Проект «АДА»

Денис Олегович Мещеряков

Наше время. Столица Урала. Обычная и заурядная жизнь немолодого психолога превращается в настоящий ад после получения предсмертной записки и фотографии бывшего пациента. Сможет ли Павел справиться с будоражащими сознание кошмарами, а главное – понять, как они связаны с самоубийством его пациента, и при этом не сойти с ума?

Глава 3

Интересующий Вас день начинался обыденно. Он шел за днем рождения моего брата, тогда ему исполнилось четыре года. Я встал, как всегда, рано, брат и мама еще спали, отчима не было дома. Саша встал вслед за мной. Он все повторял за мной, это свойственно младшим братьям или сестрам. Как и то, что он постоянно ходил за мной, как хвостик. Ввиду разузнанной жизни родителей, я был так же распущен и не упускал возможности улизнуть на улицу и отправиться в удаленные и заброшенные места нашего города и местных поселков.

Делал я это, конечно, с друзьями. Не поверите, но у меня были друзья, причем отличные. Убегали мы, дабы утолить жажду приключений, ну и в частности для того, чтобы в столь молодом возрасте покурить, собранные во время похода бычки сигарет, с друзьями в кустах, устроенных как пещера, накиданная из густых, сломанных веток; или где еще, где никто бы не мог нас увидеть. Кроме моего младшего брата, который всегда сновал за мною. Он конечно даже и не думал заниматься разрушением своего здоровья, но не упускал возможности пожаловаться родителям о том, что этим занимался я. Вследствие чего я очень часто и сильно получал армейским ремнем отчима по всему телу, с такой силой, что искры летели из глаз. И так как я был худощавого телосложения, то иной раз отключался и просыпался стоя в углу возле туалета, с окровавленными и ломящими от боли руками и ногами, которыми старался прикрыть голову и жизненно важные органы.

Поэтому я пытался всячески избегать брата и пытался незаметно уйти из дома или скрыться из его виду, дабы он не смог меня сдать родителям. Но он умудрялся постоянно нас находить, вследствие чего я очень сильно получал дома.

В этот день, мы с моими друзьями из двора собирались пойти в заброшенное здание, находившееся за общежитием. Раньше никто из нас не осмеливался туда зайти, особенно в подвал, так как мы были напуганы рассказами старших поколений о женщине, которая сгорела заживо; и ночами, находившись рядом с ним, можно было услышать её вопль.

Но жажда приключений была сильней и превзошла животный страх. Поэтому группа детей из пяти человек, с шести до восьми лет, собиралась в поход в здание, похожее на квадрат. С крышей из черепицы, имевшей четыре этажа из красного кирпича и большие, панорамные и разбитые окна, находившиеся только с лицевой стороны здания.

Самым главным было избегать брата, чтобы он, не дай бог, не увязался за мной. Мама все время пробыла дома, смотря какие-то телепередачи. Отчима так и не было весь день.

Смеркалось.

Я незаметно вышел во двор, в котором находилось шесть деревьев вдоль тротуара, после чего было пустое поле, заменяющее нам футбольную площадку с воротами, выстроенными из наиболее толстых веток деревьев. Свернул за угол и наткнулся на своих соплеменников. Иначе я их назвать не мог. Остальные, узнав о том, что мы намеривались сделать, шарахались и крутили пальцем у виска, провозглашая нас идиотами.

Жажда чего-то нового, неопознанного, а в особенности ужасающего сплотила нас. Эти же чувства не давали мне покоя дома, я при любой возможности и в любую погоду убегал и терялся на весь день. К тому же мне не прельщало похабная и беззаботная жизнь моей мамы и её ухажёра. Я не мог на него смотреть после того, что видел ночью, лежа на втором этаже двухъярусной кровати. Да и меня всегда мутило из-за того, что они пытались меня напоить и от души посмеяться над пьяным маленьким дитём. Моего брата, к счастью, данная ситуация обходила стороной, так как он был младше и по всей видимости из-за того, что он был первенцем отчима.

Наш отряд состоял из парней соседних дворов. Так как в моем либо не было таких же «адекватных», с горящими глазами, энтузиастов, либо они уже выросли и единственным занятием у них было это распитие пива или чего покрепче. Даже мои верные друзья отказались идти со мной, утверждая, что этого не стоит даже новая игровая приставка.

