Сказка сказок, или Забава для малых ребят

Джамбаттиста Базиле

Сборник сказок неаполитанского писателя и поэта Джамбаттисты Базиле (1566–1632) – один из самых ярких памятников литературы итальянского барокко. Используя сюжетную канву народных сказок, соединяя с ними повествовательные приемы новеллино XIV–XVI вв., Базиле создает оригинальные произведения, дающие яркую картину жизни и нравов своего времени, галерею психологически достоверных образов, не теряющих свежести и четыре века спустя. Некоторые сказки Базиле послужили основой для «Сказок матушки Гусыни» Шарля Перро, а также для сказок братьев Гримм. Петр Епифанов переводил с древнегреческого памятники византийской гимнографии (Роман Сладкопевец, Иоанн Дамаскин, Козма Маюмский), с французского – философские труды Симоны Вейль, с итальянского – стихотворения Джузеппе Унгаретти, Дино Кампаны, Антонии Поцци, Витторио Серени, Пьера Паоло Пазолини.

Вступление

Есть одна пословица из старинных, — что называется, прежней чеканки: «Кто ищет, чего не подобает, найдет то, чего не хочет». Коль обезьяна в сапог влезет, потом не сможет ногу вытащить. Это и случилось с одной оборванкой, что никогда на ногах башмаков не носила, да захотела носить корону на голове. Но как водится, шлифовальный круг все огрехи стачивает; если хоть один имеешь — со всех сторон тебя отчистит; так вышло и здесь: обманом присвоив принадлежащее другим, она кончила как колос в молотилке; и сколь высоко забралась, столь худо было ей падать. И вот как это было.

Рассказывают, что некогда у короля страны, называемой Валле Пелоса^[14], была дочь по имени Зоза, и была она задумчивой, словно некий Зороастр или Гераклит, так что вовсе никогда не смеялась. И бедный отец, который прямо-таки дышал единственной дочкой, чего только не делал, чтобы избавить ее от грусти. Желая ее развлечь, он приводил к ней то ходунов на ходулях, то скакавших через обруч, то шутов, то знаменитого маэстро Руджеро^[15], то жонглеров, то Силы Геркулесовы, то танцующую собаку, то Браконе-прыгуна^[16], то осла, что пил из кружки, то «Лючию-сучку»^[17], — сегодня одно выдумывал, а завтра другое. Но все было впустую: ибо ни лекарства маэстро Грилло^[18], ни сардинская трава, которая, как известно, вызывает неудержимый смех, ни даже такое испытанное средство, как укол шпагой в диафрагму, не могли заставить ее хоть чуточку улыбнуться. И тогда, делая последнюю попытку и не зная, что еще придумать, повелел король построить перед воротами своего дворца большой фонтан, который брызгал бы маслом на людей, сновавших по той улице, точно муравьи, и прохожим, чтобы не запачкать одежду, пришлось бы подскакивать, как кузнечикам, прыгать, как козам, перелетать с места на место, как белкам, то скользя, то сшибая друг друга. Тут-то, по мысли короля, и могло случиться однажды что-нибудь особенно потешное, что уж наверняка развеселило бы его дочь.

Итак, соорудили этот фонтан. И в один из дней Зоза, стоявшая у окна до того серьезная, будто ее замариновали в уксусе, увидела, как некая старуха, опустив губку в масло фонтана, выжимает ее в кувшинчик, который принесла с собою. И когда старуха была полностью погружена в свое дело, один дьяволенок-паж из дворца запустил камешком столь метко, что попал в кувшинчик и разбил его на куски.

Тогда старуха, у которой язык был не шерстью поросший и которая никому не позволяла влезть себе на шею, обернулась к пажу и говорит ему:

— Ах ты, грязи комок, шалопай, засранец, горшок ночной, попрыгунчик на чембало, рубашка на заднице, петля висельника, мошонка мула! Смотри, нынче и блохи яд имеют. Так пусть тебя паралич разобьет, пусть матушка твоя дурные вести получит, да чтоб тебе до первого мая не дожить^[19], да чтоб тебя копье каталонское достало, да чтоб тебе на веревке ногами дрыгать; как кровь даром не льется, так мои слова исполнятся, и придет на тебя тысяча бед и еще кое-что! Раз уж ты в такой путь пустился — ветер тебе в паруса: и пусть твое семя зря прольется и плода не принесет, пропойца, рвань, сын той девки, что по списку в магистрате в месяц два карлина платит^[20], разбойник!

