Алгоритмы, или Ошибка в коде. Концептуальная фантазия

Денис Ленский

Ленинград, 1982 год. В руках четверых приятелей оказываются несколько газет из тридцатилетнего будущего. Издания датированы одним и тем же числом, но и название газет, и их содержание разительно отличаются. Разгадать загадку им помогает человек, обладающий уникальными способностями, приехавший в командировку из Москвы. С помощью магического Зазеркалья друзья совершают виртуальное путешествие по телеэфиру конца 20-го века – начала 21-го. То, что они видят, заставляет их серьёзно задуматься.

Глава 1. Зазеркалье. 6 августа 1982 года

Случается, что, желая спрятать вещь, снимают доску со стола или другой подобной мебели, выдалбливают в ножке углубление, прячут туда вещь и помещают доску на старое место. Для той же цели служат иногда ножки кроватей.

Эдгар А. По

Нет, снова не получилось… Отбросив очередную железку, Программист вздохнул и устало закрыл глаза. Битых полчаса он сидел на подоконнике в парадной своего дома, пытаясь вспомнить, куда мог подеваться ключ от его питерской квартиры. Все карманы стареньких джинсов были проверены по несколько раз. На подоконнике лежали пропуск в КБ, мятый рубль и остатки мелочи. Он тщательно исследовал даже кроссовки, заглядывая под стельки. Пару раз, на всякий случай, он вытряхивал носки, но…

Материализовать дубликат ключа по памяти ему тоже не удалось. Там же, на подоконнике, лежала небольшая горстка металлических изделий, напоминавших игрушечный металлолом. Искорёженные кусочки неизвестно какого металла походили на что угодно, но только не на ключ от его квартиры. А ведь ключ-то был самый банальный — обычный «английский», с двумя бороздочками. И расположение зубчиков, и бороздочки Программист помнил до мельчайших подробностей, но нелепые подобия дверных ключей, получившихся в результате материализации, выглядели настолько халтурно, что он даже не пытался вставлять их в скважину.

Прижавшись спиной к прохладным кирпичам оконного проёма, Программист изо всех напрягал память, пытаясь припомнить основные законы объектной материализации, которые он изучал в институте.

С визуализацией у него никогда особых проблем не возникало. Визуальные образы, созданные его юношеской фантазией, частенько пугали молоденьких сотрудниц вычислительного центра своей озорной непредсказуемостью. Но с обматом — объектной материализацией — у него всегда были трудности. В конце концов он научился создавать более или менее пристойные материальные копии вещественных объектов, но с тех пор прошло много времени и многое позабылось.

Да и визуализировал Программист давно, только в первые месяцы после перехода на новую работу, когда возникала необходимость быстренько слепить трёхмерный макет ракеты или самолёта. А после того, как его отца, немолодого уже человека, чуть ли не до инфаркта напугал маленький гномик, которого он визуализировал специально для младшего братишки, Программист клятвенно пообещал родителям пощадить их психику и «ерундой» больше не заниматься. Словом, почти все его и без того не слишком блестящие магические навыки безнадёжно ослабли.

Из открытого окна дома напротив донеслись фортепьянные аккорды. «Похоже, у Фагота снова сейшн, — поглядев на часы, подумал Программист. — Может, и Полуэкт там?»

Долговязый молодой оболтус по прозвищу Фагот, живший по соседству через двор, учился в «бонче», институте связи имени Бонч-Бруевича, вместе с Полуэктом, младшим братом Программиста. Родители Фагота, оставив старую квартиру в центре на попечение любимого отпрыска, переехали в один из ленинградских спальных районов, неосмотрительно решив, что мальчик должен жить самостоятельно. «Мальчик», воспользовавшись предоставленной свободой, первым делом превратил квартиру в общагу. Одну из комнат он стал сдавать студентам консерватории, и «студия Фагота», — так окрестили квартиру соседи, потихоньку сделалась неофициальным филиалом ленинградской консерватории имени Римского-Корсакова.

