Ранняя пташка

Джаспер Ффорде, 2018

В долгие Зимы человечество научилось впадать в спячку, принимая препарат, чтобы не видеть сны, предварительно запасая жирок и обрастая зимней шерстью. Чарли Уортинга больше не устраивает быть «мальчиком на побегушках» в Приюте, и он решается поступить на службу Зимним Консулом, охранять людей во время спячки. Опасная работа приводит его в Двенадцатый сектор, где люди видят одинаковые «вирусные» сны. Уортингу предстоит закончить расследование убитого по его вине наставника. Легенды о Зимнем люде здесь становятся суровой реальностью, и все оказывается еще сложнее.

Оглавление

Мертир

«…Корни традиционного «Зимнего объятия» лежат в стремлении объединить тепло тел, чтобы выжить. Поэтому в то время как Летом люди лишь на мгновение привлекают к себе друг друга, Зимой тела сплетаются в интимной близости, левая рука обнимает за шею, правая лежит на талии, головы отклонены влево и соприкасаются правыми щеками, дыхание звучит друг у друга в ухе. В любом другом контексте, кроме Зимы, подобная поза считалась бы в лучшем случае неприличной, а в худшем — сексуальным насилием…»

«Гибернационная культура человека», Моррис Дезмонд

Зимняя странствующая актриса внимательно выслушала мой рассказ про то, как я за один день из помощника управляющего приютом Святой Гренеты превратился в Послушника Службы зимних консулов. Я не упомянул о том, что моим наставником является Джек Логан, но женщина отнеслась с пониманием к моему нежеланию раскрывать это. Также я не стал распространяться о подозрениях Токкаты насчет вирусных сновидений, соблюдая следственную тайну, и ни словом не обмолвился о недоброжелательности матери Фаллопии, тут уже не к месту вспомнив о верности. Но я рассказал актрисе о перегреве реактора «Берил Кук» и самопожертвовании Оливера Тиффена, чем, похоже, затронул у нее в душе чувствительную струнку.

— Храбрый человек, — пробормотала она. — У вас кто-нибудь из близких запутывался в «ночном фанданго»?

— В Святой Гренете была сестра Менструария, — ответил я. — Ее выбросили в местную помойную яму, вот только оглушили ее недостаточно сильно, поэтому через три дня она объявилась снова, вся в рыбьих головах, гнилых капустных листьях и обрывках мокрых газет. Сейчас, оглядываясь назад, я нахожу в этом зрелище своеобразный черный юмор: сестра Менструария, шатаясь, входит в ворота, и все с криками разбегаются в стороны. Мать Фаллопия оказалась покрепче и окончательно отправила ее на покой, треснув по голове битой для лапты позади сарая для велосипедов. После этого Люси Нэпп целую неделю снились кошмары, но в целом, полагаю, все отнеслись к этому нормально. Ну а вы? Вы были знакомы с лунатиками?

Женщина задумчиво потерла висок.

— Мой муж Джеффри. Мы познакомились, исполняя в пантомиме роли передней и задней половины лошади, сблизившись во время «конного гавота». Исполнять этот танец синхронно очень непросто, особенно если учесть, что я поступила благородно и взяла на себя заднюю часть. — Она рассмеялась. — Джеффри сказал, что мне это идет, поскольку я и есть лошадиная задница. Разумеется, мне пришлось выйти за него замуж, и у нас были семнадцать лет необузданного счастья. Джеффри был моим Ромео и моим Макбетом, моим Рочестером и моим Дезмондом. Но мы по-прежнему играли роль лошади на вечеринках, исполняя конный гавот, просто так, ради удовольствия.

Актриса умолкла, и улыбка у нее на лице погасла.

— Пять лет назад после Весеннего пробуждения я сначала подумала, что у Джеффри поутру туман в голове, однако в этот раз в окошко луч света так и не заглянул. Джеффри также исполнял один посмертный трюк: Ромео, сцена с балконом. Снова и снова. Я тоже думала, что он по-прежнему где-то здесь. Как мне сказали, многие в это верят. Однако пять лет я Джеффри не содержала — в следующий вторник он съел норфолкского терьера моей сестры, и на том все закончилось. Я позвонила на «горячую линию» в «Гибер-тех», и его забрали.

