Любовь и метафизика

Денис Мирошниченко

В книге собраны стихи и рассказы за период с 2003 по 2020 годы. В чем-то похожие, но в то же время и очень разные. Изначально не предназначенные для широкой публики, они несут в себе максимум эмоций, переживаний и личного опыта. Книга содержит нецензурную брань.

Les Souvenirs

Я встретил ее в один из тех тихих сентябрьских вечеров, когда уже чувствуется приближение настоящей осени, но лето все еще не покинуло тебя. Солнце уже почти село, и все вокруг было озарено его последними лучами. Она шла по бульвару спокойно, не торопясь, и так красиво, как умела только она. Казалось, ничто вокруг не интересует ее. Она была целиком погружена в свои мысли, и никто на свете не был ей нужен в этот момент. — Привет, — сказал я без улыбки. — Здравствуй, — ответила она и улыбнулась. — Как ты? — Ничего, спасибо, а ты? Все пишешь? — Да, понемногу. Готовлю новый сборник. — Покажешь? — Обязательно. Мы стояли посреди бульвара и молча смотрели друг на друга. Я помнил, какой она была три года назад. Тогда она носила другую прическу, одевалась проще и скромнее и почему-то казалась ниже ростом. — Пойдем куда-нибудь, — предложил я. — Здесь рядом есть хорошее кафе. Ты никуда не торопишься? — Ну, полчаса у меня есть. И я с удовольствием проведу их с тобой. Кафе было из недорогих, и я любил там сидеть за кружкой пива, думая о чем-нибудь приятном. Я всегда приходил туда один и никогда не приводил туда своих знакомых. Это место было единственным, где я на самом деле мог побыть в одиночестве, если мне надоедали шумные компании. Здесь не нужно было веселиться, если тебе не хотелось, не нужно было острить и выслушивать пошлые шутки знакомых, каждый из которых был твердо уверен, что он и есть тот маленький винтик, без которого весь мир рассыплется на кусочки. И здесь я очень любил писать. Утром — за чашкой черного кофе, вечером — за кружкой светлого пива или бокалом красного вина. Мы вошли в так хорошо знакомый мне залик этого кафе. Называлось оно, кажется, «Шале», но отделано было под немецкий фахверк. В помещении был полумрак, пахло кухней и немного табачным дымом, и, как обычно, посетителей почти не было. Я жестом пригласил девушку за свой любимый столик у окна. Она села, закинув ногу на ногу. Господи, как она прекрасна! Еще прекраснее, чем была тогда, три года назад. Сейчас в ней чувствовалась какая-то уверенность и смелость. Я смотрел на нее и не мог заставить себя отвернуться. — Ты прекрасна, — сказал я ей. — Спасибо, — она улыбнулась. — И ты изменилась. Стала совсем другая, чем тогда… — Давай не будем, — оборвала она меня. Ей совсем не хотелось вспоминать, что было тогда. Мы помолчали. — Что ты будешь пить? — я, наконец, прервал молчание. — А что ты можешь посоветовать? — Я бы с удовольствием выпил вина. Здесь есть отличное испанское вино. «Solorca», кажется. — Не возражаю. Я подозвал официанта и заказал бутылку вина. — Вера. — Да? — Ничего. Просто вдруг захотелось произнести твое имя. Она отвернулась и стала смотреть в окно. По бульвару шли люди. Сидя за этим столиком в одиночестве я любил разглядывать гуляющих людей. Это было интересное занятие. Можно достаточно много узнать о людях и о жизни, просто сидя вот так за столиком и глядя в окно. Иногда появлялось ощущение, будто смотришь в аквариум, где все рыбы разные, но в то же время их невозможно отличить друг от друга. Как рыбы в аквариуме зоопарка не подозревают о существовании рассматривающего их посетителя, так и эти люди не подозревали о моем существовании. Но ощущение аквариума приходило лишь изредка. В остальное время я просто наблюдал за людьми, пытаясь угадать их проблемы, их мысли. С одними это было несложно. Другие — заставляли задуматься. Третьи просто ставили в тупик. Официант принес вино, бокалы и пепельницу. Пока я разливал вино, Вера достала из сумочки сигареты и закурила. — Все еще куришь? — Да. — А я вот бросил. — Что случилось? — Не знаю. Иногда курю сигары. Когда есть деньги. К сожалению, такое бывает не очень часто. — А я никак не могу бросить. Сигареты иногда очень помогают, знаешь ли. Лекарство от одиночества. — Знаю. Но я нашел лучшее лекарство. — Расскажи, мне интересно. — Я пишу. — А я вот курю. — Вижу. — Ни черта ты не видишь. Когда она стряхивала пепел, я заметил, что ее рука чуть заметно дрожит. — С кем ты сейчас? — тихо спросил я. — Ни с кем. Зачем мне кто-то нужен? Мне замечательно живется одной, — я понял, что это неправда. — Так гораздо проще. — Да. Наверное. — И намного интереснее. — Не спорю. Вера зло посмотрела на меня. Потом вдруг снова улыбнулась. Я всегда обожал ее улыбку. — Ты стала больше улыбаться. Три года назад ты почти никогда не улыбалась. — Давай не будем вспоминать, что было три года назад. Я тогда была дурой. Ее злили воспоминания. Меня тоже. — Тогда нам стоит притвориться, что ничего не было, — я поднял бокал. — Будем считать, что мы только сегодня познакомились. За знакомство. Вино было теплое, терпкое и очень приятное. В молчании мы выпили еще по бокалу. Вера взглянула на часы. — Мне нужно встретиться с одним человеком, — она бросила в сумочку сигареты и зажигалку. — Это ненадолго. Потом я буду свободна. Приходи. Помнишь, где я живу? — Помню, — еще бы я забыл. — Я приду.