Я был удивлен, когда в руках своих соплеменников увидел палки, обмотанные тканью, похожими на факелы из приключенческих фильмов. Мне лишь удалось раздобыть только маленький китайский фонарик из кармана маминого пальто. Светил он слабо, но выбора у меня не было.

Собравшись с силами и дождавшись остатков соплеменников, мы подошли к задней стороне проклятого здания. Тут была только железная дверь, которая находилась на таком же железном подмостке серого цвета, покрывшемся ржавчиной настолько, что серого цвета почти и не было видно. Мы лишь стояли и ждали, когда один из нас наберётся смелости подняться и открыть дверь.

— Так на нем замок! Смотри, какой огромный. Мы его во век не откроем. Пошли обратно. — крикнул один из толпы.

Сначала все будто бы замерли, переваривая поступившую информацию, затем вся наша шайка выдохнула с облегчением и стала бурно обсуждать, что делать дальше. Самые смелые и отчаянные стали предлагать сломать замок, ведь не зря же мы все собрались здесь и прекрасно понимали, что, вернувшись домой, полюбому получим по полной программе от родителей и лучше получить за что-то, а не просто за прогулку. Посыпались возражения с другой стороны, так как такой замок сломать невозможно, если конечно среди нас не затесался начинающий медвежатник, после чего начались выяснения, кто такой медвежатник и сможет ли он своей лапой сломать замок.

В конце концов мне пришлось подняться и проверить замок. Я был не очень общителен, поэтому что-то обсуждать не хотел, да и не видел смысла, к тому же, гул от наших споров становился громче и мои родители могли услышать нас. Наша операция подвергалась провалу.

Поднявшись на поддон и подойдя ближе к замку, я дернул его, и он открылся. По всей видимости замок либо разъела ржавчина, либо попросту последний уходящий забыл закрыть на ключ.

Все замерли. Был сделан шаг к неведомому и это завораживало. Мы стали прислушиваться, но ничего. Мы так и не услышали вопли бедной женщины, которую сожгли заживо. Поэтому набравшись смелости, я приоткрыл дверь, на сколько это было возможным. Мне в нос ударил смрад, запах затхлости и гари. Настолько это было неожиданно и невыносимо, что из моих глаз брызнули слезы и я отстранился, чуть не упав. Все стояли и смотрели, ожидая, когда что-то или кто-то вылезет из щели и заберет всех своими щупальцами. Осознав, что все-таки произошло, они залились громким хохотом. После чего поднявшись все вместе начали пытаться открыть дверь по шире, так как благодаря моим стараниям щель была лишь в сантиметр. В ход шло все, что могло помочь: от палок с намотанной тряпкой до ругательств, которые на тот момент могли знать малолетние дети.

Приоткрыв достаточно железную дверь, чтобы любой из нас мог протиснуться в проем, все почувствовали зловонный смрад из темных глубин прошлого. Оклемавшись, отхаркавшись и придя в себя от запаха, мы, не теряя ни минуты, начали пролазить внутрь. Я протиснулся последним. Было темно, несмотря на то, что через щель в двери, через которую мы вошли, проливался бордовый солнечный свет. Темно было из-за плотного скопления детей на относительно небольшой лестничной площадке. Никто не осмеливался спускаться ниже по ступенькам, и всем приходилось толпиться наверху.

Высокий, для своих лет, парнишка, белобрысый и с большими передними зубами, похожими на кроличьи, все-таки решился ступить на лестницу пониже и зажечь спичками один из факелов, но мы так и не смогли ничего увидеть, только ступеньки, ведущие в темную бездну страха и отчаяния. Мы стали медленно спускаться, синхронно, как один живой организм, дыша при этом в такт сердечному ритму, который учащался при виде новой ступеньки, озаренной самодельным факелом.

Мы двигались медленно и бесшумно, отодвигая ногами мелкие камни, отколовшиеся от литых бетонных плит над нашими головами под действием гравитации. Пройдя с десяток ступеней, мы наконец-то вышли в небольшое помещение, пустое и холодное. Оно было нетронутым. Стены, как будто бы покрашенные в белый цвет совсем недавно, и всё! Ничего примечательного. По правую руку от лестничной площадки был проход, в который мы завернули, не думая. Дальше оказался коридор, несоизмеримой, на тот момент, длиной, так как лучи факелов не касались крайней стены прохода. Пахло гнилью и гарью сильнее. Мы стояли не как вкопанные. Боялись все. Это чувствовалось в дрожании света факелов. Тьма в конце коридора завораживала, манила и звала нас к себе, и мы пошли.

