Сентябрь сердца

Денис Балаев

Сентябрь сердца – это сборник стихотворений разных лет, начиная с 1999 г. Я начал писать эту книгу в семнадцать… ровно половину жизни назад. Что я знал и умел тогда? Да, почти ничего. Стихи того времени подростково-наивны и одновременно эзистенциально-сложны. Но прошло пол жизни, стихи, мысли и чувства перебродили, настоялись, созрели. И как вино требует своего сомелье, стихи потребовали собственной книги. Итак, я приглашаю вас на бокал поэзии из моих личных запасов.

Теория Дарвина

«Теория Дарвина»

Как хочется дожить до медных труб,

Пока мартышку не угробил труд,

Покуда в джунгли не пришёл пожар

И до того, как снега паранджа

Укроет мир по самые глаза,

Которым ничего не рассказать.

Когда зверёк повалится на снег,

Внутри него родится человек.

И он убьет подобного себе…

И Гавриил сыграет на трубе.

«ТЫ»

Ты воду превратил в вино.

Ты напоил вином народы.

Ты разделил хлеба на годы,

И мёртвых воскресил ты, но…

«Хороший парень»

Я выпиваю литру в день.

Чего? — сказать довольно трудно. —

Эй, ты, идущий по воде,

Оставь на утро! —

Когда меня накроет явь,

Войдёшь ко мне, отверзнешь вежды…

Входящий, стало быть, оставь

Свои надежды.

Мы посидим у огонька —

Душа согреться будет рада.

И я скажу наверняка —

Оставь. Не надо…

О! ставь не на меня! — кричу. —

Мы не сработаемся в паре!

И Он оставит мне чуть-чуть —

Хороший парень.

«Чингиз Хан»

Моею волей собраны войска,

Моей рукой отправлены в атаку.

Они в бою погибнут без остатка,

Но подвиг сохранится на века.

Безумная, безликая толпа,

Где каждого я знаю поимённо,

Легко встаёт под яркие знамёна

И вдоль обрыва движется слепа.

Что ждёт их дома? Женщины, долги?

Дома? Друзья? Не пропечённый ужин?

Я спрашиваю вас: Кому он нужен,

Когда с собой мы честны и строги!

Когда, как победитель, можешь брать

Чужие деньги, жён чужих и пищу,

Покуда твоё сердце не отыщет

Чужая сталь, войдя по рукоять.

Моею волей собрана орда.

Моей рукою брошена в атаку.

Пусть каждого прирежут, как собаку,

Но позже… позже, мне нужна среда,

В которой нет ни слабых, ни больных,

Ни глупых, ни простых, ни слишком скромных,

Где не предпочитают блюд скоромных,

И не боятся лезвия под дых,

Где мысль определяет бытиё

И всё возможно, всё чего ни дай,

Где счастье — пой, несчастие — рыдай,

Всё остальное жалкое нытьё.

И может быть, пол мира утопив

В крови, слезах и лошадином поте,

Я не окончу жизнь свою на взлёте,

Но я не здохну чаши не испив.

Моею волей, именем моим,

Моими мыслями и редкими строками,

Но собственными всё-таки руками…

Мы либо здохнем, либо победим.

«Моцарт»

Я не пишу черновиков —

Никто не верит.

На свете много дураков,

Один Сальери.

То кредиторы, то врачи,

Как злые звери,

Средь ночи… А мои харчи —

Один Сальери.

Я пью, но пью всё чаще йод

Своих артерий.

Я пью! А кто сейчас не пьёт?

Один Сальери.

Мы с ним обедали — закат

Занялся — в сквере:

Один несчастный музыкант,

Один Сальери.

Я напишу ему, как есть,

И без истерик,

Что для меня и мир-то весь —

Один Сальери.

Я не намерен отпирать

Другие двери…

Чернила капают с пера.

Один Сальери.

«Наполеон»

Блистательный, как новая монета

Тридцатилетний пылкий корсиканец;

Ещё вчера, все думали, что этот

Тщеславный и заносчивый засранец

Не сделает ни шума, ни карьеры —

Отслужит жизнь на кафедре военной,

Ни для кого не послужив примером,

И разойдётся мелочью разменной.

Но «c’est la vie», как говорят фрацузы:

Пока они все кушали и пили,

Ты вышел в императоры, под грузом

Досадных мелочей не обессилев.

Вкусив от пуза нищеты и чванства,

Ты осыпаешь золотом плебеев.

Ты точно знаешь — все имеют шансы,

Только враги твои ни шанса не имеют.

Ты их зубами будешь рвать на части,

Подстерегая, нож вонзая в спину.

Ты бросишь на алтарь имперской власти

Свободу, капиталы, Жозефину…

Всё это мелочи: и трон, и ссылка,

Англо-континентальная блокада.

Дешёвого шампанского бутылка,

И контробандой плитка шоколада.

Как это далеко от тронных залов,

Ликующей толпы и триумфата.

Как это далеко… Как жизни мало…

Как велика за эту жизнь расплата.

Ты проведёшь на острове Елены

Остаток жизни, дряхлый старикашка.

Что, «vis-a-vis» с бездушною вселенной,

Купюра крупная? — так, мятая бумажка.

«Последний император»

Последний Император тяжко дышит.

Ему не сплюнуть Токио, как пепел

Оставшийся от Токио на крыше

Его дворца. Обычного нелепей

Война проиграна, и кто-то жаждет крови,

Согласно ритуалу харакири…

Но Император медлит, хмурит брови

И бредит разговорами о мире.

А за спиною бомбы Перл Харбор,

Руины заражённой Хиросимы;

И держит настоящее за жабры,

И будущее — всё невыносимей…

…Но дым рассеется, остынут кровь и пепел.

Ты снимешь нимб и крылья из нифрита.

Ты станешь лёгок, радостен и светел

Последний император. Хирохито.

«Господин президент»

Один в овальном кабинете,

За всё в ответе,

Сидит ни в чём не виноватый

Мужик из ваты.

Он символ веры осторожной,

Что всё возможно…

Но Бог не выбирал, похже,

По цвету кожи…