Низший 5

Дем Михайлов, 2020

«Тук-тук. Тук-тук-тук. Едва слышный трескучий звук проник сквозь стену яранги и разбудил меня. Тук-тук… тук-тук… Улыбнувшись в темноте, мягко убрал с мокрой от ночного пота груди женскую руку и осторожно поднялся с меховой постели. Нащупав одежду, неспешно оделся, выполз из теплой иоронги, не забыв запахнуть полог. Поежившись, глянул на едва теплящийся костерок в центре шатра и вышел наружу. Протяжно зевая, закрыл косоватую дощатую дверь и, обойдя обложенную камнями ярангу, уселся у еще одного желто-синего костра. Мирно посвистывал закипающий чайник на треножнике, с едва слышным гудением вырывался из почти скрытых в земле сопел горящий газ. Сидящий на вытертой от старости белой оленьей шкуре старый Гыргол, не обратив на меня внимания, продолжил свое занятие…»

Глава вторая

— Давай — буркнул я и сделал большой глоток обжигающего терпкого напитка — Говори то, что должен сказать. Раз уж так решили.

Интересно любил ли я чай раньше? Наверняка любил, раз пью с таким удовольствием…

— И снова ты удивил — признался Баск, мягко опускаясь рядом — Как ты?

— Не ходи вокруг да около — попросил я — Не разочаровывай до конца.

— У каждого свой путь, верно, командир?

— Тебе помочь? Выдавить из тебя отрепетированные слова?

— Мы остаемся здесь — наконец-то решился и выдохнул Баск — На острове. Я и Йорка. Так уж сложилось, что…

— Оставь это дерьмо при себе.

— Понял… слушай… мы просто так решили…

— Нет — покачал я головой — Она так решила. А ты с внутренним облегчением согласился. Зомби прозрел, отмяк душой, растерял мстительность и захотел теплого и спокойного будущего. Где он будет просыпаться в яранге и слышать рокот близкого моря. Где над костром булькает крепкий сладкий чай. Где всегда есть мясо и рыба. Где можно пойти в тундру и набрать гребаной морошки. Где можно побродить по пляжу гарпуня рыбу, затем жарить ее на рожне и с пылу с жару угощать любимую гоблиншу с расписной рукой, что, сидя у входа в ярангу, штопает меховую куртку и с улыбкой смотрит на тебя…

— Да пусть даже так! Я устал от боли и крови — опустил голову Баск — Я устал куда-то идти. Я… я боюсь куда-то идти. Потому что…

— Потому что теперь тебе есть что и кого терять — усмехнулся я — Ты услышан, зомби. И ты свободен. Как и она. Интерфейсом и группой займусь чуть позже. Если можете выйти из группы сами — выходите.

— Командир, послушай…

— Мне неинтересно, Баск.

— Понял…

— Сейчас ты встанешь — и уйдешь. И чтобы ни ты, ни она ко мне не подходили.

— Жестко ты…

— Я желаю вам удачи. Честно. Но и только. С прибытием на новую родину. Обживайтесь. И помните — отныне вы сами по себе.

— Теперь и ты услышан, командир — Баск поднялся.

Постоял пару секунд и пошел прочь. Я остановил его:

— Баск. Не расслабляйтесь. Тем путем что пришли мы — придут и другие однажды. И не исключено, что это будут злые гномы желающие отыскать гребаных гоблинов посмевших убить их жрицу. Когда гномы явятся сюда — они убьют вас.

— Если явятся…

— Нет. Они явятся. Рано или поздно — но явятся обязательно. И тогда прольется кровь.

— Вот наша разница — я все же верю в светлое будущее.

— Будущее всегда светлое. Просто не для всех оно наступит. Помни, зомби — рано или поздно кто-нибудь вылезет из той вонючей дыры и постарается поиметь вас. Постарайтесь не облажаться.

— Хорошо. Удачи вам, командир…

— Валите нахрен.

Зомби ушел. Я не глядел ему вслед. Я смотрел на быстро светлеющее море и пил крепкий сладкий чай. Но недолго. Звук очередных шагов заставил меня тихо застонать и пообещать:

— Я могу убить тебя и до полудня, гребаный ты Гыргол.

— Погоди! Погоди, чужак! Я так думаю — могу тебе кое-что показать! Кое-что интересное!

— Свою печень? Я бы глянул…

— Погоди! Что тебе моя печень? Давай зарежем молодого олешка, сварим, посидим у костра, а затем я станцую и покажу тебе кое-что очень интересное! Я так думаю — такого ты не видел!

— Убедил — после короткой паузы признал я — Люблю интересное. Показывай. А олешек пусть живет. И без танцев. Не хочу блевать таким прекрасным утром.

Гыргола пошатнуло от моих слов:

— Без танца нельзя — солнце Мать не услышит и не увидит!

Недоверчиво оглядев старика, обратил внимание за зажатую в его руке странно изогнутую железяку, на шапку приспущенную на переносицу и снабженную длинной бахромой прикрывающей лицо. Видя мое недоверие, Гыргол пояснил:

— Недолго. Без камлания никак.

— Без камлания?

— Камлания — кивнул старик.

Потерев переносицу, попытался понять о чем речь, но понял, что не преуспею.

— Ну камлай — кивнул я, усаживаясь и скрещивая ноги — Точно недолго? Видеть твои трясущиеся в танце мослы…

— Мать добра. Не требует долгого танца — успокоил меня приговоренный вождь и, отступив на пару шагов, поправил шапку, звякнул пару раз той железякой, после чего медленно закрутился, гремя галькой и шурша песком.

С непроницаемым выражением лица я наблюдал, неспешно допивая чай. И не забыл коротко оглядеться, убедившись, что это не отвлечение моего внимания на себя, в то время как сзади подкрадывается верный старику сыроед с дубиной в лапах.

Старый Гыргол закрутился быстрее, что-то протяжно прокричал, после чего внезапно замер с воздетыми к рукотворному солнцу руками. Замер в этой позе. Я протяжно зевнул, хотел сказать пару язвительных слов, но тут на фигуру старика упал яркий солнечный луч, и я поспешно захлопнул пасть, весь обратившись во внимание.