После ее ухода я еще долго сидел, уставившись в стену. Я вспоминал. Мы познакомились с Верой почти три года назад, в конце сентября, в какой-то шумной компании. Один из моих знакомых представил нас друг другу. Весь вечер мы сидели за столом рядом. Мы говорили обо всем и ни о чем конкретно. В тот вечер я понял, что влюбился. Никогда раньше я никого не любил, и это чувство было для меня новым и необычным. Жизнь вдруг наполнилась смыслом, мир обрел краски, я был счастлив. После вечеринки я проводил ее домой. Она, не говоря ни слова, поцеловала меня в щеку и ушла. Два дня я не мог спать. Мой знакомый — тот, который нас познакомил — рассказал мне о ней. Тогда она жила с преуспевающим дельцом, он сделал ей предложение, и в скором времени они должны были пожениться. Меня это мало волновало. Я был уверен, что любовь открывает все двери. Это было моей большой ошибкой.

Вспоминая все это, я допил вино и заказал коньяку. Людей за окном стало больше. Я посмотрел на часы, они показывали без четверти девять. Рано. Я заказал еще коньяку.

Я сходил с ума от любви к Вере. Мои знакомые не узнавали меня. Один из них сказал мне, что Вера спит, чуть ли ни с кем попало. Я безумно любил ее, я не мог в это поверить, и едва не ударил того человека. Через несколько дней после нашего знакомства с Верой я устроил вечеринку у себя дома. Единственной моей целью было — увидеть Веру. Мы выпили довольно много, и когда все вышли на балкон курить, а мы с Верой остались одни в комнате, я поцеловал ее. Она ответила на мой поцелуй. Мы ушли в спальню, но я не хотел, чтобы все было вот так просто.

