Обратная сторона жизни. Книга первая

Денис Кавченков

Данное повествование рассказывает об аде, описывает, как на самом деле выглядит столь популярный на Земле проклятый мир, и кто на самом деле создал человека. Роман подробно показывает кошмарный путь умерших, где не имеет значения, грешен ты или нет, красочно показывает истинный облик ангелов с чертями, а также рассказывает, почему на Небесах нет спасения. Рукопись очень жестокая, полная несложной философии и диалогов, органично переплетенных с редким юмором. Книга содержит нецензурную брань.

Часть 2. О чудный, новый мир!

Глава 1

«Тук-тук-тук!», — сердце, получившего сильнейший удар током Дмитрия, сделало три мощных удара, и мальчишку выгнуло в лучших традициях китайской цирковой гимнастики.

Плюс к этому шокер в руках карликового недочерта сумел достать небольшое количество быстро потекшей по бедру горячей жидкости из наконец-то очнувшегося мочевого пузыря, но и это не сильно тревожило скорчившегося в судорогах парня. Больше всего он испугался увиденной в руке сатира зазубренной переделке и так злобного оружия, поэтому адреналин, выпущенный в кровь за несколько ударов сердечной мышцы, заставил подняться на ноги в течение одной секунды, а то и меньше.

— Все-все! Встал! Встал! Стою! Все нормально! — он вскочил, шатаясь, как пьяный из стороны в сторону, и чуть не ушел боком за край довольно узкого блестящего мостика, на котором находился со свиноподобными сопровождающими. — Тихо-тихо! Тш! Пш! Стою! — пытаясь выровняться, говорил сам себе дергающийся от остаточного тока мальчишка, а свинозадые демоны нетерпеливо и звонко поцокивая копытцами, молча за ним наблюдали, но не подгоняли.

Спустя секунд тридцать раскачиваний эффект от удара шокером отпустил юношу и он выровнялся, заодно быстро осмотревшись, но так, дабы не видели сопровождающие..

«Офигеть местечко…», — голова, гудящая от удара током не смогла воспроизвести более достойное количество комментариев к увиденному великолепию, если это можно так назвать.

Огромное, метров четыреста в поперечнике, уходящее неизвестно насколько вверх и столько же вниз прохладное темно-серое помещение было заполнено огромным количеством мостов, выполненных и проложенных в виде спиц в колесе, то есть уходящих одним концов в центр, а другим в мрачные двери, врезанные в стены бесконечного тоннеля на каждом из сотен этажей. Только на его уровне находилось штук пятьдесят мостов, а за дверями наверняка предполагались пыточные камеры, ибо отовсюду доносились ужасные людские крики, многократно обработанные отличным эхо и создающие внутри огромнейшего помещения самую, что ни на есть адскую атмосферу.

Еще более ее усиливало множество больших лифтов, подсвеченных изнутри оранжевым светом и беспрерывно снующих вверх-вниз по стенам бесконечного кольца, возя внутри себя таких же, как рядом сатиров и сгорбленных людей. По самим мостам, выполненным из неизменного металла с красноватым оттенком, сновали опять же подобные его сопровождающим, ожесточенные Адом свиньи с рогами, с мачете за спинами и шокерами на бедрах, таскающие носилки с недвижимыми человеческими телами или ведущие ссутулившихся, испуганных жителей Земли самого разного вида. Определение «самого разного вида» подразумевало, что люди были молодыми, старыми, толстыми, худыми, короче самыми разными, а не так, как говорят, будто на тот свет попадаешь в самом лучшем возрасте.

Брехня все это, ведь пока он разглядывал это место, на соседнем, ближнем мосту протащили носилки с довольно симпатичной блондинкой, а этажом выше провели какого-то кричащего изо всех сил толстяка с кровью, текущей из отвратительно-изуродованного лица. И тут же из камеры, относящейся к третьему мосту слева, вытащили за ноги и как-то жестко волоком потащили бездыханное тело старика с окладистой бородой и отсутствием жизни в сером теле. Это лишь малая толика того, что он отчетливо видел. Ну, а посреди гигантского помещения проходила огромная, можно сказать монументальная прозрачная труба, издающая монотонный низкочастотный гул и мерцающая слабым голубоватым светом с периодически пролетающими внутри темными, неразборчивыми пятнами. Именно в нее, а точнее в металлическую дорожку, выполненную вокруг трубы, упирались концы всех, неизвестно, как держащихся в воздухе красноватых мостов.

— Б..я буду Временное хранилище… — не заметил, как пробормотал вслух Дима и один из сатиров — самый уродливый — тут же кольнул в ободранную и саднящую спину.

— Хватит болтать! Иди прямо! — издал грубый окрик толстозадый поросенок, и парень пошел, ибо деваться было некуда, а из-за двери, куда двое других адских сатиров минуту назад затащили симпатичную блондинку, раздался глухой громогласный злобный хохот с элементами блеяния и крик, проснувшейся от испуга женщины.

«Да уж… Не повезло девице, небось провели пальцами по лобку, она и проснулась довольная…», — подумал трясущийся от страха Дмитрий, уже более бесстрашно движущийся к следующей остановке новой жизни, а сзади звонко цокал мелкими копытцами свиномордый дуэт, вооруженный, словно телохранители туземного вождя.

Труба приближалась и лишь тогда он заметил, что несущиеся вниз темные пятна похожи на…

«Человеческие тела! Мать его ети, да за две ноги об баобаб! Это и есть путь в Сортировочную!? Лично я бы назвал это тем самым светом, о котором рассказывают пережившие клиническую смерть счастливчики!», — и действительно, по трубе летели люди, неразборчиво видимые даже обновленным зрением из-за скорости движения воды или ее подобия. «Добро пожаловать в наш аквапарк!», — пришла в очумевшую от полученных впечатлений голову знакомая реклама.

— Ща покатаешься! Хе-хе-хе! Будет весело! Самое главное воздуха побольше набери! — мерзко захихикал один из идущих сзади сатиров, довольно сильно ткнув лезвием в итак ободранную спину и парень почувствовал, что вниз потекла тоненькая струйка горячей жидкости.

«Мудак…», — подумал Дима, но вслух говорить не стал, ввиду переживаний за целостность тела. «Начну болтать — отрубит руки или ноги, с него станется, а пока «волшебную» капельницу внутрь не встроили — лучше не выпендриваться…», — непривычно рациональные мысли текли по отчего-то свежей голове, словно наполненной новой кровью, хотя скорей всего это являлось заслугой циркулирующего здесь чистого и прохладного воздуха.

— Давай быстрей шагай! — окрик сзади прервал непрекращающуюся мыслительную деятельность, и Дмитрий привычно сглотнув слюни страха, почти уперся лбом в огромную полупрозрачную и отчего-то колеблющуюся стенку слегка светящейся трубы.

«Куда уж дальше? Я сейчас на ней распластаюсь!», — сверху вниз пролетело еще одно человеческое тело, парень испуганно дернулся и тут труба, будто обняла его, начав засасывать внутрь.

— Пока! Хе-хе-хе! Удачно прокатиться! — еще один укол в спину заставил дергающегося, словно муха в патоке Дмитрия изо всех сил вывернуть голову и ненавидяще уставиться в злобные ухмылки, бесчувственно ржущих клыкастых сатиров, так красиво описываемых в мифах Древней Греции.

— Гандоны! — горько шепнул мальчишка, не получив никакого морального удовлетворения.

И это, наверное, потому что сейчас он, а не свиномордые козлы, должен отправиться в странное и полное неизвестности путешествие по «живой», возможно биологического происхождения трубе, наполненной несущейся вниз жидкостью. Именно неизвестность пугала больше всего, но один плюс во всем происходящем присутствовал — жизнь начала двигаться. Двигаться так быстро, как не двигалась последних лет десять на Земле, и следующим этапом пути являлся мощный «плевок» стены, будто пережеванным Димой в ледяную воду, где воздух в виде большого скопления пузырей, моментально покинул грудь выпучившего глаза парня, будучи выдавленным сильнейшим потоком, потащившим задыхающееся тело вниз.

«Это не Ад, а водный мир какой-то!», — даже перед лицом смерти он спорил, хотя какая там смерть… Обычная дорога на центральный рынок Геенны Огненной…

И вода… Да, действительно вода потянула его вниз. Причем с огромной скоростью, буквально вдавливая в саму себя, отчего, вконец запаниковавший юноша открыл рот и стал глотать ее родимую. И тогда все движения, производимые захлебывающимся человеком, стали предельно понятны, ибо ужас наступающей смерти совсем не такой, как от отрезаемых конечностей. Инстинктивно желающее выжить тонущее тело панически замахало руками и ногами в разные стороны, что привело к хаотичному перемещению внутри движущейся вниз водной толщи и бессмысленным ударам об внезапно крепкие изнутри стены адского аквапарка.