Лучше, пожалуй, умру я во сне,

Чем неприкаянным Зиму шататься,

Сонным и мертвым бродить в тишине,

Зимней котлетой питаться.

— Я сочувствую вам по поводу вашей утраты.

— Джеффри преобразовали в подметальщики дорог, и, по-моему, я видела его один раз в Ли-на-Соленте. Ну, мне показалось, что это был он. У «Гибер-теха» там есть Центр преобразования, так что, полагаю, он мог быть одним из многих. В следующую Зиму его разделали. В настоящий момент на его ногах ходит один садовник из Стоурбриджа, а глаза смотрят на пролив Малл, чему Джеффри был бы очень рад. Насчет остальных частей мне неизвестно…

Она умолкла. Лучше не задерживаться на этом, как бы тяжело ни было.

Отвернувшись, я уставился в окно на проплывающий мимо ландшафт, который хоть и постоянно менялся в мелочах, в целом оставался одним и тем же: снег и лед, блеклая пустошь, негостеприимный холод. Зима. Неудивительно, что почти все мы проводили ее в крепком сне.

Перестав играть на бузуки, миссис Тиффен перешла в характерное для ночных странников оцепенение, по-научному Rigor torpis [40]. Наступившая тишина явилась блаженной; несмотря на то что миссис Тиффен исполняла «Помоги себе сам» довольно неплохо, это была чисто мышечная память — ее душа полностью отсутствовала.

— Слава богу, — с облегчением вздохнула актриса.

Всю оставшуюся часть пути она делилась со мною полезными советами насчет Зимы: в первую очередь не занимать деньги у поручителей [41], избегать любых контактов со всеми, у кого «низкие, сомнительные или продажные моральные принципы», и держаться подальше от сонных.

— Сто2ит только поддаться чарующему взгляду их широко раскрытых глаз и елейным речам и задуматься о том, как хорошо было бы оказаться где-нибудь в другом месте, — сказала женщина, — и не успеешь оглянуться, как ты уже выплачиваешь долги какому-нибудь Ломбарду, гадая, где же были твои мозги.

— Я буду осторожен.

Поезд замедлился, подъезжая к Мертир-Тидвилу. На фоне вечернего неба вырисовывались заброшенные шахты, на улицах уже зажигались фонари. Это была конечная точка, куда можно было добраться на пригородном поезде; дальше нужно было пересесть на межобластной, оснащенный снеговым плугом, который должен доставить нас «через горб» в Двенадцатый сектор.

Актриса поднялась, доставая с багажной полки свои вещи, а я, окунув палец в банку с арахисовым маслом, обильно смазал нёбо миссис Тиффен, чтобы ей было чем заняться. Открыв дверь купе, актриса шагнула на недавно посыпанный песком перрон.

— Что ж, удачи вам в вашу первую Зиму, — сказала она. — Не теряйте головы и будьте готовы к тому, что в дверь постучит Грымза. Какую бы роль я ни играла, я всегда учу реплики того, кто говорит следом за мной. Я так получила своего первого Гамлета.

«Принцип Гидры» действует не только для актеров, но и вообще для всех. Женщина удостоила меня Зимних объятий.

— Пусть Весна примет вас в свои объятия.

— И вас тоже.

— Кто это такая? — спросил Логан, возвращаясь к нам с миссис Тиффен из первого класса.

— Имени ее я не знаю, — ответил я. — Актриса, готовится к Зимним гастролям.

— Благородная служительница Зимы, — с уважением промолвил Логан, — как и мы с тобой. А теперь слушай: у нас чуть больше часа до пересадки на другой поезд, а я должен повидаться с одним человеком. Где-нибудь через пятьдесят минут встречаемся в «Миссис Несбит». Закажи мне сандвич с беконом и чашку чая.

— Слушаюсь, сэр.

— Да, и еще, Уортинг.

— В чем дело?

— Не потеряй Отсутствующую.

