Колея к ржавому солнцу

Денис Алексеевич Воронин, 2019

Февральский Петербург встречает непогодой мечтавшего о переезде тринадцатилетнего Тима. Именно здесь ему предстоит жить, отчаиваться, влюбляться и ненавидеть. В попытках «свалить» за границу медработник пускается в аферу за аферой – лишь бы выбраться из старой коммуналки. Тем временем, сотрудники коллекторского агентства вместе с наемным убийцей разыскивают автомобиль, угнанный вернувшимся из Амстердама Жекой Онегиным. Их кривые дорожки пересекутся в заснеженном лесу. Спрашивается: и при чем здесь сбитый в войну и рухнувший в озеро советский транспортный самолет? Книга содержит нецензурную брань.

4. 3D

Угрем его звали еще со школы. Был у него талант. Не к учебе, конечно, а к тому, чтобы набедокурить, напакостить, нахулиганить — и выйти сухим из воды. Проскользнуть мимо, казалось бы, уже гарантированных неприятностей. «Ты, Красавцев, я смотрю, скользкий как угорь», — высказался как-то при всем классе историк Наполеон. Класс грохнул от смеха. Наполеон неодобрительно покачал головой, а к нему, до тех пор носившему прозвище Красава, так и прилип Угорь.

Нельзя сказать, что кличка обрадовала, но Угрем быть все же лучше, чем Падлой или Говяжим, как звали его одноклассников. Окончив школу, он надеялся, что с прозвищем покончено, но раз за разом кличка регулярно всплывала в компаниях, вызывая у новых знакомых смех, шуточки про суши с копченым угрем и надоевший вопрос «А почему?..» Со временем он научился правильно отвечать на него. «Просто у меня кое-что размером с угря, — говорил он возникшим на горизонте новым подругам, подмигивал и деланно смущался. — Ну, ты понимаешь…» Запускал в их мозги троян. Некоторые девушки велись, ненадолго улучшая качество его жизни. В этом был весь он — извернуться, чтобы извлечь выгоду из сомнительных обстоятельств. И плевать, кто и как там тебя называет.

Вот и сейчас, когда заведующий хирургическим отделением, натолкнувшись на него в людном коридоре и отведя в сторону от никогда не иссякающего потока пациентов, выговаривал, невежливо тыча ему пальцем в грудь, Угорь кивал и подыскивал вескую причину для оправдания.

— Если все так будут относиться к своим обязанностям, Красавцев, что у нас тут будет, как думаешь?

Угорь повел плечами, словно хотел ими пожать, но вовремя счел этот жест неуместным и кое-как успел сгладить моторику проштрафившегося человека. Он опустил глаза к полу, затем снова поднял их на собеседника. Посмотрел в открытый рот заведующего. Во рту была чернота, и чернота эта расширялась.

— Так что молчишь?

Что тебе сказать? Что ты хочешь услышать? Что ты один у нас правильный? Не берешь с больных денег? Не садишься по пятницам за руль в нетрезвом виде? Не мутишь с той новой молоденькой медсестренкой с кардиологии?.. Вот оно. Попробуем…

— Глеб Глебович, — как бы нерешительно проговорил он. — Тут это… В общем…

Заведующий провел ладонью по ярко-синей ткани импортного полиэстерового блузона, стряхивая ворсинку. Опять уставился на подчиненного.

— Красавцев, у меня что, других дел нет, мямли твои тут слушать?.. Сразу видно, в армии не служил. Говори быстрее.

Конечно, не служил. С хера ли? Не так уж и сложно получить военный билет, с восемнадцати лет работая в медицинских учреждениях и обрастая в них полезными знакомствами.

