Вурдалакам нет места в раю

Денис Владимирович Морозов, 2020

Роман "Вурдалакам нет места в раю" – захватывающее произведение, сочетающее в себе славянское фэнтези, мифологию и остросюжетный детектив. Действие разворачивается в сказочном мире, где обитают русалки, водяные, оборотни и другие персонажи народного фольклора. Вурдалак Горихвост обладает особенным даром – он превращается в волка. Люди боятся и ненавидят его. Герой страдает и мечтает найти свое место среди людей, но, чтобы преодолеть их недоверие, ему придется пройти через множество жестоких и мучительных испытаний. Расследование загадочного убийства старого колдуна вынуждает Горихвоста отправиться в волнующее путешествие по волшебному миру, где ему предстоит столкнуться с демонами и древними божествами, разоблачить заговор коварных злодеев, победить ужасное чудовище, и встретить такую светлую, но такую печальную любовь. Это увлекательное повествование об истинных ценностях, предательстве и самопожертвовании, которое не оставит равнодушными любителей славянского фэнтези и детективов.

Глава 2. Призрак

14 вересня

Если б вы знали, как тяжела жизнь вурдалака в первобытном лесу! Тогда не смеялись бы над Горихвостом, который брел, сильно пошатываясь, в сторону Грязной Хмари. Путь его лежал через Девичье поле, медовые травы на котором уже были скошены. Справа, у берега тихой Шерны, высились грозные истуканы Ветхого капища. В темных провалах между ними сверкали загадочные огоньки, как будто какой-то тайный идолопоклонник и теперь устраивал ночные гулянки в честь богов, давно покинувших этот мир. Слева мычала скотина на господской усадьбе, где отдыхал новый князь, присланный на нашу голову из столицы. Вот чего не жилось ему в своих городских теремах, в надежной кремлёвой крепости, среди бояр и прислуги? Какой черт понес его на край света, к Дикому лесу, где гуляет нечистая сила?

Деревенские избы пускали в небеса струйки дыма, которые тянулись ввысь и смешивались с темными облаками. За ними мелькали светильники в стрельницах Сторожевой башни, что стояла у кромки леса и охраняла покой людей. Там теперь жил воевода Видоша, новый хозяин села — еще один начальник, леший побрал бы их всех. От Сторожевой башни до одинокой избы Дедослава тянулось широкое конопляное поле — еще не убранное. Толстые стебли конопли тянулись на полтора человеческих роста и были похожи то ли на лес, то ли на хитрый лабиринт, в котором легко затеряться и забыть, кем ты был, пока не вошел сюда.

Но настоящий лес вставал темной громадой еще дальше — к югу, за селом. Вот где угнездилась нечисть! Гориховост знал это лучше всех — лес давно стал его домом. Мельница Курдюма стояла от него далеко, на берегу мелкой Змейки, что тихо журчала, впадая в Шерну. Подданные Лесного царя редко забирались в такую даль, особенно после того, как владыка людей заключил с царем ряд — не соваться друг к другу. Никому и в голову не придет, что на мельнице прячется вурдалак.

Но сейчас ноги сами несли Горихвоста к деревне, на отшибе которой темнела изба его деда. Он нарочно не стал прятаться в коноплянике, густой стеной окружавшем село. Вместо этого он попер напролом, выбрав тропу между деревней и господской усадьбой. Через околицу он перемахнул, не доходя до Сторожевой башни, и во весь рост, не скрываясь, двинулся по главной улице, освещенной в этот ночной час одним только месяцем, робко выглядывающим из-за туч. Сонные псы мигом повскакали и принялись рваться с цепей, заливаясь испуганным лаем.

В приземистой избушке кузнеца Валуя глухо стукнула заслонка, которой загораживали волоковое оконце. В темном проеме прорубленных бревен мелькнули чьи-то перепуганные глаза — кажется, это любопытный подмастерье Шумило осмелился высунуть нос. Горихвост лихо рявкнул на него, физиономия тут же исчезла, заслонка со скрежетом встала на место.

— Сидите, не рыпайтесь у меня! — прорычал вурдалак. — Думаете, я вас боюсь? Нет, господа хорошие! Это вы должны меня бояться! Я, волчище, явился из Дикого леса по ваши души! Что, затряслись поджилки? И правильно! Я свирепый и страшный! У-у-у!

Протяжный вой разнесся под темными тучами, едва подсвеченными серебристым сиянием. Цепная собака Валуя заткнулась, жалобно заскулила и спрятала хвост в глубине конуры.

Главную площадь Горихвост почуял загодя — от нее несло запахом гнилых помоев. На этот раз он осторожно обошел стороной Поганую лужу, стараясь не угодить в вязкую топь. Ладный дом старосты прятался за высоким забором из тесаных бревен. Труба белой печи коптила небо прозрачным дымком, щекоча ноздри теплым запахом дров. Большая семья Воропая еще не ложилась — на дворе кто-то тискал гармошку, извлекая из нее сиплые звуки. Бабский голосок жалостливо пел про нелегкую женскую долю.

— Эй, Воропай, а ну, вылезай! — заорал Горихвост, подпрыгивая и хватаясь за острые верхушки бревен.

— Кто там? Чего надоть? — ответил дрожащий, с хрипотцой голос старосты.

— А чего, просто так нельзя в гости зайти? — загоготал вурдалак. — Может, я подружиться хочу?

— Проваливай подобру-поздорову! — ответил дрожащий голос. — Лесные страшилища нам не друзья!

— Ах, я страшилище? — хмель ударил Горихвосту в голову, зеленые глаза полыхнули звериными огоньками. — Тогда отвечай, тать, отчего у твоего забора следами убийцы воняет?

— Какими еще следами? — осмелел Воропай, на помощь которому из избы выбежали сыновья и зятья.

— Коноплей так и разит! — гремел Горихвост.

— Так ведь у нас всюду тут конопля, — растерялся мужичок. — Мы и дерюгу из нее делаем, и пеньку плетем. Я на ужин конопляную кашу ел и конопляным маслом ее приправлял.

— Это не та конопля! — обличительным тоном взвопил Горихвост. — Тут жженым семенем пахнет.

— Кому придет в голову жечь конопляное семя? Что за дурь? — подал голос мужик.

— А под моим дедом жгли! — рассвирепел вурдалак и начал тяжело переваливаться через забор.

Однако остро заточенные верхушки бревен чиркнули его по животу, словно предупреждая об опасности. Сума с волчьей длакой, переброшенная через плечо, зацепилась и не пускала вперед. Горихвост попытался ее распутать, но руки спьяну не слушались и вытворяли что-то не то.

— А ну, сгинь отсюда, нечистый! — тонким голосом заверещал Воропай и хлестнул его кожаным пояском. — Пшел вон с моего двора!

Горихвост вцепился в порванный ремешок и дернул его на себя. Староста испуганно выпустил пояс из рук, схватил с лавки гармошку и изо всех сил запустил ее в Горихвоста. Тяжелая гармонь ударила того по голове, отчего он покачнулся и рухнул с забора обратно на площадь. Рваный пояс остался в его кулаке.

— Лихо-марево, так ты драться? — рассерженно выкрикнул Горихвост. — Ну, погоди у меня! Я за тобой вернусь! И гармошку твою забираю. Она, чай, дорогая. На всей деревне только у старосты такая и есть.

Он поднял гармонь из травы, усеянной козьим горохом, и растянул меха. Инструмент жалобно пискнул и выдохнул горестный стон. Горихвост прошелся крючковатыми пальцами по кнопкам и двинулся вдоль по улице, во весь голос распевая:

По деревне шастает пьяный вурдалак.