Измученного узника с большущей скоростью несло вниз и моментально заполнившиеся ледяной водой легкие, подарили телу ощущение сильного тепла, отчего руки с ногами стали все медленней и медленней молотить неподатливое окружающее пространство… Разум наполнился безразличием, глаза затянула странная полупрозрачная пелена, и отлично слышимое в ушах сердце все реже делало свой: «Тук!», — короче говоря, становилось очень хорошо, ибо приближалась долгожданная смерть, но тут…

«Еще рано!», — яркая и слепящая мысль, совсем непохожая на тусклые другие, ворвалась в голову, после чего Дмитрий с силой распахнул глаза, поняв — выход рядом.

И действительно. Водный поток стал притормаживать, и почти мертвого мальчишку с силой ударило об вновь мягкую полупрозрачную стену, моментально обнявшую и заново прожевавшую со всех сторон, дабы с силой выплюнуть на твердую поверхность, где…

Этого захлебнувшийся парень не увидел, так как почти потерял сознание при ударе, потрясшем все тело и сказавшем освобожденным легким: «Начинайте!», — после чего уже не смог нормально мыслить. Единственной способностью Димы осталось умение исполнять рвотные судороги, стоя на четвереньках на едва держащих ногах и руках. Его рвало с такой силой, что он подумал о покидающих грудь легких, ибо их буквально раздирало на множество кусочков, но человеческое тело слишком хорошо выполнено и никогда не сдается. Точнее не оно, а тот самый зверь, спящий внутри каждого и ужасно хотящий жить, если конечно не перекармливать его сладкими булочками с чипсами, лежа на диване и запивая всё это неизвестно, где разлитым бутылочным пивком, а уж в этом Диме повезло. Если сравнить его организм с животным, то это был поджарый гепард, созданный для дальних переходов и способный выжить в самых отвратительных условиях, даже подобных этим.

Наконец последние капли воды выплеснулись, а точнее выкашлялись и тяжело дышащий, стоящий на четырех костях Дима, пускающий из носа длинные тягучие сопли, сплюнул такую же слюну, постепенно фокусируя зрение на находящейся под ним поверхности. Стало настолько хорошо… Такое облегчение, что он хоть куда-то прибыл, даже не умерев по дороге… Этого не передать словами — это надо прочувствовать.

Он попытался встать, но не сумел и завалился на голую задницу, раскидав яйца на холодном мокром полу. Тогда мальчишка медленно поднял голову вверх, глядя в темноту невидимого потолка, затем вытер обеими ладонями лицо, а после мощно высморкался, прижав поочередно указательный палец к одной, затем к другой ноздре. Слизи, а проще говоря соплей вывалилось немало, причем на грудь, но… После пережитого — это ожидаемо. Ведь даже, когда плачешь — нос забивается наглухо, а тут полет сквозь такую толщу жидкости… Не две слезинки, как ни как, да и не слишком он брезгливый, и будто доказывая это, дрожащая рука смахнула с груди высморканное «богатство», после чего единственной проблемой остались заложенные уши, но не столь важной, чтобы напрягаться. Насколько Дмитрий знал — скоро должны вернуться в исходное состояние, а пока и тишина неплохо.

«Бом! Бом! Бом!», — мощно отдавались удары сердца внутри черепной коробки, и все еще с трудом дышащий юноша решил оглядеться по сторонам, однако результаты осмотра его искренне огорчили.

Он находился в каком-то слабо освещенном, видимо светом «живой» трубы, бескрайнем каменном подвале и кроме участка, на котором сидел, больше ничего не видел. Хотя нет… Видел. Вокруг него валялось пару десятков недвижимых тел, скорее всего также выплюнутых удивительной живой стеной, но уже мертвых, по крайней мере, так они смотрелись. Не обратив внимания на трупы или еще живых людей, какая разница, он и на Земле не очень любил их, еще сильней очерствевший за последние часы мальчишка, кряхтя, как столетний дед, поднял избитое тело на дрожащие ноги и автоматически почесал мокрые яйца, словно спрашивая их, а не голову: «Как быть дальше?»

«Бубенцы» глупо промолчали, и Дима оторвал вопрошающую ладонь от безмолвных причиндалов, решив додумать позже. Из-за шока до сих пор им владеющего, он не особо задумывался о новых мучениях или возможной опасности рядом. Хотелось просто лечь и уснуть на холодном, неровном полу, но эти чудесные мысли были отвергнуты очнувшимися ушами, начавшими пропускать раздающиеся из неясного окружающего сумрака самые разные звуки, издаваемые большим скоплением людей.

Тихий, тонкий жалобный шепот, бормотание заученных и искренних, придуманных на месте молитв, громкие причитания с взываниями к Богу с жалостливыми и безнадежными всхлипываниями, стоны, кряхтение, сопение и многое другое издаваемое массой перепуганных людей… А также… Нет. Он не ослышался! И только это полностью опровергало теорию всемилостивого бога, придуманного для землян… Раздающийся поблизости плач ребенка. Недавно рожденного малыша, ведь именно так плачут в данном возрасте. Непонимающе, просяще, ожидающе и искренне!

И вот вся эта какофония звучных людских переживаний моментально окружила поднявшегося с четверенек измученного парня, заставив страдальчески сморщиться от ее внезапности.

— И так… Я, как обычно чесал яйца у всех на глазах… — не особо удивившись, пробормотал под нос Дмитрий и сделал шаг из неясного света, источаемого плюющейся стеной в подвальный полумрак, дабы познакомиться с земляками, однако шага не хватило.

Пришлось пройти целых пять, причем по множеству неровных камней и через такое же количество недвижимых, лежащих в различных позах распухших тел, так и не доживших до «счастливого» момента увидеть людей, а точнее узников Ада, буквально излучающих горе, тоску и безнадежность.

Кого из жителей Земли здесь только не было, нет смысла даже перечислять, ибо Сортировочная собрала представителей каждой нации, всех, как одного со свежими, пахнущими горелым мясом тавро на лбах и голых, как нудисты в Лисьей бухте Коктебеля. Старики, женщины, девушки, мужчины, юноши, и тот самый обладатель младенческого плача, бестолково размахивающий миниатюрными ножками с ручками и находящийся на руках, наверное, матери. Других детей, кроме него здесь не проглядывалось, лишь более-менее взрослый люд, правда это была лишь малая толика разместившегося на полу и возле мрачных склизких стен народа, увиденного Дмитрием, на которого никто не обратил внимания. Скорее всего, он не первый, кто вывалился в довольно сильно пахнущую мочой сумрачную темницу, и здесь каждый так начинал.

Судя по наблюдаемому парнем зрелищу, все эти люди оградились друг от друга стеной непонимания и собственных страданий, где каждый занимался только собой, даже не пытаясь найти общий язык с бесцельно бродящим, сидящим или лежащим рядом, идентичным ему адским «гостем». Такова природа человеческого страха, когда человек после пережитого ужаса запирается внутри себя и никого не подпускает. Даже, когда боль исчезла…

— Привет… — неуверенно и почти неслышно автоматически пробормотал он, шокированный количеством людей, наполненных безразличием друг к другу.

«Как будто снова на Земле оказался, да прямо на гигантском ЖД вокзале, типа все куда-то едут и никому, ни до кого нет дела…», — пролетели мысли у Димы, продолжающего разглядывать скопление несчастных, ожидающих дальнейшей участи, отчего-то забыв о себе, таком же мученике.

Было видно, что в Аду не перебирают и отправляют в Сортировочную — идиотское название — любых мало-мальски достойных, по крайней мере здесь вообще не было покалеченных, хотя… Не просто же так где-то воют и стенают. С другой стороны может по чисто человеческой привычке, этакое показательное горе, дабы все видели, как кому-то плохо… Этого Дмитрий никогда не понимал, особенно вытья на похоронах. У него на этот счет присутствовало свое, пусть и эгоистичное мнение. Каждый когда-то должен уйти, хотя, как говорила Ванга: «Если бы вы знали, что такое смерть — вы бы не хотели жить!». Когда он впервые услышал данную фразу, то она слишком двояко звучала, но сейчас осталась всего одна сторона медали — после смерти настолько жутко, что лучше не рождаться, а если родился, то будь готов умереть. А насчет ни одного покалеченного в прямой видимости, так может быть таковы правила и сюда должны попасть в целости и сохранности все, а уж потом на Рынке разберутся от кого оставить слезы на раскаленной земле Ада, а кто пойдет киркой, да киянкой махать.

«Да уж… Жизнь постоянно преподносит людям сюрпризы… Жили-жили, ни о чем не думали… Мечтали о достойной старости и райских кущах после смерти, толком не понимая, как они выглядят, а тут… Та-да-дам!!», — он грустно вздохнул. «Сам-то я чего ожидал? Вообще ничего… Не так я хотел умереть, не так… Надеялся хоть как-то подготовиться… Когда-нибудь… Ага… Дурак-дураком… Хотел, но не делал…», — он рассматривал разместившихся поодиночке и очень редко небольшими группками по два, три человека будущих рабов Ада, многие из которых до сих пор не верили в пребывание на «том свете», считая происходящее страшным сном.