Часы показывали пять минут десятого. Я расплатился и вышел на улицу. Было прохладно, уличные фонари желто горели над головой. До дома Веры можно было доехать на трамвае, но мне очень хотелось пройти пешком. Вино и коньяк бродили в моей голове, было легко и приятно. Хотелось петь. Я был очень рад, что встретил Веру. И я был счастлив, что она не забыла меня, и что я сейчас иду к ней. Я шел и размышлял, как все-таки мне вести себя с ней. Мне было непонятно, чего она хочет. Мне вообще всегда трудно было понимать женщин. Зная Веру, я не мог угадать, что у нее на уме. Она могла пригласить меня как старого друга, просто посидеть и поболтать. И ничего между нами не было бы. А могла и захотеть переспать со мной. В этот вечер я предпочитал второе. Я не видел ее почти три года и был уверен, что забыл все, что между нами было, все свои чувства. После нее у меня было много женщин, и, хотя ни к одной я не испытывал таких чувств, как к Вере, они помогли мне отвлечься от моих страданий. Поэтому мне просто хотелось провести с ней ночь. Рядом с домом Веры я зашел в магазин и купил две бутылки шампанского, коробку конфет и фрукты. У входа в ее подъезд я остановился и глубоко вздохнул. Здесь, на этом самом крыльце три года назад, почти в такой же вечер мы стояли обнявшись. Я клялся ей в любви, а она тихо плакала, уткнувшись мне в плечо. Небо было чистым, светила луна, дул легкий ветерок. Мы не могли расстаться друг с другом. Вера говорила, что не может бросить своего жениха, что она его любит, что она любит и меня, но его — больше. Это была неправда, и я знал это. Но по многим причинам она боялась бросить налаженную, спокойную и беззаботную жизнь. Ведь тогда у меня не было ничего, и я ничего не мог ей предложить. Кроме любви, конечно. Наверное, она боялась всего этого. И своих чувств. Несколько дней подряд я приходил к ней, но ее сестра, которая тогда жила вместе с Верой, говорила, что Веры нет дома и неизвестно, когда она будет. Звонить тоже не было бесполезно. Тогда я покупал цветы и оставлял их сестре, чтобы она передавала их Вере. На цветы я не скупился и очень скоро влез в долги. Потом, не имея денег даже доехать, я ходил к ней пешком. Я жил на другом конце города, и дорога в одну сторону отнимала не меньше часа, но мне было все равно. Один раз я пришел только для того, чтобы кинуть письмо в почтовый ящик. В письме было пылкое и путаное объяснение в любви и стихотворении, посвященное ей. Как я узнал позже, это письмо не произвело на нее никакого впечатления. Мне были неприятны эти воспоминания. Я открыл дверь подъезда и вошел, вдыхая его резкий запах. Лифт, нужный этаж, дверь направо. Вера открывает дверь. Она в домашней одежде, но в ней она выглядит ничуть не хуже, чем в самом шикарном своем вечернем платье. Обтягивающие светлые бриджи, светлый топ, голый живот, стройные ноги, отличная фигура, глаза, волосы, плечи… Я не мог оторвать глаз. А она смотрела на меня и улыбалась. Было видно, что она довольна произведенным эффектом. — Заходи. — Ты прекрасна, — сказал я, входя в квартиру. — Ты повторяешься. — Ты же знаешь, что я могу повторять это бесконечно. — Не забывай, мы только сегодня познакомились. — Все равно. — На первом свидании неприлично говорить так откровенно. — Мне плевать. — Ты пьян. — Ни капельки. Как она была прекрасна! Я смотрел на нее, когда она доставала бокалы, и когда она ставила их на журнальный столик в гостиной, когда она села в кресло напротив, и когда она закурила. Она завораживала. Я хотел ее. — О чем ты сейчас пишешь? — спросила она, привычным движением затушив окурок в пепельнице. — Как обычно. О любви, об одиночестве, о радости, о грусти, — я никогда не любил говорить о своих стихах. Даже с Верой. — Прочти что-нибудь. — Не хочу. — Ты пьян. — Теперь ты повторяешься. — Плевать. — Я не пьян, но скоро буду. Я хочу быть пьяным сегодня. Я открыл шампанское и разлил его по бокалам. Оно радостно искрилось в ярком свете ламп. Я встал и выключил свет в комнате. — Сейчас, — Вера вытащила из шкафа высокую свечу в красивом подсвечнике. — Можно сказать, поэзия. Я промолчал. Она позволяла себе такие колкости только в хорошем настроении. Мы выпили — второй раз за вечер — за знакомство и улыбнулись друг другу. Потом выпили за любовь — серьезно. Потом снова с улыбкой — за Веру. — Ты стала чаще курить. — Я знаю. — Прекращай. — Иди ты… Молчание. Я смотрю на нее, она сидит в кресле, вся напряжена, опустив глаза на кончик сигареты. Потом вдруг, будто что-то решив для себя, расслабившись, откидывается на спинку кресла. — А у тебя есть кто-нибудь? — тихо спросила она, подняв глаза на меня. — Кроме тебя никого. — Прекрати, я серьезно. — Я тоже. Только ты. И только сейчас. В дрожащем свете свечи ее светлые волосы казались золотыми, а большие карие глаза блестели, как два драгоценных камня. Я хотел ее, но решил не торопить события. Мы допили первую бутылку шампанского, и тогда я почувствовал себя достаточно пьяным. — Давай потанцуем, — предложил я. — Давай, — шепотом ответила она. Мы встали и включили музыку, тихо и ненавязчиво. Вера обняла меня за шею, и я услышал запах ее духов, такой же спокойный и ненавязчивый, как музыка. От этого запаха я совсем потерял голову. Не в силах больше сдерживаться, я притянул Веру к себе и поцеловал. Она прижалась ко мне всем телом, и, как сквозь сон, я услышал: — Я хочу тебя, — и глубокий вздох.