Старенькая квартира стала к себе притягивать музыкантов — как профессионалов, так и любителей современной музыки, и действительно постепенно превратилась в музыкальную студию, своеобразный клуб по интересам. Её жильцы со своими многочисленными гостями время от времени напоминали соседям, что рок-н-ролл жив.

Соседи, естественно, были против, но несколько лет упорных сражений с общественными, комсомольскими и государственными структурами закончились тем, что молодые ребята получили официальный статус, но с рядом ограничений, среди которых было три обязательных условия. Первое: отсутствие жалоб жильцов, второе: чистота в подъезде и третье: запрет на употребление спиртных напитков во время клубных посиделок, называемых «квартирниками».

Такие концерты, во избежание нарушения первого условия, как правило, проходили по будням и заканчивались ближе к вечеру. К сожалению Программиста, третье условие практически не выполнялось, хотя иногда после таких тусовок младший брат возвращался домой трезвым.

Бывают дни, когда опустишь руки, и нет ни слов, ни музыки, ни сил…

Характерный голос исполнителя Программист узнал сразу. Брат ему все уши прожужжал, рассказывая о том, что в начале августа в Ленинград должен приехать сам Андрей Макаревич — руководитель новомодного ВИА «Машина времени». Он обещал посетить их клуб на улице Рубинштейна. Младший брат всячески подчёркивал неординарность предстоящей тусовки, но Программист в своей очередной командировке, конечно же, забыл про такое важное событие. «Полуэкт наверняка там! Иное просто исключено», — решил он, обрадовавшись своей догадке.

И я хотел идти куда попало, закрыть свой дом и не найти ключа…

Программист улыбнулся и пожал плечами. Да, ключ он тоже где-то посеял, но у него есть запасной. Правда, он находится где-то в квартире… Нужно только в эту самую квартиру попасть. Ключ от квартиры, где лежит дубликат ключа от этой же квартиры, был утерян, и оставалась одна надежда — на брата.

Программист стал раскладывать по карманам деньги и пропуск, размышляя, что делать с пригоршней бракованных ключей. Вспомнив простейшее заклинание, он размахнулся и зашвырнул их через окно, щёлкнув при этом пальцами. Кусочки металла, превратившись на лету в разноцветных бабочек, бесшумно разлетелись в разные стороны и исчезли, подхваченные августовским ветерком. «Экологичненько так получилось», — подумал, улыбнувшись, Программист.

Удовлетворённый хоть таким результатом, он накинул на плечо свою дорожную сумку и спустился во двор. Посидев на скамейке рядом с доминошниками и дождавшись, когда стихнут последние аккорды слегка расстроенного рояля, он торопливо проследовал к соседнему дому, зашёл в подъезд и позвонил в дверь.

Дверь приоткрылась, и оттуда высунулся сердитый Фагот. По его решительному виду было понятно, что он готов дать отпор любому, кто посмеет выразить недовольство шумным сборищем.

— Алекс! — румяное лицо Фагота, подёрнутое юношеским пушком, облегчённо растянулось в благодушной улыбке. — Вэлкам! Сегодня сам Макаревич лабает, заходи, — Фагот вежливо посторонился, освобождая проход в квартиру.

— Да нет… Как-то неудобно… Я только с командировки… Как-нибудь в другой раз, — неуверенно сказал Программист. Треньканье гитар, звон стаканов, смех и весёлый шум говорили о том, что гости уже давно нарушили третье условие. — Пол у тебя?

— Здесь, конечно. Да заходи же, тут прикольно!

— Нет, спасибо, — Программист решительно тряхнул головой. — Позови его, пусть выйдет на секунду.

Родители в своё время посчитали, что их младшему сыну вместо музыкальной школы лучше заниматься шахматами, и Полуэкт остался без музыкального образования. Но в старших классах он страстно увлёкся рок-музыкой и даже поигрывал сначала в школьном, а потом и в институтском ВИА.

Как и большинство приличных рок-музыкантов того времени, Полуэкт носил длинные волосы. А ещё он пытался отрастить усы. Усы росли очень плохо, и Пол Ковалёв время от времени их сбривал. Сегодня он был без усов, в шикарной футболке с какой-то англоязычной надписью и в крутых, потёртых особым образом расклешённых джинсах. На выход в мир он обычно надевал круглые, тёмные, как у кота Базилио, солнцезащитные очки.

