утро и каждый вечер доить десять коров, — ответил он. — Но какая же прекрасная возможность убить этого старого обжору!

А затем, поразмыслив немного, он добавил:

— Десять против одного, что он не вернется к туше до ночи — во всяком случае, до сумерек, и я не хочу оказаться с ним один на один, когда будет слишком темно, чтобы стрелять. Тому, кто его ранит, придется очень несладко! Все это может очень плохо закончиться!

Этот медведь уже семь лет бродил по нашей части страны. Вначале он появился на горе Эскодилла, куда, несомненно, пришел с хребта Моголлон в Нью-Мексико. Генри Уиллис, живший у подножия Эскодилла, был первым человеком, который его увидел. Однажды, охотясь на одичавших коров, он обнаружил небольшое их стадо, пасшееся на лугу, и, когда он направился к ним, огромный медведь внезапно выскочил из леса и ворвался в середину стада; одним ударом по шее он убил быка, а потом подскочил к корове, которая только встала, и тоже повалил ее на землю, убив одним ударом своей огромной лапы. Потом медведь учуял запах Уиллиса и вернулся в лес. Уиллис поспешил домой и собрал нескольких человек, чтобы выследить медведя, когда тот вернется за добычей, но медведь появился только спустя много времени после того, как окончательно стемнело; тут он учуял их запах и удалился, громко фыркая, и больше к тушам не возвращался. Некоторое время спустя поселенцы узнали особую манеру этого медведя: когда он хотел мяса, то обязательно убивал двух коров, поэтому его и прозвали Двойной Убийца. Двух животных он убивал не всегда: второе животное, на которое он нападал, иногда могло уцелеть — были случаи, когда оно убегало от него с глубокими порезами или такими тяжелыми ранами, что потом все равно умирало. Те, кто лучше других знал жестокие дела Двойного Убийцы, оценивали причиненные им скотоводам убытки в две тысячи долларов в год. Разумеется, было сделано множество попыток закончить его кровавую карьеру, но все они были неудачными: он избегал западней, как бы умело они не были для него расставлены, не касался отравленного мяса и выживал после пуль всадников, которые иногда его встречали. Все, кто видел его, говорили, что размера он был огромного, шерсть отливала серебром, голова была лысая, белого цвета, а на груди было большое белое пятно. Ассоциация скотоводов графства Апач предлагала сейчас награду в двести долларов тому, кто убьет этого медведя. Я спросил себя — хватит ли у меня смелости для того, чтобы заработать эти деньги, если я встречу этого бродягу средь бела дня?

Проехав через луг, мы пересекли ручей в его конце и вошли в густой хвойный лес, покрывавший крутые склоны горы Томас. Здесь еще сохранились участки снега, местами глубиной пять-шесть футов. Но ремонтники из телефонной службы уже поднимались на гору со своим обозом, так что тропа была хорошо протоптана и мы спокойно по ней прошли. Ниже, где мы прошли, рощи из елей Дугласа и белых сосен перемежались полями, покрытыми яркими цветами, и там все время слышалось пение разных птиц. Здесь же, под высокими елями, была полная тишина и глубокий мрак, от которого меня бросало в дрожь. Несколько упавших деревьев лежали, словно скелеты, на темном, усыпанном иголками склоне. Здесь не было никаких цветов, если не считать кустов черники, не было и никаких птиц, кроме промелькнувших бесшумно серых пташек. Я был рад, когда, достигнув высоты примерно в 11 000 футов, мы вышли на вершину горного хребта, на яркий свет, и увидели над собой голую, вытянутую вершину горы, покрытую глубоким сверкающим снегом. И тут, на небольшой поляне, мы нашли маленькую хижину пожарного. Здесь снова были цветы, пели птицы, бегали белки и бурундуки. Мы спешились перед верандой хижины, которая размером была четыре фута на шесть, разгрузили лошадей и сложили на нее весь груз. Потом я своим полученным в пожарной службе ключом открыл висячий замок, мы вошли внутрь и оказались комнате, в которой едва можно было повернуться. Хижина была размером десять на двенадцать футов и сделана была из очень тонких бревен — других на этой высоте достать было нельзя. В ней было два маленьких окна; в одном углу была маленькая кухонная плита, напротив нее — узкая койка из тонких жердей, на другой стене висел телефон, под ним — маленький столик. Ларь для продуктов, сделанный из оцинкованного железа, которое не могли прогрызть белки или крысы, занимал существенную часть помещения.

— Прекрасно, будешь здесь жить, как клоп в матрасе, — сказал дядя Джон, хорошенько осмотревшись, — если не считать того, что воздуха много. Между любыми этими жердями кот пролезет. Нужно бы их заделать!

— Мне это не помешает; свежий воздух я люблю, — ответил я, мало думая о том, как скоро мое мнение относительно этих щелей изменится.

Мы занесли мое снаряженье внутрь, разложили вещи по местам и пообедали. Было около двух часов дня. Дядя Джон сказал, что должен идти, чтобы успеть добраться до дома к вечерней дойке. В это время телефон дважды звякнул. Я посмотрел на карточку, приколотую рядом с ним, понял, что это вызывают меня, и снял трубку.

— Это ты, Джордж? — прозвучал голос смотрителя Уинна, настолько ясно, что и дядя Джон мог бы услышать то, что он сказал.

— Да, я здесь, — ответил я.

— Рад, что так. Грин Пик сообщает о пожаре где-то на 38 градусов. Поднимись на вершину и скажи, что ты видишь.

— Уже иду, — ответил я и повесил трубку.

— Ха! Уже при деле. Ладно, я должен идти, — сказал дядя Джон.