Раздирает заживо мужиков и баб.

Ты не бойся, миленький! Подходи, дружок!

Прямо мне на зубки. Становись в кружок!

Гармонь при этом издавала ужасную трескотню, от которой, казалось, последние листья облетали с деревьев.

— Эх, что-то мне не играется! — пожаловался Горихвост яблоньке, свесившейся из-за забора. — А ведь я в детстве умел. Может, настроения нет?

И он двинулся к краю села, голося и рыча на перепуганную деревенщину, боязливо выглядывающую из окон.

Одинокая изба колдуна виднелась на отшибе, на лысом холме, хребет которого возвышался над конопляным полем. Мертвый Дедослав лежал на широкой лавке у дальней стены. Догорающий свечной огарок торчал поверх сложенных на груди ладоней. Его пламя отбрасывало пляшущую тень на неподвижное лицо, как будто натертое воском. В горнице, уже прибранной после убийственного беспорядка, было пустынно. Скрип половиц резал слух среди ночной тишины.

Горихвост подошел к деду и тихонько погладил его ладони. Пламя свечи колыхнулось, ребристая тень на стене подскочила, как человек, превращающийся в неведомого зверя. Пришелец смущенно отвернулся, чтобы не дышать на мертвого водочным перегаром. Ему стало неловко за то, что он явился к покойнику пьяным.

Навалившись, он столкнул с места старинный сундук, стоящий в углу. Скрежет и грохот ударили в уши, вспугнув ворону, упорхнувшую с чердака. Под сундуком обнаружилась деревянная крышка лаза с железным кольцом. Там, в земляном подвале, скрывался погреб, в глубинах которого был устроен ледник. Кучи снега в углах не таяли даже в разгар лета — Горихост еще помнил, что дед хранил там свежее мясо и молоко.

Он распахнул крышку погреба и стащил тело Дедослава на лед.

— Полежи пока тут, — бормотал Горихвост, засыпая мертвеца снегом и ледяным крошевом. — Одни боги знают, когда этим олухам придет в голову сложить тебе краду. Если их не надоумить, то могут и не догадаться. Я бы сам сделал, как ты учил меня в детстве. Но кто мне позволит?

Стылая влага подпола пробирала до костей. Горихвост быстро озяб и поспешил выбраться наружу. За стенами горницы завывал ночной ветер, но тут было заметно теплее. Лестница на чердак обветшала настолько, что деревянные ступени под ногами грозили в любой миг обломиться. Он вскарабкался под наклонные своды крыши и принялся шарить ладонями по сторонам.

Если бы не острое зрение, которым наградил его лес, то в этой кромешной тьме трудно было бы что-то разглядеть. Пришлось зажечь факел, обмотанный тряпкой и смоченный в горючей смоле.

На чердаке никто и не думал убираться — тут все оставалось перевернуто вверх дном, как будто неизвестный злодей отчаянно что-то искал. Старинный поставец валялся на боку, беспомощно задрав пару сломанных ножек, а ветхий сундук разевал крышку-пасть, будто голодный зверь, вознамерившийся заглотить добычу. Даже пауки не шевелились в порванной паутине, ошметки которой густыми нитями свисали с потолка.

— Куда ты мог спрятать ведовскую книгу? — бормотал Горихвост, тыча факелом в зияющее нутро сундука. — Ты один ведал, чего она стоит…

За чердачным оконцем сиял тихий месяц. Деревня вдали затаилась, створки ставень сжимались, как стиснутые зубы, в окнах — ни огонька.

— Рыться поздно — здесь все до меня перерыли! — заключил вурдалак и спустился на лестницу.

Однако хмель еще не успел выветриться из его головы. Он неловко качнулся, и шаткая ступень под его сапогом проломилась. Горихвост сорвался и с грохотом обрушился на дощатый пол. Переметная сума, с которой он не расставался, свалилась с плеча. Испугавшись, он принялся судорожно шарить рукой по углам, и в этот миг ему на загривок обрушился удар тяжелой дубины.

— Вот тебе, бесов злыдень! — заверещал скрипучий голос старосты Воропая. — Зачем сунулся к людям? Сиди в лесу, среди нечисти — там тебе место!

— Лихо-марево! Что ж меня все бьют и бьют? — замычал Горихвост, поднимаясь на колени. — Что я такого вам сделал?

— Старого барина кто изодрал? Кто режет скотину? Кто детишек пугает?

— Снова мне этот барин! Я его едва знал. А скотину пастух стеречь должен — нечего на меня свою вину переваливать. И детишек вы сами пугаете: веди себя хорошо, не то придет вурдалак из лесу и заберет. А зачем мне чужие дети? У меня что, своих забот мало, чтобы еще ваших оглоедов себе на шею вешать?

— Да от тебя разит, как из бочки! — не унимался староста. — Как же ты не поймешь: не нужны людям пьяные вурдалаки! А чтоб до тебя побыстрее дошло, вот тебе еще разок!

И он снова огрел Горихвоста дубиной. Вурдалак зарычал от злости и яростно выкрикнул:

— Больно ты смелый, когда дубина в руках! А вот я накину звериную шкуру и рявкну как следует — посмотрим, как ты тогда запоешь.

Однако Воропай был мужик не промах: он резво прыгнул и отсек Горихвоста от угла, в который залетела сума с волчьей длакой.

— Зачем ты вообще приперся? — выкрикнул Горихвост. — Это моя изба. Я должен ее унаследовать!

— Как бы не так! — возразил Воропай, размахивая перед его носом дубиной. — Ты подданный лесного царя, а наше село под великим князем. У нас мир людей, у тебя царство нечисти. Брось царя, отрекись от поганого леса — тогда и получишь право на жизнь середь людей.

— Как ты смеешь? — зашелся от ярости Горихвост. — Я ради Царя всех на клочья порву!

И он рванулся на старосту, не думая о защите. Воропай успел засадить ему дубиной в грудь, но Горихвост не обратил внимания на боль-ломоту. Ладонями он вцепился старосте в горло, повалил его на пол и принялся душить. Воропай отчаянно вырывался и пытался вывернуться. Оба покатились по обгорелым доскам, изо всех сил валтузя друг друга.

Староста едва мог отдышаться и на последнем дыхании хрипел:

— Зря стараешься! Не жить тебе среди людей!

— Не тебе решать! — злобно отвечал Горихвост, прижимая его к остаткам кострища.

— Кому, как не мне? Я староста! Я за весь мир в ответе.

— Есть и над тобой начальство.

— Кто же?

— Хоть боярин, а хоть и великий князь.

— Попадись только им в руки — они не станут волынить, как я. Мигом отправят тебя на тот свет!

Воропай наконец извернулся, сбросил с себя Горихвоста и отцепил его руки от горла. Вурдалак так низко склонялся над старостой, что рыжеватые волоски мужицкой бороды забились ему в рот, и теперь он с отвращением отплевывался.

— Говори, кто убил моего деда! — велел Горихвост. — Не то разорву, и пусть будет, что будет!

Воропай оттолкнул его и отскочил к двери, но распахивать ее не стал, а задержался перед порогом.

