Инай и Утёс Шести Племён

Денис Валерьевич Ружников (2025)

Мир раскололся на осколки-континенты — утёсы. На одном из них, среди шести племён с их древними тайнами, живёт Инай — юноша, рождённый без магических способностей. Но в день, когда ему исполняется шестнадцать, он обязан пройти круг испытаний — ритуал, ведущий через земли всех шести племён. Однако путешествие быстро выходит за рамки обычного обряда. В Инае пробуждается редкая связь с глубинными силами утёса, а древний Вихрь, питающийся страхом и враждой, готовит мир к катастрофе. Инай вынужден не только сразиться с тьмой, но и познать собственную сущность. Сможет ли он объединить племена и воспрепятствовать разрушению, или страх окажется сильнее? «Инай и Утёс шести племён» — фэнтези-эпопея, вдохновлённая славянской мифологией, где магия, философские вопросы и мрачные испытания сплетаются в захватывающее приключение. История о том, что значит обрести силу, преодолеть сомнения и найти путь к единству в разрозненном мире.

Глава 3. Путь к Знахарям

Утро началось с прохладного тумана, который окутывал землю, укрывая её от чужих взглядов. Деревья вокруг, высокие и прямые, будто колонны древнего храма, были погружены в тишину, нарушаемую лишь редким треском веток под ногами.

Лес пробуждался медленно. Где-то вдали крикнула птица, а чуть ближе еле слышно прошуршало что-то мелкое, но неведомое.

Агнеша двигалась впереди. Её лёгкий шаг почти не оставлял следов на влажной земле. Она передвигалась, как часть этого мира, гармонично и безмолвно, в то время как Инай, стараясь не отставать, всё же чувствовал себя чужаком в этой стихии.

Лес, казалось, дышал вокруг них. Лёгкий ветерок, шепчущий в кронах, был не просто движением воздуха, но разговором, который Инаю, увы, было пока не понять.

— Люблю этот лес, — нарушила тишину Агнеша, обернувшись к юноше. — Здесь всё живое связано. Если ты прислушаешься, то услышишь, как корни деревьев передают друг другу истории, они и о тебе уже говорят. Я не могу говорить с Вихрем или подземной царицей, но мне это и не надо. Я могу общаться с лесом.

Инай замер, прислушиваясь. Сначала он не услышал ничего, кроме мягкого звука ветра. Но затем, едва уловимое, пришло чувство: ритмичное биение, медленное и глубокое, будто сама земля пульсировала жизнью. Это было похоже на голос — не словами, но ощущениями.

— Ты чувствуешь это? — спросила она, и её голубые глаза загорелись, как у ребёнка, открывшего тайну.

Он кивнул, не находя слов. Ему казалось, что это биение проходит сквозь его ступни, поднимаясь по телу, оставляя тепло в груди.

Они продолжили идти, и лес начал менять своё лицо. Ветви деревьев стали гуще, а корни — толще, выпирая из земли, словно паучьи лапы. Здесь каждый шаг требовал усилий, и Инай чувствовал, как мокрая трава цепляется за его сапоги.

Он ощущал, как что-то внутри него меняется. Лес больше не казался чужим и неприветливым, и Инай, словно следуя невидимому зову, начинал ощущать его ритм, вплетаясь в дыхание леса, становясь частью его древней песни.

На одном из привалов Агнеша присела на огромный корень дуба, покрытый мхом. Она пригладила его рукой, словно успокаивая старого друга.

— Этот дуб видел больше, чем все мы, он уже был здесь, когда первые знахари пришли к этим землям и он переживёт времена последних.

Инай осторожно опустился рядом, и сразу почувствовал, как корень под ним, шершавый и тёплый, будто оживший, едва уловимо пульсировал. Казалось, что от него исходила не просто сила, но древняя, основательная мощь самой земли. Эта живица, глубокая и медленная, отзывалась в его собственном теле, как эхо.

Он прикоснулся к шершавой поверхности корня, почувствовал её грубую текстуру, пропитанную влагой и теплом, смешанным с запахом сырой земли и древесного сока.