— Какие люди! Надолго? — взлянув поверх очков на брата, спросил Полуэкт.

— Нет, не волнуйся. Завтра снова укачу. Выручай, брат, не могу попасть в квартиру, ключ где-то посеял…

Получив ключ и унылые уверения младшего брата в том, что тот не будет злоупотреблять пивом, а тем более, смешивать его с портвейном, Программист наконец-то оказался дома. Первым делом он настежь раскрыл все окна, впустив вместе с тёплым летним воздухом ритмичные звуки ударных и электрогитары, доносившиеся из фаготовой студии. Программист улыбнулся, представляя, как сейчас радуется Полуэкт.

В одно из окон гостиной влетела большая муха. Пометавшись по комнате, она вылетела в прихожую и уселась на плакат «Роллинг Стоунз», гордость братовой коллекции. Программисту не очень нравились «Роллинг Стоунз», но ещё больше он не любил мух. Первой же его мыслью было выгнать насекомое из квартиры. Но вспомнив, что со вчерашнего вечера у него во рту не было ни крошки, Программист решил сначала подкрепиться. Пошарив в кухонном шкафу, он обнаружил там полпачки печенья «К чаю». Жуя на ходу, он понёс остатки печенья в свою комнату. Муха последовала за ним. «Фиг тебе, а не печенье!» — раздражённо подумал Программист, отмахиваясь на ходу от мухи.

Беспорядок, царивший на рабочем столе Программиста, только на первый взгляд казался беспорядком. На самом деле каждая вещь, находившаяся там, представляла собой часть понятной только хозяину комнаты Системы. Переставлять с места на место предметы, перекладывать бумажки и прикасаться к проводам, которые длинными, сплетёнными в разноцветные жгуты, гирляндами спускались к столу, было категорически запрещено всем посетителям комнаты. Даже технически грамотному младшему брату позволялось далеко не всё.

На одной из таких гирлянд, на проводе с «крокодильчиком» от осциллографа болталась записка. На бледно-бежевой выцветшей картонке, перфокарте от ЭВМ, чёрным полуисписанным фломастером было нацарапано: «Я у Фагота. Борщ и котлеты в холодильнике. Шутка».

Программист, улыбнувшись, пошарил рукой под столом и щёлкнул тумблером, удовлетворённо про себя отметив ровное гудение стабилизатора напряжения. После этого он включил полуразобранный телевизор «Юность», который тут же зашипел.

— Ну что, малыш? Не знаю, как ты, а я соскучился. Я тут кое-что придумал для разминки твоих мозгов. — Программист обращался вовсе не к телевизору, а к своей маленькой домашней электронно-вычислительной машине, которую он ласково называл «малышом». Малыш был мальчиком, точнее, мужчиной — официально Программист его называл Зэт Икс Синклером. — Но только потом. Сейчас, с твоего разрешения, я посмотрю телик.

Отставив в сторону небольшую клавиатуру с разноцветными надписями, Программист подключил антенну к «Юности», служившей дисплеем для Синклера. Телевизионное шипение прекратилось, но любопытная муха, которая уже успела несколько раз обследовать всю комнату, зажужжала Программисту прямо в ухо.

— Да что же это такое?! Изыди, дрозофила несчастная! — воскликнул Программист, попытавшись смахнуть назойливое насекомое. Мухе снова удалось увернуться, и она уселась на фотографию Полины, его любимой женщины, которой он недавно сделал предложение.

— Ах ты ж сволочь! — вырвалось у Программиста.

Такой наглости он стерпеть не мог. Взяв с полочки газету, он стал гонять обнаглевшую муху, пытаясь выгнать её в окно. Та жужжала, как мультяшный штурмовик, лихо выписывая крутые виражи, но в окно упорно не вылетала. Обезумевшее насекомое умудрялось всё время попадать в закрытую, а не открытую половину оконной рамы и начинало биться о стекло в паническом ужасе.

