Алгоритмы, или Ошибка в коде. Концептуальная фантазия

Денис Ленский

Ленинград, 1982 год. В руках четверых приятелей оказываются несколько газет из тридцатилетнего будущего. Издания датированы одним и тем же числом, но и название газет, и их содержание разительно отличаются. Разгадать загадку им помогает человек, обладающий уникальными способностями, приехавший в командировку из Москвы. С помощью магического Зазеркалья друзья совершают виртуальное путешествие по телеэфиру конца 20-го века – начала 21-го. То, что они видят, заставляет их серьёзно задуматься.

Глава 3. Закон Времени

— Ой, что это пролетело?

— Это полгода, они часто тут пролетают…

Из Сети

— Стесняюсь спросить: на какую животрепещущую тему будет наш нынешний семинар? — поинтересовался Журналист, допив свой кофе. Судя по игривости тона, он не был настроен на серьёзную беседу. — О чем вообще можно трепать своим языком в чисто мужской, да ещё к тому же трезвой до неприличия компании. О некрасивых женщинах? Или о пользе воздержания?

— О морально-нравственном облике одного из лучших представителей советской журналистики, — в тон приятелю ответил Психолог.

Журналист, поднявшись со стула, сделал несколько разминочных движений, побоксировав воздух. Смуглый, выше среднего роста, элегантно лысеющий Журналист спортсменом никогда не был и с возрастом начал раздаваться в области живота. Однако с недавних пор, увлёкшись большим теннисом, он подтянулся и похудел. Красавцем назвать его можно было только условно, но орлиный нос, карие весёлые глаза и ямочка на мужественном подбородке никогда не унывающего Журналиста всегда нравились женщинам.

— Я всегда знал, что ты зануда, Псих. Но ты ещё и наглец! — воскликнул Журналист, развернувшись к Психологу. Совершенно неожиданно он запустил в его сторону теннисным мячиком из ворсистого каучука, который перед этим незаметно взял с книжной полки. Психолог среагировал моментально и ловко поймал мячик. Быстро перебирая его пальцами, он явно собираясь метнуть мячик обратно

— Эх… Теряю былую форму, — вздохнул Журналист. — Безалкогольный кофеин таки влияет на мою природную ловкость. Ну, что же, ваш выстрел, сэр.

— Так, стоп! Давайте сегодня обойдёмся без дуэлей! — решительно сказал Программист. — Прошлый раз вы нам с Полуэктом чуть телик не обрушили.

Журналист, глянув на часы, возбуждённо воскликнул:

— Как же я мог забыть?! Сегодня же «Зенит» играет с «Черноморцем»! Давайте врубайте свой телик, если по этой халабуде в принципе можно смотреть футбол.

Полуразобранный переносной телевизор действительно не производил впечатления устройства, способного принимать телевизионный сигнал.

— Конечно, можно, — уверенно сказал Студент. Порывшись в ворохе проводов, он чем-то клацнул, и на экране «Юности» появилось размытое шипящее изображение. Студент, вооружившись отвёрткой, принялся что-то регулировать, но канал никак не хотел настраиваться.

— Что и требовалось доказать, — печально вдохнул Журналист. — Обычное дело — сапожник без сапог. О каком научно-техническом прогрессе тут может идти речь?

— А ты за кого болеешь на этот раз, Ник? — поинтересовался Студент, орудуя отвёрткой и одновременно заглядывая в экран телевизора.

Журналист, родившийся в Одессе, умудрялся болеть и за «Черноморец», и за «Зенит» одновременно. Но два раза в год, когда эти команды встречались друг с другом, он попадал в затруднительное положение.

— Я еще не решил, — честно признался Журналист. — Поглядим. Обычно я болею за того, кто первым пропускает гол. Я рассуждаю так: если отыграются — будет вдвойне приятно, а проиграют — не так обидно. Ну что там, Полуэктус?

— Джаст э момент, плиз, — ответил Студент, ковыряясь в телевизионных внутренностях.