В воздухе стоял тонкий аромат мха, влажный и чуть терпкий, смешивающийся с прохладой утреннего ветра. Под рукой корень казался одновременно неподвижным и живым, как существо, спящее, но готовое пробудиться в любой миг. Что-то изменилось. Ощущение было таким, будто сам лес принимал его, давая почувствовать связь, о которой он никогда раньше не задумывался.

— Расскажи мне о них, — попросил он.

Агнеша улыбнулась, но её улыбка была грустной.

— Знахари всегда верили, что всё в мире связано, — начала она тихо. — Всё — от шёпота ветра до звона капли — сплетено в единый узор, и каждый из нас — часть этой великой связи. Когда-то мы умели слышать это и понимать. Мы могли обратиться к земле, попросить её исцелить нас, почувствовать её силу, как биение сердца под ногами. У воды мы искали силы, у огня — света и прозрения. Но… с каждым поколением эта связь слабеет. Люди начали меняться. Там, где раньше каждый видел свой дар, как искру, зажжённую самой землёй, теперь появилось сомнение. Люди начали заглядываться на чужие дары, забывая о собственных. Зависть росла, как сорняк. Вместо того чтобы питать свой дар, они жадно смотрели на чужие вершины, стремились достичь того, что не принадлежало их природе.

Девушка поджала губы и закрыла глаза.

— Но дар… это не просто умение, — продолжила она, — Это связь с землёй, с родом, с миром вокруг. Чужой дар, как чужая песня, никогда не расцветёт в твоём сердце. Развивая свой дар, ты вплетаешь в мир нить гармонии, укрепляешь его, делаешь сильнее. Но развивая чужой дар, ты кормишь лишь свою гордость, отрываясь от своего пути и оставляя за собой пустоту. Мир, лишённый искренних даров, слабеет, теряя свой голос, а гордость, взращённая на чужих стремлениях, становится пищей для мрака. Люди пытаются стать теми, кем они не могут быть, ломают свои души, и вместо радости получают разочарование. Даже достигнув того, что казалось желанным, они чувствуют пустоту, осознавая, что гнались не за своим. Мир замыкается в круг, Инай. Зависть порождает злобу, злоба — гордыню. Каждый шаг прочь от своего пути запутывает людей ещё больше. Их сердца наполняются тяжестью, они теряют связь с землёй, с её шёпотом, с её силой. Вихрь, питающийся этой тяжестью, начал расти. Он втягивал в себя всё: обиду, гнев, тоску тех, кто отвернулся от своего дара и стал пленником чужих. Вихрь стал не просто силой. Он стал тенью мира, отражением его страданий, созданных руками самих людей. И чем больше зависти и гордыни наполняло их сердца, тем сильнее становился он, и тем глубже погружался мир во мрак, теряя свет, который когда-то исходил от каждого человека.

Её взгляд медленно поднялся к далёким вершинам деревьев, залитым мягким утренним светом. Листья, ещё влажные от росы, поблёскивали в лучах солнца, словно фиолетовые звёзды. Её лицо, освещённое этим светом, казалось спокойным, но в глазах читалась горечь.

Она провела рукой по розовой траве рядом с собой, касаясь её кончиков, словно пыталась уловить в них ускользающее дыхание жизни. Тёплый ветер слегка тронул её волосы, как будто пытался утешить, шепча тихими, неуловимыми голосами, что всё обязательно изменится к лучшему. Но это не могло развеять то чувство утраты, которое звучало в её словах, подобно далёкому эхом исчезнувшей славной песни.

Путь снова потянулся вперёд, а между Инаем и Агнешой нить понимания укрепилась, словно связанная общей тягой к свету в мире, полном тьмы. Лес становился всё более диким. Они наткнулись на старую тропу, вымощенную камнями, покрытыми мхом.

— Этой дороге больше тысячи лет, — сказала Агнеша, склонившись, чтобы убрать листья с одного из камней. — Её строили наши предки, чтобы связывать племена.

Инай присел рядом, проводя пальцами по вырезанным символам.

— Это нарезы? — спросил он.

— Да, — ответила она. — Они рассказывают историю. Этот знак означает «путь», а этот — «единство».

Её пальцы двигались по камню с такой осторожностью, будто она боялась ранить его.

