Тропами искусства. Записки странствующего художника

Денис Гардари, 2021

Смешные и грустные истории из жизни художников, перемежающиеся экскурсами в историю искусства и философскими рассуждениями о современном мире, удивительным образом «расшифровывают» культурные коды, лежащие в основе нашей реальности. Сложнейшие смыслы, накопленные искусством за долгие годы, в этой необычной книге как бы переведены на язык простого человеческого диалога. Какова природа искусства, какое место «художественное» занимает в нашей жизни, что такое современность, что будет с искусством завтра и зачем живут творцы – ответы на эти вопросы можно поискать вместе с автором. Ведь путешествие «тропами искусства» доступно каждому, нужно только захотеть! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Внутренний голос, спорт и современное искусство

Самый смешной перелом, который только можно придумать, — это сломать палец на ноге из-за стремления к знаниям.

Короче, решил посмотреть в словаре значение термина «контингентность». В новой мастерской почти уже закончили ремонт, даже книги на стеллаже расставил. Давай искать философский словарь. Он оказался почему-то на самом верху.

Внутренний голос говорит:

— Барин, на хрена тебе словарь? Мы же знаем, что контингентность — это случайность. К чему множить сущности? Сидим себе в кресле спокойно, че ты кипишишь?

— Нет, — говорю, — контингентность — это не просто случайность, там другой смысл. Контингентность связана с необходимостью, в отличие от случайности, хитрым способом. Мне надо точно знать. Не мешай.

— Твой «хитрый способ» стоит на самой верхней полке на высоте три с половиной метра. Тебе оно надо? От твоей неуемной активности только одни неприятности, причем на нашу общую голову.

— Надо. И вообще, если бы я тебя слушал, только бы и делал, что сидел в кресле, как Обломов, накапливая «доброту».

Полез все-таки. Нет чтобы сходить за стремянкой, лень пять метров пройти, подставил стул. Вот, думаю, покажу этому нытику, как нужно приводить решения в немедленное исполнение. Ну и ожидаемо навернулся. Ударился ногой о ступеньку подиума и сломал палец. Пока летел, понял, что в принципе и так знаю, что такое контингентность. Это когда то, что произошло, могло произойти и по-иному, но не случайным образом, а по вполне конкретным закономерностям.

Внутренний голос:

— Ну вот, пожалуйста. Яркий пример этой самой контингентности. Причем на практике. Говорил же, одни неприятности от твоей энергии. Поехали в травмпункт, лишенец. Только детали никому там не рассказывай, а то будут ржать и вместо гипса клизму назначат… Для головы… А там я.

* * *

Палец заживал долго. Но все проходит, и он прошел. Можно снова тренироваться, так сказать, ударить спортом по телесной лени.

Пошли мы с женой на йогу. Ну как «пошли»: она ходит, а я за компанию иногда. В этот раз случилась «горячая йога». Это когда несколько странных людей в нагретом и влажном помещении добровольно мучают себя под предводительством мифического существа с глиной вместо костей.

Короче. Сидим, тянем жилы, раскрываем в себе чего-то там (у меня уже кровь из глаз течет и мозг от натуги покраснел), и тут преподаватель говорит:

— Слушайте свой внутренний голос, если он вам говорит, что сегодня больше не нужно, то не сопротивляйтесь.

Посмотрел вокруг, все спокойно продолжают дальше. Ни фига себе, думаю. Видимо, у меня какой-то неправильный внутренний голос, эта падла уже на третьей минуте занятия начала верещать, что «сегодня больше не нужно». Дескать, братан, ты че творишь, валим отсюда… Тут одни «психические»! И не трогай нашу «корягу», она хороша своей природной естественной корявостью! Причем это же мой внутренний голос, он умный, у него аргументов вагон… В ход пошли и Эпикур с Камю, и стоики со схоластами.

Самое удивительное, что, пока мы с этой сволочью, внутренней пятой колонной, увлеченно препирались, прошло уже полчаса. Подходит преподаватель и говорит:

— А вы просто вот сюда вот так сделайте — и все.