— Глеб Глебович, — он посмотрел в глаза заведующего, блеснувшие как сталь скальпеля на операции. — Так получилось, что и смех, и грех… Товарищ у меня есть один. Валёк. Хороший парень — всегда выручит, всегда выслушает, всегда поздравит. Настоящий друг. Но ходок, — Угорь сделал неопределенный жест рукой, — ну, по бабцам… А у самого жена, ребенок маленький. Он ее даже любит, но говорит, что сейчас она ему внимания мало уделяет, забросила совсем. Вся в ребенка погружена, молодая мать, тыры-пыры, а муж как бы сам по себе… Ну, понимаете, да? Так он себе девочку на работе завел. Знаете, ничего серьезного, для поддержания либидо. Гуляет ее время от времени на «левые» деньги, чтобы из семейного бюджета не тащить. Я же говорю, хороший чувак. Так вот, в ту ночь, когда я со смены ушел, не отпросившись, он у нее дома отжигал. Чем они там занимались, я уж не знаю, но только произошел у него ушиб детородного органа, — он увидел, как Глеб Глебович заухмылялся и слабо, будто робея, улыбнулся сам. — Звонит мне в панике, чуть не плачет. Писюн болит, весь посинел, раздулся. Размером прямо с тромбон. Страшно же, согласитесь. Да и как он к жене с таким орудием? Палевно. «Скорую» не вызывает по той же причине, да и стыдоба, понятно же. И что тут мне делать прикажете? Ночь спокойная, больных нет, дежурный врач в соцсетях сидит. Выскочил я в одном халате. Тут по ночам у «травмы» таксидермисты — ну, таксисты — караулят, сел в первое попавшееся авто и рванул через полгорода флюгер-горн дружбана спасать. И, представляете, оказалось, что ничего серьезного нет. Простой ушиб. Обложили ему с девочкой член льдом, прописал покой, анальгетики из тех, что дома были, наказал выпить. Хорошо, мочеиспускательный канал оказался не поврежден. В общем, дел на десять минут. А тут дежурик звонит: «Ты где?» Как назло, привезли этих пострадавших в аварии на Московском… Я же не знал, Глеб Глебович, что так получится. Извините. Больше не повторится.

Заведующий потер подбородок, отливавший графитовой щетиной.

— Что, дежурного предупредить не мог?

Угорь развел руками:

— Так он бы не отпустил.

— И правильно бы сделал! Потому что есть инструкции, которые ты нарушил! Всех мог бы под монастырь подвести!.. Ты в курсе, что Антонов просит, чтобы я тебя уволил?

Уволил? Даже смешно. А кто работать тогда будет? За такие-то деньги? Бабушку Антонов свою приведет, что ли?

— Нет, не в курсе…

Премии бы не лишили, это они могут.

— Или чтобы я не ставил вас в одни смены… В общем, иди работай, Красавцев. Извинись перед Антоновым…

— Да я хотел уже. Но его сейчас нет на работе. Отсыпается после смены.

— Извинишься, когда появится… Я пока подумаю, что делать с тобой, таким отзывчивым…

— Глеб Глебович, простите меня, пожалуйста. Больше такого… Я же к другу… Свои деньги на такси потратил. Теперь до зарплаты не дотянуть…

Заведующий отвел глаза, проводя безразличным взглядом больного с закатанной в гипс рукой.

— Ты ведь квартиру вроде снимаешь, да?

— Комнату у бабки одной… На квартиру денег не хватает… Еще зуб тут ноет, надо на прием записываться…

— Ладно, иди работай… И давай там без косяков.

— Спасибо, Глеб Глебович. Спасибо вам большое.

И ухмыльнулся, когда повернулся к заведующему спиной. А ведь рассказал почти правду. Умолчал только, что содрал с Валька, который не друг, а так — сразу не разберешь — тысячу и на такси. Потому что нефиг палицей своей размахивать, новую ведь никто не даст. «Иди работай», ага… Обедать за него дядя будет?

По узкому подвальному коридору он перешел в поликлинику, поднялся на первый этаж, приблизился к двери, возле которой сидела очередь из нескольких человек, все как один со страдальческими гримасами на лицах.

— У них там кварцевание! — сообщила ему полная женщина из очереди, когда он взялся за ручку двери.

Угорь ничего не ответил и вошел.