Безнадёжно махнув рукой, Журналист снял со стены «луначарку». Взяв эффектный аккорд, он запел приятным баритоном:

Призрачно всё в этом мире бушующем,

Есть только миг, за него и держись.

Есть только миг между прошлым и будущим,

Именно он называется жизнь.

— Слушай, Ник, реально классно поёшь! Хочешь, поговорю с Фаготом — он тебя запишет? — спросил Студент, продолжая возится с «Юностью».

— Куда он его запишет? — не понял Психолог.

— На магнитофон, Псих, запишет, на магнитофон, — усмехнулся Журналист, прихлопнув ладонью струны. — Ты, наверное, думаешь, что меня можно только на приём к доктору записывать?

— В Фаготовой квартире теперь что-то наподобие студии звукозаписи, — пояснил Студент. — Ребята достали микшерный пульт с эквалайзером, педальки с офигенными эффектами, сами сделали ревербератор и записывают теперь разных музыкантов.

— И что они там реверберируют? — подозрительно поинтересовался Журналист, вешая гитару обратно на стену.

Программист рассмеялся.

— Ревербератор, Никитос, — это устройство для создания пространственного эффекта в небольшом помещении. В общем, не переживай, ничего опасного.

— А-а-а… В таком случае, почему бы не записаться? Правда, не уверен, что мой баритон будет лучше звучать на ревербераторе, чем в натуре. Что ты, Псих, ухмыляешься? Мне одна меломанка именно так сказала: твой баритон, в натуре, неповторим. Нет, зря вы смеётесь. Она однажды умудрилась незаметно записать меня на магнитофон. А потом, спустя несколько дней включила запись. И шо вы себе думаете? Я таки себя не узнал. Думал — Карузо.

— Вообще-то Карузо — тенор, — с трудом сдерживая улыбку, уточнил Психолог.

— Так я и говорю — не узнал. Но дама была в восторге.

— Ну-ну. Это у тебя здорово получается — девушкам по ушам ездить.

— Псих, а шо тебя не устраивает? — приподнял бровь Журналист. — А-а-а, всё ясно! Прикинь, Полуэктус, когда-то давным-давно я имел неосторожность поцеловать Марину Сидоренко, глубокоуважаемую супругу нашего не менее уважаемого доцента. Это было сто сорок восемь лет назад, ещё до их свадьбы. Всего один дружеский целомудренный поцелуй! Но наш психический ревнивец каким-то образом об этом узнал, и теперь всю мою сознательную жизнь простить мне этого не может.

— Дурак ты, Никитос, — расхохотался Психолог. Он размахнулся мячиком, который всё ещё был у него в руках. Журналист испуганно присел.

— Стоп-стоп-стоп! — поднял руку Программист. — Ну что вы как дети малые? Полуэкт, ну в чём там дело?

— Пару сек, — сказал Студент.

Наконец он торжественно щёлкнул тумблером. Однако футбол уже закончился — большие круглые часы, появившиеся на экране «Юности», отсчитывали последние секунды перед программой «Время». Под бодрую музыку Георгия Свиридова на экране замелькали кадры телевизионной заставки.

— Ну, вот и посмотрели футбольчик. И как теперь узнать счёт? Придётся ждать спортивных новостей, — вздохнул Журналист и принялся перебирать журналы на полке.

Дикторы в студии, как обычно, поздоровались со всеми советскими товарищами и бодрыми голосами сообщили, что в Москве открылось очередное заседание Центрального Комитета КПСС и Верховного Совета СССР. Множество людей, заполнивших огромный зал Кремлёвского дворца, как по команде поднялись и стали аплодировать. Партийные руководители разного уровня, вслед за Брежневым, стали появляться откуда-то сбоку и рассаживаться по своим местам за огромным столом, стоящим посреди сцены. Диктор перечислял каждого из них, и Журналист в конце концов не выдержал.

— Полуэкт, будь другом, сделай потише. До новостей спорта — целый вагон времени, — попросил он.