Продвигаясь вперед, я старался своим фонариком заглядывать в каждый открытый проем, но лишь разочарование ждало меня, ведь были только пустые комнаты с белыми стенами.

Неожиданно хлопнула железная дверь, находящаяся наверху, и в нос, с новой силой, ударил отвратительный запах. Сочетание гнили, разложения и горелой плоти, было настолько сильно, что из глаз брызнули слезы и половину отряда стошнило сразу. После они ринулись прочь в страхе перед темнотой, которая скрывала в себе нечеловеческий ужас.

— Вероятно, просто ветер… — попытался объяснить, вглядываясь в темноту, белобрысый школьник, но не сработало.

Остались лишь я, наш негласный лидер, чье лицо не показывало никаких эмоций, и рыжий, худенький паренек, который трясся от страха, но при этом и не думал шагнуть назад.

Я не совсем помню, как звали этого паренька, по-моему, Гриша. Как и второго, взрослого, который вел нас. У меня очень плохая память на имена, к тому же после этого подвала я их больше не видел.

Гриша поднял один из факелов, который уронили убегавшие от мрака, омерзительного запаха и ужасов. Поджег его и вроде как-то приободрился, зная, что в случае чего может дать отпор тому, что таится в темноте. За все время нахождения мы так и не услышали криков сожженной женщины и не заметили ничего необычного. Поэтому продолжали идти вперед, даже несмотря на тошнотворный, выворачивающий все наизнанку запах, и в какой-то момент мы поняли, что факела и мой фонарик больше не могут осветить стены и потолок.

Пройдя чуть дальше, мы начали замечать, что все становилось черным. Стала появляться копоть от гари на стенах, полу и потолке. Мы насторожились и замедлились, вслушиваясь в тишину. Пытались услышать хоть что-то удаленно напоминавшее крики, но тщетно.

Стало прохладнее. Я начал дрожать, толи от страха, толи от холода. Коридор не заканчивался, и не было ответвлении и комнат. Мои коллеги так же начали дрожать. Огонь от факелов метался из стороны в стороны, и они потихоньку начали утихать, из-за чего мысль идти дальше стала посещать меня все чаще. В какой-то момент я решился оставить этот поход. К тому же запах сводил сума, и я еле как сдерживал свой ужин.

Мы вышли в пустую огромную комнату. Не было ничего видно, лишь под ногами начало появляться какое-то отвратное полотно с жилками и венами, напоминавшими человеческие.

Я старался уговорить их уйти и оставить все. Лишь безумец продолжил бы путь, но они были будто бы в трансе и не подавали признаков, что слышали меня. Страх пробрался в моею черепную коробку, и я помчался назад со всех сил. Пробежав приличное расстояние, я остановился что бы передохнуть. Свет факела давно исчез, а мой китайский брелок не мог должным образом осветить мой путь. Но ведь коридор был один и мне просто нужно было идти вперед, верно? Что я и делал, но гарь на стенах не заканчивалась.

Неожиданно я наткнулся на проем еще чернее, чем стены вокруг. Мне показалось, что его тут раньше не было, или же я свернул не туда. Я посмотрел по сторонам, но из-за слабого освещение не было видно абсолютно ничего. Я решил заглянуть внутрь. Зловоние усиливалось, как будто бы я шел вглубь этих катакомб, а не на выход, но моё чрезмерно большое любопытство не оставило мне шансов на спасение от того, что было в глубине мрака.

Я по сей день вспоминаю и корю себя за то, что не послушал свой голос разума, который вдалеке, на фоне непрекращающегося трепетания сердца и невыносимого желания обследовать все вокруг, давал мне всяческие предостережения об опасности. О том, что нужно было просто развернуться и помчаться к выходу, наплевав на все, как сделали это другие. Я помню этот момент отчётливо, а после, вспоминая, я помню еще больше, чем смогли заметить мои глаза в той темноте.

Помню своего младшего брата. Который все это время шел за мной сзади. Который крался в темноте, чтобы я его не увидел. И ведь он не испугался ничего: ни запаха, ни мрака, ни криков моих соплеменников, и продолжал идти за мной незаметно и тихо. Зная, что если я его увижу, то очень сильно разозлюсь, а, может, даже пошлю домой.