— Единство, — повторил Инай, задумчиво. — В последнее время я постоянно об этом думаю.

Они встретились взглядами.

— Может, поэтому ты здесь, — сказала она. — Мы. Здесь.

Ночь застала их у подножия невысокой скалы, где узкая тропа, поросшая редким мхом и низкими кустарниками, круто уходила вверх, к плато — границе территории знахарей.

Темнота, спустившаяся на лес, была густой и тяжёлой, как бархатный покров, укрывший землю и деревья. Всё вокруг казалось погружённым в глубокий сон, где лишь едва слышный шёпот ветра нарушал безмолвие ночи.

Они разожгли небольшой костёр, и его мягкий свет разогнал тени, заставив окружающие камни и деревья казаться старыми друзьями, тихо собравшимися у огня. Агнеша сидела, скрестив ноги, обняв колени и глядя в пламя.

Огонь плясал в её глазах, словно искры жизни, тонко переплетённые с глубокой задумчивостью. Тёплый свет ложился на её лицо, делая его мягким и спокойным. Ночной ветер трепал её волосы, случайные пряди касались щёк, но она не обращала на это внимания.

Пламя потрескивало, рассыпая по земле живые тени, а воздух наполнял тонкий аромат горящей хвои. Лес вокруг был тих, но не мёртв — вдалеке можно было различить редкие звуки: шелест ветра в верхушках деревьев, скрип старых веток и почти невидимый, но ощутимый шёпот ночных существ.

— Ты когда-нибудь думал о том, какую пользу ты можешь принести миру? — спросила она, нарушая молчание.

Инай кивнул, глядя в огонь.

— Раньше я думал, что бесполезен, как дырявый горшок, — усмехнулся он, бросая в огонь ветку. — Но сейчас понял, — он ухмыльнулся, кидая в костёр ещё одну ветку, — что, наверное, от меня всё-таки может быть толк. Не большой, конечно, но всё же.

Она улыбнулась.

Утром, когда деревья расступились, Инай ощутил, как неведомая тяжесть легла на его грудь. Это была не боль, но странное давление, подобное тому, что испытываешь, входя в место, где природа говорит громче, чем человек. Здесь, казалось, сама земля была хранительницей тайн, что старше его понимания, и её безмолвие словно укоряло за попытки проникнуть в её глубины.

Это молчание природы не было пустым или равнодушным — в нём чувствовалась древняя мудрость, требующая уважения. Воздух стал густым, влажным, наполненным ароматами трав и земли. Это был не обычный лесной запах — он был сложнее, словно в нём перемешались все оттенки жизни: терпкий аромат сосновой смолы, сладковатый запах цветущих трав, лёгкий горьковатый привкус грибного перегноя. Казалось, что каждый вдох наполняет тебя не просто кислородом, а самой сущностью природы.

Инай почувствовал, как его лёгкие наполняются до предела, воздухом, что был плотнее и насыщеннее, чем в любом другом месте. Земля под ногами стала твёрже, утоптанная тысячами шагов. Каждый шаг сопровождался лёгким шорохом, но даже этот звук был приглушён, впитывался в мягкий мох и сухие листья.

— Чувствуешь? — Агнеша посмотрела на него, её голос прозвучал почти шёпотом.

Инай кивнул. Он чувствовал, как его кожа улавливает невидимые потоки — едва ощутимые, но они были повсюду. Это место не просто существовало, оно дышало, смотрело, слушало.

Перед ними открылась деревня знахарей, непохожая на привычные поселения. Здесь природа и жилища сливались в одно целое. Дома выглядели так, будто не построены, а рождены лесом: стены из гибких веток, сплетённых в прочные узоры и покрытых мхом, были частью корней и ветвей. Крыши, укрытые густой травой, дышали под лёгким ветерком, словно сами были живыми, а вьюнки обвивали стены, плавно перетекая в деревья вокруг, стирая границы между человеком и природой.

Между домами тянулись тропинки, выложенные крупными плоскими камнями, на которых была выбита древняя вязь. Каждый камень, казалось, шептал: «Ты здесь всего лишь гость. Мы видели тысячи таких, как ты — и слабых и сильных. Все они теперь покоятся в земле, а мы всё ещё здесь, храним тишину и помним их шаги.»