«Хитрая, зараза, — подумал Программист. — Не может быть муха такой тупой. Чувствует, что я не собираюсь её убивать, вот и притворяется».

В конце концов муха уселась на висевшую на стене старую отцовскую «луначарку», семиструнную гитару фабрики музыкальных инструментов им. Луначарского, переделанную младшим братом в шестиструнку.

«Вот паразитка. Знает, где её не тронут», — вздохнул Программист. С чувством полнейшей неудовлетворённости он отложил газету и уселся в кресло смотреть телевизор.

По первому каналу шло «Международное обозрение». Ведущий рассказывал об очередных опасных ядерных испытаниях, чуть ли не еженедельно проводимых в штате Невада. О наших успешных испытаниях в Семипалатинске он говорил совершенно с другой интонацией.

По второму каналу шёл «Сельский час». Бравый председатель колхоза убеждал корреспондента, что недавно принятая Продовольственная программа позволит решить многие проблемы как в сёлах, так и в городах нашей бескрайней страны. Разработанная по инициативе нового члена Политбюро Михаила Горбачёва программа должна волшебным образом наполнить разнообразной и вкусной едой прилавки магазинов.

«Ещё один программист-визуализатор», — усмехнулся про себя Программист. Он выключил телевизор и взял отложенную газету.

Это был вчерашний номер «Ленинградской правды». Пробежав несколько передовиц, посвящённых трудовым и политическим будням советского народа, он наткнулся на статью, которая была примечательна тем, что её автором являлся школьный друг Программиста Никита Голубев. Он работал в журнале «Звезда Невы» и публиковался в разных изданиях под псевдонимом Ник Голуб. Популярного питерского журналиста многочисленные приятели называли Никитосом.

Ник Голуб написал ответ на очередной антисоветский выпад известного французского славяниста-советолога, своего тёзки Никиты Струве, опубликовавшего в одном из западных журналов статью «Советский человек, 60 лет спустя». В свойственной ему ироничной манере Никитос блестяще развенчивал беспочвенные доказательства бездуховности «хомо советикуса», убедительно доказывая читателям, что наш человек, в отличие от западного обывателя, наоборот, является человеком трезвомыслящим, высоконравственным, словом, всесторонне развитой и гармоничной личностью. А то, что пишут о нас на Западе, — клевета и ложь. В «Ленинградской правде» от 5 августа 1982 года была опубликована первая часть его разгромной статьи, а окончание должно было выйти в сегодняшнем номере.

Программист улыбнулся, представляя веселого балагура и повесу Никитоса в образе гневного обличителя капиталистического строя. Клевета француза на Советский Союз была очевидной, однако и заказной характер ответной статьи не вызывал у Программиста никаких сомнений. Принимающий участие в политических дискуссиях, проходящих здесь, в квартире по улице Рубинштейна, Никитос всегда отличался скептическим отношением к коммунистической идее, несмотря на то, что вырос в семье известного партийного деятеля.

Дотянувшись до телефона, Программист набрал номер Захара, их общего с Никитосом приятеля, психологом по образованию. Он хотел поделиться с ним впечатлением от никитосовских рассуждений о нравственности, этике и о том, кого в принципе можно считать «человеком нормальным». Психолог не брал трубку, и Программист решил, что тот со своей семьёй уже успел уехать на дачу. В отличие от своих школьных приятелей, Псих — такое прозвище дал ему Никитос — был женат

«Интересно, если для холостяков выходные — это выходные, то для людей семейных выходные — это семейные праздники или те же трудовые будни, только ещё более тяжёлые?» — Переосмысливая своё холостяцкое прошлое и примеряя на себя потенциальное семейное будущее, Программист теперь всё чаще задавался подобными вопросами.

Но прямо сейчас его интересовали три насущных вопроса. Во-первых, нужно было что-то поесть. От печенья аппетит разыгрался ещё больше, а в холодильнике наверняка было шаром покати. Во-вторых, Программисту было интересно, как Ник Голуб закончит свои рассуждения. А в-третьих, чтобы сбегать в ближайший гастроном и киоск «Союзпечати», нужно было вспомнить, куда же он всё-таки спрятал дубликат ключа.