— Убивца мы и сами пока не нашли, — сипло выдавил он из себя. — Князь поручил розыск воеводе Видоше и своему сторожу Нежате, но они меж собой не ладят и все время лаются. Однако кой до чего они доискались. Дед твой висел на дыбе, руки вывернуты, запястья связаны пояском. Нежата дознался, что тот поясок принадлежал Лутохе, деревенскому дурачку. Лутоха весь вечер сидел в кабаке и играл с нами в шахматы. Обыграл всех в пух и прах, а у меня выиграл серебряную копейку, что я берег на обновки внукам. Копейка была приметной, с обгрызенными краями и щербинкой поверх копьеносца. Так вот, эту копейку я видел во рту у козла, которого зарезали над Дедославом. Я прибрал ее. Вот она, смотри сам!

И Воропай протянул Горихвосту маленькую серебряную монетку. Горихвост осторожно забрал ее, стараясь не коснуться грубых мужичьих пальцев, почерневших от въевшейся земли. Воропай тут же отдернул ладонь, будто боясь, что вурдалак ее сцапает.

Монетка и в самом деле казалась убогой — битой, кривой и щербатой. Края ее были срезаны, отчего она приобрела форму не кружочка, а семечки. Поверх всадника, разящего змея копьем, виднелась глубокая вмятина, как будто ее кусал медведь.

— Это она? — с недоверием спросил Горихвост.

— Она и есть, — подтвердил Воропай.

— А где сам Лутоха?

— С прошлой ночи никто его не видал. Целый день искали. Похоже, в бега ударился. Кто бы мог подумать, что этот нищий юродивый способен на такое злодейство!

Внезапно ушки Горихвоста навострились. Он услышал на крыльце смутные шорохи, не похожие на порывы ночного ветра.

— Ты что, не один? — с подозрением спросил он.

— Когда пришел сюда — был один, — отозвался Воропай. — Но ты такой бедлам поднял, что все село всполошилось.

— Эй, волчище! Не трожь старосту, иначе шкуру спущу! — послышался с крыльца знакомый, с хрипотцой голос княжеского дружинника.

— Это кто кого трогает? — рявкнул в ответ Горихвост. — Видел бы ты его дубину!

— Отпусти его! — не унимался Нежата.

Рядом с дружинником шушукались сыновья Воропая. Громче всех слышался голос старшего, Головача. Кто-то растянул порванную гармошку, брошенную на дороге — она тоскливо пожаловалась на судьбу.

— Нежата, посторонись! — запыхтел на крыльце голос розовощекого княжича. — Дай мне сразиться с волчком!

— Не время храбриться, Святополк Всеволодич, — попытался унять юношу опытный воин. — Этот зверь может старосту изодрать, а уж тебя и подавно. Князь мне этого век не простит.

— Я его сам задеру! — пискнул юноша. — Вон у меня какой меч!

Горихвост от души расхохотался и сквозь закрытую дверь закричал:

— Нежата, пусти его ко мне! Мы по-приятельски потолкуем. Может, княжич научит меня уму-разуму? Мы в лесу звери темные, неученые…

— Не шути так! — горячо зашептал Воропай. — Скоро все село соберется, как бы клеть не подпалили. Тогда нам обоим живыми не выйти.

— Как бы рад был убийца, если б избу вместе с нами спалили, — ощерился вурдалак. — Нет покойника, нет следов пытки, нет свидетельств. И последний родич больше не отомстит. Только я ему такой радости не доставлю.

— Эй, волчище, сдавайся! — неуверенно крикнул с крыльца воевода Видоша. — Мы избу окружили, тебе некуда деться!

Горихвост кинулся к волоковому оконцу и со скрипом выдернул из узкого проема деревянную доску-заслонку. На дворе, залитом лунным светом, мелькали призрачные тени. Силуэты людей с косами и цепями в руках сновали меж овином и хлевом. Из-за гряды колотых дров, аккуратно уложенных вдоль забора, выглядывала остроконечная шапка бортника Пятуни. За ломаной телегой блекло сверкнула лысина печника Жихаря.

— Не уйти тебе! — зашептал за спиной Воропай. Его рыжая с проседью борода затряслась, как в лихорадке. — Давай выйдем по-доброму, тогда, может, тебя и помилуют.

— Помилуют, как же! — желтый клык вурдалака блеснул в лунном свете. — Моего батюшку с матушкой так помиловали, что костей не осталось. А теперь вот и дед на леднике остывает. Видно, тоже помилованный.

— Так не мы это! — карие, глубоко посаженные глаза Воропая забегали по сторонам. — Владыкой Родом клянусь, это не наших рук дело.

— Чьих тогда?

— Лутошкиных! Все улики на него указуют.

— Зачем Лутохе убивать старого колдуна? Да еще мучать его перед смертью?

— Так ведь черная книга пропала. Мы весь дом обыскали — ничего не нашли. Этот хитрюга не такой дурачок, каким кажется — даром что в шахматы всех обыграл. Он себе на уме. То и дело заводит разговор об ушедших богах. Врет, будто они вернутся, и устроят над всеми ужасный суд. Каждого спросят, кто как вел себя, пока их не было, и каждому воздадут по заслугам. Он и требы им ставил, и в старых книгах копался — все надеялся вызнать, как их обратно позвать. Один шут знает, что ему взбредет в голову. А в черной книге — всякое колдовство. Как звать бесов из преисподней и прочая лихомань. Дед твой ее никому не давал, и даже взглянуть на нее не позволял. Говорил, будто Лесной царь ему эту книгу на сохранение отдал, и случись что — с него будет спрос. Вот Лутоха и мог глаз на нее положить, чтобы наколдовать невесть что.

— Если виновен Лутоха, то я вытрясу из него правду, даже если он у черта на рогах схоронится. Однако просто так я уйти не могу, — возразил Горихвост. — Мне улики нужны! Копейку ты мне уже отдал. Теперь пояс найти бы.

— Он давно у тебя! — бегающие глазки Воропая остановились и выпучились.

— Как так? Что ты мелешь?

— Ты его у меня из рук выдернул, когда на заборе висел. Я тебя им хлестнул.

Горихвост огляделся по сторонам. Его переметная сума валялась на куче соломы в углу, между сундуком и грубым деревянным чурбаном. Неприглядный, потрепанный поясок торчал из нее, как змеиный хоботок.

Горихвост хлопнул себя по лбу и расхохотался:

— Ох, и растяпа же я! Сам его сунул в сумку. Хмель в голове еще бродит, ум за разум зашел. Это, выходит, он самый?

— Как есть он! — истово затряс головой Воропай.

Приземистую дверь, сбитую из толстых досок, сотряс глухой удар.

— Двери выламывают, — сделал вывод староста. — Сейчас горницу на копье возьмут. Боюсь, в драке забудут, где свои, где чужие.

— А ты не боись, — похлопал его по плечу вурдалак. — Кто боится, тот в женихи не годится.

Он бережно сложил поясок и сунул за пазуху. Дверь опять затряслась от удара. Деревянный засов, на который она была заперта, дрогнул и треснул.

— Быть беде! — закрыл лицо ладонями Воропай.

Горихвост вытряхнул из сумы волчью шкуру, лоснящуюся позолотой от тусклых отблесков светоча, брошенного на полу. Резкий скачок, кувырок в воздухе — и вот он уже стоит на четырех лапах и помахивает хвостом, скаля зубы в звериной ухмылке.

— Беги! — охнул староста, забиваясь в угол и становясь на колени.

Горихвост ринулся на чердак, пробежал меж перевернутых поставцов и выскочил в узенькое окошко на крышу. Лапы его заскользили по деревянной черепице, он съехал к краю, сорвался и полетел вниз, но тут же наткнулся на новую крышу — сеней, что ровно стелилась чуть ниже. Переживать было некогда, и он помчался вперед.