Со всех сторон доносились тихие, но в тоже время наполненные такой силой и искренностью молитвы, что Диме даже стало жаль этих действительно верующих, попавших в противоположность собственных мечтаний и надежд. Люди, бормочущие святые для них слова, тупо сидящие в полумраке и щиплющие себя одновременно с чтением причитаний, направленных в Небеса… Они мечтали прогнать кошмарное сновидение, но оно не двигалось с места… Для многих из них этот мир так и не станет реальным, ведь через некоторое время из прозрачной стены вывалится почти захлебнувшийся священник или подобный ему паникер, откашляется и заставит поверить в еще одно испытание Господне, после чего они уже сто процентов попадут на переработку в пищу другим узникам… Глупцы и идиоты, ведь здесь «верю, ибо нелепо» уже не поможет, как бы это ни было тяжело осознавать.

Кроме морально покалеченных Церковью здесь присутствовали обычные напуганные и наоборот собранные люди, такие, как например мать, укачивающая плачущего ребенка и одновременно с этим готовая вцепиться в лицо любому, кто тронет ее кровиночку. Вот от кого исходила уверенность и осторожность! Она смотрела на окружающих, подобных ей пленников Ада, как на врагов, ибо являлась матерью, а значит должна быть такой — злой, собранной и осторожной. Как-никак она защищала частичку себя и без разницы, где сейчас находится — это ее ребенок! Именно таких женщин сегодня не хватает на Земле, где преобладают безмозглые дуры, растящие подобных себе уродцев, напичканных сникерсами, кириешками и одетых зимой в пять штанов и три куртки, дабы не заболел от зимнего солнца. Идиотки, что с них взять…

Дмитрию стоило всего один раз поглядеть в ее сторону, как эта очень даже молодая, с гривой непонятно какого цвета спутавшихся волос девушка яростно зыркнула глазами дикой кошки, заставив отвернуть изучающий взгляд в сторону. Но, как и любой нормальный парень, он все-таки успел оценить внешность молодой обнаженной мамаши и подумать: «В другое время и в другом месте можно было бы сказать: «Кис-кис-кис!», — но не сейчас.

Мальчишка где-то далеко внутри себя грустно усмехнулся, поняв, что по сути да… Вокруг стандартная, как и на любом вокзале толпа, разбитая на безмолвные единицы… Все та же серость, все те же люди, наполненные скорбью и побывавшие в лапах подобных его палачей, этаких Анатонов, возможно не очень разговорчивых, а молчаливых, сумасшедших садистов, не давших ни минутки покоя измученному телу и страшно подумать, что мучитель с копытами мог делать с ребенком в присутствии, например связанной матери… Он мог творить ужасные вещи, постоянно используя восстанавливающую капельницу и слушая безумные вопли молодой девчонки, для которой не было пытки страшней этой…

Единственное хорошее — клейма на лбу у младенца не было, по крайней мере, он даже мельком не увидел адской пометки «годен», а еще прекрасно то, что дети быстро забывают боль. В этом и состоит одно из главных отличий человека от обезьяны — людское сознание в отличие от животных, слишком долго формируется и умеет защищать себя, скрывая ненужную информацию от своего же владельца.

— Ну и как тебе здесь? — раздался откуда-то снизу сзади, негромкий, но твердый голос с ноткой искреннего интереса.

Дмитрий, резко дернувшись, повернулся назад, чуть не поскользнувшись на влажном, не слишком ровном, но в тоже время скользком полу: «Тут, как специально делают такую хренотень под ногами… Самим чертям вообще нормально ходить своими-то копытами?», — успел задать себе вопрос парень, тут же про него забывший, так как увидел любопытного.

Мужчина европеоидного типа, лет тридцати пяти, с легкой щетиной, наголо обритой головой и похожим на букву «Ж» уродливым ожогом на лбу, такой же голый, как и все здесь присутствующие, сидел на полу, положив руки на согнутые колени. Он чем-то походил на Диму после трубы с водой, только был более безмятежным, будто смирившимся с судьбой и ожидающим от нее следующего, пусть даже более худшего шага.

— Непривычно… — слегка запнувшись, ответил парень и уставился в слишком спокойные глаза, находящиеся на правильном, довольно аристократичном лице. — А в… — хотелось сказать привычное «Вам» из уважения, а точнее навязанных земным обществом правил этикета при обращении с незнакомцами, но сегодняшний день поменял все. — А тебе? — легко выплюнул из себя панибратское обращение Дмитрий, хотя уже увидел ответ в спокойных зрачках.

— Нормально, — усмехнувшись, ответил тот. — Тебе я вижу тоже ничего, судя по поведению. Любопытствуешь… Не истеришь в бесполезных молитвах, — он обвел рукой помещение, охватив всех видимых собравшихся.

— Да, как-то смысла нет… — пожал плечами Дима, присев на корточки и подумав: «Как все-таки непривычно без одежды, такое чувство, что в задницу и под мышки поддувает». — Сначала конечно дико… Типа, как так, смерть, все дела, а потом понимаешь, что это обычная тяжелая, а скорей даже кошмарная жизнь… Будто попал в плен в первую Чеченскую и тебя не отпускают домой без выкупа. Хотя конечно я не переживал подобного, просто читал и слышал, но думаю ощущения идентичные. Жизнь в яме, еда — помои, ежедневные избиения и издевательства… Чем не Ад? Просто здесь преподносят намного круче, но… У меня еще есть надежда, — осторожно закончил мальчишка и уставился на человека, которому впервые за последнее время доверился, вывалив ворох пришедших на язык слов.

— Хм… Интересная логика, особенно насчет еды, которой еще никому не давали, и что самое интересное, есть совсем не хочется, — усмехнулся тот, а Дмитрий заметил немного, практически незаметно свернутый набок нос и большой шрам на нижней губе слева — глаза привыкали к сумеркам. — Я примерно того же мнения, что и ты, но… Какая у тебя надежда и на что? — любопытная искринка мелькнула в глазах незнакомца.

— Всегда есть надежда на спасение… — медленно выговорил парень. — Ад не безвыходное место. Я уверен, — он шмыгнул носом, слыша, как плачет не успокаивающийся малыш.

— С чего ты взял? Лично мне так не показалось… Черт, вырезавший ремни у меня из спины обещал вечные мучения и пусть не такие, как рассказывают святые отцы, но… Мои раны моментально зажили после того, как я потерял сознание и очнулся. И так было не раз, не два и даже не три. Раз десять я умирал, а потом оживал без единой царапины! Это вечная жизнь, полная страданий! Я не верил во все это на Земле, но после пережитого смирился… Ад есть, и никому из людей от него не уйти! — спокойно проговорил сидящий напротив мужчина, причем настолько уверенно, что парень наконец-то понял — скорее всего, только ему — Дмитрию — рассказали историю Ада, Рая и создания людей, а остальные не в курсе, да и не всякий поверил бы, уж слишком мозги испорчены полной лжи земной жизнью.

В этом-то и заключалась проблема, скорее всего каждого находившегося здесь человека. Любой из них являлся рационалистом и скептиком до мозга костей и ни одного невозможно переубедить, что люди — это когда-то созданные чертями и ангелами биологические машины для исследования параллельной Вселенной в поисках истинного Бога. Если он начнет высказывать подобные мысли в сем полном безнадежности, тоски и страха месте, то его порвут свои же… Верующие! Ничтожества всю жизнь ожидающие прощения за несовершенные грехи! Ему подобные собратья по несчастью с напрочь изуродованными сознаниями, сумевшие понять и принять лишь одно — Ад действительно существует, не сделав никаких выводов. Пока все идет по Библии, где сейчас они в Сортировочной, неком подобии Чистилища, по крайней мере, по названию, и следующая остановка Рынок, где их должны забрать на Небеса ангелы, только они не знают, какие это Небеса.

«Ну-ну…», — усмехнулся Дима, глядя сквозь тихо свихнувшегося собеседника. «Давайте. Верьте, надейтесь, ждите. И погромче молитесь, здесь таких обожают…»

Именно умением принимать любую реальность он и отличался от находящихся здесь людей, проживших жизнь с осознанием неизбежности смерти, где за все придется отвечать. Отличие Дмитрия состояло в любопытстве, неумении подчиняться и способности не отбрасывать, а анализировать информацию, похожую на бред. Информацию, совершенно не похожую на навязываемую лживым миром и считающуюся галлюцинациями. И только поэтому он тот единственный из подготавливаемой для продажи толпы, кто реально смотрит на вещи. Пусть ему страшно, может даже страшней чем другим, но он будет изучать этот мир, дабы вспомнить… Вспомнить, когда-то произошедшее с ним, ибо слишком мало удивляется и чересчур быстро привыкает, а для обычных людей — это ненормально.

— То есть ты уверен, что это навечно? — переспросил Дима, сдув каплю воды, повисшую на носу. — Ты терял сознание, а потом очухивался, и все раны заживали? Сами по себе? И тебя никто не лечил?

— Да! Меня уж точно никто не лечил! Видел бы ты того, кто со мной все это делал, он совсем не похож на доктора, — спокойно кивнул тот, а глаза блеснули сумасшедшей искрой. — Ни единой царапины и огромный черт с гигантскими рогами начинал заново. Не говоря ни слова, не издавая ни звука! Под конец он содрал с меня всю кожу, и она выросла заново!

— Понятно, — Дима встал, поняв, что с этим человеком каши не сваришь.