Миг, другой… Гыргол подался в сторону и указал рукой на тянущуюся вдали скалистую гряду идущую по воде от стены к большой земле. Прокричал пару коротких слов. Топнул. И, выставив перед собой вытянутые руки с горизонтально поставленными ладонями, с хрипом начал сгибаться в пояснице. Выглядело все так, будто старик положил ладони на голову оленя и пытался силой пригнуть ее к земле. Освещающий Гыргола солнечный свет стал ярче, заиграл золотыми красками и… с далеким протяжным грохотом высокая скальная арка… начала опускаться в море, закрывая проход в гряде.

— Лопнуть и сдохнуть… — неожиданно для самого себя выдал я любимую поговорку Йорки, вскакивая на ноги — Охренеть…

— Я шаман — скромно улыбнулся выпрямившийся Гыргол, утирая пот со лба — Как тебе моя сила? Я так думаю — тебе понравилось?

— Понравилось ли мне? — сказал я, глядя на «выпрямившуюся» стену и лихорадочно прокручивая в голове примерно воссозданную карту наших подземных перемещений — Сука ты плешивая…а ну признавайся — когда в последний раз поднимал арку?

— А?

— Ну! Когда?!

— Много лун назад. Двенадцать или даже больше лун назад — вздрогнув, торопливо заговорил старик — Поднимал потому как рыбы желтобрюхой меньше стало гарпуниться. А рыбы вкусна и нами любима. Вот и камлал… рыбы ради…

— Ну ты сука и накамлал — рассмеялся я, падая задницей на шкуру — Рыбы ради?

— Рыбы ради — с робкой улыбкой подтвердил Гыргол и, радуясь потеплению наших отношений, скромно спросил — Ты убьешь меня, чужак?

— Больше никаких добровольных смертей — не отрывая взгляда от океана, произнес я — Кто захочет уйти сам — пусть уходит. Ты в Смертный Лес никого посылать не станешь.

— Не стану.

— Два моих гоблина останутся здесь жить. И к ним отнесешься как к родным. Обучишь обычаям, научишь гарпунить и обращаться с оленями.

— Обучу и приму.

— Ответишь на мои вопросы — и живи — принял я решение.

— Я так думаю — правильно ты говоришь! — расцвел диктатор и шаман крохотного островка, умеющий поднимать и опускать скалы — Спрашивай!

— Обновим чай и поговорим — буркнул я, вставая.

Пока нес к костру опустевший котелок, все пытался убрать с лица косую ухмылку.

Мы ошиблись.

Я ошибся — когда предположил, что система подняла что-то вроде домкратов, дабы укрепить стальные своды умирающего гребаного мира. Те домкраты, что прикрывали собой дверь с экраном, через которую прошло любознательное звено Трахаря и погибло, натолкнувшись на впавших в бешенство дэвов, были подняты совсем по другой причине.

И эта причина — нехватка желтобрюхой жирной рыбы так любимой островным племенем сыроедов.

Вот что послужило спусковым крючком целой цепочки событий.

Старый Гыргол звякнул железной штукой, мотнул с хрустом тощей задницей — и поднялись мощные домкраты, воздев над морем многотонную тяжесть скал.

Старый Гыргол топнул — и взорам пауков открылась дверь.

Пока старик танцевал — пауки приняли игровой вызов и открыли дверь.

— Сила нашего племени — с нескрываемой гордость прогундел мне в спину торопящийся следом вождь.

— Всего лишь открытие дверцы в большом аквариуме — не согласился я, садясь у костра и бросая взгляд на скалистую гряду — Замаскированное под еще одно представление с бездарными актерами. Рациональное спрятанное в иррациональном. Желтобрюхой рыбы стало больше?

— Много больше!

— Трахарь сдох не зря — хмыкнул я и снова зашелся в лающем смехе — Вот дерьмо! Сучье невезенье Трахаря!

— Кто такой Трахарь?

— Ты убил его, камлающий старик — фыркнул я, успокаиваясь — И еще целую толпу боевых пауков. И все ради вкусной рыбы…

— Я не понимаю.

— И ты открыл мне дорогу сюда — уже с умыслом добавил я, нехорошо усмехаясь — Ты открыл мне дверь, когда поднял гряду.

— А сейчас? — после короткой паузы осведомился Гыргол.

— Сейчас дверь надежно закрыта — развел я руками.

Старый вождь задумчиво поглядел в море, и я понял — даже если вновь оскудеет число желтобрюхой рыбы у берегов его острова, Гыргол лучше откажется от этого деликатеса навсегда, чем поднимет арку. Больше он дверь открывать не станет. Без чужаков жить лучше…

— Как часто можешь поднимать скалы? — спросил я.

— Гыргол сильный шаман! И мудрый вождь!

— Так как часто?

— Это большая магия. Тяжелая. Раз в год могу поднять. Опустить сразу можно. Но зачем? Пусть больше рыбы найдет проход. Я так думаю — рыбы много не бывает.

— Мудро — согласился я, глядя, как Гыргол набивает котелок крошенным льдом и снегом — Мудро…

— Спрашивай, чужак. Спрашивай.

— Я не видел здесь птиц.

— На берегу, в Смертном Лесу и тундре есть птицы — не согласился со мной старик — Разные.

— Настоящих птиц — добавил я — Летающих.

— Таких нет.

— Ясно — кивнул я.

Разумно. Над нами стальной потолок. И за летающими птицами сложно уследить, их сложно проконтролировать. А вот нелетающие клуши — в самый раз. И глаз радуют и слух. Добавляют реальности этому выдуманному мирку.

— Это что за птицы? — я указал на грязных белых гигантов бродящих вдоль прибоя и выклевывающих съедобное из гниющих водорослей.

— Чайки.

— Чайки разве не летают?

— Я так думаю — эти не летают. Яйца вкусные.

— Ладно. Что вон за той стеной знаешь? — я указал на скалистую гряду, что отходила от стены и тянулась к большой земле.

— Вода.

— И все?

— Вождь до меня говорил — там другой остров. Похожий на наш.

— И снова логично — буркнул я — На острове другое племя, верно?

— Вроде так… но не сыроеды.