— Эй, а кто это там, наверху? — раздался растерянный голос Видоши.

Не обращая внимания на людей, суетящихся на дворе, Горихвост спрыгнул с сеней на крыльцо, юркнул вниз по ступеням и выскочил со двора. Прямо перед ним расстилалось бескрайнее конопляное поле. Верхушки зеленых стеблей колыхались в лучах серебристого месяца, отчего казались бескрайним морем, залитым серебром.

— Уходит! Лови его! — судорожно завопил за спиной Нежата.

Горихвост хохотнул по-звериному, капнул липкой слюной на межу и нырнул в это колышущееся зеленое море. Развесистые листья сомкнулись над его головой и скрыли от глаз преследователей.

— Все за ним! Не дайте ему уйти! — голосил воевода.

Но искать одинокого волка в этом сумрачном поле — все равно что руками ловить рыбу в море. Вурдалак прижал уши и легонечко затрусил прочь — в самую чащу сумрачного конопляника.

Вдали Дикий лес угрюмо чернел на фоне едва проглядывающих звезд. С ветки дуба сорвался ворон, сделал над конопляником круг и зловеще заграял.

— Ворон! Лес! — мелькнуло в голове Горихвоста. — Туда деревенщина носа не сунет. Добегу до опушки — отстанут.

Однако преследователи не унимались. На шум и крики и впрямь собралось все село. Кузнец Валуй с молотком в руках, подмастерье Шумило с клещами, страдник Головач с вилами, бортник Пятуня с веревкой лезли в высокие заросли и перекликались громкими, хоть и дрожащими голосами. Даже толстый печник Жихарь понес свое брюхо в темень, размахивая кочергой и срубая с зеленых ростков конопли раскидистые листья.

— Становись цепью! — командовал Воропай. — Сейчас весь конопляник прочешем, как гребнем!

Верхушки конопляных стеблей заколыхались, показывая, что цепь загонщиков двинулась в чащу. Горихвост ухмыльнулся, оскалив зубы, и радостно рыкнул: мол, только дойдите до владений Лесного царя — там вас встретят, как дорогих гостей… Ему пришло на ум нарочно заманить в лес это глупое мужичье, а уж там оборотень Деряба, леший Распут и русалка Шипуня до того будут рады развлечься, что хоть праздник закатывай. И в довершение пира — милый бес Вахлак с его кривыми, как дубовые сучья, лапами, острыми когтями и непробиваемой шкурой, поросшей колючей щетиной.

Горихвост игриво вильнул хвостом и зашебуршался в листве.

— Ребяты, кажись, зверюга передо мной! — дрогнул голос Жихаря.

Загонщики сбились в кучу и осторожно полезли сквозь заросли. Вурдалак затрусил к лесу, стараясь не убегать слишком быстро, чтобы растерянное мужичье не потерялось. И вдруг ворон над его головой резко снизился, заложил острый вираж и тревожно выдавил из себя хриплый окрик.

Горихвост остановился, как вкопанный. На тонкой веточке конопли, среди длинных и острых листьев, болтался обрывок белой тряпки. Он колыхался под порывами ночного ветра, и кончик его то попадал под серебряный лучик луны, то уносился обратно в тень. Такие же тряпки были развешаны справа и слева: даже волчий глаз едва различал их в ночной темноте.

Ловушка! Вот оно, коварство людей. Не зря говорят, что нет зверя страшнее, чем человек. Куда ни сунет он свои руки, везде расставляет орудия для убийства.

Волк прижал уши и осторожно начал отступать обратно. Но сзади уже доносились возбужденные голоса загонщиков.

— Сбавьте шаг! Иначе свалитесь в волчью яму! — прогремел бас Нежаты.

«Волчья яма! Вот, значит, что вы мне приготовили. Ах вы, грязное мужичье… Вы и ваши уловки — просто мерзкая пакость. Но я умнее, чем вы думаете, да и нюх у меня тоньше вашего!»

Горихвост обогнул участок поля, помеченный белыми тряпками, и осторожно продолжил путь в сторону леса. Волчья яма осталась у него за спиной.

Внезапно перед ним, всего в десяти шагах, заколыхались толстые стебли. Их верхушки качнулись, и острые листья склонились, как будто стараясь ужалить своими узкими клинками. Бредущего в зарослях не было видно, но он двигался прямо на Горихвоста.

Вурдалак осадил назад. «Это еще что за черт? Как тут мог оказаться загонщик? Ведь он появился с юга, со стороны леса!»

Горихвост хищно ощерился и приготовился прыгать. Брюхо припало к земле, хвост поджался, шерсть на загривке встопорщилась. «Кто бы ни был — опрокину его, а там выясним, что это за зверь!» Задние лапы чуть-чуть отступили назад, выискивая опору повернее.

И тут земля под ними разверзлась. Загрохотали перевернувшиеся деревянные жерди. Набросанные поверх жердей листья провалились, и лапы Горихвоста ухнули в зияющую пустоту. Передними лапами он попытался зацепиться за край открывшейся под ним ямы, но комья земли посыпались под когтями, и он кубарем покатился на дно ловушки, пребольно ударившись хребтом о кол, торчащий посередине. Перед глазами поплыли темные пятна и заплясали серебристые звездочки, так что на несколько мгновений он перестал понимать, где настоящие небеса, а где искры в его голове.

— Ребяты, кажись, волк угодил в нашу яму! — ликующим тоном взревел Нежата.

Хор деревенских загонщиков огласил ночь победоносным ревом.

— Смотрите, сами не провалитесь! — взвыл Воропай.

Сквозь заложенные уши Горихвоста донесся топот рваных сапог и измочаленных лаптей. Кусты сзади заколыхались, показывая, что загонщики стремительно приближаются. Первым вылетел к краю ямы Нежата. Он метнул наугад во тьму нож и заголосил:

— Сюды! Все сюды!

Нож вонзился в крутой склон у Горихвоста над ухом. Земля от удара просыпалась и обдала его морду тучей колючей пыли. Вурдалак рявкнул от неожиданности, но это лишь раззадорило преследователей, которые убедились, что он прячется в темноте. Селяне скопились у ямы и издевательски захохотали:

— Вот он, голубчик! Попался! Добьем эту тварь!

В Горихвоста полетели камни, дубины и жесткие комья глины. Он отшатнулся, но снова ударился о врытый в дно кол, верхушка которого была заострена, как копье. Вурдалак злобно ощерился и зарычал. Желтая пена брызнула из его пасти в лица озверевших селян.

Кузнец швырнул в него молотком. Волк отскочил, но железный наконечник заехал ему по бедру, отчего задняя лапа чуть было не отнялась. Он попытался вскарабкаться к краю ямы, но склон слишком круто брал вверх. Горихвосту удалось лишь несколько раз подпрыгнуть, неловко подворачивая больную лапу. Подмастерье Шумило щелкнул клещами и вырвал клок шерсти из его загривка. Вурдалак взвыл.

Нападающие перепугались и отшатнулись, но Нежата подбодрил их:

— Не робей! Тащи мой самострел! Сейчас я шкурку-то ему продырявлю!

«Дело плохо! — мелькнуло в голове Горихвоста. — От самострела тут некуда деться. Я как на расстреле. Этот старый пень вмиг меня ухайдокает!»

— Несу! — послышался голос конюха Коняя.

Нежата принял из его рук арбалет, упер приклад в брюхо и начал натягивать тетиву. Короткая и толстая стрела легла на деревянное ложе.

— Кончай его, супостата! — истошно вопили Жихарь с Пятуней.