Мы лежали в постели, обнявшись, счастливые и усталые. Приятно было чувствовать себя усталым и счастливым, и чистым, как после душа. Мы молчали, но все еще слышал ее страстный шепот, чудесный аромат ее тела, видел ее обнаженный силуэт на фоне окна, когда она встала, чтобы одеть пижаму. Я был безумно счастлив. И я снова стал вспоминать.

Вскоре после того, как Вера попросила меня больше не приходить к ней, один человек, которого я тогда считал другом, сказал, что мне нужно было переспать с ней, когда была возможность. А через несколько дней он сам переспал с Верой на какой-то вечеринке. Я ничего не сказал этому человеку, потому что я считал его своим другом. Я внезапно вспомнил своего знакомого, назвавшего Веру распутницей, вспомнил, как чуть не ударил его. Зря я тогда сдержался.

Когда я вернулся из прошлого в спальню Веры, она уже спала. Я нашел под одеялом ее ладонь и накрыл ее своей. Сквозь сон Вера тихонько сжала мою руку. Я уснул счастливый. Мне снились сны. Я опять был там, а точнее тогда. Мы снова познакомились с Верой, и я влюбился. И я пил, пытаясь не слушать, что говорят о ней люди, которых я считал друзьями. Я снова каждый день приходил к ее двери с цветами и отдавал их ее сестре. А потом мы стояли у ее подъезда, по ее щеке катилась слезинка, луна освещала ее лицо, и я думал, что так бывает только в фильмах. И я снова почувствовал разочарование и пустоту, узнав о том, что она спала с моим другом. Я ощущал почти физическую боль, и мне было горько и обидно. И я перестал приходить к ней и больше не звонил. А когда наступила настоящая осень, с холодным дождем, ветром и слякотью, мы встретились снова.

Я проснулся рано утром. Вера спала, отвернувшись от меня. Ее голова лежала на моей вытянутой руке. Лежать так было неудобно, и я стал потихоньку вытаскивать свою руку из-под головы Веры. Она зашевелилась, и я, боясь разбудить ее, замер. Вера не проснулась. Я вытащил руку и встал с кровати. За окном было великолепное утро. Очень давно я не чувствовал себя утром настолько счастливым. Потом я посмотрел на Веру. Она спал, повернувшись на бок, и лучи только что взошедшего солнца падали на ее лицо, и казалось, что оно светится изнутри. Мне очень захотелось поцеловать ее, но я боялся, что это ее разбудит. К тому же, сказал я себе, все эти нежности ни к чему. Это была замечательная ночь, и я испорчу все своим желанием иметь больше. Но мне все равно очень хотелось поцеловать Веру, и я решил, что поцелую ее, как только она проснется. Я сел на краешек кровати, но потом вспомнил, что Вера любит поспать подольше. На полках книжного шкафа стояло много книг, но мне совсем не хотелось читать. Я чувствовал себя невероятно счастливым, хотелось петь, танцевать, делать что-нибудь хорошее. Поэтому я забрал из гостиной бокалы и пустую бутылку и отнес их на кухню. Бутылку я поставил на пол рядом с дверью на балкон, а бокалы помыл и насухо вытер. Захотелось курить, и я стал искать сигареты. В кухне их не было, в гостиной лежала пустая пачка. Я хорошо знал Веру и знал, что где-то должна быть неначатая пачка. Но я не стал ее искать. Мне не хотелось шарить по чужим ящикам, чтобы перебить вкус радости вкусом сигарет. Потом мне захотелось чаю, но в чайнике было пусто. Я не хотел шуметь и сел на стул у окна. Был выходной день, и вместо спешащих на работу людей на улицах царила пустота. Весь мир вокруг был каким-то очень чистым и тихим. И золотым, как волосы Веры вчера вечером при свете свечи. А может быть, мне просто так показалось. Резко зазвонил телефон. Мне захотелось разбить его, чтобы он не мешал спать Вере. Но вместо этого я вошел в спальню и осторожно коснулся плеча девушки. Она резким движением поднялась с кровати и, морщась, подошла к телефону. Бросив в трубку пару коротких фраз, Вера вернулась в спальню и легла, повернувшись ко мне спиной. Я ждал, что она что-нибудь мне скажет, но она молчала. Я тоже отвернулся и стал смотреть в окно. Через какое-то время я услышал, что Вера встает. Я продолжал стоять, не оборачиваясь. Вера молча оделась и вышла из комнаты. Потом мы сидели на кухне и пили чай, и Вера сказала, что у нее болит голова. Я понял, что мне лучше уйти.