Шёпот людей доносился из глубины деревни, но он был мягким, как шелест трав. Голоса не перебивали лес, а дополняли его мелодию. Дети, пробегая мимо, на мгновение замирали, их большие, любопытные глаза пристально изучали Иная. Босые ноги касались земли так легко, что казалось, они не бежали, а парили над тропой.

Аромат очага и свежих трав смешивался с чистотой утреннего леса, добавляя тепла в прохладный воздух.

На пороге деревни их встретил Цветимир. Его невысокая, но крепкая фигура стояла неподвижно, словно страж, а солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь густые кроны, обнимали его мягким светом. Простая льняная рубаха была украшена вышивкой трав и цветов, которые, казалось, оживали при каждом дуновении ветра. Его взгляд, глубокий и тихий, напоминал воды старого лесного озера — спокойные, но полные тайн.

— Добро пожаловать, Инай, с возвращением, Агнеша, — сказал он.

Цветимир протянул руку, и Инай машинально пожал её. Рука была тёплой, шершавой, как кора дерева, но в этом прикосновении было что-то надёжное.

— Здесь природа говорит громче, чем люди, — продолжил он, его слова будто разливались в воздухе. — Слушай её и уважай.

Инай почтительно наклонил голову, чувствуя на своём плече руку Цветимира. Тепло, исходящее от его ладони, разливалось по телу, наполняя его странным, забытым чувством покоя.

Это было больше, чем просто приветствие. В этом прикосновении была непоколебимая уверенность, как будто сам мир подтверждал его место здесь, напоминая: он пришёл, чтобы учиться, чтобы найти ответы, которые ждали его с самого начала.

Из теней домов стали появляться женщины. Их шаги были настолько лёгкими и плавными, что казалось, они не ступают, а плывут по земле, как тени облаков. Грубое полотно одежды покрывали узоры цветов и листьев, словно они росли прямо на ткани.

Листья, аккуратно прикреплённые к плечам, мягко колыхались, будто отвечая на невидимый зов леса. В их образах чувствовалась гармония с землёй, глубокая, не показная, а естественная, как дыхание леса.

В волосах у некоторых были вплетены живые цветы, свежие, как будто только что сорванные. Их руки, шероховатые от труда, были сильными, но в их движениях не было тяжести. Каждое движение было простым и точным, словно танец. Когда они остановились, их молчание не показалось угрожающим. Это было молчание того, кто знает больше, чем говорит.

Их взгляды, спокойные и сосредоточенные, проникали в Иная, словно тёплые ручьи, размывающие слой за слоем его внутреннюю твердь.

Цветимир повёл Иная и Агнешу вглубь деревни. Инай не мог отделаться от ощущения, что за ними наблюдают не только люди, но и деревья, кусты, сама земля.

— Я пройдусь с вами немного? — спросила девушка.

— Конечно, — Цветимир указал вперёд рукой.

Их путь пролегал между домами, окружёнными садами, где травы и кустарники словно пели под утренним солнцем, напитанные его теплом. Каждое растение будто тянулось к свету, источая ароматы, насыщенные свежестью и силой земли.

Каждый куст, каждая клумба излучали свой аромат: сладкий и густой, как мёд, горьковатый, словно свежая полынь, или бодрящий, как росная мята. Воздух был наполнен запахами, которые переплетались, словно шёпот растений, рассказывающий свои истории.

Агнеша остановилась у небольшого куста с мягкими лиловыми листьями, шершавыми на ощупь. Она осторожно провела пальцами по ветвям, словно общалась с растением, а затем поднесла руку к лицу, вдохнув его запах. Аромат был лёгким, свежим, с едва уловимой сладостью.

— Обожаю цветеннюю мятку, — прошептала она.

На её губах появилась едва заметная улыбка, словно она сама почувствовала, как это растение делится своей тишиной и миром. Ветер легко шевелил листья куста, подхватывая его аромат, передавая его дальше по тропинке.

Когда они дошли до центра деревни, их встретила круглая площадь, выложенная плитами из белого и чёрного камня. В её центре стояло дерево таких размеров, каких Инай ещё не видел. Его ветви уходили в небо, а корни, толстые и извилистые, простирались далеко за границы площади.