Из-за закрытых дверей помещения, в котором находилось само оборудование, действительно тянуло озоном. А Катюха, она же — Катэ, и страшненькая, из-за своего плоского лица похожая не то на Будду, не то на хунвэйбина врач-рентгенолог Соколова сидели в светлом кабинете, где оформляли больных, и молча пили растворимый кофе с дешевыми желейными конфетами. Он такими подъедался прямо в гипермаркетах — набрал в кулек, взвесил, отъел, сколько хочется, пока среди полок бродил, потом полупустой кулек бросил.

— Кофе-тайм?

— Ага, — кивнула Соколова. — Присоединишься?

— Нет, спасибо. Я на минутку.

— Что тебе сказал Хлеб Хлебыч? — спросила Катэ.

— Да нормально. Объяснил ему все, он вроде как понял… Ты готова?

— Сейчас буду, — ответила Катя. — Иди пока.

— Хорошо.

— И осторожнее.

Угорь махнул рукой и вышел из кабинета.

— Скоро они там? — услышал голос полной женщины у себя за спиной и ответил, не оборачиваясь:

— Ага. Скоро.

Он вернулся на отделение, снял халат, переобулся в теплые ботинки и натянул куртку. Незамеченный никем из коллег (а если бы заметили, сказал бы, что идет в магазин купить чего-нибудь к обеду, не надо ли чего?), спустился вниз и вышел на улицу.

* * *

За те часы, что он торчал на отделении, на улице похолодало. «Морозы возвращаются», — подумал Угорь и вдохнул полной грудью казавшийся свежим после больничных запахов воздух. В лицо впились ледяные арктические иглы. До весны — до настоящей весны — еще далеко.

Шагая через дворы «хрущевок», засыпанные серым, с желтыми подтеками собачьих дел снегом, он старался отвлечься от мыслей о том, что произойдет через десять — пятнадцать минут. Вот бы в отпуск, на море… Но отпуск, три короткие недели, будет нескоро, во второй половине сентября. Еще целую вечность ждать. У Катэ отпуск начнется раньше, и на совместный отдых у них остается всего неделя. Семь дней, офигительно много. И никак ни с кем не поменяться — график.

Их с Катэ мечта — уехать жить на море. Только не в Таиланд или Малайзию, где жуки ростом с человека, люди ростом с жуков и через день то землетрясения, то цунами. Поселиться в маленьком испанском городке в горах или у моря (а лучше, чтобы сразу было то и то), лечить людей или коз, как придется, смотреть хороший футбол, нырять с аквалангом (одно время он специально занимался в секции дайвинга) и не носить шерстяных вещей даже зимой. Ради этой мечты он готов на многое.

Наверное, ради этого он уже целых восемь лет подъедается в медицине. Надоело, но, с другой стороны, вроде как привык. Да и что он еще умеет делать? Куда ему со своим образованием фельдшера ветеринарной службы? Во время учебы он начал работать санитаром в «психухе» Скворцова-Степанова на Уделке. Что-то вроде практики. Ухаживал в геронтологии за выжившими из ума стариками, вместе с другими санитарами «пеленал» буйных, приторговывал седативными препаратами и рецептами. Потом ушел работать в скорую психиатрическую помощь. Здесь нравилось больше. Каждый день что-то новое, каждый день искренний драйв. То перепившийся до белой горячки мужик с топором гоняется за соседями по коммуналке. То сумеречный эпилептик бьется в припадке на полу магазина: губы в алой пене из-за прокушенного языка, лицо перепачкано кетчупом и кровью из ран от осколков попадавших бутылок. То дворник в школе, на которого накатило вдруг гебефренное возбуждение, кривляется перед напуганными учениками младших классов, а с завучем и приехавшим врачом разговаривает по-королевски чопорно. Помимо зарплаты в скорой, всегда можно разжиться то чьим-то мобильником, то еще чем-нибудь. Мелочь, а приятно. Жизнь складывается из мелочей.

В это же самое время Угорь замутил свою базу данных из года в год сдающихся комнат в коммуналках. Снимал их как можно дешевле, потом пересдавал от своего имени другим людям, разницу клал себе в карман. С одной комнаты получалось немного, но комнат в работе всегда имелось несколько. Иногда хозяева сдаваемой в аренду жилплощади узнавали о его бизнесе, все заканчивалось локальным скандалом, но потом находилась следующая комната и следующие жильцы, готовые ее срочно занять.