По дороге домой я не мог ни о чем думать. Мне было слишком хорошо для этого. Я говорил себе, что получил то, чего давно хотел, и что теперь у меня этого уже никто не отнимет. И мне не надо большего. Но она сказала мне, перед тем как я ушел, что позвонит, когда ей станет лучше. Я удивился. Это было уже нечто новое. Тогда я мог только мечтать о том, чтобы она мне позвонила. Дома я не знал, чем себя занять. Я не мог спать, несмотря на то, что почти не спал этой ночью. Я не мог читать, не мог смотреть телевизор, мне не хотелось писать. Чувства переполняли меня. Стоило мне присесть, глаза закрывались сами собой, но сон не приходил — я видел ее. Ее лицо, волосы, разметавшиеся по подушке, закушенная от страсти губа — все это стояло у меня перед глазами. А еще я слышал ее тихие стоны и страстный шепот, и чувствовал ее жаркое дыхание и неповторимый аромат ее тела, тепло ее рук и биение сердца. Когда становилось невозможно переносить эти видения, я вставал и ходил по квартире до тех пор, пока мне это не надоедало, и я не садился снова. Ближе к вечеру мне очень захотелось услышать ее голос. Я ждал ее звонка, но она все не звонила. С каждой минутой ожидание становилось все более невыносимым. Мне жутко хотелось курить. Со скоростью спринтера я сбегал в магазин за сигаретами, боясь пропустить звонок. Вечером я с удивлением обнаружил, что от прекрасного утреннего настроения не осталось и следа. Я стал раздражительным и нервным, и уже почти не отходил от телефона. В пепельнице не осталось места для новых окурков, но я не мог заставить себя встать и почистить ее. Когда у меня уже почти пропала надежда услышать Веру, нервы стали понемногу успокаиваться. Я достал из бара бутылку виски, подаренную мне кем-то из знакомых, взял стакан и сел в кресло, лицом к окну, чтобы видеть ночное уже небо. Луны видно не было, звезды с трудом проглядывали сквозь легкие облачка, зарево городских огней светило звездам в лицо. Мне стало грустно. Она не позвонит. И большой глоток обжигающего виски. За твои чудесные карие глаза, Вера! И еще глоток. За твои золотые волосы, Вера, дорогая! И еще пара маленьких глотков. За тебя, моя Вера. Нет, не моя. Но у нее никого нет. Ну и что? Она моя. С чего бы это? Я ее люблю. Неправда. Нет, люблю больше всего на свете. Не любишь, это только страсть. Я люблю ее. Ты забыл ее. Я думал, что забыл. Она не захочет быть с тобой. Неужели для нее эта ночь ничего не значила? Не тешь себя нелепыми иллюзиями, конечно нет. Господи, как же я пьян.

Наутро жутко болела голова. Оказалось, что я выпил больше половины бутылки виски, вдобавок я целый день ничего не ел и измотал себя переживаниями. Но алкоголь сделал свое дело — я смог выспаться ночью, не терзаясь воспоминаниями. И я был даже рад, что голова болела так сильно — это хоть немного отвлекало от мыслей о Вере. После завтрака я сел писать, но не смог выдавить из себя ничего, кроме пары строф дешевой тоски и жалости к самому себе. На душе было отвратительно. Телефон зазвонил во второй половине дня. С замиранием сердца я снял трубку. Это была Вера. Ощущение счастья вчерашнего утра вернулось ко мне. Но ее голос был каким-то странно бесцветным и чуть-чуть грустным. Она говорила со мной, как обычно говоришь с человеком, с которым какое-то время общался достаточно близко, но потом вдруг у вас не осталось общих тем для разговора, и вы перестали интересовать друг друга. Вера сказала, что вчера она целый день отвратительно себя чувствовала, пыталась заснуть, но не могла. Поэтому и не звонила. А в конце разговора сказала, что как-нибудь еще позвонит. И положила трубку. По опыту общения с Верой я сделал вывод, что она поблагодарила меня за хорошо проведенную ночь, но ничего серьезного ей не нужно. Как-нибудь. Какая многообещающая фраза. Это значило, что Вера и сама не знает, позвонит ли она мне еще когда-нибудь. Откинувшись на спинку дивана, я почувствовал полное опустошение. Только что, минуту назад, жизнь имела смысл. Даже тогда, когда я ждал ее звонка, когда я пил виски и терзался сомнениями. Даже тогда жизнь имела смысл. Теперь мне было нечего ждать. И ничего не ждало меня в обозримом будущем. На меня опять нахлынули воспоминания.