Студент, не услышав ничьих возражений, убавил звук.

— Хм-м… Вагон времени… Интересная, кстати, метафора, — задумчиво сказал Психолог. — Удобная. Всегда можно сказать: я не дурака валял, а вагоны разгружал.

— Если бы в этом доме был коньяк, я бы сказал, что до спортивных новостей ещё грамм сто пятьдесят и два полноценных перекура, — пошутил Журналист. — Но, увы…

— Кстати, о времени! — обрадовался Программист. Он решил начать разговор с основных положений закона Времени, который был сформулирован незадолго до полного расформирования ГИТИКа. Тема подвернулась сама собой, и он решил этим делом воспользоваться. — Во вводной части нашего домашнего семинара о научно-техническом прогрессе неплохо бы поговорить о времени.

— А чего о нём говорить? — спросил Журналист. — Время — это такая штука, которой всё время не хватает. И чем старше становишься, кстати, — тем больше его и не хватает, — заметил он.

— Это точно, — согласился Программист. — А знаешь почему?

— Конечно, знаю. Закон подлости. Чем больше хочется успеть — тем меньше, гадство, успеваешь.

— Нет, это не закон подлости, Никитос. Это — закон Времени, — сказал Программист. — Ну что, я начну?

— Валяй, — согласился Журналист, и тут же выдал очередной каламбур: — Пока в программе «Время» не пришло время спортивных новостей, самое время поговорить о законе Времени.

— Лектор из меня никудышний, — признался Программист, — поэтому рассчитываю на ваше терпение.

— Намёк ясен, — сказал Журналист. Перебрав несколько стопок журналов на ковалёвской книжной полке и не найдя ничего более подходящего, он уселся в кресло с целой подшивкой журнала «Знание — сила».

Программист не смог сдержать улыбку.

— Это ты настолько набрался терпения, Никитос? — поинтересовался он. — Полуэкт, ты не забыл определение времени? — Студент всего лишь пару месяцев назад зубрил перед экзаменом физику.

— Время — это соотношение частот колебательных процессов, один из которых является эталонным, — без запинки выдал Студент.

— Молодец. Теперь вопрос к Захарию. Скажи мне, мой учёный друг, как социолог социологу, с чем обычно сравнивают скорость течения процессов, происходящих в обществе?

— Я думаю, это хорошо известно всем, не только социологам, — усмехнулся Психолог. — Со сменой поколений.

— Спасибо. Так вот, однажды перед учёными из моего «Руслана» поставили одну задачу… пока не будем уточнять, какую задачу: в данном случае это неважно. При её решении наши учёные столкнулись с необходимостью взглянуть на процесс человеческой эволюции с особого ракурса, с глобального, так сказать, уровня. Они сравнили между собой две частоты: частоту обновления информации в процессе развития человечества с биологической частотой смены поколений. При этом получилась довольно-таки занятная картина. Оказывается, за последние семь тысяч лет скорость информационного обмена в человеческом обществе возросла в несколько раз.

— Это как? — удивлённо спросил Студент?

— В былые времена технологии, если говорить современным языком, не менялись на протяжении нескольких веков. Или менялись, но очень-очень медленно. Это вполне закономерно, если брать любую замкнутую систему: глухую таёжную деревню или кастрюлю-скороварку. Если не воздействовать на систему снаружи, то все процессы внутри неё происходят очень медленно.

— Ну и сравнения у тебя, Ковалёв, — усмехнулся Журналист.

— Да сравнивать можно с чем угодно. Главное — принцип. Информационный обмен. Когда в обществе стал совершенствоваться процесс приёма-передачи информации, и само общество стало развиваться быстрее. Возьми, к примеру, связь…

— Глядя на вашу телевизионную халабуду, этого не скажешь, — язвительно заметил Журналист.

— Да? А ты вспомни свой первый телевизор с линзой, которая всё время протекала, — усмехнулся Программист. — Давно это было?

Журналист пожал плечами.