— Это наш хранитель, — сказал Цветимир, жестом указывая на дерево. — Он знает все тайны. И, возможно, знает ответы на твои вопросы. Мы уже знаем, что произошло с тобой у наших соседей и мы поможем тебе раскрыть свои дары, чтобы ты в полной мере послужил нашему утёсу и миру.

Инай почувствовал, как земля под его ногами словно шевельнулась. Ему показалось, что корни дерева тянутся к нему, не физически, а духовно. Он сделал глубокий вдох, чувствуя, как прохладный воздух наполняет его лёгкие. Ему показалось, что он слышит что-то: ритм, едва уловимый, но отчётливый. Это был зов земли, который тянул его.

После того как он отдохнул ему озвучили первое задание — обратиться к черам, вредным речным обитательницам, и получить их благословение. Парень сухо попрощался с Агнешей, как-то по-дурацки махнув ей рукой и пошёл за старцем к тропинке, что вела в лес.

«Ну ты и дурень» — подумал он про себя.

Река с крутыми берегами встретила Иная тишиной, плотной и осязаемой, как невидимая завеса, что отделяет одно пространство от другого. Вода, неподвижная и прозрачная, словно стекло, отражала небо и высокие фиолетовые кроны деревьев. Ветви склонялись к её поверхности, словно любопытные скитальцы, стараясь разглядеть тайны, скрытые под гладью воды.

Инай остановился у кромки берега, чувствуя, как прохладный воздух пробирается сквозь ткань его одежды, обнимая кожу. Здесь царил аромат, который он не мог спутать ни с чем другим: свежий, горьковато-сладкий запах речной тины, смешанный с мягким ароматом влажных трав. Этот запах наполнял его, возвращая в детство, когда он часами бродил вдоль рек родного племени и разговаривал с речницами.

Руки Иная непроизвольно коснулись земли. Она была влажной, холодной, но не враждебной. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул. Здесь нельзя было лгать. Это место требовало правды, простых слов и искренности. И он заговорил.

— Я пришёл к вам, — его голос был низким, слегка дрожащим. — Мне нужно ваше благословение, чтобы продолжить путь.

Произнеся это, парень ухмыльнулся, но затем вспомнил встречу с Вихрем и вмиг стал серьёзен. Тишина. Даже ветер, казалось, замер, услышав его слова. Только лёгкие круги на воде, созданные невидимыми потоками, слегка качнули кромку берега. Инай ждал, чувствуя, как его сердце гулко стучит, словно боясь нарушить этот хрупкий баланс.

И вдруг река ожила. Вода едва заметно дрогнула, словно нечто древнее, пробудившееся в её глубинах, медленно поднялось со своего ложа. Инай почувствовал, как по коже побежали мурашки. Поверхность воды зашевелилась, сначала едва заметно, а потом с возрастающей силой. Из глубины, будто растворяясь в мягком утреннем свете, поднялись фигуры. Их появление было неспешным, но внушающим благоговение.

Лица их были человеческими, но в их взглядах читалась древняя, пугающая мудрость. Белая кожа, гладкая и влажная, блестела, будто покрытая слоем прозрачной воды. Голову каждой украшала странная чёрная рыба — не шлем, не корона, а будто часть их самих. Их длинные тощие пальцы, напоминающие кости, соединённые прожилками, были напряжены, как когти охотника, готового к броску.

— Чего тебе, смертный? — их разные голоса слились в одно многоголосое эхо, звучащее невпопад, заполняя всё вокруг. Казалось, что сама река говорила через них.

Инай встал прямо, чувствуя, как под их взглядами его тело становится тяжёлым.

— Я ищу вашего благословения, — сказал он, не дрогнув.

Черы рассмеялись. Лёгкие круги пробежались по поверхности воды, отражая мерцающий свет. Вода зашевелилась, будто тоже смеялась, разделяя их веселье. Этот звук был неправильным, слишком острым для человеческого уха, в нём не было радости. Он скорее напоминал хруст стекла или шепот и гул тысяч голосов, сливающихся в единое странное и даже страшное сочетание.