Мы снова встретились поздней осенью, во время холодных дождей и сырого ветра. Знакомый пригласил меня свой день рождения. Я немного опоздал, и когда пришел, все были уже в сборе. Наша компания сидела на крытой террасе знаменитого летнего кафе в городском парке. Здороваясь с именинником, я окинул взглядом всех присутствующих и вдруг заметил ее. Вера сидела рядом с каким-то молодым человеком, который оживленно рассказывал ей о чем-то. Я принес себе стул и сел недалеко от них. Вера заметила меня и молча кивнула, здороваясь. Затем она отвернулась и что-то сказала своему соседу. Молодой человек, смущенно улыбаясь, удалился. Я сел на его место. — Зачем ты его прогнала? — спросил я, закуривая сигарету. — Он дурак. Целый час рассказывал о своих родственниках. — Тебе не было интересно? — Заткнись. Пока я был трезв, мне хотелось подколоть ее. — А ты рассказала бы ему о своем бизнесмене. — Глупо с твоей стороны. — Прости. — Мы разошлись с ним. — Ты прогнала его, потому что он тоже дурак? И он тоже любит рассказывать о своих родственниках? — Не язви. Если бы только знал, как мне сейчас паршиво. — Паршиво одной? — мне стало жаль ее. — Просто паршиво. Если бы я знала из-за чего, я бы уже давно нашла средство против этого. Угости меня сигаретой.

Вечером пришел мой старый знакомый, которого я не видел очень давно. Он принес большую бутылку коньяка, и мы приятно провели вечер, разговаривая о пустяках. Это было хорошо для меня. Пустая болтовня отвлекла меня от мыслей и воспоминаний. Когда знакомый ушел, я лег на диван и почти сразу заснул. А утром появилась идея. Я решил позвонить Вере сам. Но не сегодня. Весь день у меня был занят. Я должен был отнести свой новый сборник редактору, сходить в типографию, переговорить с парой человек. Вере я позвонил на следующий день. — Привет. Какие у тебя планы на завтра? — я боялся, что она откажет сразу же. — Никаких. — Тогда приезжай завтра ко мне. — Хорошо. И все. Вот так просто. «Хорошо». Вера была опытной женщиной и, конечно, она знала, для чего я ее пригласил. И для нее это было вот так просто. На следующий день я купил шампанского и конфет. Ее любимых. Купил дорогих сигарет и навел порядок в квартире. К моему удивлению Вера приехала вовремя. Она вошла в комнату, безумно красивая, улыбающаяся, и где-то глубоко в подсознании у меня промелькнула мысль о том, что может быть мы, наконец, сможем быть вместе, что наши отношения для нее больше, чем просто пара хорошо проведенных ночей. Я включил свою любимую музыку, очень тихо. Потом мы выпили немного шампанского, сидя в разных углах дивана. На кухне лежала коробка конфет, но я совершенно забыл о ней, глядя на Веру. Она говорила о ком-то из наших общих знакомых, но мне была неинтересна тема разговора. Я просто сидел и слушал ее голос, следил за ее красивыми чуть полноватыми губами. А потом Вера вдруг замолчала, и я понял, что она хочет меня. Но я знал, что теперь — сегодня — это от нас уже никуда не денется, и не торопился. Мы поболтали еще о чем-то, потом я долил шампанского в бокалы, придвинулся к Вере и обнял ее за плечи. Она прижалась ко мне, но я продолжал просто смотреть