Программист знал: чтобы найти правильный алгоритм решения сложной задачи, ему нужно на некоторое время перестать над ней думать и немного расслабиться — и решение придёт само собой. Устроившись поудобней в старом уютном кресле, он стал слушать очередной хит «Машины», который доносил из окна легкий августовский ветерок.

Двадцать лет — немалый срок, и ты за двадцать лет поймёшь,

Что такое тьма и что такое свет.

Через двадцать лет забудут люди, что такое ложь,

Если только с ними что-то будет через двадцать лет…

Программист улыбнулся. Ещё совсем недавно ему тоже казалось, что двадцать лет — огромный срок, но теперь он думал иначе. С тех пор, как он понял, что закон Времени реально работает и никуда от него не деться, годы замелькали с такой быстротой, что он перестал их чувствовать.

Время не просто утекает — оно несётся стремительным потоком, и в круговороте ежедневных дел, нескончаемых командировок, это происходит так незаметно. И самое главное — это только начало новой информационной эпохи… А что будет дальше? Что будет, например, через десять лет? А через двадцать? Пролетят эти двадцать лет, как двадцать дней…

Интересно, когда Полуэкт начнёт об этом задумываться? Ведь по закону Времени мир начнёт меняться с калейдоскопической быстротой. Не возникнет ли у младшего брата информационный калейдоскоп в голове? Ведь информация уже сейчас буквально прёт изо всех щелей, только успевай её черпать. Как убедить парня, что дни, часы и минуты, потраченные сегодня впустую, в будущем уже не вернуть?

Размышления Программиста прервала новая музыкальная композиция «Машины времени».

Я был вчера в огромном городе… городе… городе… городе…

Где совершенно нет людей… людей… людей… людей…

Услышав необычный, похожий на эхо, звуковой эффект, Программист стал прислушиваться внимательней.

И в каждом доме вместо окон… окон… окон… окон… окон…

Я видел только зеркала… зеркала… зеркала… зеркала…

Он уже слышал эту песню раньше, но задумался над её смыслом впервые. Какой-то человек попал в зеркальный город и заблудился, утратив на некоторое время связь с реальностью. Наблюдая миллионы своих отражений, он ошибочно считал их жителями мегаполиса. А после того, как этот человек ушёл из волшебного города, тот моментально опустел. Зеркальное отражение бытия… Интересная мысль. Молодежь потянуло на философию? Ну что же, похвально.

Стоп! Зеркало! Как он мог позабыть о Зазеркалье? Хотя чего тут удивляться? С такой работой забудешь собственное имя.

Программист вспомнил, что давным-давно спрятал дубликат ключа внутри старого магического Зеркала. Это Зеркало досталось ему после расформирования института.

Вот! Что и требовалось доказать! Сел, расслабился — часть задачи решена! Радостно потирая руки, он бросился в соседнюю комнату. Муха, не потерявшая надежду чем-нибудь полакомиться в этой квартирке, тут же устремилась вслед за ним.

Самой большой ценностью в старой трёшке, оставшейся братьям Ковалёвым по наследству от ушедших не так давно родителей, были книги. Книг было так много, что человеку, впервые попавшему в квартиру, поначалу казалось, что он ошибся дверью и зашёл в букинистический магазин.

Книги плотными рядами располагались за стёклами навесных шкафов, высокими рискованными стопками книги топорщились на всех горизонтальных поверхностях. А единичные экземпляры можно было найти в коридоре и прихожей.

Но самая роскошная книжная подборка находилась в бывшей спальне родителей. Там, на полках огромных шкафов, расположенных вдоль стены, многотомные ряды старинных фолиантов стояли в строгом порядке, который братья старались не нарушать.

На противоположной стене висели несколько деревянных полок, заваленных книгами, разнообразными подшивками журналов и газет. На той же стене находилось большое зеркало прямоугольной формы в старинной дубовой раме. На зеркало была наброшена старая серая скатерть с бахромой.