— А причём тут линза?

— Ни при чём. Просто мы живём в изменяющейся реальности и не замечаем, насколько быстро она меняется. Далеко ходить не будем, возьмём последние лет триста-четыреста. Жили себе люди, не тужили. Знаний, полученных в детстве, хватало им не только на свою жизнь. Полученные навыки они могли передать и детям, и внукам, а те — своим детям и своим внукам. За последние сто лет картина изменилась — внукам и правнукам свои навыки уже не передашь. А сегодня даже дети могут сами тебя чему угодно научить. Не такова ли реальность, Захарий?

Психолог усмехнулся.

— Такова.

— Одним словом, — продолжал Программист, — наши институтские математики, объединившись с социологами, всё хорошенько просчитали, и вычислили, что примерно в середине нынешнего века эти две частоты стали совпадать. И мы с вами потихоньку перевалили через этот своеобразный временной экватор и, не заметив этого, оказались в новой информационной эпохе.

— Такой торжественный момент прозевали! А в котором часу мы пересекли этот экватор, Ковалёв? — иронично поинтересовался Журналист.

— Понимаю твой сарказм, Никитос. Действительно заметить этот переход сложно. Это всё равно, что определить, пересекает ли скорый поезд границу между Европой и Азией, на секунду выглянув из окна вагона. Но, тем не менее, это так. Совпадения двух частот, как известно из курса физики, вызывает резонанс. Социологический резонанс мы, слава Богу, уже проскочили.

— Стало быть, Бог миловал? — не унимался Журналист.

— Не ёрничай, Никитос. Речь идёт о тех годах, когда всю планету потрясали мировые войны и революции, — строго сказал Программист. — И вот теперь, в новой, наступившей эпохе, обновление общества происходит всё быстрей и быстрей. И этот процесс будет ещё больше ускоряться.

— Офигительный процесс. Время, как говорится, вперёд! Мне это дело нравится, — сказал Журналист. — Кстати, я забыл спросить: а почему именно семь тысяч лет?

— А сколько, по-твоему, лет человеческой цивилизации?

— Ну, не знаю. Когда мою покойную бабушку спрашивали: «Рахиль Наумовна, сколько вам лет?» — она отвечала уклончиво: «Вы не поверите, но таки каждый год по-разному»

— Насколько мне известно, учёными более-менее хорошо описаны последние семь тысяч лет, — сказал Программист. — Я не историк, но мне кажется, что возраст нашей цивилизации несколько занижен.

— Рахиль Наумовна, упокой её душу, тоже любила занижать свой возраст. Ну, да ладно, и что из всего этого следует?

— А из всего этого следует, что к ускорению нужно готовиться уже сейчас. Ты же сам заметил, что многого уже не успеваешь? Да и я, честно говоря, тоже. Хронически не хватает этого самого времени, чтобы со всем досконально разобраться. А что будет с ними? — Программист кивнул на Студента. — А что будет со следующими поколениями?

— Ну… У каждого поколения свои проблемы… — пожал плечами Журналист. — Что тут поделаешь? Как-нибудь выкрутятся.

— Ну, знаешь… Так рассуждать нельзя. Если об этом не задумываться сейчас, то потом можно сильно опоздать. Знаешь, Никитос, мне по работе приходится общаться с разными инженерами, разными конструкторами, программистами, системщиками. Многие из них замечают, что закрываются целые направления. Возьми, к примеру, информационные технологии. Сам знаешь, что у нас творится.

— Ты про свою эвээмку, что ли?

— Ну да. Почему в Бразилии продаются персоналки, а у нас их не достать? — спросил Программист. Компактный ZX Spectrum Журналист привёз ему из Бразилии, куда по заданию редакции он летал на какой-то семинар.

— Потому что загнивающий капитализм загнивает настолько быстро, что мы за ним не поспеваем, — усмехнулся Журналист. — До сих пор не понимаю, как меня туда выпустили? Я ведь ни в одной соцстране не был — сразу в Рио. Эх, Ковалёв, ты бы там, наверное, с ума сошёл от всяких прибамбасов для эвээмок.