Закончив учебу, он некоторое время поработал в ветеринарной клинике. Лечил кошек, собак, хорьков и прочих, порой самых невообразимых домашних тварей. Вспомнив, как однажды его вызвали к прихворнувшему в бассейне загородного особняка крокодилу, Угорь заулыбался и неожиданно обнаружил, что почти на месте.

По замусоренному проходу между двумя пятиэтажками он вышел на Костюшко. Впереди показался ехавший в сторону конечной пустой автобус. В этом месте водитель сбрасывал скорость, медленно преодолевая выбоины в асфальте. Зимой они были засыпаны утрамбованным снегом, но после вчерашних оттепели и дождя снег растаял, и ямы превратились в глубокие лужи, требующие пристального внимания автомобилистов.

На это все у него и было рассчитано.

О возможности такой подработки (чтобы свалить в Испанию, денег, хотя бы на первое время, нужно было до черта) Угорь задумался несколько месяцев назад. Тогда к ним в больничную «травму» перепуганный водитель «шкоды» привез беззвучно плачущую бабку. Пока Угорь, снулый после бессонной ночи за баранкой такси (все ради мечты), помогал выгружать старуху из салона, водитель, благообразный армянин в летах, говорящий по-русски почти без акцента, рассказывал, в поисках сочувствия у медперсонала:

— Я даже не заметил, как она на дороге появилась. Там кусты все загораживают, а бабушка такой резвой оказалась. Оп — и уже перед машиной. Хорошо, там выбоины были, скорость маленькая, успел затормозить. Чуть-чуть совсем задел ее, а ведь мог и убить… Как думаешь, что с ней? — взглянул он на кривившуюся от боли женщину, обеими руками вцепившуюся в свою ногу, словно боящуюся, что она в любой момент отвалится.

— Сейчас рентген сделаем, увидим… Давайте, бабуля, на каталку…

У старухи оказалась трещина голени. Пока врач накладывал гипс, Угорь вышел в коридор, где маялся в ожидании водитель.

— Ох, беда! — покачал он головой, услышав о результатах рентгена. — Вот ведь угораздило бабушку. У стариков кости долго срастаются.

— Сейчас витамины есть специальные, — сказал Угорь, — с кальцием.

— Точно! Я ей денег оставлю! — просиял вдруг армянин. — На витамины, на лечение. И телефон свой. Позвонит, когда еще понадобятся деньги, правильно? Я пройду к ней? — не ожидая ответа, армянин шагнул в кабинет.

— Вы куда в одежде! И без бахил! — закричали оттуда, а Угорь отошел в сторонку, лихорадочно соображая.

В голове всплыло «Удушье», роман Паланика в мягкой оранжевой обложке, прочитанный под землей в мясорубке поездок в час пик… Конечно, водитель попался порядочный. И опасно вообще-то… Но ведь все можно усовершенствовать, попытаться свести риск травмы к минимуму. А лишних денег, как известно, не бывает.

— А где вы ее сбили? — повернулся он к выгнанному из кабинета армянину.

— Да рядом тут, — откликнулся тот, — на Костюшко. Сразу посадил в машину и повез сюда, да видишь ты, как получилось…

* * *

В первый раз было страшно. Очень. Страшнее, чем впервые сесть за руль.

Впрочем, он и потом не смог окончательно привыкнуть, не сумел избавиться от понятного и очень рационального ужаса, выходя на дорогу и подставляясь под набирающий скорость автомобиль. Одно неверное движение — и ты, сказать по правде, можешь умереть. Достаточно лишь неловко упасть и удариться головой. Рассказывай потом, что в детстве, по настоянию мамы, занимался гимнастикой, а решившись на эту аферу, долго тренировался на пустыре незаметно подставлять руки под приближающийся автометалл и, подлетая в воздухе, обрушиваться на капот всем телом, с жутким грохотом, но с минимальными потерями. Прямо Джеки Чан.