И вдруг оба разом заткнулись. Верхушки конопляных стеблей с южной стороны зашумели и заколыхались. Судя по встряхнувшимся листьям, от леса двигалось какое-то тяжелое и сильное существо.

— Эй, ты кто? Человек али дух? — дрожащим голосом выкрикнул Воропай.

Натянутый арбалет застыл у Нежаты в руках. Пожилой воин раскрыл рот и уставился на противоположный край ямы. Жихарь опустил кочергу к стоптанному сапогу, а Шумило, напротив, поднял клещи к лицу, будто закрываясь от невидимой угрозы.

— Может, это кабан? — подал голос Валуй.

— Кабаны так себя не ведут, — озадаченно проговорил Нежата.

Верхушки стеблей опять колыхнулись, нагнав на сонное поле серебряную волну. В тусклых лунных лучах мелькнула черная тень, похожая на грузную человеческую фигуру в остроконечной шапке со свисающим колпаком.

— Призрак Старого барина! — становясь на колени, выдавил из себя тощий, как жердь, Пятуня. — Явился за Горихвостом, чтоб отомстить за свое убиение!

— Свят-свят-свят! — отступил назад Воропай.

— Если ты с того света, то забирай, за чем пришел, и проваливай! Деревенских не трогай! — храбро выступил вперед Нежата.

Но призрак и не думал приближаться. Он остановился поодаль и завозился в кустах. Горихвосту со дна ямы не было видно, что там происходит. Злость уступила место суеверному страху. «Сражаться с живыми противниками — это по-нашему, по-волчьи. Но драться с духами? Как их вообще одолеть? Не утащат ли они на тот свет? И зачем он явился? Ведь не думает же Старый барин, что это я его в прошлом году…»

Селяне за спиной Нежаты начали отступать. Первым сорвался с места Пятуня и бросился наутек. За ним припустил Жихарь, гремя кочергой. Высокие заросли проглотили одного за другим Валуя, Шумилу и конюха Коняя. Высокое положение старосты не позволяло Воропаю драпануть у всех на виду. Он долго приплясывал на месте, борясь с желанием спрятаться поскорее, и как только увидел, что никто из деревенских за ним не смотрит, заголосил и во весь дух ломанулся сквозь кусты к деревне.

Последним остался у ямы Нежата. Он встал в боевую стойку, выставил самострел и готовился спустить тетиву. Однако противник не показывался на глаза. Верхушки стеблей колыхались, как будто тот обходил яму кругом.

— Беги, дурак! Стрелы тебе не помогут! — рыкнул со дна Горихвост.

Пожилой воин обо всем догадался и сам.

— Ежели он за тобой, то не обессудь! Я тут не при чем! — пробормотал Нежата и попятился, стараясь не поворачиваться к привидению спиной.

Высокие сочные стебли сомкнулись, скрыв его из виду. Листья заколыхались, обозначив его путь к северу, в сторону человеческого жилья. А с юга уже шелестел новый враг, пугающий своей потусторонней силой.

Горихвост вдавил брюхо в холодную землю и прижал уши. Призрак приблизился на три шага. Конопляные стебли раздвинулись, и из темноты выглянула пара холодных глаз — мутных и безучастных, как раз таких, какие должны быть у нежити.

Волк тихо взвыл и непроизвольно обдал землю струйкой горячей мочи. Стебли сомкнулись, и то место, откуда выглядывал призрак, снова утонуло во мраке. Тихий шелест дал знать, что враг удаляется.

У Горихвоста отлегло от души. Он распрямился, расправил плечи. И тут же подскочил, как ужаленный. Новая мысль обожгла его и заставила броситься к краю ямы.

— Эй, ты, там! — рыкнул он. — Не уходи! Разговор есть.

Шелест листьев на мгновенье замер, и тут же возобновился с новой силой. Привидение стремилось прочь.

— Я тебя не отпущу, пока кое о чем не спрошу! — выл Горихвост.

Но призрак и не думал останавливаться. Вурдалак сделал усилие, подпрыгнул и вцепился когтями в край ямы. Комья земли посыпались из-под его лап, но он ухватился зубами за веревку, брошенную Пятуней, и подтянулся. На его счастье другой конец веревки запутался в зарослях, и черная волчья тень выскользнула на поверхность. Лунный свет посеребрил кончик хвоста, свалявшийся от грязи.

Волк навострил уши, прислушался, втянул воздух ноздрями. Острый запах конопляных листьев перебивал чутье. Призрак шелестел уже где-то вдали — он уверенно двигался к лесу.

— Нет, ты точно не человек! — взвыл Горихвост. — Деревенщина в лес ни за что бы не сунулась. Она засела бы в своих избах и дрожала от страха. А в Дикую чащу ночью потянется только умрун. Старый барин, постой!

Тихий шелест уже едва слышался. Горихвост начал прокрадываться на звук, стараясь едва касаться земли подушечками лап. И тут шелест пропал.

— Куда же ты? — с досадой завыл вурдалак. — У меня только один вопрос. Ведь я знаю, что это не я тебя разодрал! Тогда кто? Деревенские на меня вину валят. Как я оправдаюсь?

Однако призраку, судя по его поведению, переживания Горихвоста были глубоко безразличны. Ночной ветер гулял по конопляному полю, и его гул сливался с шагами нечистой силы, за которую принимали и самого вурдалака.

Ускользающий призрак шуршал листьями где-то вдали. Горихвост ринулся за ним, разрезая грудью конопляные заросли. Ветви хлестали его по морде, вынуждая зажмуривать глаза и прижимать уши, отчего ночь становилась темнее и глуше.

Внезапно обострившийся нюх почуял новый, неожиданный для природы запах. Дымок с легким привкусом паленого веника вился над полем и навязчиво пролезал в ноздри, пытаясь добраться до мозга.

«Тут что, костер жгли?» Вурдалак принялся вертеть головой, выискивая источник пряного дыма. И уже через несколько шагов его передняя лапа попала в груду багровых угольев, тлеющих на иссушенной проплешине. Горихвост тут же отдернул лапу. «Ой! Едва не обжегся!»

Прямо перед его носом расстилались остатки костра. На мох и ломаные ветки была набросана куча сушеных листьев конопли. Отдельно валялись дымящиеся части стеблей и соцветий. От всего костра исходил дурманящий аромат, и притягивающий, и отпугивающий одновременно.

Волк припал мордой к земле, непроизвольно ощерился и втянул ноздрями дымок. Пряный, и в то же время вонючий, он кружил голову. В рассыпанной по поляне золе виднелись следы чьих-то сапог, но унюхать их было никак невозможно — от золы несло жаром, отбивающим обоняние.

«Я найду тебя! От меня не уйдешь!» — ухмыльнулся он звериной улыбкой. Шуршание призрака затерялось в порывах ветра, колышущего заросли. Горихвост принялся вертеться вокруг костра, пытаясь взять след, но запах жженой травы перебивал посторонние вкусы.

«Ты сидел тут. Ты дышал этим дымом. Значит, ты пахнешь так же», — рассуждал он, протягивая морду к середине костра, от которой валили самые густые клубы. Он принялся обегать вокруг поляны, принюхиваясь к ночному ветру, но самые сильные запахи неслись не из зарослей, а от костра.