Блеск в глазах объяснил все. Этот человек во время пыток свихнулся, получив спокойствие и выдержку вкупе с уверенностью в предначертанном происходящем. Ему никто ничего не рассказывал и не показывал действие капельницы. Повезло. Да-да. Именно повезло. Заполучить ничем непробиваемую уверенность в необходимости мучений… Это круто. Жить без вопросов и с пониманием «так надо» — это уже из Оруэлла и его романа «1984». Поэтому спокойно сидящий мужчина со свернутым носом и не молился, презирая остальных взывающих к богу. Он считал происходящее заслуженным и вполне естественным. Как-никак предел пыток существует, и он выглядит принятием происходящего за обыденность, новую действительность, где единственный бонус — вечная жизнь.

«Интересно, как он отреагирует на то, что чуть позже в него встроят регенеративный орган, этакую „волшебную“ капельницу? Для него исчезнет ма-а-а-ленький кусочек волшебства Ада!», — Дмитрий не говоря ни слова, ухмыльнулся и пошел к сырой, покрытой неприятной на вид слизью стене, ибо ему стало абсолютно неинтересно знать о чем еще расскажет этот свихнувшийся.

Он и на Земле игнорировал идиотов, считающих мир таким, как описывается в учебниках школьной программы. Возможно, так проще жить, но… Жить в мире полном лжи, отвергая внешне бредовую правду — это удел слабаков и ничтожеств, не желающих видеть дальше собственного неказистого огорода и привычной пасеки с пчелами, а он таким быть не хотел!

До стены было недалеко, буквально метров десять полумрака, главное ни на кого не наступить и не споткнуться. Повсюду сидели, лежали и тупо бродили, бессмысленно шевелящие губами и смотрящие в потолок со стенами несчастные мужчины и женщины, совершенно не стесняющиеся невозможной на Земле наготы, а издаваемая ими какофония, смешанная из всевозможных звуков страданий раздражала до невозможности. Все это, конечно, понятно… Здесь каждый мучается, поэтому вроде и ты должен испытывать душевную и физическую боль, ибо внешне ничем от них не отличаешься, но суть была в том, что Дмитрий отличался внутренне. У него до сих пор не выходили из головы слова Анатона: «Твоя порода «Спящие»…, — а вот кто это — хрен знает.

Сердце, сны, да и вся его жизнь говорили, что это правда и он не такой, как все, но разум… Разум не мог смириться, однако на все просто нужно время и не более того. По крайней мере, сейчас плевать, что произойдет дальше, ибо жутко хотелось спать… Подольше и покрепче, дабы мозг обработал полученную информацию, смягчив ее, а также для лучшей адаптации к новому миру. А еще хотелось тишины от находящихся здесь людей, испуганных и галдящих, вернувшихся на родину детей Геенны Огненной. Почти спокойный юноша мрачно усмехнулся, переступив еще одного бессмысленно крутящего глазами с льющимися из них слезами толстого паренька с ожогом на лбу, жутко смахивающим на грустный смайлик из «ВКонтакте».

Лично Дмитрию было неясно, какой смысл причитать и выть, если ты цел и невредим. Жизнь-то продолжается. Страшно конечно от незнания, что будет дальше, но ведь будет! А раз будет, значит все хорошо, а эти…

— Тьфу! — он зло и смачно харкнул над головой какого-то обрюзгшего мужика с глупым вытянутым лицом, молча грызущего ногти и развалившегося на два квадратных метра мрачного послепыточного помещения, но тот даже не пошевелился, зато плевок попал на ногу сидящего рядом, скрюченного и громко молящегося старика.

— Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняяй бесы силою на тебе пропятаго Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшаго и поправшего силу диаволю, и даровавшаго нам тебе Крест Свой Честный на прогнание всякаго супостата. О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень! Помогай ми со Святою Госпожею Девою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь! — Дмитрий внимательно дослушал бормочущего заученную молитву святошу и аккуратно обошел, где-то внутри себя, извинившись за плевок, хотя верующий бездельник совсем не обратил внимания на такую мелочь.

«Что за люди! Никакой веры в себя! Все на бога надеются, а жопу поднять лень…», — он облегченно уселся на холодный мокрый пол рядом со склизкой стеной, бесцеремонно втиснувшись меж находящихся там двух неопрятных женщин разных возрастов, абсолютно не обративших внимание на подобную наглость. «Да уж! Интересно сколько времени требуется приходить в чувство? Или им теперь наплевать на все? Потерян бизнес, семья, дача, пять квартир, три айфона или же просто учетная запись в «Одноклассниках»? И все? Жизнь остановилась? Что вообще за бред? Все же живые! Надо двигаться дальше! Чего-то ждать в конце-то концов и не обязательно плохого!», — но сидящие напротив и рядом самые разные люди с ожогами на лбах выглядели мертвыми, по крайне мере внутри.

Видимо жизнь для них остановилась сразу пыточной лежанки, где стало точно ясно, что огурцы на даче будет поливать кто-то другой или вовсе завянут, а новых друзей и оценок за свежие фотки в социальных сетях больше не будет. Все вокруг выглядело именно так, и что удивительно не ощущалось никакой разности поколений. Ад всех уравнял и каждый ушел в себя по причине потери прежней, словно срисованной с общего шаблона жизни. Пусть у одного ею являлась виртуальная реальность, а у другого работа на стройке, здесь же все пленники Ада оказались одинаковыми, будто доски в заборе.

Дима облегченно прислонился к противной стене, получив долгожданную опору. Наконец-то появилось место, где стало не страшно просто присесть и отдохнуть… Среди толпы людей, не знающих друг друга, с наверняка одним на всех языком… Люди, словно вернулись в альтернативное прошлое, никогда не имеющее строительства Вавилонской башни.

В темном месте у склизкой стены, там, где можно выспаться, не боясь проснуться обкраденным, было уютно и хорошо, плюс воды он напился на сутки вперед. Дима зевнул, чувствуя, как наваливается дремота. Организм требовал отдыха, причем очень настойчиво.

«Сейчас-сейчас…», — мальчишка поерзал задницей на камнях, выискивая позицию поудобней и, прислонив гудящую от напряжения голову к холодной стене, проверил степень опасности двух теток, меж которых нагло втиснулся.

Две женщины, одна лет сорока, полная, с отвисшим животом, а также почти нулевым размером груди, и вторая — древняя старуха с лежащими на впалом животе отвисшими грудями, внешне давно впавшая в маразм и сейчас молча перебиравшая серые сальные волосы пальцами с длинными кривыми ногтями. В другое время и в другом месте Дима постарался бы сменить соседок, но сегодня перебирать не собирался, именно здесь чувствуя уверенность в будущем сне, а самое главное, тут ни от кого не пахло. Ад каждого наградил чистотой тела, «подарив» загаженную физическую оболочку Земле, но забыв оставить там старость и ожирение. И это правильно. Жизненный опыт должен быть наиболее полным. Кто бы, не создал Геенну Огненную с Элизиумом, он является отличным воспитателем.

«Сюда бы еще нормального собеседника, могущего поддержать разговор и поверить в то, что знаю только я, но видно не судьба… В царстве горбатых — уродством является стройность и здесь самым ненормальным является погибший в двадцать пять лет мальчишка… Кто бы мог подумать, что я так смогу подумать… Хм… Два одинаковых слова в начале и в конце… Спать. Только спать…», — парень тяжело вздохнул и вытянул ноги, еще раз оглядев соседок с мыслью: «Лишь бы не покусали…», — закрыл усталые серо-голубые глаза и практически моментально погрузился в спасительную темноту, почувствовав, как всклокоченная голова опускается на плечо безумно выглядящей старухи.

Глава 2

–…Никто не знает, как появилась Вселенная, и что было первым — сознание или материя, а даже если знает, то никому не говорит. Известно только одно. Чистый разум появился раньше, чем обрел себя в материи. Надеюсь, это понятно? — сгусток колеблющегося света завис в воздухе, однако эти слова прозвучали внутри каждого.

Странное место, пещера из голубовато-серого камня, с бесшумно падающим в круглое озерцо небольшим водопадом и неровным потолком, покрытым мхом приятного зеленого цвета. Округлые стены природной работы и множество вроде хаотично, но в тоже время удобно расположенных ступеней, вырубленных в камне явно искусственным методом, плюс несколько десятков светящихся огней разного цвета, непрерывно меняющих форму, но зависших над поверхностью уютного места.

— Вы собрались здесь, придя из самых разных уголков бесконечности Вселенных, где до этого бродили в бессмысленных поисках себя. Каждый посетил множество миров и каждого я прошу о помощи, а здесь мы находимся, ибо я желаю показать, как в реальности выглядит материальный мир и возможное для вас физическое воплощение. Примерная форма, в которую вы можете облачиться по собственному желанию. Смотрите.

Спустя несколько секунд появилось странное уродливое создание с четырьмя конечностями, две из которых использовались для вертикального передвижения.

— Вот. Представитель только начавшей развиваться гуманоидной расы. Он нас не видит и не чувствует, ибо мы пребываем за гранью его мира. Материального мира. Один из представителей множества рас, раскиданных по близлежащей, довольно отличной от нашей Вселенной и сегодня я привел вас на планету, подобную той, куда прошу вас отправиться, — пространство вокруг говорящего заполнилось непрерывным гомоном.