на нее. Я был пьян. Но не от шампанского. Меня пьянил аромат ее волос, цвет ее больших глаз, тихий голос. Тогда я взял ее бокал и поставил его на пол около дивана, рядом поставил свой. Я притянул Веру к себе и поцеловал, и она открылась мне навстречу, и поглотила всего меня, и я стал ее частью. А потом, когда мы встали, чтобы перейти в спальню, я задел ногой бокал, и тот, упав, разбился. Я сказал: — На счастье. — Ты уверен? — спросила Вера. — Я хочу, чтобы это было так. Мы ушли в спальню, и любили там друг друга. Мне никогда и ни с кем не было так хорошо, хотя я знал много женщин. Не знаю, сколько часов мы провели в спальне, но это было время страсти, безумия, счастья и наслаждения друг другом. Была уже ночь, когда Вера сказала, что ей нужно идти. — Зачем? Оставайся у меня. — Не могу. Мне нужно домой. — Но почему? Уже очень поздно. Останься. — Я должна ехать домой. Я не стал ничего больше спрашивать. Мы оделись и вышли покурить на балкон. Я был снова безумно счастлив, свежий ночной ветер освежал и бодрил, и не чувствовалось усталости. Вера обняла меня за плечи. Я поцеловал ее — сначала в щеку, а потом в губы. В темноте я увидел, что она улыбается. Мне очень хотелось сказать что-нибудь ласковое, но я словно онемел, мне просто не хватало слов. Потом мы ехали в трамвае, и Вера очень нежно обнимала меня, положив голову мне на плечо. Она смотрела куда-то вдаль и улыбалась. Я тоже посмотрел в ту сторону, но ничего не увидел. — Почему ты улыбаешься? — спросил я тогда. — Просто так. У меня очень хорошее настроение. А что странного? — Я не привык видеть тебя улыбающейся. Три года назад ты больше грустила. — Не хочу об этом говорить. Когда мы вышли из трамвая, Вера взяла меня за руку. Ее ладонь была маленькой, мягкой, теплой и нежной, и какой-то необыкновенно уютной. И мне никак не хотелось выпускать ее, когда мы подошли к ее подъезду. Мы поцеловались. — Позвони мне завтра, — шепнула она. — Конечно, — и поцеловал ее еще раз. По пути домой я почувствовал себя невероятно усталым, как будто после десятикилометрового кросса. И хотя я никогда не бегал десятикилометровый кросс, я был уверен, что устал именно так. В голове крутились в беспорядке сотни разных мыслей. Вера восхитительна. Нужно хорошо выспаться. Я не смогу заснуть. Интересно, который час. Как я счастлив! Так непривычно, что она просит ей позвонить. Я ее люблю. Не, не нужно снова портить все. Позвоню ей завтра вечером. Неужели у нас наконец что-то получится? Она великолепна. Но как же я устал, я с трудом стою на ногах. Но в эту ночь я так и не смог заснуть. Я привел свои мысли в порядок и пытался понять. Что будет, если я предложу ей встречаться? Я очень хочу, чтобы мы были вместе. Господи, помоги мне, дай нам шанс. Только не стоит торопиться. Я опять могу все испортить, как тогда. Но ведь то, что было сегодня, что-то на самом деле для нее значило? Не то, что было в спальне, а то, что было после. Ее нежные объятия, улыбки, ладонь, доверчиво укрывшаяся в моей. Я был уверен, что это уже о чем-то говорит. Я так хотел. И еще — она попросила меня позвонить. К утру меня снова стали мучить воспоминания.