С этими словами Логан быстрым шагом направился к выходу. Какое-то время я стоял на перроне под мягко кружащимися снежинками. Воздух был густо насыщен приятным запахом дыма от горящего угля. Вообще-то через две недели после остановки промышленности запах дыма уже не должен чувствоваться, но в настоящее время многие угольные пласты в районе Тредегара, Рондды и Тафф-Велли к северу от Мертира горели под землей, холмы испускали дым сквозь трещины в земле, и нестерпимый жар превращал деревья в обуглившиеся остовы. Ученые мужи уверяли, что теперь лишь вопрос времени, когда парниковый эффект от выброшенных в воздух газов приведет к глобальному потеплению, однако из года в год становилось только холоднее, ледники наступали, вегетационный период укорачивался. Но для нас в этом была и своя положительная сторона: значительную часть доходов Уэльса составляли тарифы на выброс СО2, установленные давным-давно, когда они были еще в шесть раз выше, чем сейчас.

Не найдя дежурного, я прошел к единственному другому поезду на вокзале. Паровоз еще не подали; к одинокому пассажирскому вагону были прицеплены две грузовых платформы, и их загружал автопогрузчик с вильчатым захватом. У экспедитора был измученный вид бывалого зимовщика: мешки под глазами и дряблая бледная кожа. Зимовка убыстряет процесс старения, по крайней мере, в полтора раза. Связав свою карьеру с Зимой, человек отдает ей и часть своей жизни.

На деревянных ящиках была маркировка «Рис с экстрактом амброзии», «Печенье в шоколаде», «Мини-рулеты» и «Кексы с начинкой и в глазури». Зимой люди, подобно многому другому, на время забывали и правила здорового питания. С моральной точки зрения вкусная еда частично смягчала образ Зимы как холодного чистилища, делая ее больше похожей на детский праздник. Что важно, сбоку на ящиках по трафарету было нанесено «Компания «Зимние технологии» — Сектор 12 — Зима — Срочно». Я понял, что это тот самый поезд, однако все же по испытанной временем традиции спросил у желездорожника подтверждения.

Его фамилия, как я выяснил, была Моуди.

— Мне бы хотелось тронуться, как только к составу прицепят паровоз, — сказал он, беспокойно поглядывая на небо, откуда широкими, неспешными спиралями падал снег, — однако начальник станции требует строгой пунктуальности, поэтому поезд отойдет строго по расписанию: ровно через пятьдесят восемь минут. Вы вернетесь или останетесь там?

Определенно вернусь, — ответил я.

— Мудрый шаг. Двенадцатый сектор не для слабых духом.

— А я по виду слабый духом?

— Когда речь заходит о Двенадцатом секторе, любой человек слаб духом.

На эти слова ответа не было, и я, сознавая, что мертвая женщина скоро снова проголодается, отвел ее в единственную «кормушку», остававшуюся открытой: «Традиционную чайную комнату миссис Несбит». Согласно последним данным, в Северной Федерации насчитывалось свыше восьми тысяч отделений этого популярного предприятия общественного питания, из которых четыреста шесть работали на протяжении всей Зимы [42]. В заведении царил знакомый уют: логотип компании, в данном случае гордо подсвеченный в витрине, с портретом вымышленной миссис Несбит, основательницы, давшей компании свое имя. С обезоруживающей дружелюбной улыбкой, седые волосы, забранные в тугой пучок, в старомодной блузке и красном платье под кухонным фартуком. Удобство и единообразие — оба эти фактора безжалостно эксплуатировались корпорацией «Нес-Корп» — обусловили то, что в эти заведения заходили перекусить практически все, независимо от общественной прослойки и культурного происхождения.

Я зашел внутрь с закинутой на плечо бузуки. Мертвая женщина семенила передо мной, все еще поглощенная стараниями слизнуть арахисовое масло с нёба. Воздух в чайной комнате был насыщен ароматом выпечки, дешевого повидла и кофе с добавлением цикория; как и следовало ожидать, народу было мало: всего шестеро посетителей в просторном зале, способном принять вдесятеро больше.

— Мы здесь мертвых не обслуживаем.

Это замечание сделала женщина, судя по практически прозрачной бледной коже и двум Золотым звездам Солнцестояния, опытная Зимовщица. Большинством Зимних отделений «Миссис Несбит» заправляют выгоревшие на службе бывшие Консулы, которые обеспечивают бесперебойную подачу чая и свежих булочек до тех пор, пока, наконец, не дает о себе знать недосып в несколько десятилетий.

— Я вовсе не прошу, чтобы вы ее обслужили, — возразил я. — Я прошу, чтобы вы обслужили меня… а затем уже я сам обслужу ее.