— Такими мы станем?

— Жить в этом?

— Нас не предупреждали!

— Но материальный мир — это бесценный опыт, я перейду на ступень выше.

— Ступень выше… Ступень выше… Говорят, что оттуда не возвращаются. Можно еще целую вечность путешествовать без всяких испытаний!

— А где смысл? Выше нас не пускают, а ниже мы все знаем! В чем смысл?

— Страшно! Даже очень!

— Говорят, там есть боль!

— Боль? Я прослушал! И я не знаю такого слова, но оно плохое.

— А надолго туда?

— Просто попросили помочь, но не предупреждали о подобном…

— Спрячут нашу память в надежное место…

— Без памяти еще можно…

— Невозможно жить без памяти

— Да ты даже не будешь помнить про спрятанную память, значит, можно!

— Тш-ш-ш! — ораторствующий сгусток света попросил тишины. — Никого не гонят насильно, но сей путь даст возможность перешагнуть на следующую ступень, по крайней мере, прошедшим его. Тем, кто сам сумеет измениться. Каждый из присутствующих здесь обладает чем-то недоступным гуманоидам, — он незримо указал на склонившееся над озерцом создание. — Качествами, делающими лучше, и ими вы поделитесь, пусть они сначала не сумеют понять, — сгусток света на несколько секунд замер в неизменном положении. — Я закончил. На сегодня все. Желающие уйти, могут уйти, — оратор растворился в воздушном пространстве красивой пещеры, а пара сотен переливающихся шаров застыли, словно в размышлениях. Спустя пару минут неслышимых разговоров они одновременно вылетели сквозь голубовато-серые стены пещеры.

Пьющий воду гуманоид обернулся и настороженно посмотрел наверх, наморщив крупный подвижный нос, но там никого не было, как и в момент его прихода сюда. Он вновь опустился на четвереньки и продолжил глотать такую вкусную воду, глядя на собственное отражение овальными зрачками на огромных, ярко-зеленых глазах. Тело без одежды, покрытое редкой шерстью, шестипалые руки и ноги с полупрозрачными перепонками говорили о том, что это человекоподобное создание еще очень недалеко ушло в развитии, но… Оно уже умело улыбаться и радоваться вкусу воды.

«До чего же странное существо… Жалко его… Скованное физической оболочкой, абсолютно неприспособленной для полетов… Но мне кажется, оно довольно жизнью…», — единственный оставшийся энергетический сгусток с любопытством рассматривал прямоходящее создание. «Жить подобно ему? Зависеть от пищи… Испытывать боль… Странное слово… И да… Действительно плохое… Удивительно! Такой другой мир!», — он с огромной скоростью вылетел из пещеры, сквозь искрящийся крупными брызгами водопад, скрывающий голубоватую каменную стену, а далее резко взмыл вверх и растворился в бескрайнем ночном небе.

Дима зевнул, с трудом поднимая веки и продираясь сквозь объятья крепкого сновидения. Неизвестно, что его разбудило, странный, причем не первый в жизни сон про летающие шары, где он являлся одним из них или внешне впавшая в маразм, зашевелившаяся старуха, которая выдернула костлявое плечо из-под его головы, тут же отправившейся к каменному полу под воздействием идентичной земной, адской гравитации. Парень, однако, он был не промах, поэтому успел выпрямиться, крепко ругнувшись и внимательно оглядывая ничуть не изменившееся помещение.

Все те же люди, все те же стоны с мольбами, только воспринимавшиеся намного четче. Отдых во сне, пусть даже таком странном и реальном все-таки облегчил жизнь… Он бы руку отдал на отсечение, что это воспоминания из далекой-предалекой прошлой жизни. Но… Проверить негде, оставалось только надеяться, а сейчас… Он зевнул, с холодной дрожью вспомнив Анатона, отрезанные пальцы, руку и раскаленный свинец в горло, но сейчас это воспринимались, как нечто мутное, далекое и будто бы не из его жизни.

И вот эту без пяти минут идиллию, как бы комично не звучали сии слова, сломала свихнувшаяся старуха, выдернувшая плечо, дабы приподняться, а с отвращением сморщившийся Дима постарался отвернуть лицо от ее половых органов, отвратительно смотревшихся на изуродованном старостью теле. Вторая его соседка на данный момент всхлипывала, отчего-то стыдливо прикрывая ладонями опухшее лицо, вследствие чего не стоило обращать на нее внимания. Плачущие ни о чем женщины, слишком никчемны в роли собеседников из-за руководящих ими эмоций. Их даже утешать бессмысленно, тем более в Аду, где этих двух определенно отправят в мясорубку для поддержания жизни в остальных узниках, когда-нибудь возжелающих пищи.

Дмитрий тяжело вздохнул, изо всех сил мечтая, чтобы бабка-маразматичка убрала задницу с отвратительно висящими половыми губами с глаз долой, и та, как по заказу, внезапно плюхнулась назад, причем, чуть ли не на его колени, однако… Он успел выставить руки и направить заднюю часть безумной женщины на старое место, после чего брезгливо вытер ладони об свои голые бедра.

— Твою-то мать, овца старая! — в сердцах ругнулся он на безумную старуху. — Зачем вставала? Что у тебя в голове бабуль, совсем свихнулась под старость лет?! — нервы у Димы были ни к черту.

Бабка же в ответ безмолвно вцепилась кривыми ногтями чуть выше своих коленок, подтянула ноги к подбородку и забормотала:

— То же самое, что и везде! Никакого уважения к старикам! Никакого уважения! Молодежь, что здесь, что дома — одна и та же! Ничего!! — она обернула к нему лицо с безумно горящими глазами и брызнула слюнями из беспрестанно-двигающегося рта. — Ничего!! Ха-ха! Внучек!

— Не внучек я тебе! — скривился Дима, отодвинув голову, ибо брезговал попадания чужих слюней. — Ищи в другом месте! — прекрасно понимая, что большинство старушек, так называет всех молодых людей, но раздражение внутри пересилило доводы разума.

— Ай! Да какая разница! На Земле я всех вас называла внучками! — подтвердила мысли мальчишки плюющаяся бабка. — Жизнь прожила! Пенсионерка! Всю жизнь работала! В бога верила! В церковь каждые выходные ходила! Нищим подавала! А теперь сижу с грешниками! Грешникам!! Когда мне на Небеса положено! Батюшка всегда говорил мне, что я уйду в Царствие Небесное! Почему я здесь?! С такими, как ты?! С грешниками и нехристями! Мусульманами в конце концов! Я сейчас должна сидеть у трона Его, и петь осанны в Царствие Его во Славу Его!! Но я в Аду!! В Аду!! — взвыла старуха противным скрежещущим голосом и ухватила Диму за плечо, причинив боль кривыми ногтями.

Тот вскочил на ноги, вырвав засаднившую руку из бабкиной клешни, и вгляделся в плечо сквозь сумрак. Старая ведьма оцарапала его! Поскорей бы встроили регенеративный орган, а то загноится еще… Чего-чего, а раны, причиненные человеческими зубами и ногтями, самые отвратительные.

— Тьфу ты бл..ть! — он еле успел отдернуть ногу, так как бабка хотела ухватить и ее, дабы что-то еще рассказать. — Отвали калоша старая! Вообще свихнулась со своим Раем! А мусульмане-то, что тебе сделали, дура старая!? — Дмитрий отошел подальше и зло сплюнул в темноту, не заботясь о попадании в кого-либо, ибо чхал на людские правила поведения в месте их не имеющем.

Только сейчас он обратил внимание, что задница сильно замерзла и затекла на холодных камнях.

— Так хорошо спал, старая вафельница! Чего тебе не сиделось, овца! — парень искренне злился на пожилую, свихнувшуюся женщину, яростно потирая замлевшие ягодицы и чувствуя, как маленькие иголочки закололи задницу изнутри.

«Хорошо-то как…», — юноша тихонечко перетаптывался ногами, аккуратно поглядывая в сторону безумной старухи, затихшей на том же месте, что и до его прихода. «Старая калоша… Чего же ты померла в мою смену…», — осколок черного чувство юмора выпорхнул из него, словно юркая синичка и он даже не сумел его остановить, смешливо хрюкнув, а после осторожно оглядевшись.

Всем было неинтересно, о чем его хрюк, сам же Дмитрий обрадовался проявлению внутри себя, пусть даже такого некрасивого юмора, но столь поганое место другого породить не могло. Значит все не безнадежно, и он живее всех живых. Правду говорила мама, что ему все, как с гуся вода.

«Интересно, как там она?», — встрепенувшись, впервые вспомнил о матери парень, тут же поняв, что ежели сделает попытку переживать, то это будет не слишком искренним, ибо подобные проявления чувств должны не делаться, а идти из глубины души сами по себе.