Парень, у которого еще почти не было волос на подбородке, а смысла в голове и того меньше, услышав столь сочную речь, постарался отплатить старухе той же монетой:

— А ну-ка прикрой свою сточную канаву, бабка чертова, рвоты-вызывалка, младенцев-душилка, дерьма кусок, говенный рот!

Услыхав эти новости, старуха до того рассвирепела, что полностью сбилась с компаса самообладания и вырвалась из стойла терпения: на глазах у пажа высоко задрав занавес своего убранства, она показала такую пасторальную сцену, что тут и Сильвио было самое время воскликнуть:

«Идите с бодрыми очами, с рогом…»^[21].

И когда Зоза увидела эту картину, ее так разобрало, что она чуть не умерла со смеху.

Тогда старуха, видя, что над ней смеются, разгневалась великим гневом и, обратив на Зозу взгляд, наводящий ужас, сказала ей:

— А тебе желаю никогда не увидать, что у твоего мужа в штанах, если только тебя князь Кампо Ретунно^[22] замуж не возьмет!

Зоза, услыхав эти слова, вовсе ничего не поняла; она велела позвать старуху во дворец, ибо ей хотелось непременно узнать, просто ли та ее отругала или наложила на нее некое заклятие.

И старуха отвечала:

— Знай же, что князь, чье имя я назвала, — прекрасное создание, юноша по имени Тадео, который, по заклятию некой феи, положил последний мазок кистью на картине своей жизни и теперь лежит в гробнице у городской стены. И вырезана над ним на камне надпись, где сказано, что та женщина, которая в три дня наполнит слезами кувшин, подвешенный рядом на крючке, воскресит его и он станет ей мужем. Но поскольку невозможно одной паре человеческих глаз пролить столько слез, чтобы наполнить кувшин мерой в полбочонка (разве что, говорят, была в Риме какая-то Эгерия, которая до того плакала, что превратилась в ручей слез^[23]), то я, услышав, как ваше высочество надсмеялось надо мной, и послала вам это заклятие. И прошу небеса, да сбудется оно на тебе до точки ради воздаяния за обиду, что я претерпела.

Сказав это, она во весь дух сбежала с лестницы вниз, боясь, как бы слуги ее не побили.

И начала Зоза жевать да пережевывать слова старухи; и будто бесенок какой вскочил ей в голову. И когда она довольно уже покрутила мотовило дум и мельницу сомнений вокруг всего этого дела, наконец повлекла ее за собою, как лебедка, та страсть, что ослепляет рассудок и очаровывает разум. И вот она, зажавши в кулачок сколько-то монет из отцовского ларца, убежала из дворца, куда глаза глядели и куда ноги несли; и так бродила, пока не дошла до замка, где жила одна фея.

Перед нею излила она жар своего сердца; и фея, пожалев столь красивую девушку, которую погнали в неизвестность шпоры юного возраста и ослепляющей любви, дала ей письмо для своей сестры, тоже феи. Высказав Зозе много ласковых слов и похвал^[24], утром, — когда Ночь через птиц огласила повсюду указ о том, что всякому, кто видел стадо потерявшихся черных теней, будет дано приличное вознаграждение, — фея подарила девушке красивый грецкий орех, говоря: «Возьми, доченька моя, да хорошо береги, но не открывай орех, разве только в минуту самой великой нужды».

После долгого путешествия пришла Зоза в замок ее сестры, где была принята с такой же благожелательностью. И на следующее утро та фея дала ей письмо к еще одной их сестре и подарила каштан с тем же предупреждением, что было сделано касательно ореха. И, проделав немалый путь, Зоза достигла замка третьей феи, которая оказала ей тысячу любезностей, а утром, когда настало время уходить, вручила ей лесной орешек, предупредив не открывать его, разве что крайняя нужда заставит.