Как это, думаю, я вот сюда сделаю? Ладно ты, марсианин, «соседи по камере» тоже, судя по всему, инопланетяне, но я-то человек! А у человеков «вот сюда вот» не делается. Внутренний голос радостно поддерживает, типа «дядя Вова, скрипач не нужен, мочи чатланина». Взял меня преподаватель за руки, чего-то там потянул, и правда, «вот сюда вот» получилось.

Внутренний голос понял, что я досижу до конца, и стал вместо паники советы советовать: «Ты сюда ногу поставь, так руку подтяни». — «Отстань, — говорю, — если такой умный, сам и делай… Как советовать, так все чатлане, а как работать… И вообще, ты заткнешься уже или нет?!» Тут вон положено отпускать мысли и погружаться в спокойствие, а как я погружусь, если ты пристал как банный лист до пионерки, и зудишь под ухом безостановочно?

И вдруг… Занятие закончилось. Внутренний голос сразу успокоился и замолчал.

Душ, все дела… Выходим на улицу, и тут эта скотина мне и говорит:

— Хозяин, давай покурим, нельзя же благость сразу такими кусками хватать…

Вообще, внутренний голос — интересная штука. Как будто ты не один в самом себе живешь, а с кем-то… Может, даже с целой шайкой советчиков и «доброжелателей».

Какое «я» истинное и кто кому должен два раза ку делать, не всегда понятно, ведь на эти сущности ни желтые, ни малиновые штаны не напялены.

* * *

Прихожу как-то на тренировку. Разминаюсь. Смотрю, на тумбочке в силовой части спортзала лежит томик Чернышевского «Что делать?». Ну, думаю, ни фига себе тут народ, титаны мысли. Есть у нас там тренер Серега — мастер спорта международного класса, призер, чемпион и все такое, сто тридцать килограммов мышечного великолепия. Вот он, наверное, и заставляет своих птенцов приходить на тренировку не только с энергией тела, но и с энергией разума, дескать, настоящий пауэрлифтинг — это прежде всего мозги.

Подходит мужик (слегка уменьшенная копия Сереги), открывает Чернышевского, а там… не Чернышевский, а просто пустые листы для заметок. Внутренний голос сразу как заорет:

— Я же говорил, все качки тупые! Хозяин, зачем мы сюда ходим? Бросай это гиблое дело. Все тлен, Чернышевский никому не нужен, в современном мире бытие потеряло свой смысл, превратившись в симулякр. А в такой ситуации лучше уж просто бухать, чем изводить себя никому не нужными и бессмысленными потугами телесного.

— Вот ты жук, — говорю. — Тебе лишь бы ничего не делать, из любой мухи сразу «слона аргументации» высосешь, только бы не напрягаться. Не подавись слоном-то.

— Слон, между прочим, животное умное. Он в спортзал не ходит. Жрет и созерцает, созерцает и жрет. Бери пример, человечишка. И, кстати, внутренний голос у слона наверняка большой, упитанный и в почете. Никто его не гнобит и не останавливает по ночам в великом витальном порыве к холодильнику.

— Конечно, если тебе волю дать, я сам бы уже был, как слон. Короче, сгинь.

Подхожу поближе к качку, спрашиваю:

— Дневник? Тренировки записываешь?

— Ага.

— А зачем ручки две, да еще и разного цвета?

Мужик (в сто килограммов весом) смущенно улыбается и открывает «Чернышевского». В дневнике на левой стороне синей ручкой записаны упражнения и результаты. А на правой — красной ручкой — стихи.

* * *

Мне кажется, мы частенько напяливаем на других удобные ярлыки и на отдельных людей, и на события в целом. Так проще жить. Ну, а куда деваться? Невозможно все время быть осознанным, пытаясь проникать в суть всего встреченного. Качки всегда тупые, молодежь уже не та, а старики ничего не понимают в современной жизни.

Сидел с печалью старый мастер

В обнимку.

Не от страданий и несчастий,

Не от сомнений горестных

и скудных итого.

Картинку он увидел

Всего лишь.

Всего лишь одного

Мальчишки почеркушки.