Зато водители, ставшие невольными участниками его трюка, обычно впадали в ступор. Некоторые, побелев как простыня, начинали орать, но он убедительно корчился, свалившись на землю с капота уже неопасной машины. Изгибался чуть ли не мостиком, будто одержимый бесами на сеансе экзорцизма, пугая водителя, и натурально хрипел:

— Травмпункт… Тут рядом… Я знаю, покажу… Быстрее…

Психологически верный ход. Водители спешили воспользоваться предлогом убраться с места происшествия до приезда инспекторов, вызванных случайными доброхотами. Присутствия свидетелей Угорь, кстати, старательно избегал. Зачем лишние сложности? А уж в глазах водителя состоявшийся наезд на пешехода даже вне зоны пешеходного перехода ничего хорошего не сулил. Один только ворох проблем: разбирательства, суды, оплата возможного лечения пострадавшего.

Перед приемным покоем круглосуточно работающей травматологии водителя и хромающего Угря будто бы случайно встречала Катэ в белом халате.

— Что у вас? — спрашивала она.

Угорь в ответ морщился, кивал на водителя, а тот, бледнея, начинал сбивчиво рассказывать, что совершенно случайно чуть-чуть сбил человека. Вроде бы несильно. Эти самые «несильно» или «чуть-чуть» забавляли Угря.

Катэ кивала, поправляла свою белую шапочку и говорила.

— Сделаем снимок, посмотрим. Вы не уходите пока, ждите здесь, — и уводила Угря за дверь.

Все дальнейшее было делом техники. Различались лишь суммы, которые водители жертвовали на кальций, витамины и на покупку якобы необходимых ортопедических изделий.

Увеличить сумму «пожертвования» можно было выбором правильного автомобиля. Оптимальный вариант — машины представительского класса. Сидящие за их рулем успешные люди мгновенно покрывались потом, попав в подстроенную Угрем ловушку, и без слов были готовы платить за возвращение в сытое русло, далекое от проблем, связанных с этим происшествием. Один банкир однажды отсчитал Угрю четыре новенькие, словно только что напечатанные, пятитысячные купюры, потом протянул свою визитку.

— Надо будет еще — звони. И извини еще раз, как-то не заметил тебя.

— Спасибо, — кивнул тогда Угорь.

Визитку он сразу же выкинул. Он никогда не перезванивал своим жертвам. Одно дело — отыграть человека в горячке только что совершенного им наезда, и совсем другое — звонить и просить денег у уже успокоившегося водителя, который к тому моменту мог, сопоставив и проанализировав факты, понять, что его подставили.

Идеальными жертвами были молодые женщины за рулем дорогих иномарок. Эти сразу паниковали, истерили, выключали голову, «ой, что теперь мне будет?». Легкая добыча. Стоило надавить, упомянув суд или тюрьму, и они, писаясь от страха, бежали к банкомату.

Приближавшаяся машина подходила Угрю по всем параметрам. Красный кабриолет с открытым верхом, за рулем которого наверняка небедная пафосная барышня, явно желающая внимания окружающих. Ну, будет тебе внимание…

Угорь шагнул на проезжую часть. Где-то внутри себя он снова превратился в астронавта, примеряющегося к поверхности враждебной планеты. Нервы натянуты, мышцы напряжены, испуганно колотится сердце.

Не поворачивая головы, периферийным зрением Угорь пристально следил за кабриолетом. Еще два шага — и назад пути не будет. Еще шаг. Он почувствовал свою уязвимость и, как всегда, ощутил глупость своей затеи. Так рисковать жизнью и здоровьем из-за нескольких цветных бумажек с водяными знаками. Но обратной дороги уже не было. Даже при желании ему не успеть вернуться на тротуар… Не успеть… Забыв, что смотреть на машину нельзя, Угорь уставился на несущийся кабриолет.

Почему курица за рулем не тормозит? Не жалко подвески? Не видит ям? Увлеклась пением на два голоса вместе с радио?