Получив три этих подарка, взяла Зоза ноги в руки и прошла многие страны, много преодолела лесов и рек, пока наконец через семь лет — в тот самый час, когда трубы петухов подняли с постели сиятельное Солнце, и оно, вскочив в седло, поскакало по своим владеньям, — она пришла в Кампо Ретунно в такой великой усталости, что ноги у нее отваливались. И, не войдя еще в город, увидела близ стены мраморную гробницу, а рядом с нею — фонтан, который, видя себя заключенным в оковы из порфира, проливал хрустальные слезы. Тут же был подвешен и кувшин.

Взяла Зоза кувшин, устроила его между коленок и принялась разыгрывать с фонтаном Плавтову пьесу о двух близнецах^[25], вовсе не поднимая глаз от края, — так что не прошло и двух дней, а слез в кувшине набралось на два пальца выше горловины. Еще на два пальца слез, и кувшин был бы совсем полон; но тут Зозу, изнуренную столь сильным плачем, сморил сон, и ей, хоть и против воли, пришлось пару часов вздремнуть под покровом своих прекрасных ресниц.

Между тем одна служанка, с ногами черными, как у сверчка^[26], часто приходила набрать воды из фонтана и знала все, о чем говорит надпись на гробнице, ибо надпись это ни от кого не скрывала. И видя, как Зоза плачет, что и на два ручья хватит, принялась она за нею следить, выжидая, когда кувшин будет уже достаточно полон, чтобы неожиданно вырвать из рук Зозы этот добрый трофей, а ее оставить, как говорится, с мухой в кулаке.

Видя, что Зоза уснула, служанка, пользуясь случаем, проворно схватила кувшин, уставила над ним глаза и в четыре счета его наполнила. И как только кувшин наполнился до краев, князь, как бы очнувшись после долгого забытья, поднялся из своей беломраморной гробницы, сжал в объятиях эту груду копченого мяса и повел ее прямо во дворец, с празднествами и фейерверками невероятными, чтобы взять себе в жены.

А Зоза, пробудившись, нашла кувшин пустым, а вместе с кувшином — и свои надежды, и увидела раскрытую гробницу; и сдавила ее сердце такая боль, что едва не пришлось ей предъявить пожитки на таможне Смерти. Наконец, видя, что горю ничем не помочь и что никто ее здесь не пожалеет, кроме собственных глаз, которые так плохо стерегли телку ее мечты^[27], медленно поплелась она в город. И здесь, услышав о празднике, что устроил князь, и о том, каких благородных кровей взял он жену, легко представила себе, как могло все это случиться, и сказала, вздыхая, что две черные вещи повергли ее на землю — сон и служанка.

Однако всякое живое существо защищается от Смерти сколько имеет сил: вот и Зоза, чтобы испытать все доступные средства, напротив дворца князя сняла себе для житья миленький домик и оттуда, не находя возможности увидеть кумир своего сердца, рада была хотя бы созерцать стены храма, что скрывал в себе вожделенное ею сокровище. И вот в один прекрасный день увидел ее Тадео, который все время летал вокруг той служанки, как летучая мышь вокруг черной ночи, но внезапно обратился в истинного орла, лишь только направил взор на лицо Зозы, бывшее поистине расхищением всех привилегий Природы и кличем победы в турнире Красоты.

Служанка все это приметила и стала сама не своя от злости: будучи уже беременной от Тадео, она пригрозила ему, говоря: «Коль твоя торчать в окошке быть, моя себя по пузу отлупить и Джорджетьелло убить»^[28]. И Тадео, который более всего на свете желал иметь наследника, дрожа как камыш, оторвал взгляд от Зозы, словно душу от тела, чтобы только не огорчить жену.