— Другой остров и другой этнос добровольно сохраненных — буркнул я, нагибаясь вперед и грея ладони над пламенем костра — А этносов может быть хоть десяток. По одному острову на сектор со стенами из скал. Чтобы рыбное разнообразие не истощилось в одном из секторов — есть возможность открывать проходы для морской флоры и фауны. Каждый остров — самобытная музейная витрина. Тут сыроеды, там самоеды, здесь ничегонееды, а еще дальше… еще одно этническое племя.

— Я не понимаю тебя, чужак. Мозги будешь? Мясо?

— Мясо — кивнул я и ткнул рукой в горизонт — Большая земля. Что там?

— Люди — пожал плечами старик — Живут. Умирают.

— Ты их видел?

— Никогда. Я так думаю — никто из живущих сыроедов не видел. Только слышали.

— Как туда попасть? — задал я вопрос в лоб — И помни, когда отвечаешь — чем быстрее я уберусь с твоего острова, тем быстрее вы заживете по-прежнему.

— Не знаю — с сожалением вздохнул Гыргол — Раньше тут бывали большие льдины. Но давно уж не подходят они близко к берегу. А плыть в воде…

Вода холодная. Глянув на медленно проходящий мимо айсберг, я задумчиво потеребил мочку уха и на этот раз ткнул пальцем в сторону Смертного Леса:

— А если я срублю три-четыре толстых дерева?

— Я так думаю Иччи с радостью убьет тебя.

— Когда последний раз здесь была большая лодка с парусом?

— Много лун назад.

— Примерно? В то время, когда ты поднял скалу и открыл путь рыбе?

— Где-то так… Да! Так! — ожил Гыргол и часто закивал — Так! Сначала скалу я поднял. Потом пришла большая лодка с двумя парусами. Но близко шибко не подходила к нам.

Получается гнида Хван вполне мог оказаться на той большой лодке. Но для чего бы он там оказался? Лишенный конечностей призм со стертой памятью — так себе моряк. Такой парус не поднимет и якорь не отдаст.

— И очень большая рыба была тогда же! — вспомнил Гыргол — Ух билась на цепи!

— На цепи? — уцепился я.

— На цепи. Проглотила я так думаю большой крюк с цепью. Лодка тащит цепь к себе, рыба бьется, воду пенит.

— Крюк с цепью… а рыба прямо большая?

— Большая!

— Насколько? Меня проглотит?

— Двух как ты проглотит! — с уверенностью ответил Гыргол и я понял — не врет.

Вот и определилась наиболее вероятная роль призма…

Если Хван и был на борту той рыбацкой лодки — то только в качестве наживки. Каким-то образом сумел избежать насаживания на крюк и смылся за борт. Но побег прошел не совсем удачно и призм словил копье в пузо… Осталось эту теорию как-то доказать.

Хотя звучит логично — открылся проход и в этот сектор вошла не только мелочь, но и преследующая ее крупная рыба. И очень крупная. Тут же явились рыбаки и бросили в воду цепь со вкусной и почти разумной наживкой…

— Как часто приходит большая лодка?

— Мимо часто ходит. А к нам не подходит. Я так думаю — нельзя им. Мать не велит.

— Мать не велит — повторил я — Тут ты думаю прав. Когда Иччи колбаснул гостей незваных, правила их жизненные система должна была ужесточить. Туда — можно. А сюда — нельзя.

— Я не понимаю.

— И не надо. Расскажи-ка мне о своей магии старик. Чего еще камлать умеешь?

— Я?

— Ты-ты — кивнул я, с трудом сдерживая прущую из меня брезгливость.

Это ставший таким милым и улыбчивым дедуля — мерзота блевотная.

Сидя на старой шкуре, поглядывая по сторонам, он год за годом отправлял безропотных стариков на «добровольную» смерть в колючих ветвях Доброй Лиственнице. Он в буквальном смысле смывал людей в унитаз, старательно оберегая свое положение. И не забыл упрочить свое положение, к полномочиям вождя добавив и «должность» племенного шамана. Два в одном — Гыргол Великолепный!

— Олешка молодого призвать могу — скромно начал перечислять старик, не заметив обуревающие меня эмоции — Сыроеда нового призвать могу, коли смерти случались, а Мать еще не заметила. Но не сразу — Мать сначала оком зорким окинет остров наш. И потом решит.

Полезные функции. Позволяет поддерживать на одном уровне популяцию оленей и сыроедов, нивелируя ошибки далеко не вездесущей системы — как тут вовремя сосчитать каждого оленя в стаде.

— Что еще?

— Костры могу жарче или тише сделать — похвалился Гыргол — Каждый день! Сколько хочу!

Тоже полезно… здешние газовые костры служат и кухонными плитами, и системой обогрева. Если похолодает — старик можно изобразить из себя танцующий пульт от климат-контроля. То есть он и тепло держит в своих руках? Слишком много власти в одних руках. Слишком много даже для этого крохотного острова. В первую очередь именно поэтому — это остров. Уйти некуда. От власти старика не скрыться.

— Когда много простуженных или раненых — могу танцем упросить мать породить нам новые мхи и травы в тундре. Чтобы без кочевки. Могу призвать на помощь, если беда какая случится.

Покивав, я задумчиво перебрал в голове полученную информацию и спросил:

— Ты видишь зеленые строчки перед глазами, да, Гыргол? А танец считай один и тот же… или?

— Ну… — замялся старик — Я так думаю…

— Да или нет? — надавил я — Ты выбираешь из списка? Или нет?

Я попросту не могу поверить, что система на самом деле заставляет шаманов учить больше десятка разных танцев на различные случаи. Это же бред. Учитывая пародийность здешней «кочевки» — шаманский танец тоже не более чем пародия.

— Да… — признался Гыргол — Выбираю.

— Потом?

— Что потом?

— Зачем танцевать, если уже выбрал вариант?

— А… так ведь цифры бегут перед глазами. И пока не дойдут до нуля — надо камлать.

— Таймер — понял я — Выбираешь нужный тебе вариант — например, рождение олешка — включается таймер на несколько минут и пока время не истечет — ты камлаешь. Так?

— Ты мудр не по годам. Скушай мяса.