В разгар вечеринки, когда все гости разбились на небольшие компании, мысли утратили связность, а язык уже отказывался успевать за ними, я придвинулся ближе к Вере и обнял ее. Она подняла голову и посмотрела мне в глаза. Ее взгляд обжег меня, но я не понял и не хотел понимать его смысла. Я потянулся к ней, чтобы поцеловать, но она резко отвернулась, а потом положила голову мне на грудь. Я поцеловал ее волосы, ощущая их чудесный запах. — Зачем? — сказала она, поднимая голову. — Я люблю тебя, — ответил я. — А я думала, ты все понял, когда перестал звонить. — Я люблю тебя, — сказал я снова. — Мне пора, — Вера встала. Она ушла, не сказав мне больше ни слова. С тех пор мы ни разу не встречались. До этой осени.

Я собирался позвонить Вере вечером, но днем меня охватило нетерпение — я подумал, вдруг она захочет пойти прогуляться. Она подняла трубку не сразу. Голос был сонный — видимо она проснулась только недавно. — Не хочешь сходить куда-нибудь вечером? — мой собственный голос показался мне каким-то далеким и странным. — Нет, я занята сегодня. — А завтра? — Не знаю. Наверное, тоже. Она просто не хотела меня видеть. — Когда мне позвонить? — я хотел спросить, звонить ли мне вообще когда-нибудь еще, но не смог. — Звони когда хочешь, — ее голос опять был бесцветным. Мы попрощались, и я повесил трубку. Иногда женщины просто ставили меня в тупик. Я не знал, что и думать. Если бы она сказала мне не звонить ей больше, я бы понял ее. Конечно, мне было бы тяжело, но я смог бы понять. Ей явно не хотелось со мной встречаться, но все же она сказала, чтобы я звонил, когда захочу. Вера знает меня достаточно, и если она так сказала, значит, она этого хотела. Не может быть, чтобы она думала, что я ей не позвоню. Я не мог собраться с мыслями. Дни, проведенные с Верой, были слишком хороши. Это не могло продолжаться долго. Следующие несколько дней я провел в разных компаниях. Каждый вечер я напивался, отвлекаясь от мыслей о Вере. Сначала это помогало. А потом появились муки воспоминаний. Стоило мне покинуть вечеринку, как яркие картины, вызванные памятью, набрасывались на меня, словно стая голодных прожорливых гиен. И я не мог им сопротивляться. Но теперь я вспоминал не то, что было три года назад — я вспоминал последние дни. И две ночи, проведенные с Верой. Через три-четыре дня меня стало тошнить от шумных гулянок, и вечерами я оставался дома. Начались дожди, стало грустно и мрачно. Слова приходили сами собой, мне оставалось только успевать их записывать. Стихи получались мрачные, наполненные тоской, осенним дождем и безысходностью. Со времени последнего разговора с Верой прошла неделя, и я решил сходить к ней. Все-таки не было даже намека на разрыв отношений. После той, первой ночи, она тоже говорила со мной по телефону, как с чужим. Я утешал себя. В глубине души я знал, что никаких отношений никогда и не было. И разрывать тоже было нечего. Но я все-таки поехал к ней. Вера открыла дверь и улыбнулась, увидев меня. У нее были гости. В гостиной играла музыка, кто-то громко разговаривал. Вера вышла ко мне и прикрыла дверь, опершись на нее спиной. — Я не вовремя? — Да нет, ничего страшного, — она устало улыбалась — А я хотел пригласить тебя куда-нибудь. — Я занята. — Понятно. — Нужно было сначала позвонить. — Извини. Я стоял и смотрел на нее. Она была без макияжа, но так ее лицо выглядело еще милее и приятнее. — Я занята, — повторила Вера. — Ухожу. В тот вечер я опять напился с двумя старыми приятелями. Утром я чувствовал себя отвратительно: голова гудела, меня слегка мутило, постоянно хотелось пить. Мысли разбегались, как стайка мальков при приближении акулы. Я вспомнил, что вчера вечером говорил приятелям о Вере. Они пытались что-то мне советовать, но мы были очень пьяны, и я не слушал их. Стало противно и стыдно, как будто я рассказал что-то непотребное о своей сестре. Потом я подумал о гостях Веры. Там были мужчины. А что, если она переспала с кем-нибудь из них? Ведь для нее все просто. При мыслях об этом я чуть было не задохнулся от ярости и ревности. Я изо всех сил ударил кулаком в стену. Это не помогло. Я вышел на балкон и закурил. Руки немного дрожали, и я с интересом посмотрел на опухающие костяшки пальцев. Не докурив, я выбросил сигарету и подошел к телефону. Четыре долгих гудка я стоял, вцепившись одной рукой в столик, а другой сжимал трубку так, что, казалось, она сейчас лопнет. — Алло. — Привет, Вера, это я. — Я поняла. Тишина. — Как вчерашний вечер? — Так себе. Все напились и расползлись по домам. На душе стало немного легче — Вера не стала бы врать. — Ты свободна сегодня? — Нет, у меня полно дел, — ее голос был холодным, но жег сильнее огня. — Может быть, ты освободишься к вечеру? Выпьем мартини. — Нет. — Почему? — Ты слишком любишь задавать вопросы. — Что поделаешь… Я понял, что это бесполезный разговор. — Хорошо, я понял. Ты знаешь мой номер. Звони сама, когда захочешь. — Обязательно. — Тогда счастливо. — Пока. Я осторожно положил трубку и сел в кресло. Она мне больше никогда не позвонит. Господи, только не это, только не так! Пусть она мне позвонит еще раз. Я дам ей все: любовь, радость, ласку, счастье, внимание — все, что она захочет. Но я знал, что она мне больше никогда не позвонит. Это был конец. Теперь уже точно навсегда. Мне было очень хорошо с ней. Наверное, ей тоже. Но она решила уйти, оставив меня в недоумении. Я до сих пор не мог ее понять. Она ушла, не оставив ничего на память о себе. У меня не было ни одной ее фотографии, ни одной вещи, принадлежавшей ей. Правда, у меня осталось кое-что, с чем я никогда не смогу расстаться, даже если очень захочу. Фотографии могут порваться или выцвести, а вещь — просто потеряться. А то, что у меня осталось, будет со мной до конца жизни. И я поклялся себе хранить это в чистоте и свежести, что бы ни происходило вокруг меня и внутри меня. Этой вечной вещью были воспоминания. Les Souvenirs.

Февраль 2003