Тут бедная Зоза, увидев, как быстро кончилась эта чашка бульона для поддержания ее слабых надежд, и не зная, что еще предпринять, вспомнила о дарах фей. И когда раскрыла грецкий орех, из него вышел карлик ростом с младенца, премилый человечек, какого свет не видал; забравшись на подоконник, он запел с такими трелями, такими извивами да переливами, что равнялся с Компар Юнно, превосходил Пеццилло и оставлял далеко позади не только Чеккато де Потенца, но и самого Короля птиц^[29].

По случаю увидела его и услыхала служанка; и до того ей захотелось его иметь, что позвала она Тадео и говорит ему: «Если твоя вон того чертенка не купить, что так петь сладко, моя себя по пузу отлупить и Джорджетьелло убить». Князь, которого уже хорошо взнуздала эта арапка, тут же послал спросить у Зозы, не продаст ли она ему карлика. Зоза в ответ велела ему передать, что торговкой сроду не была, но если он хочет получить его в подарок, то она ему, конечно, отдаст, ибо ей это будет только за честь. Тадео, более всего желая угодить жене, ради наилучшего ее разрешения от бремени, принял подарок.

Как миновало четыре дня, Зоза открыла второй подарок — каштан, и из него вышла курочка с двенадцатью золотыми цыплятами, и стали они по подоконнику ходить да похаживать, пока служанка их не увидала; и тогда пришло ей столь великое желание их иметь, что пробрало ее до самых пяток. Призвала она Тадео и, показав ему эту прелестную штучку, говорит: «Если твоя курочку не купить, моя себя по пузу отлупить и Джорджетьелло убить».

И Тадео, что поддавался на такие угрозы и крутился, будто его привязали к хвосту этой щенной суки, опять послал к Зозе, предлагая дать ей любую цену, сколько запросит, за столь прекрасную курочку. От нее пришел тот же ответ, что и прежде: пусть он берет курочку даром, а о цене говорить — только время зря терять. И он, поскольку не мог без этого подарка обойтись, поневоле задумался: снова заполучив лакомый кусок, он был удивлен щедростью женщины, ибо ведь женщины по природе до того алчны, что не хватило бы им и всего золота, что вывозят из Индий^[30].

Когда прошло еще несколько дней, Зоза открыла и последний подарок — лесной орешек; и оттуда выскочила куколка, что пряла золотую пряжу, — дело поистине небывалое в мире. И когда она посадила ее на то же окошко, служанка тотчас увидала и, шмыгнув носом, позвала Тадео, чтобы сказать ему: «Если твоя куколку не купить, моя себя по пузу отлупить и Джорджетьелло убить». И Тадео, которого взбалмошность жены крутила, словно мотовило, и за нос водила, точно теленка с продетым в ноздри кольцом, во всем ей покорный, не имея дерзости послать и попросить куколку у Зозы, на этот раз решил пойти самолично, ибо помнил пословицу: «Лучше своим лицом, чем с добрым гонцом», и другую: «Кому не нужно, тот посылает, а кому нужно, сам идет», и еще: «Кто рыбку скушать хочет, сперва пусть хвост себе намочит». Он долго просил у Зозы прощения за то, что был перед нею неучтив, связанный долгом исполнять прихоти беременной жены; но Зоза пришла в восторг, оказавшись рядом с тем, кто был причиной столь многих ее приключений, и, сдерживая свои чувства, даже заставила просить себя сверх меры, чтобы задержать весла в плавании и подольше наслаждаться видом своего господина, которого похитила у нее злая служанка. Наконец, как и в прошлый раз, она отдала ему куколку. А прежде чем отдать, шепнула на ушко этой глиняной игрушке вдохнуть в сердце служанки новое неукротимое желание — сказок послушать.