Горихвост нюхал еще и еще, стараясь запомнить получше этот травяной вкус. Мало-помалу пряный аромат принялся заползать в его голову и окутывать разум. Чувства обострились, с клыков сорвалась слюна. Ночь стала прозрачнее, тени — загадочней, острые конопляные листья вдруг расцвели всеми цветами радуги и заиграли, как колдовской огнецвет. Ему показалось, что он видит сквозь темноту, и где-то вдали, впереди, ему почудилось движение, будто волны вздымали ладью. Он ринулся вперед, лапы сами несли его, поднимая над землей, как птицу.

«Вот и южный край конопляного поля. Дальше темной стеной встает Дикий лес. Я знаю тут каждую тропку. Чужим здесь не место, но я в лесу — не чужой. Тут меня приняли, как своего, а вот люди едва не убили. Кто я: зверь или человек? Это с какой стороны посмотреть…»

«Тени кружатся перед глазами. Как будто дубы сошли с мест и принялись бродить под лучами месяца-волхва, хитро выглядывающего из-за туч. Ветви-руки тянутся к горлу. Хотят схватить меня? Задушить? Разорвать? Или это мне только мерещится? А вон та тень в бледном болтающемся колпаке? Она тоже привиделась? Сгинь из разума, наваждение!»

Горихвосту хотелось бежать со всех ног, но колени предательски подогнулись, и он рухнул на землю. Черная тень приближалась к нему, заслоняя и поле, и лес, залитый лунным светом. Она пожирала движения и шорохи ночной природы, как дыра во времени, в которой навек исчезает все сущее. Но вот тень развернулась, и на спине ее мелькнул серебристый череп над поваленным светлым крестом. «Серебряный череп? И на спине? Наваждение, не иначе!»

Горихвост и не думал, что его самого можно задурить, как простого селянина. Серебряный череп парил над землей, колыхаясь. Слезящимися глазами вурдалак подметил, что крест под ним — два перекрещенных шестопера. «Вот оно что! Это знамя! Черное знамя на границе заповедного леса, с серебряным черепом и двумя шестоперами крест-накрест, перешитое в свиту — точь-в-точь, как у Прежнего барина. И белый колпак с черно-бурой опушкой из хвостатой лисицы, по шкурке которой серебрятся ночные лучи».

У Горихвоста перехватило дыхание. Во рту пересохло. Он хотел зарычать, но из пасти вырвался только беспомощный хрип. Призрак подплыл к нему и завис в трех шагах.

— Ты кто? — прохрипел вурдалак.

— Будто ты не узнал? — выдохнуло привидение.

— Прежний барин? — осмелился спросить Горихвост.

Привидение расхохоталось и ухнуло, как ночной филин:

— Зачем ты здесь?

— Ищу убийцу моего деда, — откликнулся Горихвост.

— И что сделаешь, когда найдешь?

— Порву в клочья.

— А дальше?

— Порву всех, кто виновен. Где люди — там зло. Всех убью! Никого не оставлю, и деревню сожгу, чтоб другим неповадно было.

— Слово настоящего вурдалака! — опять расхохотался призрак и начал растворяться во тьме.

— Погоди! — забеспокоился Горихвост. — Есть у меня к тебе дельце. Что ты забыл у избы Дедослава в ночь перед убийством? Не видел ли там кого? Может, ведаешь, кто злодей?

— Может, и ведаю, — гулко ухнуло привидение.

— Скажи мне!

— Узнаешь — умрешь, — зловеще прошелестел призрак и повернулся спиной, на которой блеснул вышитый череп.

— Нет, от меня просто так не уйдешь! — взвыл вурдалак.

Лапы сами подбросили его ввысь. Тень качнулась и слилась с кромешной тьмой. Зубы щелкнули там, где только что колыхалась вислая шапка, но поймали лишь воздух. И тут на голову ему обрушился удар чем-то тупым и тяжелым — будто молотком огрели. Горихвост рухнул на землю и застыл без движения.

*

«Не к добру грает ворон!» — так говаривал дед. Горихвост приоткрыл глаза. Пасмурное утро рассеивало над конопляником угрюмый серый туман, в дымке которого терялись очертания лесных дебрей. Большой ворон с блестящими перьями важно расхаживал перед его мордой и настойчиво каркал, привлекая внимание. Вурдалак потянулся и рыкнул от боли, пронзившей череп.

— Хорошо, что мозгов нет, а то бы сотрясение было, — крикливо програял ворон.

— Где он? Ты видел, куда он подался? — нетерпеливо спросил Горихвост.

— Кто? — не понял ворон.

— Призрак!

— Какой еще призрак?

— Тот, что меня по башке молотком двинул.

— Призрак? Молотком? Очнись, убогий! — ворон откровенно издевался. — Где ты видел, чтобы призраки молотками орудовали?

— А кто тогда?

— Ты и так сам не свой был по пьяни, а после еще какой-то дури нанюхался. Вот тебе и мерещилось всякое.

— И шишка на макушке мне тоже мерещится? — Горихвост тронул здоровенный шишкан, выскочивший у него между ушей.

Даже прикасаться к нему было больно.

— Ты всю ночь во тьме бегал от мужиков. Вот и врезался в дерево, — каркнул ворон, расправляя крылья и перелетая через толстый обрубок дубового корня, валяющийся рядом.

Горихвост с недоверием обнюхал корневище.

— Что-то во рту у меня пересохло, — пожаловался он. — Ты не знаешь, где поблизости можно попить?

Какое счастье, что неподалеку нашелся родник! Волк ткнулся сухим носом в ледяную струю и с наслаждением принялся лакать.

— Ты не слюнявь воду-то, не слюнявь! А то после тебя пить никто не захочет, — бухтел над ухом привязчивый ворон.

Но вурдалак не обращал на него внимание. Только напившись вдоволь, он оторвался и произнес:

— Вот почему так: когда начинал пьянствовать — вроде был человеком. А проснулся поутру — зверь зверем?

— А ты не нюхай всякую дрянь, — посоветовал ворон.

— Дурак! Мне для дела нужно было, — посетовал волк. — И откуда ты вообще свалился на мою голову?

— Лесной царь послал приглядеть за тобой. Хорохором меня зовут.

— Слава нашему государю! — расплылся в улыбке Горихвост. — Вот настоящий отец лесной братии: ни о ком не забудет.

— Забудешь тут о тебе — ты таких дров наломал, что не на один костер хватит.

— Это еще не дрова. Все костры впереди, — пообещал Горихвост.

Вот наконец и опушка Дикого леса. Тонкий нюх почуял знакомые запахи сухих пней, жухлых листьев, подгнивающего бурелома. Подрагивающее ухо уловило шум листвы на ветру, скрип качающихся ветвей, тихий шепот травы. Далекие крики птиц и возня мелкого зверья волку знакомы лучше, чем любому охотнику.

Горихвост остановился за шаг от густого подлеска и огляделся по сторонам. Ворон Хорохор носился над головой, словно что-то высматривая. Что ему еще надо? Летел бы он в свое воронье гнездо…

Однако что-то и в самом деле не так. Чутье подсказывает: вокруг непорядок. Но что это? Вроде все как обычно. Шумят могучие дубы. Торчат из-под земли корневища, в которых легко запутаться новичку, зато так удобно прятаться опытному лесовику. Ветер гоняет опавшие листья цвета красного золота. Катаются россыпи желудей, каждый из которых мечтает вырасти в огромное дерево, да только каждому ли повезет? Так что тут не так?

Волк обежал вокруг неподвижного стога сена и с подозрением понюхал ветер. «Конопляное поле — шумит и колышется, как обычно. Дикий лес — встает хмурой стеной, как всегда. Доносятся голоса лесных тварей и птиц — вроде все как положено. И только этот стог сена маячит у меня за спиной, как чужак в иноземном кафтане. Откуда он взялся? Мужики близко к лесу не косят — боятся нечистых, особенно — вурдалаков…»

При этой мысли Горихвост расплылся в довольной ухмылке.