Раздался грохот, когда машина влетела в яму. И только после этого заскрипели тормоза. Но скорость автомобиля превышала необходимую для безопасного выполнения его акробатического трюка. Что теперь?.. Угорь попытался сгруппироваться, понимая, что не успевает сделать и этого. Под противный, режущий уши визг тормозов его личное пространство во Вселенной сжалось до размеров, не совместимых с жизнью. Прошлое вдруг развалилось на отдельные фрагменты, которые перетасованными картами из колоды зашелестели перед глазами одновременно с ледяными мурашками по спине. Бесконечный дурацкий калейдоскоп.

Вот он в школьном походе, под ливнем пытается разжечь костер. Вот его «дебют» здесь, на Костюшко, — белый «пыжик», серый от страха матерящийся водитель помогает Угрю подняться. Вот детское падение с качелей, когда он крутил «солнышко» и не удержался, свалился на землю. Догнавшие его качели молчаливо и неотвратимо ударили почему-то под ребра и только затем огрели по затылку с такой силой, что все вокруг померкло.

* * *

И стало вдруг плоским, как мультик «Южный Парк». Жека тоже.

Двухмерный Жека выскочил из уткнувшегося в нарисованный сугроб плоского «биммера». С не помещающимся в двухмерной груди сердцем он шагнул на подкашивающихся ногах к слабо ворочающемуся, словно внезапно вырванный из объятий зимней спячки медведь, парню. Удар автомобиля отбросил его на несколько метров вперед и в сторону. Он лежал лицом вниз, и в сером свете дня казалось, что он пытается слиться с мокрым асфальтом.

Мертв?

Другие мысли в Жекиной плоской голове отсутствовали.

Сбитый вдруг дернулся, как потянутая за нитки марионетка, и тонко взвизгнул.

Жив?

Жека остановился. Было невозможно подойти к человеку, которого он в одну секунду превратил в инвалида. Оставить этот едва шевелящийся комок плоти на месте, не трогать, чтобы не сделать еще хуже, пока не приедет скорая?.. Вот же прилип… Зря он забрался в «Departure/Arrival».

«Как по мобильнику вызвать скорую?» — подумал кто-то чужой в пустой башке. Жека потянулся за телефоном, как вдруг лежащий на дороге человек со стоном перевернулся на спину и сел. Потряс головой, словно выгоняя залетевшее в ухо насекомое. Узкие глаза с похожей на ягоды черной смородины радужкой уставились на Жеку, а руки ощупывали ногу и правый бок.

— С-сука, да ты мне ребро сломал, — простонал парень, похожий не то на казаха, не то на корейца.

— Могу еще пару добавить, — на автомате ответил Жека. — Чтобы в следующий раз на дорогу смотрел, а не пастью щелкал.

Он почувствовал, как окружавший его мир набрал объем, будто надули цветной воздушный шарик. Кажется, никого он все-таки не угробил.

— Там же знак был «Осторожно, дети!». Ай-й… — парень попытался подняться. — С ногой что-то…

Жека не помнил никакого знака. Это карма — сбить человека на угнанной машине… Нужно быстрей сваливать. Что только делать с этим Виктором Цоем? Услышав, как за спиной затормозила машина, он в испуге обернулся. Экипаж ДПС? Или погоня за угнанным им «биммером»? По мышцам пробежал заряд электричества… Можно во дворы дернуть… Нет, вместо ДПС оказался какой-то кепчатый мужик на «калине».

— Что у вас тут? — спросил он. — Тебя сбили? — обратился он к Цою.

— Всё нормально! — махнув рукой, ответил тот и повторил: — Нормально! Сам виноват!.. Тут до больницы недалеко, — понизив голос, сказал он Жеке. — Отвези меня туда, в «травму», пока народ не набежал… Встать помоги…

Жека ухватил парня за влажную, с крошками песка ладонь. Хорошая идея. Почему он сам не додумался? Загружая стонущего и охающего Цоя в кабриолет под пристальным взглядом владельца «калины», Жека вдруг подумал, что есть в этом происшествии одна странность. То, с какой легкостью этот Брюс Ли готов покинуть место происшествия. И еще заявил, что сам виноват.