— Скушаю — усмехнулся я, опуская недобрый взгляд — Скушаю. Так… вот тебе еще один вопрос. Заметил я, что у всех сыроедов особые имена. Необычные. Гыргол, Гыронав, Пычик, Тыгрынкээв… я не спец, но эти имена точно не просто так придуманы, верно?

— Наши имена. Имена сыроедов. Так думаю…

— Кто их дает? Память ведь стерта. Так?

— Стерта. Ничего не помним о прошлой жизни. Может и к лучшему?

— Речь о другом, старик. Кто дает имена сыроедов?

— Так я и даю!

— Опять ты? — видимо в моем лице что-то дрогнуло и Гыргол отшатнулся в страхе.

— Шаман! Шаман дает! Всегда так было! И мне дали!

— Когда?

— На втором танце рождения!

— На втором? А первый когда?

— Когда призываю на остров нового сыроеда. Как появится, придет в себя, оденется в шкуры, съест первый кусок оленины и выпьет бульона с кровью — я провожу второй танец рождения. Предлагаю новорожденному три имени — и он делает выбор.

— Вот как… — медленно кивнул я — А имена ты берешь из?

— Списка… большой список имен. Много имен. Я выбираю. Если не хочу выбирать — жму «случайно» и Мать сама предлагает.

— Потрясающе — фыркнул я — Старик… мы ведь с тобой договорились — я тебя не убиваю, а ты нам помогаешь. Верно?

— Все верно!

— Хорошо. Тогда сиди здесь и никуда не уходи, хорошо? Мне пора кое-что проверить.

— Велю женщинам принести еще чаю и мяса.

— Ага…

Вернувшись к Скале, в медблок я вошел без малейших опасений. Миновав распахнувшуюся дверь, улегся на чуток замаскированное под каменное, но все то же дырчатое изогнутое ложе. Вытянувшись, выжидательно взглянул наверх.

Бояться было нечего — со своими я не общался, но при этом видел, как сюда заходил Рэк, заметил и шмыгнувшую недавно Йорку. Все они благополучно покинули медблок — причем в полной комплектации. Стало быть, на части сбежавшего низушка-гоблина система резать не станет. Вопрос — окажет ли помощь? Интерфейс я по-прежнему не открывал, не давая системе шанса показать мне строчки предупреждения или повеления вернуться в недра стальной родины.

Секунда…

Напряжение чуть подросло…

Еще секунда…

Скучающий электронный разум будто бы разглядывает меня со скукой, задумчиво считывая показатели с «чуждого» чипа и размышляя что делать с этим распластавшимся на ложе засранцем…

Ожившие манипуляторы быстро и плавно опустились к моему телу. По груди и животу пробежало несколько зеленых линий. Три коротких укола дали знать — я получил свои инъекции. Одна из них должна быть самой важной — иммунодепрессанты. Чтобы чужие руки-ноги не загнили и не отвалились, будучи отторгнутыми организмом-расистом.

Уколы получены.

Ладно.

Теперь понятна веселая прыгучесть Йорки, когда та покидала медблок.

Есть повод для небольшой радости. А что в перспективе?

Покинув медблок, еще разок ткнул пальцем по сенсору торгмата. И снова получил отказ. Живительные инъекции система предоставила, а вот допускать гоблина до сыроедских товаров не собиралась.

И вот теперь самое время проверить мою догадку.

Стоя у Скалы, я активировал интерфейс.

И у меня не получилось.

Еще раз…

Эффект нулевой.

Ни единой зеленой строчки. Ни единой зеленой буковки. Система отключила нас. Может сначала и были какие-то предупреждения с ее стороны и требования, но сейчас она попросту заблокировала доступ к меню.

Но при этом уколы я получил.

И кое-что о системе я знаю совершенно точно — в долг она не дает. Раз я получил инъекции — с моего счета было снято определенное количество солов.

Сколько гоблины платят в день? Если по минимуму?

Пять солов.

Четыре — за комплект конечностей.

Один — за укол иммунодепрессантов.

Иногда к этому добавляются уколы витаминов, обезболивающего и усилителей. Еще гоблины Окраины — да и других зон родного мира — каждый день платят за воду и еду. Но тут этого не требуется — ручей бесплатный, всегда можно загарпунить рыбу, получить чуток оленьего мяса, набрать ягод и трав в тундре. Не умеешь — научат сыроеды. И ягоду собирать и рыбу гарпунить. С голоду тут не пропадешь.

Итого — пять солов в день.

Сколько у меня на счету? Не помню. Но сумма не слишком маленькая, чтобы начинать переживать прямо сейчас. Но и не слишком большая, чтобы окончательно расслабиться.

Если у меня пятьсот солов на счету — я смогу безбедно прожить на острове сто дней.

Когда кончатся деньги — кончатся инъекции имуноподавителей. И я сдохну. И все мои сдохнут. Еще система может при очередном визите попросту отхерачить ногу или руку — как неплательщику.

Звучит мрачновато. И все упирается в количество солов на внутреннем счету. Уверен, что Баск уже допер сам и пояснил Рэку и Йорке наши не слишком веселые перспективы. Все вместе это звучит как «короткий и дорогой отпуск в островном раю».

И меня это не устраивало. Но…

Повернувшись к ярангам, я набрал побольше воздуха в грудь и заорал:

— Рэ-э-эк!

Ответный рев донесся через секунду:

— Ту-ут!

— Сюда топай!

— Ща! Только руку вытащу!

— Откуда?!

— Из жопы Хвана!

— Из трещины, сука! Из трещины! — поспешно заорал из той же яранги Хван — Он проверяет что там!

— Да у тебя тут хрен поймешь, где жопа, а где трещина! — рявкнул Рэк — Из каждой щели дерьмо сочится! Иду, командир! С собой брать что?

— Одежду здешнюю! Прихвати шкуру оленью. И подходи к скале.

— Ага!

Решив часть задачи, прошвырнулся по стойбищу и благодаря женской помощи, за пару минут собрал все необходимое. Вернувшись к Скале — и невольно притащив за собой стайку любопытных — обнаружил скучающего орка, вытирающего о бурый камень позеленевшую от какой-то жижи лапу.