Единственное окно было занавешено выцветшей тюлевой шторой. В углу урчал холодильник. Старый «ЗИЛ» братья недавно перетащили сюда из кухни. В другом углу стояло большое раскладное кресло. На нем можно было не только посидеть с книжкой, но даже вздремнуть. Или полноценно поспать на случай гостей.

После того, как ГИТИК расформировали, старший Геворкян разрешил хозотделу за символическую цену продавать реквизит бывшим сотрудникам, и они тут же растащили по домам всё, что могло пригодиться в хозяйстве. Так в питерской квартире Программиста оказались старое Зеркало и еще кое-какие вещи, в той или иной степени обладающие магическими свойствами. Часть из них после смерти родителей перекочевала сюда, в бывшую их спальню.

В этой комнате, можно было уединиться и спокойно поработать или просто почитать, поэтому братья Ковалёвы обычно называли её «комнатой-читальней».

Программист открыл холодильник. Он нисколько не сомневался в том, что слова Полуэкта про борщ и котлеты являются шуткой — лучшим кулинарным творением младшего Ковалёва были макароны по-флотски, но банка кабачковой икры теоретически там могла заваляться. Увы, кроме двух банок с прозрачной жидкостью и эмалированной ванночки с надписью «мясо», в которой вместо мяса лежал продолговатый, похожий на треснутую дыню булыжник, в холодильной камере ничего не было.

Грустно вздохнув и вспомнив, какой замечательный борщ варит его Полина, Программист извлёк тяжёлый булыжник из ванночки. Осторожно, словно это был не обычный валун, а хрупкое изделие из горного хрусталя, он отнёс камень в угол комнаты и положил его на специальную асбестовую подстилку. Похлопав булыжник по холодной поверхности, он подошёл к Зеркалу и снял с него серую скатерть, подняв при этом кучу пыли. Аккуратно сложив скатерть, Программист подошёл вплотную к Зеркалу и подмигнул своему отражению.

— Женюсь, женюсь, какие могут быть игрушки? — промурлыкал он, решительно взявшись рукой за край массивной дубовой рамы.

Казалось, что зеркальная рама была закреплена на стене неподвижно, но на самом деле Зеркало могло вращаться вокруг центральной оси с помощью скрытых внутри стены шестерёнок. Это было не обычное зеркало, а своеобразный портал в магическое Зазеркалье, доступ к которому получал человек, знающий специальное заклинание — голосовой код для входа.

Главный секрет заключался в том, что все удивительные возможности Зазеркалья в полной мере становились доступны благодаря магическому информационному процессору, тому самому треснутому булыжнику, который Программист называл чипстоуном. Магическую мантру знал только он и пользовался иногда Зазеркальем как сейфом, убирая туда, главным образом, от любознательного младшего брата разные вещи. Где-то там, в глубинах Зазеркалья, на потайном крючке должен висеть дубликат квартирного ключа.

Программист щёлкнул пальцами и произнёс заклинание. За рамой что-то треснуло, и Зеркало, многозначительно выделяя каждое слово, заговорило слегка осипшим голосом: «С точки зрения медицинской кибернетики, влияние на поведение живых организмов осуществляется управляющей системой. Она включает в себя… э-э-э… датчики, воспринимающие информацию на входе и выходе системы, так называемые сенсорные входные рецепторы, а также рецепторы исполнительных структур и каналы связи — жидкие среды организма, нервные проводники и управляющее устройство, то есть центральную нервную систему, частью которого является запоминающее устройство или, попросту говоря, память. Информация… э-э-э… фиксированная в аппаратах памяти, определяет настройку системы управления на переработку определенных сведений, поставляемых через каналы связи».

— Ясно. Скажи мне лучше, куда я ключ спрятал? Да, и напомни, кстати, в какую сторону тебя нужно крутить: вправо или влево?

— Не знаю, — честно призналось Зеркало. — Стимуляция образования глюкозы, при уменьшении её содержания во внешней питательной среде, способствует укреплению биологической памяти, как долговременной, так и оперативной…

— Тогда помолчи, — перебил невидимого лектора Программист и резким движением повернул Зеркало на девяносто градусов против часовой стрелки. Немного подумав, Программист запустил левую руку по плечо прямо в Зеркало и стал шарить где-то внутри, пытаясь нащупать там крючок с ключом. Крючка не было.