— Я о том и говорю. Нет, наша «Электроника» ничуть не хуже, но отечественную микроэлектронику нужно развивать и всячески совершенствовать. Причём это нужно делать непрерывно и как можно быстрее. На Западе, например, уже вовсю штампуют флоппи-приводы…

— А это что ещё за хренотень?

— Это такой специальный накопитель информации. Подключается к Синклеру вместо кассетника.

— Я не очень понимаю, о каком накопителе информации ты говоришь. Если использовать твою аналогию с кастрюлей-скороваркой, то у такой замкнутой системы от переизбытка информации может вылететь клапан, а то и крышку сорвать к чёртовой матери, — засмеялся Журналист.

— Тебе это не грозит, — заметил Психолог.

— Я о железном занавесе, умник — повертел пальцем у виска Журналист. — Сами же говорили, что все процессы внутри замкнутой системы происходят намного медленней. Закипит ваша кастрюля — и весь пар, который можно было бы использовать в полезных целях, вылетит со свистом наружу.

— Полезный пар или бесполезная накипь — это уже нужно рассматривать с точки зрения технологического процесса, — усмехнулся в усы Психолог. — Но трудно не согласиться с тем, что мы начинаем отставать от Запада.

— Я тоже не очень врубаюсь, о чём вы сейчас говорите, — честно признался Студент, — до сегодняшнего дня я как-то об этом задумывался. Но теперь я начинаю понимать, что вы, наверное, правы. Говорят, что в бонче раньше было намного лучше. Я про качество образования. Технологии реально изменяются прямо на глазах, а чему нас учат? Цифровую технику и оптическую связь, к примеру, дают только в виде сухой теории. О какой практике может идти речь, если некоторые преподы сами эту волоконную оптику в глаза не видели? О современном программировании рассказывают вскользь, так, для галочки. На лабораторках — допотопное оборудование и устаревшие приборы. Выпускники, которые после распределения уже успели немного поработать, шутят: не теряйте, говорят, мужики, времени, наслаждайтесь жизнью студенческой. Всё равно после диплома сразу же придётся переучиваться.

Программист кивнул.

— И всё-таки теорию, мой дорогой, никто не отменял. Система образования в Союзе мощная. Конечно, она неповоротливая и инертная, но если её вовремя перестроить…

— А ИМ оно надо, Ковалёв? — Журналист кивнул на телевизор. Там какой-то партийный босс вещал в микрофон, не отрываясь от бумажки.

— Вот насчёт этого не уверен. Поэтому и нужно рассчитывать прежде всего на себя. Спасение утопающих, как говорится, — дело рук самих утопающих. Самообразованием нужно заниматься, товарищ Никитос.

— Ковалёв, по-моему, в этом месте ты должен картавить, — иронично заметил Журналист, поднимаясь со своего стула.

— Не вижу ничего смешного. Ленин был прав. Учиться, учиться и ещё раз учиться! Знание — сила, и это не просто хорошее название не менее хорошего журнала. Информация в ближайшем будущем неизбежно объединит всех людей на планете. Это закономерно. Незнание закона Времени никого не освобождает от ответственности перед будущими поколениями. Так что, товарищ Никитос, самообразование — это действительно архиважно. И напрасно вы, батенька, иронизируете. Придётся и вам поднапрячься, если не хотите остаться за бортом аэроплана, улетающего в наше общее светлое будущее.

— Я, конечно, дико извиняюсь, но мне кажется, что учиться, переучиваться, заниматься самообразованием нужно им, а не мне. — Журналист кивнул в сторону Студента.

Психолог не сдержался:

— Как ловко ты всех разрулил, коллега. Перестраивать систему управления — одним, учиться и переучиваться — другим. А сам-то ты чем собрался заниматься?

— А я уже уселся в удобное кресло в этом волшебном аэроплане. Жду стюардессу, — отшутился Журналист. — Тебя это, конечно, не устраивает?