Когда Тадео увидел куколку у себя в руках, не потратив на это ни сто двадцатой доли карлина^[31], он, пораженный такою любезностью, готов был предложить Зозе взамен ее благодеяний хоть княжество свое, хоть саму жизнь свою. Вернувшись во дворец, он отдал куколку жене; и едва лишь служанка взяла ее в руки, чтобы поиграть, как куколка, подобно Амуру, принявшему облик Аскания в руках Дидоны^[32], вложила ей в сердце огонь. Явилось у нее такое жгучее желание слушать сказки, что не могла она терпеть и боялась, как говорится, испортить рот и занести на свой корабль заразу^[33]. И потому позвала мужа и сказала ему: «Если твоя моя сказка слушать не дать, моя себя по пузу отлупить и Джорджетьелло убить». И князь, чтобы миновать такой беды, повелел срочно объявить подданным: в такой-то день — в час появления звезды Дианы^[34], когда она приходит разбудить Рассвет, чтобы он хорошенько прибрал улицы, где должно будет прошествовать Солнце, — пускай все женщины той страны соберутся в условленном месте.

Однако Тадео не имел охоты томить столь великое множество народа ради особенного удовольствия своей жены; да и самому ему невмоготу было видеть такую толпу. И отобрал он из всего города только десять сказочниц, самых лучших — тех, что казались самыми опытными и речистыми. И это были Цеца Хромая, Чекка Кривая, Менека Зобатая, Толла Носатая, Поппа-Горбунья, Антонелла-Ползунья, Чулла Толстогубая, Паола Косоглазая, Чометелла-Паршивка и Якова-Говнючка^[35].

Он записал их на листок, отослав домой всех остальных, после чего все они вместе со служанкой, неся над нею балдахин, взошли по лестнице дворца и неспешно направились во внутренний сад, где густолиственные ветви были так перепутаны, что и самому Солнцу не удавалось раздвинуть их шестом своих лучей. И когда уселись под шатром, который оплетали со всех сторон виноградные лозы, а в середине бурлил фонтан — главный учитель в школе придворных, ибо он учил их шептаться целыми днями^[36], — Тадео обратился к собравшимся, говоря:

— Нет на свете занятия более желанного, почтеннейшие мои сударыни, чем слушать о делах других людей, и не без глубокого смысла некий великий философ сказал, что для человека наибольшее удовольствие — слушать занятные рассказы. Ибо, когда он слышит приятное, тревоги улетают, тяжкие мысли увядают и жизнь продлевается. Я видел, как ради этого желания ремесленники оставляют мастерские, продавцы — прилавки, адвокаты — судебные дела, а негоцианты — счетные книги и, открыв рты, целыми днями просиживают в цирюльнях или в кружках болтунов, слушая фальшивые новости, сочиненные вести и газеты из воздуха. По этой причине должен я извинить и свою супругу, что вбила себе в голову столь тягостное для меня желание — слушать сказки. Ради этого, если вам угодно будет, как говорится, подставить горшок под струю моей благородной княгини, да и моему желанию угодить, будьте любезны в течение ближайших четырех или пяти дней, собираясь всегда в этом месте, ради наилучшего ее разрешения от бремени, рассказывать сказку за сказкой из числа тех, которыми обычно старухи тешат малых ребят. Каждое утро после завтрака полагая начало беседе, мы будем завершать ее некой стихотворной эклогой, которую прочтут наши слуги, чтобы в веселии проводить нам жизнь; ибо достоин сожаления тот, кто умирает.

Сказав эти слова, Тадео кивнул собравшимся головой, и они ответили согласием; затем были приготовлены столы и поданы кушанья, и все принялись за еду; а когда окончили, князь подал знак Цеце Хромой запалить, что называется, фитиль у пушки. И она, сделав почтительный поклон князю и его супруге, начала рассказывать.

Примечания

14

Мохнатая Долина.

15

Легендарный музыкант, от чьего имени якобы получил название тип ритмических и энергичных танцевальных мелодий «руджеро», очень популярных в XVI–XVIII вв. Впрочем, вероятнее, что наоборот — популярность мелодии породила представление об авторском единстве.

16

Неаполитанский уличный акробат с таким прозвищем неоднократно упоминается в стихах поэтов первой половины XVII в.

17

Сольный женский танец-пантомима с ярко выраженным эротическим характером. Восходил к языческим культовым обрядам; неоднократно запрещался церковными властями.

18

Лекарь на все случаи жизни, персонаж городских анекдотов.