«Верно! Сено… Тут одна конопля да подлесок. Ну не бывает косьбы в таком месте! Эх, как же я сразу не догадался — а еще сторож леса!»

— Деряба! А ну, покажись! — в полный голос рявкнул вурдалак стогу.

Сено взъерошилось и тут же улеглось обратно, как будто его подцепили на вилы, а потом придавили гнетом.

— Хватит прятаться! Я тебя распознал!

Стог закряхтел, перекосился и повалился на бок. Хорохор сделал над ним круг и насмешливо каркнул. Горихвост поддел сено носом — стог ужался и принялся перекатываться, как будто ему дали пинка, а потом вдруг подскочил высоко, кувыркнулся и грохнулся оземь уже в виде белобрысого мальчишки лет пятнадцати, одетого в дорогой парчовый камзол.

Мальчишка встал на карачки, чихнул от поднятой им самим пыли и плаксиво заныл:

— Опять ты балуешь, волчище! Ну чего не сидится тебе в своем логове? Рыщешь между деревней и лесом, а мужики потом лезут куда не нать…

Горихвост подбежал, ухватил недоросля зубами за воротник и рывком поднял на ноги. У того подогнулись коленки, но он устоял на тонких ножках, затянутых в шелковые порты, и брезгливо принялся стряхивать пыль с перчаток из гладкой оленьей кожи.

— Ах ты, щап! — рыкнул Горихвост. — Нарядился, будто невеста перед смотринами. Торчишь у всех на виду, и думаешь, что тебя не заметят?

— Я, между прочим, на сторожах стою! — обиделся оборотень. — А вот где тебя ветер носит — это вопрос. Пока ты по своим делам бегаешь, я один службу несу.

— Ты такой не один — есть сторожа и опричь тебя, — возразил Горихвост. — Да и службу несешь, как трухлявый пень, даром что выглядишь молодцом. Солнце уже за облаками гуляет, а ты дрыхнешь, как пес в конуре.

— Ничего я не дрыхну, — заныл оборотень. — Меня зачаровали.

— Вот еще, выдумал отговорку! Кто тебя мог зачаровать?

— Проходимец в черной свитке и кривой шапке с лисьей опушкой.

Горихвост насторожился:

— Давно он тут был?

— За час до рассвета. Шуршал в траве, будто дикий кабан. Я решил, что это кто-то из мужиков лезет в чащу, ну и пугнул его, как обычно.

— А он?

— Что «он»? Взял, да и нашептал надо мной заклинание. Я и остолбенел.

— Придумал бы что поправдивей! Кто такие заклинания знает?

— Может, сильный колдун. А может, дух с того света.

— И дух станет шуршать в кустах, как кабан? Врешь, и даже не покраснеешь!

Молодой парень потер перчаткой свою бледную, без единой кровинки щеку, и высокомерно промолвил:

— Я не одичалый вурдалак, чтобы врать!

Горихвост рыкнул от негодования:

— Эх, не время сейчас устраивать перепалки. Говори: куда этот призрак девался?

— Почем я знаю? Меня как заворожили, так я с тех пор ничего и не помню.

Ворон сел на дубовый сук и надменно задрал клюв, всем своим видом показывая, что вникать в разговор двух наземных придурков — ниже его достоинства. Горихвост затрусил вдоль опушки и вскоре заметил на кустарнике пару сломанных веточек. Опавшие листья были притоптаны и разбросаны невпопад, словно по ним кто-то прошелся. След вел на юго-восток, мимо Туманной поляны, как раз туда, где за лесом возвышалась угрюмая громада Змеиной горы.

— Эй, а ну стой! — заголосил вслед вурдалаку Деряба. — Туда нельзя! Запрет самого царя!

Ворон с негодованием закаркал на ветке, давая понять, что на этот раз он согласен с неудавшимся стогом.

— Тут проходил чужак! — едва обернувшись, рявкнул Горихвост. — Царь мне после сам скажет спасибо.

Хорохор спикировал с ветки и попытался клюнуть его в холку, но Горихвост так щелкнул зубами, что едва не вырвал у ворона пару перьев.

— Как же так? — приплясывая, заголосил оборотень. — Мне тут надо стоять, никого не пущать. А ты сам попер, никого не спросясь. Ну какой из тебя после этого сторож?

Горихвост преспокойно обернул к нему хвост и углубился в лесную чащу. Причитания Дерябы еще долго доносились до его чутких ушей.

Берег Волчьего ручья привел Горихвоста к обрыву скалы. Вода срывалась с каменного уступа и с шумом обрушивалась в низину, где продолжала свой бег через лес. Вурдалак уже знал, что его поджидает: хвост его непроизвольно поджался, уши встали торчком, а зеленые глаза забегали по сторонам.

Спуститься с обрыва по тайной тропке для волка — дело нехитрое, но едва Горихвост оказался у подножия водопада, как угодил в холоднющее озерцо. «Вот те на! Откуда оно взялось? Ведь раньше его тут не было, правда? Не мог же я запамятовать — раз сто тут, наверное, пробегал».

Не обращая внимания на тучу брызг, поднятых водопадом, по озерцу кверху брюхом плавал шерстистый бобер. В другое время Горихвост тут же сорвался бы с места и кинулся бы за ним, но сейчас ему было не до охоты. Он знал местную тайну, скрытую от посторонних глаз: за плотной пеленой воды, за мириадами брызг и жидкой радугой, встающей в те редкие мгновения, что солнце выглядывало из-за туч, пряталась пещера, а в ней… бр-р-р, лучше даже не думать!

Он выбрался из воды на берег и встряхнул свою черную шкуру. И сейчас же ему в нос ударил отвратительный запах лежалой рогожи, нечистых подмышек и кишечного перегноя, исходящего из огромной разинутой пасти. Мощный храп подтверждал, что ему не почудилось: великан ростом с самое высокое дерево валялся поперек ручья и во всю глотку храпел, как будто задался целью заглушить и шум водопада, и голоса растревоженных птиц.

Вурдалак осторожно приблизился к толстой ладони, из которой выпала палица, сделанная из целой сосны с обломанными ветвями. Огромные пальцы с нечищеными ногтями подрагивали во сне. Грубая накидка из конопляной дерюги колыхалась над круглым брюхом, вздымающимся вверх при каждом всхрапывании. Веки, похожие на печные заслонки, прикрывали глаза размером с колесо от телеги. Великан то и дело ворочался и бормотал в тяжком сне, и тогда вода из-под его грузного бока устремлялась в долину, как через прорванную плотину. Лежащее тело перегородило ручей, образовав запруду, в которую уже стекались бобры со всех окрестностей.

Горихвост вскарабкался на жилистую руку, перебрался великану на лицо и лапой приподнял ему веко. Мутно-коричневый зрачок закатился и не выказывал признаков мысли.

— Волот! Не спать в сторожах! Подъем, кому говорю! — затрещал вурдалак, но его голосок отзывался лишь слабым эхом в слоновьих ушах великана.

— Ну, ты сам напросился! — мстительно произнес Горихвост и куснул исполина за мочку.

Тот поерзал во сне, пробормотал что-то нечленораздельное и перевернулся на другой бок. Волк соскользнул и хлопнулся оземь.

— Ничего, мы терпеливые! — сообщил Горихвост, подобрался к другому уху и клацнул зубами.