Инай почувствовал, как этот смех обвивает его, проникая под кожу. Он не был громким, но ощущался физически, как лёгкая дрожь, пробегающая по земле. Это был смех существ, чья древность вытеснила искреннюю радость, а сила сделала истинное веселье ненужным.

— Благословения не даются просто так, — сказала одна из них, подплыв ближе. Вода перетекала по её одежде вверх и вниз, словно живая. — Что ты можешь предложить нам, смертный?

Инай сжал кулаки, понимая, что от него ждут не подношений, а действия.

— Что вы хотите? — его голос был ровным, но внутри он чувствовал, как что-то дрожит.

Черы обменялись взглядами, и их глаза блеснули, словно солнечный блик на воде. Одна из них, чей голос звучал мягче, но сохранял холодную властность, протянула руку, указывая вперёд. — Там, — сказала она, её тонкий длинный палец указывал на сухое русло, где когда-то было озеро. — Наполни его. Дай воде жизнь. Сделай это — и мы тебя услышим!

Инай посмотрел на пересохшее русло. Трещины на жёлтой земле напоминали раны, оставленные беспощадной жарой. Шагнув ближе, он услышал, как глина хрустнула под сапогами. Задание казалось невозможным, но отступать было некуда. Медленно опустившись на колени, Инай закрыл глаза.

— Лавина, — прошептал он. — Я знаю, что ты слышишь меня. Помогите мне. Оживи это место.

Его голос был слабым, но земля, казалось, услышала его. Тепло начало подниматься от его ступней, проникая в колени, распространяясь по всему телу. Это было чувство не жара, но силы, как если бы сама земля отвечала на его зов. Шёпот — мягкий, но властный — проникал в самое нутро, словно он был частью древнего ритма, пробуждённого его волей. Это не был голос, но каждый его отклик прокатывался сквозь тело, перекликаясь с ритмом самой земли.

Внезапно почва под ним дрогнула, лёгкая дрожь разлилась по трещинам пересохшего русла, будто сама земля вздохнула после долгого сна. Из-под камней вырвалась тонкая струйка воды, прозрачная и живая, как первые капли весеннего дождя. Её серебристый блеск отражал небо, перемешанное с облаками, а тихий шелест перекликался с движением подземных сил.

Через мгновение струйка окрепла, превратилась в поток, который с гулом начал заполнять иссохшее русло. Глина, долгое время застывшая в ожидании, жадно впитывала воду, и трещины исчезали одна за другой. Но поток не останавливался. Он ширился и набирал силу, оживляя землю, которая, казалось, уже утратила надежду на спасение.

Черы смотрели на это, и их холодные лица отразили удивление. Одна из них подплыла ближе, её пальцы коснулись поверхности воды.

— Это о тебе мне вчера пели птицы? Ты сделал невозможное, смертный, — сказала она, её голос звучал мягче, чем прежде. — Ты пробудил воду! Прими наше благословение, — сказали черы хором, и их голоса слились в единый шёпот, тяжёлый, как поток воды, падающий в бездну.

Инай заметил, как их взгляды остановились на нём. Эти глаза — блестящие, бездонные, словно тёмная гладь ночной реки, — были слишком глубокими, чтобы встретиться с ними без страха. Но он не отвёл взгляд, чувствуя, как невидимая нить связывает его с ними. Их лица оставались неподвижными, но в них угадывалась скрытая насмешка, будто они играли с ним, испытывая на прочность.

Одна из чер приблизилась, и её движение было таким плавным и завораживающим, что казалось, это не она скользила по воде, а сама вода двигала её. Её рука вытянулась вперёд и в белёсой ладони блеснуло нечто. Это был камень, сияющий, как капля росы под утренним солнцем, его переливы сменялись с каждым движением света, будто в нём отражались все цвета воды — от лазурного до глубокого чёрного.

— Подойди, возьми, смертный, — произнесла она с лёгкой усмешкой, её голос был ласковым, но в нём проскальзывало что-то зловещее.

Инай осторожно подошёл к самому краю берега. Земля под ногами была влажной, и он почувствовал, как она пружинила под его весом. Река, неподвижная и глубокая, отразила его лицо, и на миг ему показалось, что оно смотрело на него не с поверхности, а из глубины.