Я помог ему вывести на тропу свободных лошадей и довольно бодро с ним попрощался. Но в тот миг, когда мелкие ели скрыли его от меня, мир показался мне не таким уже солнечным и приятным.

— Теперь ты один, и ты не должен чувствовать себя одиноким!

Я обругал себя, вернулся в домик за винтовкой и отправился вверх по тропе, извивавшейся среди скрюченных от ветра елочек, к вершине горы, проходя по пути через снежные сугробы, некоторые из которых были футов тридцать глубиной и даже больше.

Скалистая, голая вершина этой горы была длиной около четверти мили и протянулась с северо-востока на юго-запад; в середине ее было небольшое углубление, или седло. На юго-восточном ее конце возвышалась округлой формы остроконечная скала, на которой и помещалась наблюдательная станция. С другого конца гора резко обрывается, но на меньшую высоту. Я дошел до самой станции — восьмиугольного конического здания с восемью окнами, такого размера, что в нем помещались только столик с диаграммой, маленькая печка и один стул, открыл дверь и вошел внутрь. Там, обернувшись и посмотрев на север, я сразу увидел лесной пожар — на расстоянии примерно в пятнадцать миль, у озера Конаро. Я зашел за столик с диаграммой, оказавшись с южной его стороны. К столику была прикреплена круглая медная пластина диаметром в фут, разделенная по окружности на 360 градусов, а в ее центре была прикреплена стрелка, которая могла поворачиваться вокруг оси, как на геодезическом инструменте. Я повернул ее, наведя на облако дыма. Истинному северу на медной пластине соответствовало 360 градусов. Стрелка показала отметку в 10 градусов. Я повернулся к телефону, соединенному с главной конторой, и сообщил об этом. Наблюдатель с Грин Пик назвал цифру 38 градусов. Смотритель на карте рисовал две линии, проходящие от точек наблюдения под углами 38 и 10 градусов, получал точку их пересечения и в это место посылал пожарную команду. Скоро я услышал телефонный звонок, вызывавший пожарную часть Синега Флэт, и услышал голос смотрителя: «Огонь рядом с Овечьим родником. Поспешите туда как можно скорее». Родник был примерно в миле к югу от озера Конаро.

Я мог теперь вернуться в свой домик, но задержался, чтобы осмотреть страну, лежавшую подо мной. Далеко на севере, за простиравшейся на сотни миль обширной серой пустыней, я мог видеть утесы, обиталище индейцев хопи; немного ближе, на северо-восток — холмы, где жили зуньи. На востоке, где был уже Нью-Мексико, больше чем в сотне миль от меня возвышался угрюмый, поросший темным лесом хребет Моголлон. На юге, за сотнями миль зеленого леса, извивались отроги гор Грэхема, скрывавшие от меня жаркие земли — даже если бы я мог разглядеть с расстояния в триста миль пустыни Олд-Мексико. Дальше, на запад, горы Сьерра Анчес скрывали от меня большое озеро Рузвельта. Но я и так видел его фотографии, фото его большой плотины, как и фото бескрайних полей пшеницы, люцерны, хлопка и фруктовых садов, растущих благодаря его воде. Некоторые из наших солдат — я это точно знал — день и ночь охраняли плотину от немецких диверсантов, которые могли ее разрушить. А мы, пожарные, были здесь, на вершинах хребта, и должны были следить за тем, чтобы пожар не опустошил большой лес и не дал тем самым пересохнуть рекам, питающим эту удивительную ирригационную систему.

Прямо подо мной, на восток, брал начало приток Черной реки, а к югу и к западу — два притока Белой реки, основных источников воды для этого озера с высокой плотиной. И я сказал себе, что не допущу, чтобы огонь уничтожил лес, в котором берут начало сотни ручьев.

Пожарные, служившие до меня, рассказывали о том, что находили в горах, у самой наблюдательной станции, маленькие бусинки из бирюзы или черного камня. Я вышел из здания станции и начал кончиком ножа ковырять землю и камешки, нанесенные ветром в щели в скале, и меньше чем через две минуты нашел две черные каменные бусинки — одна из них была такой маленькой, что я смог взять ее, только подцепив кончиком ножа, и не стал класть ее обратно на камень, чтобы не потерять. Я принес ее в здание станции и с помощью диаграммы измерил. Оказалось, что она была диаметром в одну шестнадцатую дюйма и толщиной меньше чем одна тридцать вторая дюйма (1,6 и 0,8мм соответственно), а отверстие в ней было таким маленьким, что не пропускало обычную булавку. Меня это заинтересовало. Я задался вопросом — зачем индейцы оставили здесь эти бусинки, и какие именно индейцы это были? И как давно? И как могли они отполировать такие маленькие украшения?

Я положил свои находки в конверт лесной службы и вышел поискать еще. Было около пяти часов, и я ковырялся среди скал и камней, пока было достаточно светло. Когда, наконец, мне пришлось уйти, моя добыча пополнилась двумя наконечниками для стрел — один был из материала, похожего на стекло, а другой из красного кремня, и пятьюдесятью тремя бусинками из черного, красного, серого и желтого камня — ни одна из них не была больше четверти дюйма диаметром, средний их размер был в одну восьмую дюйма. Это был успех, которого я не мог ожидать. Это было то, что поможет мне скоротать дни, пока я буду наблюдать за лесом. Я думал, что, хорошенько покопавшись, я смогу найти много интересных вещей, сделанных индейцами.

Я пошел вниз, чтобы переночевать, и на краю поляны, где стояла хижина, я вдруг замер: я заметил, что что-то быстро скользнуло в тень елей позади хижины, и это имело, насколько смог я заметить, очертания человека!