— Ответ — категорическое нет. Ее труп войдет сюда только через мой труп.

— С лингвистической точки зрения весьма… поэтично, — согласился я. — Кажется, это называется хиазм? [43]

— А я думаю, это ближе к полиптотону [44]. А теперь предлагаю забрать этот ужас и проваливать вон.

— Я Зимний консул, — сказал я, предъявляя свой значок.

— Приношу свои искренние извинения, — сказала хозяйка. — Проваливай вон… при всем моем уважении.

В ее глазах я был разве что самую малость выше лунатика. Я уже начал подумывать, можно ли на час оставить миссис Тиффен в камере хранения и будет ли это этично, но тут у меня за спиной раздался высокий голос:

— Эта бузуки tetrachordo или trichordo? [45]

Это был голос мужчины, негромкий и уверенный.

— Понятия не имею, — ответил я, по-прежнему смотря на хозяйку заведения. — Это ее бузуки, — добавил я, ткнув большим пальцем в сторону миссис Тиффен.

Хозяйка скорчила гримасу.

— Когда это Шутники, только еще хуже. Они словно притворяются, будто живые.

— Это называется псевдосознательным состоянием вегетативной подвижности, — сказал я, — и такие люди просто неспособны притворяться. Но вы правы, она играет на бузуки. И довольно неплохо, если хотите знать.

Словно в ответ мертвая женщина протянула ко мне руку за инструментом. Как только я отдал ей бузуки, она снова начала играть «Помоги себе сам».

— А почему бы не позволить им остаться? — предложил мужчина, спросивший насчет бузуки. — Мертвоголовая будет развлекать нас музыкой. К тому же ветеран службы в отставке обслужит действующего бойца.

Это изречение было основано скорее на надежде, чем на реальности, но мне оно понравилось.

— Ну хорошо, — после долгой паузы сказала хозяйка, — ты можешь остаться вместе со своим Отсутствующим. Но если оно начнет отпугивать моих посетителей, вам придется убираться подобру-поздорову.

Я хотел было возразить, что миссис Тиффен «она», а не «оно», но решил отметить свою маленькую победу проявлением великодушия и промолчал. Я заказал два сандвича с беконом — один себе, второй навынос, два кофе, аналогично, затем сосиски, кексы и пастилу для миссис Тиффен.

— С абрикосовым джемом, — добавил я.

— Джем на что?

— На все, что для нее, и побольше.

Сверкнув на меня взглядом, хозяйка удалилась тяжелой походкой. Затолкав миссис Тиффен в кабинку, я вошел и сел, затем дал ей несколько кексов.

— Не возражаете, если я к вам присоединюсь?

Это был мой благодетель из противоположного конца зала.

— Пожалуйста, подсаживайтесь, — сказал я, радуясь обществу.

По моим прикидкам, мужчине шел четвертый или пятый десяток. Волосы у него полностью поседели, и на нем была добротно сшитая одежда закоренелого Зимовщика. Нижняя челюсть съехала вбок после плохо сросшегося перелома, а сбоку на голове зияла проплешина — скорее всего, повреждение фолликул от мороза. Больше всего в глаза бросался его Весенний вес. В любой другой обстановке мужчина производил бы впечатление просто преступно тощего. Возможно, когда-то он состоял в Службе консулов, но у меня имелись догадки насчет того, чем он занимается сейчас.

— А она играет довольно прилично, не так ли? — сказал мужчина.

— Если вам нравится слушать короткую инструментальную композицию Тома Джонса середины шестидесятых и больше ничего, — ответил я, — ее исполнение со временем становится вполне терпимым.

— А «Далилу» она играет?

— Все это спрашивают. Нет. И спасибо за то, что поддержали меня.

— Не берите в голову, — по-мальчишески улыбнулся мужчина. — Вы везете ее в «Гибер-тех» на преобразование?

— Да. Вы знаете, как это происходит?

— Даже не представляю. «Гибер-тех» агрессивно оберегает свои секреты. Кстати, меня зовут Хьюго Фулнэп [46].

— Чарли Уортинг, — сказал я, беря протянутую визитную карточку.

Моя догадка оказалась правильной — он был Лакеем. Такой готов делать что угодно для кого угодно, если только платить ему его часовую ставку. Это были наемники, Дормитопаты, разнорабочие, няньки и охотники за сокровищами в одном лице. Они даже могли сыграть с вами партию в «скраббл», если заплатить им за это, но только чтобы победить. Подобно большинству Зимовщиков, Лакеи гордились своей работой.