— До чего надоели кусачие вши! — проревел великан, все еще не проснувшись.

— Ах, так я для тебя словно вошь? — взъелся волк. — Ну, погоди у меня!

Он подобрался к его ноздре, запах из которой мог убить сотню помойных крыс, и дернул за черный волос, похожий на корабельный канат. Великан взвыл от боли и разом уселся, все еще не открывая глаз. Горихвост сорвался с его лица и рухнул в воду, которая с бурлением ринулась в освободившийся проход. Разочарованные бобры оказались на мигом просохшем дне, по которому сбегала тонкая ниточка ручейка.

— Кто вздумал со мной шутить? — проревел великан, шаря по земле в поисках своей дубины.

Но поскольку глаза его все еще не открылись, то пальцы лишь переворачивали валуны, щедро набросанные по берегу.

— Что за сонное царство? — посетовал Горихвост. — В лесу творится черт знает что. Где ни попадя шляются проходимцы. В деревне жгут огнем колдунов. Мужики охотятся на вурдалаков, а привидения разгуливают по долу, как будто небеса рухнули в преисподнюю. А его светлость волот Сиводур изволит почивать в грязной луже, что твое порося. Чего, говорю, разлегся у всех на виду?

Великан смачно зевнул, разинув похожую на пещеру пасть, и пальцами поднял себе одно веко.

— Ты чего тут? Сюда нельзя, — глухо пророкотал он.

— Мне можно. Я свой! — с вызовом возразил Горихвост.

— Никому нельзя. Повеленье царя. К Змеиной горе ходу нет, — прогромыхал великан.

— Мимо тебя Дикий охотник со всей своей сворой промчится — ты и его не почуешь, — расхохотался вурдалак.

— Напраслину не возводи, — обиделся волот. — Я всю ночь в дозоре глаз не смыкал.

— А под утро тебя разморило? Так, что обрушился в воду и запрудил ручей?

— Никак нет, — тупо промямлил волот. — Я до денницы не спал. А потом… Потом и не помню, что было. Кажется, тут кто-то бродил.

— Кто?

— Не знаю. Какой-то нечистик. Он еще бормотал что-то тихо, как будто читал заклинания. Я прошелся дубинкой по кустам — наверное, примял его. Поищи-ка, у тебя чуйка получше моей.

— Нету тут никого! — рявкнул сгоряча Горихвост. — Дрыхнуть в дозоре не надо.

— Да не дрых я! — принялся оправдываться волот. — Меня угомонили. Клянусь, кто-то меня заговорил. А кто — сам не видел.

— Эх, да что с тобой разговаривать? — махнул хвостом вурдалак.

— Погоди! Не ходи к горе, — испуганно бросил вслед ему великан.

— Ты туда чужака пропустил, — не согласился с ним Горихвост.

— А тебя не пропущу! — великан поднялся, раскрыл оба глаза и поднял с земли дубину.

«Дело плохо», — смекнул Горихвост, глядя на то, как вздымается над его хребтом обломанная сосна. Он едва успел юркнуть в чащу, как дубина обрушилась на бережок и перевернула огромный валун.

— Поймаю — шкуру сдеру! — дико ревел позади него великан.

Солнце перевалило за полдень и выглянуло из-за туч, окрасив осенний лес в багряное золото. Свет переливал через пышные кроны деревьев и обволакивал теплом шкуру, напоминая о лете, что недавно отправилось вслед за Дажьбогом в гости к северной Маре. Ночной холодок еще таился в оврагах, поросших густыми кустами, но Горихвост легко перескакивал через провалы. Для вурдалака лес — родной дом.

Берег ручья довел его до горы. Вершину ее как будто откусило древнее чудище из тех, что населяли землю до людей и богов. Дышучее жерло пыхало в небо клубами едкого дыма, который скатывался по неровным склонам и заволакивал низину. В нос ударил резкий запах серы и тухлых яиц, напрочь отбив волчий нюх.

Ручей плавно скрутился кольцом и обогнул обветшавший земляной вал. Сухие комья земли сыпались из-под деревянного тына, сбитого из сплоченных бревен с остро отесанными верхушками. Тын опоясывал гору высоким забором, не давая подобраться к ней нигде, кроме широких ворот, скрипящих под деревянной башней. Горихвост помнил эти ворота: они всегда были наглухо заперты, и лишь его дед знал, как с ними сладить. Однако на этот раз распахнутые настежь створки жалобно подпевали ветру, что играл ими, гоняя взад и вперед.

Волк устремился в проход под башней, как вдруг упругая толстая плеть легла ему на загривок, опутала горло и подняла вверх, как щенка. Он беспомощно засучил лапами в воздухе, но его так сдавило, что стало трудно дышать. Из горла вырвался хриплый рык — больше удивленный, чем яростный. Морда его развернулась к старому вязу, сучья которого тянулись и опутывали его шкуру, как длинные лапы. Дерево подбросило его вверх и принялось хлестать ветвями, нанося жгучие удары.

— Ты чего? Отпусти! — ощерился вурдалак.

Пористая кора дерева разверзлась, обнажив темную пасть.

— Попался! Тать! Вор! Переветник! — глухо провыло древесное чрево.

— Какой я тебе переветник? Я лесной брат! Чур меня, чур! — загомонил Горихвост.

— Я тебе покажу, как чурать Чура! — вышел из себя вяз и начал парить его похлеще чем в бане.

Шкура Горихвоста встопорщилась от острой боли, как будто ее вздернули на адовы крючья.

— Перестань! — лаял он. — Я не виноват!

— Лесной царь решит, кто виноват, а кто нет! — сипел вяз.

— Лесной царь — мой государь, а я его верный слуга!

— Слуги не нарушают приказов хозяина! — не унималось дерево.

Не на шутку разошедшиеся ветви бултыхали Горихвоста вверх-вниз. Перед глазами его мелькали то распахнутые створки ворот, то провалившийся шатер башни, то древесные корни, вывороченные из земли и шевелящиеся, будто ползучие гады. Бултых вниз — и толстый сук припечатывает его к бугристому скату земляного вала. Бултых вверх — и голова его взметается выше тына, открывая вид на клубящуюся гору, по гребню которой скользит черная тень в кривой шапке.

«А ну, стой! Что за тень? Что за шапка?»

— Остановись, чурбан безмозглый! — зашелся от лая Горихвост. — Пока ты меня тут валтузишь, настоящий тать пробрался, куда не надо!

— Ты и есть тать! — изрыгало древесное чрево. — А за чурбана поплатишься!

— Смотри, сам напросился! — огрызнулся вурдалак и, давясь, зашептал:

— В море-океане, на острове Руяне стоит бел-горюч камень Алатырь. А под камнем тем силы злые, несносные. Поднимаю я этот камень, выпускаю я эти силы. Вы набросьтесь на Чура, стража Змеиной горы. Остолбеней, глупый Чур! Застынь и не двигайся! Уймитесь, ветви! Облети, листва! Сучья, замрите! Будь ты деревом, дурной страж, каким был прежде и каким будешь впредь!

Вяз со скрипом застыл. Хватка веток ослабла, Горихвост рухнул наземь, но вместо того, чтобы вскочить и встряхнуться, лишь принялся жадно дышать, ловя полной грудью воздух, смешанный с дымом.

Дерево не подавало признаков жизни. Вурдалак зарычал и тяпнул зубами кряжистое корневище, но оно оказалось таким жестким, что клык едва не сломался.

— Погоди у меня! Я тебе эту болтанку припомню! — пообещал он и юркнул в распахнутые ворота.