— Что за дерьмо?

— Из Хвана зелень липкая поперла — вот и щупал — буркнул орк — И нюхал.

— И чем пахнет? Гнилью?

Рэк удивленно развел лапами:

— Травой…

— Травой?

— Я серьезно. Травой. Ну или салатом свежим… даже приятно нюхать… я голову туда пиханул и нюхаю… а он орет — че мол ты там делаешь, сука?! А я свежесть нюхаю… это ведь нормально? Или я псих отмороженный?

— Ты орк Окраины — ответил я — Что для нас нормально? Серая слизь на стенах и черви-ампутанты плещущиеся в уличных лужах? Так… готов?

— Конечно. А к чему?

— Рожать тебя будем — буднично произнес я, лишь слегка вежливыми взмахами ладони подзывая к себе сидящего поодаль Гыргола — Вождь! Глубокоуважаемый! Сюда иди. И ту хрень звенящую не забудь!

— Что происходит-то? — не сдержал любопытства опустившийся на шкуру Рэк — И че делать?

— Тест происходит. Тут другие законы, Рэк. Мы — низушки. Добровольно низшие. Бесправные. Даже конечности не свои. А вот сыроеды…

— У них прав куда больше — уверенно сказал орк — Я уже в курсе. Да и по жизни их видно. И заданий считай никаких — главное соответствовать.

— Именно. Но не суть. Главное — они не низшие и здесь свои законы. Ты интерфейс проверял?

— Блок. Пытаюсь вспомнить сколько солов на счету.

— Блок — кивнул я — Но у них ведь меню работает. Ты помнишь, как начался у тебя твой первый день на Окраине?

— Когда очнулся?

— Да.

— Меня поставили на копыта и вытащили в коридор. Под полусферу. Та глянула разок — и все закончилось.

— Это какая-то кастрированная, но обязательная процедура активации. Наша. Гоблинская. Родился гоблиненок — на улицу его пинком. Под взгляд полусферы. И все. Активация пройдена. Причем вроде глупо ведь — система так и так в курсе, что ты родился. Ведь это она тебя выплюнула из дырки в стене в лужу на полу. Но все равно — тебя тащат под ее взгляд. И сразу ты получаешь что?

— Сообщение! — ответил не Рэк, а привычно вставший за моим левым плечом Баск — Точно! Сообщение о активации интерфейса!

— Да — кивнул я, бросив на зомби короткий взгляд — Текст перед глазами был и до этого. Но активация произошла только в коридоре. Хотя во всем этом гребаном ритуале вообще нужды не было. Так и так система бы тебя углядела. Верно?

— Верно — прохрипел Рэк и зло глянул на Баска — Свали, островитянин сраный! Не видишь — боец с командиром разговаривает!

Зомби промолчал. Но уходить и не подумал. Засек я и Йорку — стоящую в задних рядах. Оделась как все и считай затерялась среди местных женщин. Надо же — ради того, чтобы быть как все отказалась даже от любимых коротких шортиков.

— Активация — продолжил я — Это суть. Сегодня я пообщался с уважаемым вождем, и он рассказал о танце рождения. О втором танце рождения. Первый — призывает нового сыроеда. А во время второго новорожденный получает имя. И вот в чем главный вопрос — я повернулся к первому попавшемуся сыроеду — Что они видят после того как выбирают имя?

— Активация интерфейса — успешно — тепло улыбнулся мне невысокий мужик и протянул кость с обрывками вареного мяса — Перекуси. На разговоры тратится много сил.

— Ага — кивнул я, принимая кость и отрывая зубами кусок мяса — Вот так-то… Осталось проверить насколько законы сыроедов подойдут к грязным гоблинам. Рэк… я передумал…

— Ты о чем?

— Тестировать будем на гоблинше. Йорка! Хватит прятать жопу среди чужих юбок! На шкуру садись. Рэк, Баск — тащите сюда треснутого.

— Призма волочь? — уточнил вскочивший орк.

— Да. Прокатит с нами — хорошо. Не прокатит с нами — может прокатить с призмом. Короче — проверим на всех.

— Ща.

Орк с зомби протолкались сквозь увеличившуюся толпу любопытных, по пути прихватив с собой несколько мужиков. Гниду бронированную таскать — дело тяжкое.

Когда я повернулся обратно к шкуре, на ней уже сидела опустившая взгляд Йорка. Убедившись, что она одета как надо, поставил перед ней все принесенное. Котелок с бульоном и кровью, котелок с чаем, большая тарелка с вареным мясом. Глянув на Гыргола, кивнул. И мысленно пожелал старику не брыкаться, а просто сделать все что я от него прошу — иначе на острове образуется сразу две свободные вакансии. Будут искать нового вождя и шамана.

А может я даже хотел, чтобы он начал кобениться? Давай, старик… покажи сварливый характер. Упрись замшелым рогом…

Но Гыргол и слова лишнего не сказал. Наоборот — проявил похвальные инициативу, деловитость и расторопность. Скинул с себя лишнее, поправил шкуру под Йоркой, расставил чуть иначе котелки и тарелки, взмахами велел чуть раздаться кругу, повел плечами и, нащупав расфокусированным взглядом шар искусственного солнца, завел протяжную песню. Влившись во внутренний ряд сыроедов, я глянул назад и убедился, что к нам уже тащат глыбу гниды. После чего принялся ждать окончания песни.

Ждать пришлось минуты три. Буднично все. Без искорки. Без фанатичности.

Едва песня оборвалась, старик повернулся к Йорке и, выдержав секундную паузу, предложил:

— Тынэ-нны?

Йорка призадумалась. Она уже знала, что к чему — усевшаяся позади нее старуха успела нашептать и пояснить. И гоблинша отрицательно покачала головой.

— Гитиннэвыт?

Пауза… и осторожный кивок.

— Гитиннэвыт! — торжественно объявил вождь — Гитиннэвыт! Гитиннэвыт!

Я впился глазами в лицо Йорки. И не пропустил момента, когда ее глаза засияли дикой радостью. С восторженным визгом вскочив, она закружилась на месте, а затем с безумным воплем побежала к морю. Останавливать ее не стали, поспешно уйдя с пути. С берега донеслось ликующее:

— Активация успешна! Успешна-а-а-а!