— Первая Зима? — спросил Фулнэп.

— Неужели у меня такой плохой вид?

— Ага, — подтвердил он, — усталость уже чувствуется.

Я тоже ее чувствовал — тупую боль, гложущую суставы, глубоко засевшую тошноту, свойственную только тем, кто сознательно оттягивает зимнюю спячку.

Хозяйка принесла кофе. Хмуро покосившись на меня, она буквально пронзила насквозь взглядом мертвую женщину и молча удалилась.

— На прошлой неделе у меня был заказ от одной женщины, — начал Фулнэп, помешивая кофе, — которая собиралась залечь в спячку в родовом спальном гнезде, в горах за Абергавенни. У них там что-то вроде родового поместья, неподалеку от Кумбрана. В общем, она уложила вещи в машину, но пуховое одеяло не помещалось в багажнике и не давало закрыть крышку. И знаешь что она сделала?

— Что она сделала?

— Подожгла одеяло.

— И как, помогло?

— Помогло по полной. К тому времени как я подоспел, машина полностью сгорела. Вся еда, вся одежда, «морфенокс» — ничего не осталось. Мне пришлось доставать ей заново все запасы.

— Где вам удалось раздобыть «морфенокс»?

— Скажем так: я знаю одну девушку, она знакома с парнем, который знает человека, знакомого с девушкой.

Я отпил глоток кофе. У него был вкус прошлогодних желудей, обожженных парафиновой горелкой.

— Кофе просто ужасный, — заметил я.

— Добро пожаловать в Зиму.

Мы поболтали еще немного. Фулнэп рассказал забавную историю о том, как в окрестностях Трехерберта впавших в спячку мамонтов ложно пробудил [47] подобравшийся подземный пожар и как затем все стадо пришлось уводить вверх в горы Хирвауна. Этот героический переход в духе Ганнибала послужил основой сюжета книги, ставшей бестселлером, а вскоре по ней должны были поставить мюзикл с участием кукловодов из «Боевых фантазий».

— На самом деле мамонты справились сами, — закончил Фулнэп. — Шли хобот к хвосту, словно огромное ожерелье из гигантских толстокожих мохнатых бусин.

Мы немного поболтали о политике в ожидании приближения времени отправления нашего поезда. Я спросил у Фулнэпа, где туалет, и он, объяснив, предложил оставить с ним миссис Тиффен.

Поблагодарив его, я вышел из чайной комнаты и направился по перрону к туалетам. Сходив по малой нужде, я вымыл руки, сполоснул лицо холодной водой и посмотрел на себя в зеркало. Глаза у меня налились кровью и глубоко ввалились, кожа стала пепельно-серой. В ушах стоял звон, пальцы казались неестественно большими, несколько раз меня пробирала испарина. Меня предупредили, что я могу испытать некоторые или все эти симптомы, указывающие на Опьянение от недостатка сна, но, как и с морской болезнью, не существовало точных способов определить, кто не будет от него страдать, кто будет и с какой степенью тяжести. Но лично я больше всего опасался галлюцинаций. Однажды они уже были у меня, во время сильной лихорадки, я представлял себе, как играю в «передай посылку» [48] — вот она у меня в руках, но сколько бумаги я с нее ни срываю, меньше она не становится.

Радуясь возможности хоть ненадолго отдохнуть от бесконечного дребезжания бузуки, я рассеянно забрел в главный вестибюль вокзала. Это было просторное воздушное помещение под стеклянным куполом, теперь засыпанным снегом. Проникающий свет, мягкий и рассеянный, оставлял внутри уютный полумрак. Касса все еще работала, но кассира не было. На стенах висели рекламные плакаты Туристического бюро Уэльса.

Услышав снаружи крик, я нахмурился. Мне показалось, прозвучало слово «кальмар», однако произнести его мог только один человек, и в настоящий момент он должен был находиться в полной безопасности в «Миссис Несбит».

Миссис Тиффен.