Да. Ему было жаль мать из-за наверняка ужасных страданий испытанных ею после его смерти, но всплакнуть от этого вряд ли сумел бы. Пусть даже она его вырастила и постоянно переживала, пытаясь помочь абсолютно не воспринимаемыми им советами. Именно за это и требовалось платить сочувствием и благодарностью, однако истинной, всепоглощающей человеческой любви к матери, а также ощущения близости к остальным родственникам Дмитрий никогда не испытывал, уж слишком отличался от них внутренне. И не его вина в отсутствии вполне естественных для остальных чувств. Не чувствуя привязанности к земному миру, он никогда не ощущал единения с окружающими людьми. Так было с рождения. И так будет всегда.

Еще давно, до собственной смерти парень размышлял о своей черствости и внезапно понял, что даже если потеряет всех знакомых, то будет переживать не больше, чем от потери зажигалки, а может и меньше. Сначала подобные мысли пугали, но последующий самоанализ и прочтение множества книг на тему духовного развития показали, что глупо пытаться походить на окружающих. Нужно быть самим собой и тогда Дима дал волю всему из него выходящему, принимая истинное «Я», постоянно изучающее окружающий мир, чуть позже убивший его во время опохмелки. Возможно это судьба, а может просто случайность, но ясно одно — он все равно не осознавал, зачем жил, а ведь только в этом случае реальность откликнется на каждую мысль, принявшись подстраиваться под тебя. В противном же случае, если ты постоянно сражаешься с окружающей действительностью, то сама жизнь превратится в бесконечную войну.

«Почему я не понимал этого раньше, а додумался только здесь?», — он внезапно обратил внимание, что совершенно не имеет желания употреблять спиртосодержащие напитки, только лишь никотиновый зов продолжительно шел из груди, но не напрягал, а скорее даже помогал размышлениям.

Дима внезапно понял, что алкоголь и правда является одним из худших изобретений человечества, ведь именно с его помощью люди подавляют в себе Божественную искру, стремящуюся к знаниям и совершенству. Спиртосодержащие напитки тормозят человеческую программу поиска настоящего Творца, заставляя подавленные эффектом опьянения тела валяться на диванах и тупо смотреть в телевизор. Алкоголь связывает организм — прекрасно отлаженную машину с сознанием и часто душой, заставляя заткнуться то самое высшее, хотящее жить и развиваться «Я».

И в сегодняшнем настоящем земного мира, сей эффект опьянения используется повсюду. В еде, сигаретах, алкоголе, антидепрессантах и наркотических обезболивающих. Все, что может хоть немного побеспокоить человека, заставить задуматься о себе и своих проблемах, подавляется неизвестным злым гением, исключительно грамотно придумавшим нынешнюю систему потребления, властвующую над Землей.

Человеческая пища наполняется искусственными усилителями вкуса, дабы каждый ел, как можно больше, ведь это так вкусно! И как же заманчиво тянет в сон после обильного обеда, когда живот набит доверху! Ведь можно хорошенько поспать, после чего еще раз поесть! И жизнь становится прекрасней! Или же эти чудесные антидепрессанты! Выпил таблеточку и все проблемы ушли куда-то далеко! Исчезли! Их больше нет и человек уверен в себе, считая, что все получится, даже если ничего не делать. А ведь антидепрессанты просто заставляют поверить в обладание ключами от закрытой двери, но когда их действие закончится, то… Дверной замок станет больше и надежней.

Ну и на сладенькое, отвлекающие от собственных проблем телепередачи. Самый простой и «очаровательный» пример — «Дом-2». Телевизионное шоу, бьющее все рейтинги и заставляющее обезьян в людских телах покупать даже журнал с подобным названием. Бессмысленное чтиво и бессмысленное шоу, рассказывающие о чужих жизнях, полных мелких проблем наподобие, кто с кем будет спать. Все это отлично продается и покупается, из чего можно сделать один-единственный вывод.

Человечество медленно, но верно подготавливает себя к самоубийству. И это хорошо, что многие из будущих поколений вымрут от собственной глупости. Даже не хорошо, а вполне нормально и естественно. Так действительно нужно, ибо Ад нуждается в тупом человеческом мясе.

«А ведь действительно… Всю жизнь я подавлял себя алкоголем и сигаретами! И здесь, лишенный этих «радостей», очнулся или проснулся, хотя мог сделать тоже самое и на Земле… Сейчас вообще не хочу бухнуть, ведь мне так лучше! Чистая голова, ясность мышления, постоянное брожение адреналина в крови и капелька сна сделали меня нормальным, намного лучше размышляющим и независимым от дурных привычек! Ну, почти…», — Дмитрий оглядел смутно различимую в полумраке огромную толпу потерявшихся людей и внезапно осознал, что за воспоминаниями с размышлениями прошли «иголочки» изнутри замлевших ягодиц.

Тут его внимание привлек некий звук, раздавшийся со стороны «плюющейся» стены. Мальчишка обернулся и рассмотрел во всех подробностях процесс, как оттуда вываливается следующий человек. Походу Дмитрий являлся единственным, кто стоял и с любопытством наблюдал за происходящим, в то время, как остальные узники даже не шелохнулись, а просто сидели и топтались в полумраке, бессмысленно ожидая своей дальнейшей участи. Хотя нет. Не бессмысленно.

То там, то здесь взмывали руки, будто просящие у невидимого адского потолка выпустить их на Небеса, в райские кущи, потоптать зеленую травку, а где они взмывали, слышались вопли:

— Аллилуйя! Осанна тебе Господи! Помилуй рабов своих Господи! Молюсь во имя твое! Аллилуйя! Осанна! Осанна! Осанна Господи! — руки падали вниз, а их владельцы бормотали все новые и новые святые слова, короче говоря, христиан было заметно издалека и при этом не особо жалко.

Если задуматься, то ни один разумный Бог не даст человеку того, чего тот не заработал при жизни. И вот сейчас эти, поклоняющиеся Христу свежеиспеченные мученики, пытались выбить из него или его отца обещанное в виде райских кущ и сладкой жизни. И это те люди, которые всю жизнь прогибались перед любым проявлением несправедливости жестокого, но реального мира. Умер родственник — Господь забрал! Заболел — Господь дал испытание! Ничего не получается, оттого, что я слабак и ничтожество — и это испытание Господа, ведь он не даст мне невыносимого!

Логика этих людей бесит и раздражает, в особенности, когда они с умным видом рассказывают, будто ни один листок не упадет с дерева без Его ведома, а значит все согрешившие и находящиеся в Аду на Его совести! Ведь без Его ведома, они бы не делали эти гадости! Ох уж и проказник этот придуманный для землян бог! Шутник этакий! Получается, что некий педофил, изнасиловавший и убивший, допустим штук двадцать пять детей, сотворил подобное не сам, а с подачи Господа! Это, что же такое получается? Кто тогда правит миром? Может сам Дьявол, заставивший поверить людей в свой проигрыш Господу? Иначе, как объяснить творящееся на Земле ежедневно, где без Его ведома ничего не происходит?

Дмитрий снова злобно сплюнул, подумав: «Хоть бы на кого-нибудь их этих придурковатых попало!», — единственное, что радовало, так это нынешние мыслительные способности, появившиеся после полного обновления тела и очищения мозга от земной грязи. Сейчас он понимал намного больше, чем когда-либо, а умение спорить с самим собой и время от времени соглашаться, выдавало удивительные умозаключения, кои можно записывать, дабы читать лекции шибко уверенным в Библии и иже с ней.

Оставалось взглянуть на буддистов и каких-нибудь представителей Якутии с Сибирью, поклоняющихся множеству богов и духов, наполняющих мир. Больше вероисповеданий Дима не знал, хоть и много читал. Эта тема не особо волновала его, хотя сейчас бы пригодилась. Еще он помнил всяких там индусских, туземных, чукотских и тому подобных богов, но не особо в них разбирался. Суть в том, что больше всех скулят именно христиане. Самые заметные из всех религиозных течений, будь-то католики или православные, но в любом случае рабы Божьи, коих учили по жизни только стенать.

Ему было неясно насчет мусульман. Само собой тут хватало смуглолицых бородатых людей с головами, будто созданными под тюбетейки, но они отчего-то молчали, мрачно глядя никуда, или тихо перешептывались, собравшись в группы от двух до пяти человек. Не хватало перебирающих четок пальцев рук, но всяких там: «Аллах!», — слышно не было.

Дмитрий с любопытством рассматривал вздувающуюся голубоватую стену, готовую родить следующего представителя Земли, между делом размышляя о различиях вероисповеданий и впавших в депрессию окружающих людях.

«Никогда не понимал этого… Продолжать бояться, после того, как пропала боль… Даже, когда меня однажды сильно избили, отобрали телефон и все деньги, а потом продолжили пинать, я попросил оставить сим-карту. Не постеснялся! Чего бояться-то!? Бьют и бьют, но симка-то нужней… Почему же все такие аморфные? Как замороженная рыба, все до единого! Никому не интересно, что будет дальше!? Новый мир, в конце-то концов! И новой боли, пока еще нет… Нельзя же зацикливаться на настоящем, если грядет какое-никакое будущее! Или у них черти были особенные?», — Дима искренне не понимал молчащих, вопящих, молящихся и ушедших в себя узников того света.