Хмыкнув, я уселся на нагретую шкуру и кивнул. Подарив ответный кивок, Гыргол снова запел солнцу, зазвенел, закружился, затопал. Мне почудилось, что я слышу хруст его старых костей. Минуты через три был задан вопрос — и я тут же кивнул. Плевать мне какое-там имя даст старый вождь или система. Мне важен сам статус. Поэтому я ответил утвердительно на первый же предложение, даже не став вслушиваться. И показал в широкой усмешке клыки, когда прочитал такое знакомое и родное:

Активация интерфейса — успешно.

Перечень последних трех событий:

Ввод иммунодепрессантов (ПРН) — успешно. Оплата комплекта.

Активация интерфейса — успешно.

Попробовал активировать меню — снова успешно. Мельком глянул и убедился — я больше не одиннадцатый. Эти цифры остались лишь татуировкой у меня на груди. У меня теперь есть имя. А еще я больше не добровольно низший.

О нет.

Гоблин Оди больше не низушек.

Гоблин Оди теперь сыроед и принадлежит к сохраненному этносу № 17.

Такие вот дела…

С днем рождения тебя, гоблин. С днем рождения…

Я только что поднялся на ступеньку выше в социальном статусе. И прояснил для себя — подняться по социальной лестнице вполне реально. Неизвестно насколько ступеней и что это за лестница — но это реально.

Встав, я кивнул Рэку, приглашая его занять мое место. Следом ткнул пальцем в Баска и гниду, устанавливая очередность «причащения». Чтобы не сцепились из-за желания поскорее стать сыроедами. А сам покинул круг и, скользнув тем же пальцем по сенсору торгмата, вернулся на берег. Оставшийся за спиной торгмат приветственно осветил витрину, но сейчас мне было не до покупок — просто проверил и эту возможность. На краю прибоя замерла Йорка, глядя в море и медленно раскачиваясь. Рыбу гипнотизирует?

Плюхнувшись на песок, вывел перед глазами интерфейс. Что нового? Что старого?

Статус. Физическое состояние. Финансы. Бытие.

Имя: Эрыкван. Ранг: Этнос-17 (добровольно). Текущий статус: (2Б+2Н)

Я обрел имя… и потерял номер…

Нет больше «низших». Теперь я островной сыроед из семнадцатого этноса.

Главное — сохранился мой статус. Ну или я так решил, хотя не уверен полностью. 2Б+2Н. Второй боевой + две награды. Полурослик вполне соответствует рангу 2Б, если поместить УРН на «нулевую» отметку.

УРН. ОРН. ПРН.

0Б. 1Б. 2Б. Ну и награды.

Физическое состояние.

Общее физическое состояние: норма.

И никакого упоминания о комплекте. Я задумчиво ущипнул себя за бицепс левой руки — теперь это все мое? Думаю да. Мое навсегда. Ведь у сыроеда не может быть арендованных конечностей. Он не низушек. Он на ступеньку выше. И раз так — мой внутренний счет солов будет ежедневно подрастать на пару копеек — учитывая наградной бонус в четыре сола. Я могу жить на острове до глубокой старости, а затем мирно сдохнуть на каменистом берегу, и седой волк Иччи оттащит меня под Добрую Лиственницу, где меня перемолют стальные жернова, чтобы бывший гоблин Оди мог вернуться в родной мир в виде кучи грязи и дерьма…

А если этносам еще и уколы бесплатно делают…

Все чушь и бред. Я здесь задерживаться не собираюсь.

Что с деньгами?

Баллы С.Э.О.Б.: 100

СЭОБ — Соответствие Этническому Образу Бытия.

— Ах ты сука — сказал я, падая спиной на камни и начиная хохотать — Хитрожопая ты сука!

Вот это я понимаю конвертация денежных средств. Я не помню сколько у меня оставалось на счету солов. Но там было куда больше, чем жалкая сотня баллов сэоб. Система меня обсчитала. И даже не удосужилась об этом сообщить.

Ладно… если честно меня мало волнуют деньги.

Куда сильнее меня беспокоят игстрелы.

Я теперь сыроед. Смогу пользоваться игстрелами? Вряд ли это соответствует моему нынешнему этническому бытию. Сыроед с винтовкой — нонсенс? Тут все вооружены гарпунами, ножами, топорами, видел пару небольших и явно слабых луков для охоты за нелетающей птицей. Тут живой музей, где кучка сыроедов неумело, но старательно отыгрывает жизнь по всем этническим правилам и ритуалам. Дешевенькое такое представленьице…

Проверим.

Задания? Хотя название раздела сменилось на нечто куда более смутное — бытие. Я шевельнул пальцем, наводя на нужный раздел. Щелкнул. Полюбовался на странноватую, но вполне понятную надпись:

Соответствие этническому образу жизни. Ежедневные начисления: 5 баллов с.э.о.б.

Ну да. Опять логично. Зачем каждый день вывешивать новое задание, если можно закрепить надпись-напоминание, причем сразу на всю жизнь? Я знал, что иногда сыроедам выпадает задание системы — охрана люка во время промывки, например. Но сейчас тут было пусто.

Живи и наслаждайся жизнью, сыроед. Запихни булки в меховые штаны, ходи с бубном, живи в яранге, жуй оленину, пей кровь, гарпунь рыбу, кочуй с весельем — и система за это ежедневно отстегнет тебе пятерку баллов сэоб на мелкие житейские расходы. Потому что ты сохраненный этнос…

Дерьмо…

Следующее мое открытие — нет больше бестиария. И нет больше раздела «группа». Да и самой группы больше нет. Я сам по себе. Как и остальные мои бойцы.

— Командир! Какого хрена?! Где группа?!

— У островитян нет группы. Но это ничего не меняет — ответил я спешащему Рэку и взмахнул рукой, останавливая его.

— Че такое?

— Топай в ярангу. И тащи сюда все наше с тобой барахло.