Он медленно опустился на колени, его рука дрожала, когда пальцы коснулись гладкой поверхности предмета. Чера схватила руку Иная, смотря ему прямо в глаза. Странный холод пробежал по его коже, словно острые иглы проникали внутрь, под самую плоть, растекаясь по венам.

Это был не просто холод воды — он был чужим, непривычным, заставляющим сердце сжаться в панике. Это чувство пронизывало его до самого основания, словно холодные пальцы тянулись к самому сердцу, пытаясь добраться до его сущности. В его сознании вспыхнуло видение: ледяная, безмолвная глубина, куда свет не мог пробиться через толщу воды. Он увидел себя, закованного этой тьмой, окружённого бесстрастными, неподвижными лицами чер, их глаза блестели, как мокрые чёрные камни, высасывающие жизнь. Вокруг тянулись коряги и гладкие валуны, похожие на застывших хранителей этой тягучей бездны.

Его дыхание сорвалось, участилось, и он почувствовал, как собственный страх накатывает волной. Но он сжал пальцы крепче, и с упрямством заглянул в чёрные глаза. Холод проникал дальше, но он не позволил себе разжать руку. Чера склонила голову набок, её движения были плавными, словно у змеи. Её глаза вспыхнули тусклым светом. Она не сказала ни слова, но в её взгляде было что-то — насмешка, интерес или, может быть, одобрение? Это молчаливое внимание било по нему сильнее слов, но он не отводил глаз.

— Хочешь к нам в гости? — шепнула она, выходя из воды так близко, что её губы, влажные и мягкие, почти коснулись его кожи.

Её слова прозвучали так холодно и тихо, что он едва различил их, но они эхом отозвались в его разуме. Инай почувствовал, как всё внутри него сжалось и душа кричала «Беги!», но он сумел подавить страх. Он знал, что если выдаст себя, их игра только усилится.

— Благодарю вас за дар, — ответил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Но моя задача сейчас не смотреть в глубины рек, а двигаться вперёд.

Черы переглянулись, их лица оставались бесстрастными, но в их взглядах мелькнул отблеск хитрости, будто они что-то скрывали.

— Ты храбрее, чем кажешься, Инай, ты сам и не подозреваешь на сколько, — произнесла она, её губы изогнулись в улыбке, которую невозможно было назвать дружелюбной.

Парень ощутил, как воздух вокруг него вдруг стал плотнее, будто сама река попыталась втянуть его к себе. Но он удержал равновесие, сжимая в руке их дар.

— Ступай, Инай, — прошептала Чера, отпуская его руку.

— Тебя ждут другие испытания. Захочешь увидеться — будем рады, — добавила другая.

Их фигуры начали растворяться в прозрачной глубине, но их глаза ещё несколько мгновений смотрели на него, как если бы они пытались утащить его душу в свои бездонные миры. Случись всё это ночью, Инай не знал, смог бы он справиться со страхом. Черы ушли. Вода вновь обрела прежнее спокойствие, оставив только тишину и едва уловимый след смеха.

Инай медленно брёл обратно к знахарям, сжимая в ладони дар от чер — гладкий камень, холодный и тяжёлый, будто заколдованный кусок самой реки. Его пальцы слегка ныли от ледяного напряжения, но он не ослаблял хватку. На коже всё ещё ощущался странный холод, который напоминал о недавней встрече, но с каждым шагом он становился слабее, словно оставался позади, вместе с водой.

Ветер, дувший с леса, принёс запахи мха и сухой травы, и это стало первым признаком возвращающегося спокойствия. Он вдохнул глубже, чувствуя, как лёгкий аромат разгоняет остатки вязкого страха. Под ногами мягко пружинила влажная земля, изредка поскрипывал сухой лист, а сквозь верхушки деревьев пробивались редкие лучи солнца, падая на его плечи.

Каждый шаг всё дальше уводил его от реки, и с этим расстоянием что-то в нём менялось. Его сердце, ещё недавно сжимающееся в тревоге, теперь билось ровнее, а пальцы начали ощущать тепло, исходящее от камня, будто тот, освобождённый от воды, становился другим.