— Не может быть… Неужели по часовой?..

Программист уже собирался поворачивать Зеркало обратно, но тут ему под руку попалась какая-то газета.

«Странно. Газету вроде я туда не прятал…» — подумал Программист — и тут же его осенило. Он вспомнил, что в последней версии «Зазеркалья» была зашита специальная программа под названием «Свежая Газета».

Этой полезной функцией, позволяющей материализовать самый свежий номер любой газеты даже до того, как она поступит в розничную продажу, чаще всего пользовались маги-болельщики, которым не терпелось узнать счёт последнего матча любимой команды.

Программист, никогда не отличавшийся спортивным фанатизмом, после возвращения в Ленинград напрочь забыл об этой замечательной возможности Зазеркалья.

«Надо же! — удивился Программист. — На ловца и зверь бежит… Нет ничего более удивительного, чем магия неожиданных случайных совпадений. Особенно, если они приятные», — радостно подумал он, вытаскивая еще пахнущую типографской краской газету. Он взглянул на дату — так и есть! Программист держал в руках «Ленинградскую правду», свежайший номер за шестое августа.

То ли заметив в руках своего преследователя газету, то ли по какой-то другой причине, муха вновь принялась метаться по комнате.

— Как же ты меня достала, — вздохнул Программист и принялся размахивать газетой, пытаясь выгнать муху из комнаты в коридор.

До мухи наконец дошло, что её здесь скорее прихлопнут, чем накормят, и она, прожужжав в ухо Программисту своё мушиное проклятье, вылетела в окно гостиной, навсегда покинув негостеприимную квартиру. В это же самое время раздался телефонный звонок и Программист побежал к телефону в прихожей.

— Алло…

— Привет перфокарточным шулерам!

Звонил Никитос. Однажды он предложил Программисту, такому же любителю преферанса, как и он сам, придумать программу, которая подсказывает игроку правильные ходы. Ради интереса, Программист такую программу придумал, но до реализации дело не довёл. Судя по всему, Никитос этому факту не верил и частенько, главным образом, когда проигрывал, называл приятеля перфокарточным шулером. Программист не обижался.

— Привет. Богатым будешь. Только что прочёл твой ответ проклятым буржуинам, — усмехнулся Программист.

— Ну и как я их, а?

— Шедеврально.

— Знаю. Талант пропадает…

В трубке кто-то захихикал, и Программист догадался, что талант пропадает не в полном одиночестве. Журналист возбуждённо зашептал в трубку:

— Слушай, старик, у меня тут организовался внезапный… эм-м… Короче, у меня в гостях две классные чувихи! Аспирантки… Иду, иду! — крикнул он кому-то вглубь своей квартиры и снова зашептал: — Так! Бери пузырь и дуй сюда!

— Старик, ты совсем сбрендил? Ты что, забыл, что я давным-давно прекратил употреблять в еду спиртное? И вообще, я почти женатый человек, отстань.

— А где наш Студент?

— Полуэкт в гостях у Фагота, у них тусовка по случаю приезда Макаревича. Так что если хочешь, бери своих аспиранток, и сам дуй с ними сюда. Только учти: такого безобразия, как вы устроили последний раз, я не допущу. — Программист, прижав телефонную трубку плечом к уху, листал газету и никак не мог найти окончания статьи. — Слушай, а где вторая часть твоей распрекрасной статьи?

— Как где? В сегодняшней «ленинградке» на третьей полосе вверху.

— Нету.

— Как это — нету? А ты точно трезвый? Ты за какое число газету смотришь?

— За шестое ав…

Программист ещё раз внимательно посмотрел на дату и от неожиданности замер на полуслове. Он держал в руках «Ленинградскую правду» за 6 августа 2012 года — газету из тридцатилетнего будущего.

— Алло… Ковалёв… Алло, ты где?

— В Караганде… — пробормотал Программист, наблюдая, как газета медленно исчезает в его руках, словно растворяясь в воздухе.