Захлестнутый тревогой, я со всех ног бросился к выходу на перрон и толкнул массивную дверь. Морозный воздух ударил мне в лицо ледяной стеной. Смеркалось, усилившийся ветер гонял между зданиями снежные водовороты. На перроне никого не было, но на снегу отпечатались свежие следы, ведущие к стоянке такси.

— Предыдущая машина, — запыхавшись, спросил я у водителя единственного остававшегося на стоянке такси, пожилого мужчины с таким обилием дряблых складок на лице, что, пожалуй, он никогда не видел Лета, — кто в ней уехал?

Водитель уставился на мой Консульский значок.

— Мужчину я не разглядел, но женщина показалась мне какой-то…

— Мертвой?

— Точно.

Попросив водителя выяснить, куда уехала предыдущая машина, и затем ждать меня на стоянке, я бросился бегом в «Миссис Несбит», поскользнувшись на припорошенном снегом мраморном полу и едва не упав. Бузуки одиноко лежала на столе рядом с недоеденным ужином.

У меня внутри все оборвалось. Фулнэп пришелся мне по душе, и я по глупости доверился ему. Лакеи подчиняются денежным потокам, и существует несколько способов выручить за лунатика кругленькую сумму. Учитывая относительную молодость мертвоголовой женщины, наиболее вероятным казалась ее разделка на подпольном рынке трансплантаций, но вкупе с ее потенциальной способностью к деторождению открывалась другая возможность заработать на ней: Фулнэп отправит ее на родительскую ферму. Подняв взгляд, я увидел приближающуюся хозяйку.

— Потерял свою подружку? — насмешливо спросила она.

— Куда он мог ее забрать?

Наморщив лоб, женщина уставилась на меня, силясь понять, что я имею в виду.

— Подожди… ты собираешься ее вернуть?

— Да.

— И каким же образом?

Это был хороший вопрос. Столкнуться с закаленным Лакеем будет в лучшем случае чрезвычайной глупостью, а в худшем — самоубийством; а принимая в расчет крайне ограниченное время и мой опыт, точнее, полное отсутствие такового, это просто невозможно.

— Точно не знаю.

Хозяйка смерила меня взглядом, и ее гнев, растаяв, превратился, как мне показалось, в материнскую заботу. Внезапно она напомнила мне сестру Зиготию.

— Что сподвигло тебя стать Консулом? — тихим голосом спросила она.

— Мне нужна была работа, которая обеспечивала бы меня «морфеноксом».

— Бессмыслица какая-то, — сказала женщина. — Чтобы избежать опасности Зимы без снотворного, ты идешь навстречу всем опасностям, какие только может предложить Зима?

— Теперь, когда вы об этом заговорили, — согласился я, — мое решение действительно кажется мне глупым. Но по крайней мере я вырвался из приюта Святой Гренеты.

К счастью, именно в этот момент в зал вошел Старший консул Логан.

— Здоро2во, Фран, — сказал он, подходя к хозяйке, чтобы приветствовать ее традиционным Зимним объятием, после чего упомянул о «веселеньких временах», проведенных вместе не знаю в какую Зиму в каком-то там секторе.

Судя по всему, во время первого назначения Логана определили в то подразделение Службы, в котором уже служила Фран. Зимние консулы образуют тесную, сплоченную семью, говорят, более сплоченную, чем в армии. Фран и Логан поболтали друг с другом — вспомнив то, как на них однажды набросился обезумевший от холода глиптодонт, — но в конце концов Логан заметил меня.

— Не забыл про мой сандвич с беконом, Уортинг? — спросил он, после чего задал предсказуемый и досадный вопрос: — А где миссис Тиффен?

— Я… не забыл про сандвич с беконом, — глупо ответил я, — и про чай.

— Очень хорошо. А миссис Тиффен?

— Ее… украли. Думаю, ее отправят на родительскую ферму.

Логан болезненно поморщился.

— Чертов идиот, Уортинг, кто ее забрал?

Я как мог быстро объяснил, что случилось.

— Потрясающе, — сказал Старший консул, когда я закончил. — Можешь вычеркнуть «присмотр за лунатиками» из перечня того, чем ты способен заниматься. Перестань ковыряться в носу, Уортинг, иначе ты будешь ворошить навоз для Зимнего скота. Нравится тебе такое?

— Никак нет, сэр, — ответил я.

Уход за Зимним скотом был уделом осужденных и тех, кого… ну, ненавидели.