Психолог не ответил. Взглянув на Программиста, он сказал:

— Честно говоря, не ожидал, что тебя интересуют такие серьёзные вопросы. Прогнозировать будущее — сложнейшая задача. Интересно. Есть, над чем поразмышлять. Но меня больше беспокоит не то, что мы начали сдавать в информационных технологиях, хотя, это, конечно, никуда не годится. В первую очередь меня волнует общее состояние нашей системы государственного управления. Ещё недавно в этом деле мы были впереди планеты всей, но как-то незаметно стали сдавать. Одни красивые слова и бурные, продолжительные аплодисменты. — Психолог кивнул в сторону телевизора.

— Правда? — обрадовался Программист. — Ты тоже заметил? Ты задумывался когда-нибудь, как происходит формирование нашего будущего? Ты согласен с тем, что наше будущее многовариантно?

— Задумывался, конечно. — Психолог усмехнулся. — Непрерывно думаю, особенно с тех пор, как стал отцом. Но мне кажется, что вариантов тут не так уж и много. Один из них: можно воспитывать самостоятельно мыслящих, творческих людей, которые понимают, каким образом происходит государственное управление. Такой вариант неприемлем для тех, кто удобно устроился в мягких креслах: их ошибки сразу станут видны большинству граждан. И второй вариант: можно формировать послушное стадо, давать населению, как они выражаются, только самые минимальные знания и штамповать узких специалистов. Ну, и время от времени менять вожаков, которые будут кормить людей обещаниями. Мне кажется, что к государственному управлению сейчас рвутся именно те, кто предпочитает второй вариант. Стадом гораздо проще управлять.

— А ты знаешь тех, кто рвётся? — поинтересовался Журналист. — Может быть, ты и сам не прочь сесть за штурвал аэроплана, улетающего в светлое будущее?

— Нет, Никитос, у меня другие цели. Но я знаю как минимум одного человека, который рвётся. Да ты его получше меня должен знать. Это твой шеф. — Психолог, усмехнувшись, бросил навесом теннисный мячик приятелю.

— Шеф?! — изумился Журналист, поймав мячик. — С чего ты взял?

— А и в самом деле, Захарий, причём тут его шеф? — удивился Программист. — Видимо, я что-то в этой жизни прозевал, или чего-то не знаю?

Программист после окончания института, довольно долго работал в Китеже и о некоторых моментах жизни своих школьных приятелей знал только понаслышке. Он знал, что Журналист, не послушав советов своего властного отца, женился, а потом почти сразу же развёлся. Молодая жена посчитала, что квартира по улице Мира, которую Никита Голубев получил в наследство от одной из своих тётушек, — это слишком мало. Она бросила мужа, убежав к известному композитору-песеннику, а Никитос, не ожидавший такого поворота судьбы, пристрастился к спиртному и едва не опустился на самое дно питерской жизни.

Вытаскивать Журналиста из пропасти довелось Психологу. С тех пор Психолог и его жена, работавшая врачом в Центре сосудистой хирургии, старались ненавязчиво его опекать. Через каких-то дальних родственников им удалось устроить Никитоса в редакцию журнала «Звезда Невы», где он и начал свою журналистскую карьеру.

— Ты что, знаком с никитосовским главредом? — догадался Программист.

— Знаком. Однажды пришлось пообщаться. Имел, как говорится, честь.

— А-а, я понял, о чём ты говоришь, — сказал Журналист. — Мы с Психом как-то бухали в одной компании с моим шефом… — начал он рассказывать Программисту.

— Мы — бухали! — перебив приятеля, расхохотался Психолог.

— Ну ладно, не бухали, — усмехнулся Журналист, — мы культурно употребляли…

— А ещё точнее? — прищурился Психолог.