Светящаяся рассеянным голубоватым светом стена надувалась, и на ней появилось подобие фурункула, содержащего медленно, почти умирающе шевелящего руками и ногами человека. И видимо люди действительно являются гнойной раной Вселенной из-за постоянного сражения с ней, ибо нарыв внезапно лопнул, не выдержав сего непосильного бремени и тело следующего обреченного вместе с литрами двухстами воды выпало на холодные камни неровного пола. Секунд пять ничего не происходило, а потом жутко кашляющего и выгибающегося несчастного начало рвать водой.

«Неужели из меня также лилось?», — размышлял Дмитрий, глядя на бьющегося в рвотных судорогах новоприбывшего мужика, неопределенного возраста, но так как никто не давал грамотного ответа, он удовлетворял любопытство обычным наблюдением.

Очищение легких от воды длилось недолго, после чего тяжело дышащий, свежевымытый раб Геенны Огненной осмотрелся по сторонам и наткнулся взглядом на лежащие вокруг мертвые раздутые тела. Что-то щелкнуло в его голове, какое-то сострадание и он бросился к ближайшему из трупов, принявшись делать тому искусственное дыхание. От усилий старающегося над мертвецом человека, послышался хруст ребер, и Дима непроизвольно вздрогнул, уж слишком ударил по ушам звук ломающихся костей, пробившийся сквозь всеобщий гвалт.

«Блин! Откуда во мне такая эгоистичность? Почему я так не сделал? Никакого страдания по умершим, желания разбудить их, увидеть жизнь в раскрывшихся глазах… С самого детства, да и потом… Жалел кошек, собак, да и вообще любых животных, некоторых людей, причем не понимаю отчего выбор падал на них, но в тоже время не пожалею, если полмира сгорит в Третьей Мировой… Душа моя потемки… Прав был Анатон, а точнее честен… Мне необходимо глубже заглянуть в себя…», — в это время, еще минуту назад чуть не захлебнувшийся мужчина устал оживлять первого мертвеца и бросился ко второму, ситуация с которым повторилась.

Все действия новоприбывшего, искренне переживающего за лежащие вокруг бездыханные тела, тускло отражались в глазах каждого смотрящего в его сторону узника. Уже уставшие от смерти рабы Ада, «ожидающие» дальнейшего путешествия по Геенне Огненной, наблюдали за человеком, не свихнувшимся, не впавшим в тоску и не очерствевшим за недолгое время нахождения здесь. Многие из пребывающих в этом гигантском, как и все адские постройки подвале, будто смотрели дешевый, неинтересный фильм, но на безрыбье и рак рыба.

Дима же, быстро наглядевшись на сизифов труд пленника, занимающегося бессмысленным на его взгляд занятием, меланхолично отвернулся — адаптация к Аду проходила семимильными шагами — дабы найти место, где можно поудобней присесть и ждать продолжения жизненного пути. Должен же он когда-то начаться, тем более Сортировочная, если это она, почти полная, но как только он поднял ногу для первого шага…

— Смерть! Смерть вступила в свои права! — полетели брызги слюней изо рта, вылетевшего, откуда ни возьмись, следующего свихнувшегося. — Не в кресте вера, а в тебе! В сердце твоем! Внутри огнем пылает вера! — худющий мужик лет пятидесяти, с трехдневной щетиной на вытянутом, как у породистого коня лице, непонятно-объясняюще размахивал руками, перед чуть не обоссавшимся от внезапного испуга Дмитрием. — Все мы без креста, но с верою внутри! С ней пройдем и дальше Ада! И откроются нам Врата Рая! И приглашающе улыбнутся апостолы!! Аллилуй! Так пойдем же пробуждать других! — безумец попытался еще ближе приблизить светящееся сумасшествием лицо к мальчишке, но тот немного пришел в себя и с размаху влепил безумцу крепкую пощечину, сбив навигацию

— Совсем е..нулся! — рявкнул сиплым и задрожавшим голосом Дима на безумца, закачавшегося в разные стороны. — Иди отсюда придурошный, а то вторую щеку придется подставлять, как завещал Господь твой — Иисус! — тяжело-дышащий парень, дернул левой рукой и свихнувшийся грешник, видимо понял, так как обиженно пошел прочь, с невнятным бормотанием потирая щеку.

«Охренеть!! Чуть не усрался от страху! Недаром я психушки боюсь… Сколько здесь еще находиться? Ожидание прям коробит! Ненавижу буйных психопатов!», — уже более аккуратно обходя взывающих к Богу, а также тупо бормочущих всякую ерунду узников, он зашагал к противоположной стене, обнаружив свободное пространство рядом с негром, покрытым множественными, едва видимыми в сумраке шрамами и азиатом, почему-то казавшимся японцем, но Дмитрий сам не понимал почему.

Естественно он направился туда, ибо, во-первых, чернокожие и японцы были редкостью в его краях, во-вторых, сей дуэт о чем-то почти яростно спорил, настороженно поглядывая на остальных, что прекрасно виднелось обновленным Адом зрением, ну, а в-третьих, рядом с ними практически отсутствовали раздражающие в своем отчаянии люди.

«Проклятое любопытство! Спасибо тебе, перепугавшая меня, царапающаяся бабуля!», — хотелось отослать сумасшедшей старухе воздушный поцелуй, но отсутствовало желание вглядываться в темноту.

— Привет! — юноша подошел к двум осторожно уставившимся на него людям разной национальности, но что самое интересное с такими же, как у него ожогами на лбу, уж он-то отлично запомнил форму раскаленного тавро на кочерге в лапах Анатона.

Ответного приветствия Дмитрий не получил, ибо сидящая на камнях пола парочка, состоящая из небольшого роста азиата с густой шевелюрой, а также крепкого сбитого, наверняка высокого и наголо обритого негра внимательно смотрела на него, не собираясь подниматься. Парень еще немного помялся, хлопая ресницами, ибо наглость, с которой он недавно воткнулся меж двух теток, куда-то исчезла. Ему жутко хотелось поболтать с этими двумя, так как он не ощущал здесь никого разумно мыслящего, кроме них, не считая шепчущихся о чем-то кучек бородатых людей, но выходцев Востока он вообще не понимал, да и мало ли о чем они говорят. Может его недавний «хрюк» обсуждают, они же там свиней держат за грязных животных.

— Ладно. Садись, — на чистейшем русском, как и все здесь, произнес азиат, сдвинув ноги в сторону, а чернокожий тоже расслабился, смягчив напряженный взгляд человека, выглядящего охотником на королевских кобр, причем любящим заниматься этим спросонья.

Да-да. Именно так он и смотрелся. Покрытый огромным количеством застарелых шрамов и непонятных, грубо выполненных татуировок, негр выглядел туземцем, попавшим в Ад прямиком с острова, затерянного в Тихом океане. И скорее всего так и было, но более всего мучил вопрос, отчего все разговаривают на русском языке и тут парня осенило.

«Каким-то образом здесь все понимают друг друга и все. Нет ни моего, ни их языков. Какой-то один на всех, давным-давно созданный, но забытый человечеством. Это можно позже узнать, а сейчас просто принять, как само собой разумеющееся. Ежели людей создавали в Аду вместе с Раем, то происходило же каким-то образом общение между изобретателями и творениями… Не просто же так говорится о Вавилонской башне, после которой смешались все языки, до этого же был всего один!», — парень хотел хлопнуть себя по лбу с криком: «Эврика!», — но не желал спугнуть потенциальных собеседников и возможно просто нормальных людей, тем более с тавром идентичным его.

Дмитрий присел на корточки, осторожно взирая на двух таких непохожих «мертвецов», и получил в ответ бесстрастный взгляд туземного охотника вместе с изучающим азиатским прищуром, после чего японец или кто там, вопросительно дернул подбородком вверх, типа, чего хотел юноша? Парень в ответ напряженно сглотнул слюну, просто-напросто не зная, как отреагировать. Он хотел поговорить с кем-то, кто его поймет и вроде бы нашел двух непохожих людей, наверняка разного вероисповедания, каким-то образом сошедшихся друг с другом в одной точке зрения по поводу происходящего, а теперь… Теперь не может сказать в чем дело и зачем пришел.

— Привет, — вновь выпали из горла хриплые слова. — Я хотел поговорить… — он запнулся, зачем-то покрутив серо-голубыми глазами по сторонам, но скорей всего от неуверенности. — Поговорить о происходящем вокруг. Они все… — он обернулся и обвел рукой людей, сидящих на видимой протяженности огромного подвала. — Почти все они ушли в себя, — Дима объясняющее ткнул пальцем в грудь. — Затихли внутри, боятся выйти и посмотреть по сторонам. А я… — мальчишка снова сглотнул. — Не такой. Я хочу понять, что это за мир. Хочу уйти отсюда! — он несколько раз моргнул и замер в ожидании ответа, стараясь не прятать глаза от вперившихся в него азиата с негром, меланхолично двигающих губами.