19

Первое мая — во многих странах Западной Европы традиционный, идущий от язычества, праздник весны, обновляющейся природы, магии и эротики, сопровождавшийся веселыми гуляньями молодежи, играми, кулачными боями.

20

В Неаполе проституток регистрировали в специальной книге, обязывая ежемесячно вносить в городскую казну по два карлина. О карлине см. примеч. 31.

21

Базиле придает комически-обсценный смысл словам из пасторальной поэмы Дж. Б. Гварини (1538–1612) «Верный пастух» (монолог Сильвио): «Идите, окружающие / ужасного зверя, давая обычный знак / к предстоящей охоте! Идите с бодрыми / очами, с рогом, хором возвысив голоса́!» Рог, который у Гварини упомянут в качестве инструмента, у Базиле становится фаллической метафорой. Публично заголиться в знак крайнего презрения к обидчику — такое бывало не только в старой Италии. В. В. Розанов наблюдал точно такую сцену на петербургской улице в 1910-е гг.

22

Буквально переводится как «Круглое Поле». Для придания юмористическо-сказочного колорита автор дает вымышленным государствам названия, типичные для деревень.

23

Овидий передает легенду о том, что нимфа Эгерия, наставница и супруга царя Нумы Помпилия, оплакивая его смерть, превратилась в ручей («Метаморфозы», XV, 547–551).

24

Старший, независимо от пола, делает девочке или девушке комплименты. У итальянцев это всеобщее обыкновение; считается особенно уместным при знакомстве.

25

Пьеса Плавта «Два Менехма», приспособленная к реалиям эпохи, входила в репертуар уличного театра под названием «Близнецы».

26

Рабы африканского происхождения не были редкостью в богатых неаполитанских домах. Испания и Португалия, ведшие активную работорговлю с середины XV в., вывозили «живой товар» из Мавритании, Гвинеи, Сенегала и других стран Африки.

27

Снова аллюзия на «Метаморфозы» Овидия (I, 568–746): Ио, дочь царя Инаха и возлюбленная Зевса, которую ревность Геры обратила в телку, была похищена Меркурием, обманувшим ее сторожа — стоглазого великана Аргуса.

28

Чернокожая рабыня говорит на языке «твоя-моя-не понимай».

29

Прозвища знаменитых неаполитанских уличных певцов, современников Базиле. Буквально означают: «Куманек Светловолосый», «Певчий Дрозд» и «Слепец из Потенцы». Образ Орфея, окруженного или сопровождаемого сонмами птиц, известен по произведениям римского искусства (ср., например, мозаики в так называемом «Доме птиц» в Италике, Римская Испания). Название «короля птиц» дано Орфею в поэме «Вайяссеида» Дж. Ч. Кортезе, переклички с которым у Базиле весьма нередки.

30

В XVI и XVII вв. испанские владения в Америке официально назывались Индиями.

31

Серебряный карлин равнялся по стоимости 120 медным монетам, называемым кавалло («конь»).

32

Вергилий в «Энеиде» (IV, 84–85) описывает, как Дидона с наслаждением наблюдала черты любимого ею Энея в лице его юного сына Аскания.

33

Базиле использует поговорку, основанную на магических представлениях. Считалось, что если беременная вынуждена подавлять в себе какое-то сильное желание, оно перейдет к ребенку в виде нездоровой склонности. Испортить рот младенцу — еще до рождения привить ему навык ко лжи; занести заразу на корабль — примерно то же: привить некий порок ребенку, который находится в материнской утробе (в корабле).

34

Народное название Венеры, переделанное из латинского Stella diurna, то есть «Звезда, возвещающая приход дня».

35

Типы безобразия и уродства были широко представлены в городской комедии. Примечательно, однако, что сказительницы со столь неприятными обличьями и прозвищами, сами о том не догадываясь, выступают союзницами и помощницами Зозы в ее справедливой борьбе за свое счастье. Фабулы их сказок постепенно приводят самозванку к разоблачению.

36

Непрестанный плеск фонтана Базиле сравнивает с непрестанными сплетнями, составляющими главное занятие придворных.