— А ещё точнее, бухали, но не все — Псих тогда не пил. Доволен? Ну, а мы с шефом расслабились. Короче, шеф тогда завел с Психом очень длинную и очень заумную беседу. Ну, ты знаешь, как наш отец Захарий ведёт разговор на религиозные темы. К счастью, я в этом безобразии тогда не участвовал. Буддизм, конфуцианство, иудаизм и прочий бред — это не совсем мой профиль…

Психолог усмехнулся в усы.

–…ну, и шефа тогда понесло, — продолжал Журналист. — Он тогда неплохо принял и пытался Психу что-то доказать… Нет, ну ты представляешь, Ковалёв, как можно что-то доказать трезвому Психу?

— Не представляю, — улыбнулся Программист.

— Да, разговор тогда получился забавный, — согласился Психолог. — Очень показательный разговор. Кстати, главреду «Звезды Невы» нужно отдать должное — умнейший мужик.

— Ну, хоть в двух словах расскажи, мне тоже интересно, — попросил Программист.

— Мы начали издалека. Заговорили о демократии. У нас ведь очень любят рассуждать о народовластии. Чем выше должность — тем пространнее рассуждения. Я тогда пытался никитосовскому шефу доказать, что власть вообще — это способность управлять. А может ли управлять конкретным государством некий абстрактный «народ»? Нет, не может. Потому что большинство людей не имеют представления о том, как организовано государственное управление. А это значит, что управляет вовсе не народ, поэтому демократия — не управление, а иллюзия управления. Он согласился со мной, что наши нынешние вожди… как бы это помягче сказать… постепенно теряют свою способность управлять государством. Когда я добавил, что это происходит из-за того, что власть практически потеряла связь с народом, он тоже согласился. Но когда я сказал, что считаю, что эта связь должна быть обоюдной, и что люди должны знать не только фамилии тех, кто ими управляет, но иметь также представления о том, какими средствами и методами они при этом пользуются, знаешь, что он мне ответил?

— Что?

— Он сказал, что я говорю страшные вещи, и что нельзя «населению» — именно так он тогда выразился — давать знания о государственном управлении.

— Так и сказал?

— Да, именно так. Я хорошо запомнил, потому что сам стараюсь не пользоваться абстракциями, особенно когда речь идёт о живом человеке, и по возможности избегать таких идеологических штампов, как «советские граждане» или «многонациональный народ». Не гражданам, не народу, а именно НАСЕЛЕНИЮ, сказал он, нельзя давать знания. И добавил, что как только люди начинают получать настоящие знания, ими становится трудно управлять

— Ну и что тут такого? — пожал плечами Журналист. — Мне кажется, что ты, как обычно, придираешься к словам.

Психолог усмехнулся.

— В словах, коллега, всегда содержится определённый смысл. Иногда этот смысл в слова вкладывается сознательно, а иногда это происходит на подсознательном уровне человека, произносящего то или иное слово. Как только люди прекращают трезво анализировать своё прошлое и перестают мечтать о будущем, они превращаются в население. Именно об этом и говорил твой шеф, выпив ещё пару рюмок. В конце он совсем расслабился, и его действительно понесло. «Чем образованней становится народ, — сказал он, — тем меньше ему хочется, чтобы им манипулировали».

— И ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что Лёха прав — серьёзно ответил Психолог. — Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Сидеть и просто ждать, пока ОНИ тебя доставят в светлое будущее, — по крайней мере, наивно. Это будущее может оказаться не таким уж и светлым. Или светлым, но не для всех. Мне кажется, что твой шеф — типичный представитель новой партийной волны, которая идёт на смену нынешнему состарившемуся руководству. Для достижения своей цели они не остановятся ни перед чем, и манипулирование людьми, которые им будут безраздельно доверять, станет для таких деятелей обычным средством управления. Твой шеф, коллега, чётко усвоил формулу: каждый в меру своего понимания работает на себя, а в меру непонимания — на того, кто знает и понимает больше. Ухватил суть?

Журналист не ответил. Он стоял перед окном, задумчиво разминая пальцами видавший виды теннисный мячик из ворсистого каучука.