Как частушки мимоходом

Срываются с губ деревенских

звонким хороводом

Слов смачных,

Так тот малец, не ведая гипсов,

Приемов и ходов удачных,

Бутербродом

Листок тетрадный придавив,

Мотив чернильный запустил,

как камень

В блинчики-прыжки. Кино

Тарковского.

Не зависть, нет,

грудь сдавила старику:

Ведь мастер — Мастер. Свои вершки

Собрал сполна, а корешки

ему отдали сами, придя с поклоном,

грех сетовать.

Но…

Всего лишь жизнь увидел

он в чернильных пятнах,

Молодость всего лишь…

* * *

Еду утром в лифте. Заходит молодой парень, в ушах наушники, шапка на пол-лица, взгляд в пол. Я про себя подумал: эх, молодежь, куда мир-то катится? Ни здрасьте, ни до свидания.

А потом вспомнил одну историю. Ехал я как-то в Нягань на поезде по делам. СВ, фирменный, все чинно-благородно. Улегся, воткнул наушники, поставил перед собой телефон и стал слушать лекцию по философии. Чего время-то терять? Появляется сосед, приличный такой дядька в возрасте, лет шестьдесят — шестьдесят пять. Поздоровались. И я дальше уткнулся в телефон и Хайдеггера.

Сосед устроился и давай пытаться со мной устанавливать полагающиеся по логике железнодорожного бытия социальные контакты. А я, по чесноку, не особо-то приветливый тип в обычной жизни, особенно, когда тут мозг занят идеей конца европейской философии.

Сосед задал один вопрос, второй, что-то там рассказывал, я односложными междометиями отвечал через раз. Наконец он выдохся и обиженно замолчал, буркнув себе под нос, что, дескать, вот она современная молодежь, ни мыслить не умеет, ни полноценно общаться, только и горазды, что свою попсу слушать и в гаджеты разные тыкать. А я, обрадованный самим фактом наступившего коммуникационного безмолвия, с удовольствием погрузился в Хайдеггера и онтологическую проблему зазора между бытием и сущим.

Тут лифт наконец-то доехал до точки отсчета и открыл двери. Парень поднял глаза, улыбнулся и сказал:

— Кстати, здрасьте. Читал ваш вчерашний пост. Это круто.

* * *

Все мы не без греха. Однако, совсем грустно, когда такое механичное оярлычивание превращается в ресентимент.

Ресентимент, ницшеанский термин, — это чувство враждебности к тому, что человек считает причиной своих неудач. Ну или неприязнь к тому, у кого, в отличие от тебя, все получилось. Причем эта неприязнь выливается в особую антагонистичную мораль.

Например, если человека постоянно на работе унижает начальник, то он начинает считать всех начальников козлами, а сам принцип иерархического управления порочным, вместо того чтобы или заняться повышением собственного профессионального уровня, или уволиться, или тупо дать в морду. Или пример с качком: если развит физически, значит, тупой, а я, хоть и с брюхом, зато умен до невозможности, пойду пивка бахну и позлорадствую над отсутствием мозгов у тех, кто гробит свою жизнь в фитнес-залах и на спортплощадках.

Ресентимент возникает на почве подавления (реального или мнимого) силой или знанием. То есть тогда, когда нас заставляют что-то делать / не делать с помощью власти; или тогда, когда мы сталкиваемся с трудным / непонятным, и это подразумевает нашу неполноценность. Адекватная реакция в первом случае — нарастить свою силу или просто поменять контекст. Во втором случае — разобраться и вынести обоснованное суждение. Неадекватная реакция — ресентимент.

Ресентимент всегда порождает сообщества «униженных и оскорбленных», притягивая их друг к другу, подчиняя единой морали; «упрощает» личность, заменяя идентичность принадлежностью.

Я подумал, что та же история во многом происходит и с современным искусством. Странность и непонятность современного искусства вызывает у большинства людей при встрече с ним именно реакцию ресентимента. Как будто нас собирается кто-то обмануть. А мы вместо того, чтобы попытаться понять, начинаем просто возмущаться. Это чревато тем, что мы попадаем в зависимость от негативных мнений и установок сообщества «униженных и оскорбленных». А это плохо.

Конец ознакомительного фрагмента.