— Но, — добавил я, — мы должны вернуть миссис Тиффен, правильно?

— Нет, не должны. Остановись и подумай хорошенько. Мы потеряли женщину-лунатика, и в «Гибер-техе» будут немного расстроены тем, что им не достанется Шутница, но по большому счету кому тут плохо?

— Миссис Тиффен?

— Миссис Тиффен умерла пять лет назад. Ты потерял ту оболочку, в которой она когда-то находилась. Ее больше нет, дело закончено, ты облажался, движемся дальше. Садимся на поезд.

Я отступил назад.

— Нет.

Я произнес это тоном капризного ребенка и тотчас же пожалел об этом. Логан молча устремил на меня немигающий взгляд.

— Фран, ты что думаешь? — спросил он. — Грубое неповиновение или юношеский идеализм?

— Юношеский идеализм, — уверенно ответила хозяйка заведения. — Летом он совершенно безобиден, хотя и бывает порядком нудным, но Зимой может убить наравне с переохлаждением и корью.

Шагнув ко мне, Логан понизил голос.

— Слушай внимательно, Послушник. Брось свои высокие этические замашки или проваливай, пока не сделал что-нибудь такое, с чем потом не сможешь жить. И позволь тебе сказать, это неизбежно, как только холод, страх и голод вцепятся в тебя мертвой хваткой. Что-то обязательно пойдет не так, ты попытаешься выбрать лучшее решение из двух плохих, и вот уже Зима прибрала тебя к себе и ты сосулька. Высокие идеалы, друг мой, — это непозволительная роскошь.

Я молча смотрел на него, и он шумно вздохнул.

— Да, ты прав, мы стараемся прикрывать родительские фермы, хотя нам это не нравится. Потому что в конечном счете результат всего этого — счастливые родители и десятки детей. А когда это закончится, ее разделают. Согласен, органы продадут на черном рынке — но кому-то они принесут пользу. Мы Консулы, Уортинг. Мы стремимся обеспечить наиболее благоприятный исход, который удовлетворит большинство.

— Но закон…

— Зимой закон — это мы. Я повторю еще раз, поскольку ты, похоже, не услышал: хоть это неприятно и уязвляет гордость, так лучше. А теперь мы отправляемся в Двенадцатый сектор, я переговорю с Токкатой и послушаю, что она скажет про весь этот бред с вирусными сновидениями, после чего мы вернемся последним поездом, и я очень постараюсь забыть это, а ты очень постараешься больше так не облажаться. Тут есть что-нибудь для тебя непонятное?

Я молча смотрел на бузуки, чувствуя в груди щемящую пустоту. Неудача имеет свой собственный вкус — что-то вроде горячего липкого теста. Можно будет сказать в «Гибер-техе», что миссис Тиффен умерла в пути. Никто не задаст никаких вопросов. Лунатики умирают сплошь и рядом. Я поступил правильно, высказав свое мнение, однако у меня не было никакого желания растаптывать свою карьеру ради этой Шутницы.

Но тут прозвучал голос, раздельный и четкий, и все изменилось.

Примечания

40

Безжизненное окоченение (лат.).

41

Наличные деньги Зимой практически бесполезны, поэтому поручители за определенную мзду выдают займы, договариваются о долгах и кредитах.

42

Согласно прямому распоряжению Министерства сна.

43

Хиазм — риторическая фигура, заключающаяся в крестообразном изменении последовательности элементов в двух параллельных рядах слов. (Прим. переводчика.)

44

Полиптотон, многопадежие — стилистическая фигура, заключающаяся в использовании одного и того же слова при устойчивости смысла в разных падежах; вид лексического повтора.

45

Четырехструнная или трехструнная? (греч.)

46

Говорящая фамилия: foul nap — испорченный сон. (Прим. переводчика.)

47

Ложное пробуждение — пробуждение раньше положенного срока, обыкновенно вследствие повышения температуры. Разбудить спящего можно достаточно легко, просто нагрев его, хотя на это требуется от четырех до пяти дней. Десять «кубиков» «кенорбарбидола» действуют значительно быстрее — но при этом риск гораздо выше.

48

Детская игра, в которой под музыку по кругу передают сверток, и тот, у кого он оказался, когда музыка закончилась, имеет право его развернуть. (Прим. переводчика.)

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я