Где-то впереди показались очертания первых домов знахарей, и в душе Иная появилось чувство облегчения. Он не знал, что этот камень означал, но знал одно: он прошёл испытание. Когда Инай вернулся к знахарям, Цветимир ждал его в конце тропинки, на лавочке, у входа в деревню.

— Ты прошёл первое испытание, — сказал он, принимая украшение из рук Иная. — Но впереди тебя ждут новые.

Инай молча кивнул.

Позже, уже под вечер, его привели к дому старца. Дверь, вырезанная из цельного ствола дерева, была покрыта резьбой: узоры из переплетённых корней и ветвей уходили вверх, словно дерево, из которого она была сделана, продолжало расти. Когда дверь тихо распахнулась, скрип напоминающий шёпот, открыл узкую тёмную комнату, наполненную ароматом высушенных трав и пряным запахом древесного дыма.

В углу, возле угасающего очага, сидел пожилой мужчина. Его лицо скрывал глубокий капюшон, который, казалось, становился частью тени в комнате. Старец не спешил говорить. Он поднял руку, длинные пальцы которой выглядели, как старые корни дерева, и жестом пригласил Иная подойти ближе. Когда он заговорил, его голос был тихим, но глубоким, как эхо, отзвуки которого, казалось, уходили в самое сердце комнаты.

— Моё зрение исчезает, это духовная слепота, — произнёс он, не глядя на Иная. Его голова оставалась чуть наклонённой вперёд, как будто он всматривался в неведомое. — Я теряю магический взор, которым был связан с этим миром. Найди лекарство, способное вернуть мне то, что уходит. Я прошу каждого проходящего, но пока никто не принёс мне рабочее зелье.

Он перечислял ингредиенты один за другим, и с каждым названием перед глазами Иная вставали образы, всё более пугающие и недостижимые. Казалось, каждый из них скрывал за собой испытание, требующее не только храбрости, но и почти невозможного везения. Старец добавил, что приготовить зелье нужно в персиковых песках, что перед темнянскими землями, под светом полной луны.

Инай озадаченно кивнул. Старец протянул ему небольшой мешочек, сделанный из мягкой ткани, и кивнул в сторону выхода.

— В этом мешке достаточно места для того, что тебе нужно. Пусть твои ноги найдут путь, а душа подскажет тебе ответы, — добавил он, прежде чем вновь замолчать, погружаясь в тишину комнаты.

Инай выходил из дома и обращался к Лавине.

— Ты дала мне силу однажды, подскажи теперь, как найти то, что утеряно. Перед тем, как помочь тебе, мне нужно пройти все испытания, иначе… — он замолчал на мгновение, его голос чуть дрогнул, — ты, наверное, знаешь, что некоторых, совсем бесполезных, просто прогоняют отсюда.

Тишина вокруг была абсолютной, но затем её нарушил глубокий женский голос, отозвавшийся прямо в его сознании, как далёкий рокот пробуждающегося вулкана:

— Я пребывала в молчании долго. Что ж, потерплю и ещё. Ваши человеческие тайны и хитрости мне неведомы. Но я приведу к тебе того, кто знает дорогу. Его имя — Дах. Доверься ему, и он укажет путь.

Поздняя ночь опустилась на лес, словно тёмная ткань, сквозь которую нитями серебра проглядывали редкие звёзды. Воздух был насыщен ароматами древнего леса: влажный мох, прелая листва и едва уловимый запах редких цветов, скрывающихся в тенистых укромных уголках.

Инай сидел у костра, разглядывая пламя, и ждал. Его мысли были беспокойны, как листья, гонимые ветром. Он знал, что звал кого-то, но не был уверен, что его зов будет услышан. Внезапно огонь в костре дрогнул, словно от порыва ветра, хотя лес стоял неподвижным. Инай почувствовал движение за спиной. Он обернулся и замер.

Перед ним стояла фигура. Она была не до конца материальной, как будто её части складывались из света и тени, которые то вспыхивали, то исчезали. Тело духа напоминало треснувшую землю, из разломов которой изредка пробивались слабые оранжевые искры. Глаза его, если это можно было назвать глазами, представляли собой два пульсирующих пятна света, напоминающих далёкие вулканические огни.

Конец ознакомительного фрагмента.