— Уйти… Думаешь мы против? Но мне кажется, что еще рано, — задумчиво произнес пожавший худыми плечами японец. — По нашему поверью, души умерших на пути в мир мертвых, сначала должны миновать реку Сандзуногава. У этой реки три страшных порога, и только пройдя их, мы окажемся в конечной точке, — он как-то по детски пожевал губу. — Причем где-то на этих порогах живут старик и старуха, отбирающие одежды. Мой дед рассказывал истории подобной этой, во времена моего детства… Потом я вырос и мне повезло, хотя сейчас уже не уверен… — запнулся он. — Устроиться в офис в Лондоне, куда переехала наша семья еще в 80-х годах, где меня научили верить только в работу с карьерным ростом, сказав, что это является жизнью, достойней которой нет ничего. Но сейчас я даже не знаю, во что верить, ведь очнулся уже без одежды, а кто ее отобрал — неизвестно, — бесстрастным тихим голосом говорил невысокий, недвижимо сидящий азиат. — Я видел лишь отвратительное создание, помесь гигантского козла и человека, разговаривающего на моем родном языке и причинившего мне огромное количество страданий… А затем он убил меня, чтобы оживить и отправить в путешествие по Сандзуногаве, видимо заключенной в эту трубу, — он кивнул в сторону светящейся голубым стене, возле которой устало и бессмысленно сидел человек, до этого пытавшийся вернуть к жизни раздувшиеся трупы. — И сейчас я спорю с уважаемым воином… — его глаза указали на чернокожего. — О том, что будет за следующим порогом Сандзуногавы… — азиат, теперь уже точно японец — Дмитрий где-то читал, что речка с подобным названием проскакивала в религии этой нации — вперил взгляд в негра, покрытого шрамами, тут же пренебрежительно хмыкнувшего, будто показав свое отношение к бреду оппонента.

— Сандзуногава! Ха-ха-ха! Нет такой реки в мире масаи! — ощерил белоснежные зубы туземец, а Дмитрий непроизвольно провел языком по своим, ибо никак не мог привыкнуть, что еще недавно такие разрушенные, сейчас новенькие, словно из дорогой стоматологии. — Так говорит наш шаман! Шаман-масаи — он ударил себя кулаком в широкую грудь. — Много людей приходило к племени масаи! Белые! — чернокожий указал рукой на Диму. — Желтые! — кивнул на субтильного японца. — Снимали ви-де-о, делали фо-то! И платили дол-ла-ры! — смешно и по слогам произнес он. — Расспрашивали Лкетинга, — черный кулак снова с глухим звуком ударился об широкую и блестящую даже в темноте грудь. — О богах, в которых он верит. Ха-ха-ха! У масаи один бог — Энгаи! Много масаи верят в Иисуса! Но Лкетинг нет! Энгаи дал мне жизнь! Энгаи заберет ее! Но не сейчас! Наш шаман сказал, что смерть — пустая темнота, поэтому Лкетинг не умер! Лкетинг жив и будет сражаться! — воин, выпрямившись, встал на ноги и гордо вскинул вверх мускулистую руку, а затем опустился на каменный пол, гордо глядя блестящими глазами на японца с Дмитрием.

Парень же вспомнил про масаи только то, что это гордое африканское племя, живущее где-то в Кении и Танзании. Точнее не племя, а народ, разбитый на множество племен. Какие у них верования он не знал, но суть услышанного сводилась к одному — рассказы о смерти у каждой из народностей содержат крупицу истины.

«Спасибо моей дурной голове, что все детство я только и занимался чтением всего подряд! Кто бы мог подумать!», — он шумно шмыгнул холодным носом.

Взять хотя бы японца, рассказывающего о реке Сандзуногаве, состоящей из трех порогов, где эта остановка первый порог, а ведь дальше адский Рынок и вообще неизвестно что, вот тебе и пороги. Плюс старик и старуха, отбирающие одежды… Ну, так здесь все голые. Или туземец масаи, утверждающий, что окончательная смерть — это полеты в темной пустоте. Чем не высказывание Анатона, рассказавшего о возможности смерти в Геенне Огненной, после которой возвращаешься в бесконечную Вселенную искать заново собственный путь?

И сейчас эти двое, японец из развитой цивилизованной страны и воин туземного племени, периодически пасущий мелких горбатых коров с чахлыми овцами, спорили, что с ними будет на том свете, а ведь только религиозные, то есть теологические споры, позволяют соревноваться в болтовне двум интеллектуально разным людям.

В этом суть и возможности любого вероисповедания — быстрое превращение в спасительный наркотик, легко захватывающий и трижды профессора наук, и духовно темного, как угольный карьер Донбасса, австралийского пигмея. Религия действительно опиум, облегчающий страдания народа, неистово верящего в спасение после смерти, только не зря ли большинство людей употребляют сей наркотик каждый день? Уж слишком бесхребетной становится большая их часть.

Мало, кто задумывается о происходящем внутри вроде святого места и отчего там становится легче. Люди приходят туда помолиться, а выходят словно пьяные, забыв о проблемах и считая, что теперь-то жизнь точно наладится. Но хоть кто-нибудь спросил себя, отчего душа успокаивается, а жизнь не меняется и почему эффект церквей и мечетей сравним с действием стакана водки?

— А ты? Ты же не просто так подошел? У тебя одинаковый с нами ожог. Клеймо, — щуплый японец указал пальцем на лоб парня. — Я обратил внимание, пока ты стоял перед нами! Что ты думаешь об этом месте? Вот он упирается в невозможность своей смерти, но не может объяснить, как сюда попал, и откуда взялся пытавший его демон! И отчего ты решил, что можешь уйти отсюда?

Его тонкий голос спугнул еретические мысли Дмитрия и парень моргнул, возвращаясь в суровую реальность, дабы посмотреть на небольшого азиата, взирающего естественным прищуром.

— Что думаю я… — Дима нервно почесал подбородок. — Ну, первое, в чем я уверен — это Ад, как бы его не называли в других местах. И я уверен в своих мыслях, ведь они сходятся с моими познаниями об этом месте из прочитанных книг. Во-вторых, верования у каждого народа разные, поэтому рассказ про реку и три ее порога, мне нравится, так как очень легко вписывается в происходящее, — японец довольно прищурился, хотя куда уж дальше, а масаи приподнял верхнюю губу, выразив некую степень недовольства. — Но я считаю, что настоящая смерть — это действительно полеты в темной пустоте, — туземец довольно хмыкнул и горделиво кивнул густоволосому азиату, типа, выкуси дружище.

Дмитрий же поразился. Эти два выходца чуть ли не из разных времен нашли время спорить и доказывать друг другу непонятно что в кошмарном месте, где другие ходят и стенают. Сравнивают верования и домыслы, где у японца даже не верования, а рассказы деда. Причем сразу же втянули в спор и его, гордо выпячивая грудь перед оппонентом с каждым согласием на личное мнение. Не просто так у них такие же тавро, не просто… Подобное спокойствие дается только с рождения.

— А насчет уйти отсюда… Я не знаю как, но откуда-то взялись легенды и рассказы о мире, куда люди попадают после смерти, вы сами так не думаете? — Дима уставился на японца, а затем перевел любопытствующий взгляд на масаи, молча слушавшего, бесстрастно скрестив руки.

Насчет туземца было не совсем ясно. Ему наверняка тяжело объяснять что-либо, но мальчишка считал, что если тот неким образом попал в компанию современного японца, то значит у них одна волна в голове. Он знал множество людей спорящих и сорящихся по любому поводу, но в тоже время никогда не расстающихся.

— Лкетинг не помнит, как сюда попал, — воин-масаи обвел огромный подвал мускулистой рукой. — Лкетинг никогда не был дальше семи ночей от своей деревни, поэтому может многого не знать! — Дима подумал, что туземец разговаривает короткими фразами из-за бедности языка. — Но Лкетинг уверен, что жив и поэтому будет сражаться! А демон — сон! — негр опустил могучую длань и замолчал, а юноша хлопнул ресницами.

«Да уж… Ему объяснить тяжеловато, зато японец по-любому понимает!», — парень уставился на внезапно заговорившего азиата.

— Ты говоришь разумно, по крайней мере, для этого места, — он грустно и криво усмехнулся, обведя раскосым взглядом мрачное место. — Верования моих предков гласят, что мы живем множество жизней, и кто знает… Может некто действительно вернулся с памятью полной картин этого ужасного мира, а после запечатлел их на бумаге или в красивых словах… — он вздохнул и повернул голову в сторону «плюющейся» людьми «живой» трубы. — Но, как на самом деле, никому из нас, пока неизвестно… Было бы неплохо вернуться в прошлое и полностью изменить жизнь… — азиат грустно вздохнул, слегка улыбнувшись. — Именно полностью, ведь там… На Земле, — он ткнул рукой в высокий потолок. — Я полностью погряз в материальном, совсем забыв о совершенствовании духовного. Мой разум засорился современной реальностью, внушившей, будто главная цель в жизни работа, и я работал. Работал не покладая рук… Забыв про себя и все свои желания… — японец почесал кончик носа. — А я очень хотел рисовать, но что бы дало мне это искусство, почти не ценящееся в современном мире? Ничего… Лишь самоудовлетворение и отсутствие материальных благ, а я их слишком ценю или просто обманывал себя, что ценю… Не просто же так говорят, что если Господь дал талант, то его необходимо использовать. Иначе большой грех! — несколько раз моргнул азиат, закончив непроизвольное размышление вслух, и посмотрел на Диму с выходцем из Африки.

Конец ознакомительного фрагмента.