— Ща…

До того, как он вернулся, я успел еще раз пройтись по всем разделам интерфейса и закрыть меню с отчетливым пониманием — все изменчиво. Представителям «этноса» ни к чему возможность составлять группы. У них своя валюта. Они живут в своем мирке со своими правилами. Но это же говорит о том, что, если где-нибудь и когда-нибудь снова «сменим шкуры» — меню опять может измениться.

Ритуал рождения. Активация. Эти понятия я запомнил накрепко.

Когда Рэк вывалил на землю кучу рваных и прожженных тряпок, я не сразу сообразил, что эта убогая куча мусора — наше снаряжение. А вон тот сплющенный и покрытый почерневшей кровью мешок — мой рюкзак.

— Начали — вздохнул я, подтягивая к себе рваный жилет с выпадающими из гнезд пластинами.

Орк молча кивнул и с треском принялся разматывать комки из защитных пластин и клейкой ленты.

— Есть план как убраться с этой дыры, командир? — спросил он как бы между делом.

— Конечно — кивнул я, не отрывая взгляда от жилета — Торопишься убраться отсюда?

— Как и ты.

— Как и я.

— Как уходить будем?

— Есть два очевидных пути — дернул я плечом — Морем. И под морем.

— Опять в коридоры? К обиженным гномам? Лучше уж по воде.

— Так же думаю.

— А еще путь?

— По любой из этих гряд — указал я на две скалистые гряды, тянущиеся от стены к далекой земле — Но вряд ли система одобрит.

— Она и заплыв может не одобрить. Второй побег. Пора и расстрелять…

— Рискнем.

— Что с Хваном?

— А что с ним?

— Он теперь сыроед. Уродливый, но сыроед.

— Да ладно? — хмыкнул я — Не думал, что прокатит…

— Я тоже — признался Рэк — Но по документам он больше не призм. А вот внешне…

— Гнида.

— Ага. Треснутая гнида. И сегодня, похоже, вылупится. Весь кокон трещит, зеленая хрень уже не льется, а прямо брызжет. И Хван часто отключается.

— Когда поймем, что он вылупляется — оттащим к Смертному Лесу.

— Это та сраная рощица-кладбище с огромным волком?

— Она самая.

— На тот случай если вылупится не разумный Хван, а злобное и тупое насекомое?

— Схватываешь на лету. Пойдет все не так — убьем и отдадим волку.

— Понял. Насчет Йорки и Баска — тебе говорить, что я же говорил?

— Их решение — ровно ответил я — Их путь.

— Их путь кончился — скривился орк — Все. Вот он сладкий жизненный тупик. Яранга, общая меховая постель, мясо в море и тундре.

— Их решение — повторил я — Ломаные пластины сразу отбрасывай. И все рванье туда же.

— Тут можно найти немало выделанной кожи.

— Видел — кивнул я — А у нас как раз есть крепкие шила… попробуем сделать себе что-то более… средневековое…

— Нахрена?

— Скалу видишь?

— Ну.

— Как заберешься на вершину — увидишь там кучу.

— Кучу чего?

— Увидишь. Но не сейчас. Сперва чистка, орк. Сперва чистка…

* * *

— Все. Вот и оно… Кажется я сдохну ща… — просипел-пробулькал полупрозрачный бугор некогда бывший головой Хвана — Сука… растворяюсь… Если что — прощайте.

— Заткнись и растворяйся молча — буркнул я, прислонившись к боку гниды спиной и играя в гляделки с сидящим неподалеку седым волком.

Волк в гляделки играть не хотел. Отставив явно не слишком послушную левую переднюю лапу, он мягко опустился прямо на заросшую желтой травой кочку. А я машинально отметил — предпочитает ложиться на возвышения. Лучше обзор? Или с возвышения куда проще подняться с больными-то лапами?

— Командир, чем помочь? — голос подошедшего от поселения Баска был полон уныния.

— Хватит себя бичевать, зомби — поморщился я — Реально уже до хохота. Ты принял решения. Следуй ему, а не сожалей о нем.

— Ты много сделал для нас.

— Ну и вы что-то для меня. Давай так — мы в расчете, зомби. Вали и живи.

— Я так не считаю. Ты спас меня. Спас Йорку. Спас тупого Рэка.

— Эй — лениво буркнул обожравшийся рыбой орк, вытянувшийся на оленьей шкуре — Пасть прикрой, абориген.

— Ты и гниду спас.

— Нье отлицаю — едва слышно отозвался Хван.

— Ты че приперся? — вздохнул я — Дифирамбы петь?

— Помочь чем-нибудь. Хочу отплатить.

— Ладно — принял я решение — Раз уж тебя это так терзает, давай сойдемся на том, что ты мне чуток должен. Как отдашь долг — свободен от любых переживаний.

— Согласен! Что делать?

— Когда мы уберемся с острова — а мы это сделаем скоро — выжди два дня. На третий день — убей Гыргола. А как его тело отправится под ту лиственницу — зажги из сушняка и мокрых водорослей дымный костер на берегу. Подай нам сигнал.

— Да мы не увидим — зевнул орк.

— Понадобится — увидим — ответил я и, продолжая смотреть на дремлющего волка, спросил — Ну что, зомби. Ты сделаешь это ради любимого командира?

Тишина…

Долгое молчание тянулось около минуты, пока я сам его не нарушил:

— Вот и ответ. Вали отсюда, зомби. И запомни на будущее — когда приходишь с вопросом «как мне отдать долг?» будь готов к тому, что попросят сделать что-то опасное и не слишком приятное. Ты чего от меня ожидал? Что я попрошу мне спину помассировать? Пятки почесать? Метнуться за копченой оленьей ляжкой? Этим хотел долг отдать?

— Я не знаю — глухо произнес Баск — Но такой просьбы точно не ожидал. Командир… мы хотим жить спокойно. Здесь жить. Наслаждаться покоем и вкусной едой. Убийство Гыргола родит новые проблемы для меня и Йорки.

— То есть старого вождя тебе не жалко — рассмеялся я — Видишь как все просто в этой сраной жизни. Ты не хочешь убивать вождя не потому, что тебя жалко губить старого хренососа. Нет. Ты боишься рисковать вашей новой мирной жизнью. Не умеешь ты долги отдавать, Баск. Я ошибся в тебе.