И он зашел вместе со мной в ту черную комнату. Заметил я его только после того, как прошел вдоль стены по левую руку. Где стояла обгоревшая мебель. Что это была за мебель — трудно сказать, огонь был настолько силен, что от неё ничего не осталось, только небольшие железные прутья да пружины.

— Ты что тут делаешь? Как ты пролез сюда?

— Я… я… Просто шел за тобой, вот и все. Я слышал, как ты собирался в этот подвал и очень хотел с тобой, но знал, что ты меня не возьмешь. — на его глазах начинали наливаться слезы, он зашмыгал носом — Мне страшно, Олежа…

— Ну, ну, тихо, не реви, мы тут не одни, так что не пугай остальных. — я прижал брата к себе и постарался его успокоить. — Раз страшно, зачем же ты полез сюда?

— Я думал догоню тебя и не будет так страшно. А кто здесь еще есть? Призраки?

— Нее, наверно. — я ухмыльнулся. — Тут остались еще пара парней, они пошли дальше. Я решил пойти обратно, так как устал, да и нет тут ничего интересного.

— А зачем ты пошел сюда? Тут еще страшнее обычного.

— Я тут не был, когда мы шли вперед, и это единственная комната, где есть мебель. Видимо кто-то жил тут. Может, есть что-нибудь интересное. Представляешь, найдем игровую приставку, или видеомагнитофон, или просто магнитофон?! — сказал я, дабы слегка успокоить Сашу.

— Ого, тут прям это есть? — с нескрываемым интересом спросил он и начал внимательно рассматривать комнату, не отходя от меня ни на шаг.

— Может быть.

Я продолжил обходить комнату по левой стороне, нащупывая стену рукой, так как фонарик не справлялся с кромешной тьмой стен и окружающего пространства. Он мог осветить только несколько сантиметров впереди меня. Пожар и правда был сильным, от обнаруженной мебели почти ничего не осталось.

Старшики мне рассказывали, что им рассказывали, как тут горело все. Это здание было банком. Его построили в то же время, что и завод фарфоровых изделий, который являлся градообразующим предприятием. Банк был местный и за нашим городом о нем никто не слышал. Пожар произошел в семьдесят третьем или пятом годах, точно сказать уже никто не мог.

Пламя колыхало снизу-вверх. Все здание было эвакуировано, но из подвала доносились ужасающие крики. Сводящие с ума, пронзительные вопли. Поначалу они напоминали женские крики, но затем они перешли на животный вопль. Воплощающий в себе демонические звуки и душераздирающий рев непонятного существа, что скрывалось за этими железными дверьми. Пожарные тщетно пытались открыть её, но получилось у них это только после того, как крики прекратились.

Найти ту бедную женщину и причину возгорания никому не удалось. После этого здание оставалось заброшенным. Те, кто помнил это происшествие, не осмеливался подходить близко к нему, с болезненными воспоминаниями о том, что они слышали. Следующее же поколение уже на генетическом уровне сторонилось заброшенного и пугающего своей одинокостью здания. Заметив краем глаза что-то белое, лежащее посреди пепла и обломков посередине комнаты, я подошел к небольшой кучке золы. Брат не отставал. Подойдя ближе, я обнаружил белый край листка, торчащий из груды сожжённых остатков, видимо когда-то представляющих собой столешницу.

Я потянул за край и вытащил почти целую фотографию. Моему удивлению не было предела. Из-за того, что все вокруг было сожжено дотла, даже железные элементы были слегка расплавлены, но эта, выцветшая фотография была почти цела, она только обгорела с левого края. Фон был неразличим, похожий на стену и пол, сливающиеся в одно белое полотно. По центру стояли мальчик и девочка. Лицо мальчика было ровно в том месте, где был обгорелый край, но девочка, она завораживала. Она была одета в черную мантию длиной до колен и держала за руку мальчишку. Завораживала не сама фотография, а глаза девочки, глаза, которые только и были видны. Черные как мрак, в котором мы пробирались, и бездонные, словно пустота вселенной. Я смотрел в эти глаза, пока не услышал пронзительный крик, ужасающий и раздирающий душу изнутри. Не похож ни на один из мне знакомых, а я слышал много, из-за тонких стен в общежитии, и в частности, то, что творилось ночью у нас в небольшой квартире. Крик усиливался, и я не смог выдерживать больше этого вопля. Он касался каждого кончика моих нервов, и я потерял сознание.