— Помощь нужна? — приблизился к кабриолету водитель «калины».

— Нет, спасибо. Он сейчас меня отвезет в больницу.

— Могу свой телефон оставить, если вдруг свидетель понадобится… А ты всегда на летней резине зимой ездишь? — с плохо скрываемым презрением спросил водитель у Жеки.

— Только когда оттепель, — ответил Жека и завел баварский мотор.

— Мудак, — покачал головой мужик, отходя от кабриолета. — Сколько вас таких на дорогах жизнь нормальным людям портит…

Жека ожесточенно сдал назад, выбираясь из сугроба. Забуксовал, потом машину повело… Жеку пробил пот. Вот зачем он трогал тачку? Сидел бы сейчас и пил на террасе кофе, поглядывая на табло прилетов…

— Где больница? — спросил Жека у сидящего рядом парня. — Прямо по улице, кажется?

— Прямо, — кивнул тот и поморщился от боли. — А чего без крыши-то ездишь?

— Печка сломалась, не выключается. Жарит, что невмоготу, — бросил Жека.

* * *

Катэ в накинутой поверх медицинского халата парке, с упаковкой лапши быстрого приготовления, будто бегала в ближайший магазин взять что-нибудь к обеду, встречает его у входа. Его и этого нервничающего взъерошенного придурка. Как еще назвать человека, разъезжающего в феврале на кабриолете с опущенным верхом? Придурок помогает Угрю выбраться из машины, поддерживает за плечо, пока тот, приволакивая ногу, ковыляет вперед. Его хромота притворная, а вот боль в боку — настоящая, даже дышать трудно. Здорово его приложил на капот этот щегол.

— Что случилось? — Катэ делает несколько шагов им навстречу.

Она хмурится, замечая выражение на лице Угря. Испуг, разлившийся по его телу пять минут назад, похож на постпломбировочную боль, когда зуб уже вылечен, но продолжает ныть, и сделать ничего нельзя, остается только ждать.

— Перебегал улицу в неположенном месте, «мой зайчик, мой мальчик попал под трамвай», — объясняет щегол Катэ, — вроде бы ничего серьезного нет. Нарисуйте ему йодную сетку и отпустите.

Не так уж он и нервничает, думает Угорь. Больше флиртует.

— Шутки потом шутить будете, — ледяным тоном отрезает Катэ. — Если захочется. Ведите его сюда, — она заходит в здание, придерживая перед ними дверь. — Направо…

Потом они оба сидят на кушетке перед рентгенкабинетом. Сквозь щелочки в полуприкрытых веках Угорь наблюдает за щеглом. Тот сидит как на ветке — переминается, ерзает и вертит головой, иногда останавливая взгляд на Угре. Все-таки боится, удовлетворенно думает Угорь, шевелит затекшей в неудобной позе ногой и издает громкий, рассчитанный на публику и щегла, стон. Психологическое давление. Люди в очереди перед кабинетом смотрят на него без особого сочувствия, но с нескрываемым любопытством. Козлы. Дверь раскрывается, появляется Катэ. В ее руках старый, специально предназначенный для усиления эффекта происходящего снимок. Катэ останавливается перед щеглом.

— Оскольчатый перелом бедренной кости со смещением осколков, — с вызовом произносит она и оборачивается к Угрю. — А на вашем месте я бы вызвала госавтоинспекцию. Потому что нужны будут деньги на лечение, хотя, сами понимаете, медицина у нас бесплатная. Но если правильно оформить, платить за все будет водитель…

Сидящий на кушетке перед разгневанной медсестрой Жека в этот момент вспоминает одного из музыкантов «Massive Attack» — Роберта Дель Найя по прозвищу 3D. Тот случай, когда он, имея определенный вес в английском обществе, активно выступал против участия Великобритании в войне в Персидском заливе, а спецслужбы, чтобы заставить Роберта заткнуться, подкинули на его компьютер детское порно.

И на ум Жеке приходит одно слово.

«Подстава».