— Командир…

— Я тебе не командир. Вали к подруге, абориген. И живите счастливо. Ко мне чтобы больше не подходили.

— И ко мне — добавил Рэк.

Через несколько секунд послышались тихие шаги. Зомби уходил. Я же, поняв, что в гляделки старый Иччи играть точно не будет, повернул голову и глянул на Хвана. И обнаружил вместо раздувшегося головного бурдюка сморщенный и поникший почти пустой мешок.

— Хван?

Ответа не последовало.

— Хван!

Реакции ноль. Гнида растворился.

— Вот дерьмо — пробухтел Рэк, садясь на корточки рядом с опустевшей двойной головой — Тут только слизь и осталась желто-зеленая. Гребаные сопли. Может проткнуть?

— Что в трещине? — спросил я, поднимаясь.

В трещащий раскол мы заглянули одновременно. И увидели верные признаки того, что Хван — или хотя бы его тело — еще жив. Внутри бронированного кокона плескалось и бурлило зеленое море, исходящее невероятной вонью. Когда вырывался очередной вонючий фонтан, на мгновение обнажалась буро-зеленая трясущаяся плоть скрытая жижей. Из кокона исходила не только вонь — оттуда летели липкие брызги, слышалось странное урчание и треск. Гнида походила на живую устрицу брошенную на раскаленную кухонную плиту. Она еще жива. Но содержимое уже закипает…

— Подождем — принял я самое очевидное решение — Топор прихватил?

— Ага. Пробьем все же броню?

— Говорю же — подождем. А топор вон для того бревна — я указал на короткую толстую лиственницу, чьи корни не удержались в земле.

Дерево рухнуло, но продолжало жить. Сам ствол меня мало интересовал — изогнутый дугой, болезненный, сырой и тяжелый. А вот длинные крепкие ветви… они-то мне и нужны.

Радующийся физическому занятию орк взялся за топор и неумело принялся кромсать дерево. Именно неумело. Я сам вроде как не профессиональный лесоруб и совсем не древесный вивисектор. Но глядя на движения Рэка мог с уверенностью сказать — у него нет практики по рубке деревьев. Но… у кого они вообще могли быть из добровольно низших?

Благодаря долбанному наркотику соблазнительной паучихи, я сумел вспомнить немало. Или придумать. Но склонялся все же к «вспомнил» пусть и вперемешку с болезненными галлюцинациями ошарашенного наркотой мозга. Даже так — меня устраивает.

И в отрывочных восстановленных воспоминаниях я что-то не припомню шумящих лесов и зеленых долин. Не припомню цветущей тундры и чахлого лиственничного леса. Только стекло, бетон и сталь. И ослепительная роскошь внутри. Вот что в моих воспоминаниях.

А еще в них много крови и смерти. И ощущение привычности к такой жизни.

Ну… еще помню промороженный трескучий кедровый лес. Но по отношению к этому воспоминанию у меня нет внутреннего отношения как к чему-то природному, к чему-то естественному. К тому лесу у меня точно такое же отношение как сейчас к вот этому притертому к стальной стене островку с сыроедами. Вроде все мило. Живая природа и древние обычаи. А на самом деле музейная витрина с живыми экспонатами…

Закончив с одним деревом, орк перешел ко второму. А я, решив размяться, начал с переноски срубленных ветвей к берегу, двигаясь только бегом. Пара ходок — и разогретое движением тело благодарно задышало горячим воздухом. Отнеся еще пяток толстых ветвей, вернулся в лесок и принялся отжиматься. Минута предельно быстро — минута предельно медленно. Затем пара минут среднего темпа. И опять с начала. Меня хватило на три полных круга, после чего мышцы отказали, на минуту выйдя из подчинения. Неплохо. Поднявшись с мохового ковра, глянул на подрагивающую тушу гниды, принюхался. И хмыкнул — вроде все нормально. Увидев вопросительную харю Рэка пояснил:

— Пахнет травой. И чуток кровью. Хороший запах.

— Может и не сдох — подытожил Рэк и, коротко глянув на продолжающего наблюдать волка, опустил топор на следующую ветвь.

— Не вздумай тронуть нормальные деревья! — предупредил я орка, отправляясь в следующую ходку к берегу.

— Да тут нормальных нет! Все искореженные, ломаные и будто на весь сучий мир обиженные!

— Прямо как мы — хмыкнул я, взваливая на плечо толстую ветвь — Следи за мордой Иччи. Поднеси топор к ветке, глянь на волка — если он продолжает спокойно лежать, разок тихо рубани. Снова глянь.

— Понял — кивнул Рэк.

Вернувшись, увидел интересную картину — бродящий между деревьями орк со все возрастающим нетерпением, с рыком подносил топор то к одной подходящей ветке, то к другой, но волк каждый раз лениво встряхивал головой и, убрав инструмент, Рэк шагал дальше. С каждой секундой рычание несдержанного орка становилось все сильнее. Но вот, коснувшись лезвием топора очередной ветви, орк увидел, что волк остался равнодушен. И с радостным рыком рубанул, вложив в удар все эмоции. Ветвь упала на мягкий растительный ковер. Одновременно с этим внутри закостеневшей туши гниды раздался резкий треск. Поглядев на мертвую глыбу несколько секунд, убедились, что больше ничего не происходит и вернулись к работе.

Орка я остановил через полчаса — ветвей вполне хватало для моей задумки примитивного и считай, что одноразового плавсредства. Следующий этап — найти что-то получше держащееся на воде. Этим и занялся, велев бойцу наблюдать за треснутым пациентом, а сам пойдя по большому кругу.

Тут на острове надобности у невеликого населения своеобразные. Ничего лишнего у природы не берут. Олешки жрут мох, сыроеды жрут олешков и гарпунят рыбу. Инструментов для этого много не надо. У женщин — и то больше приспособлений, чем у охотников и рыболовов. Обогрев идет от поступающего из-под земли газа. И потому вся древесина попросту гниет. Стоило сделать вдоль берега несколько ходок, и я подтащил к куче нарубленных ветвей пяток тонких, но сухих сучковатых бревнышек. Пара бревен явно не от хвойных деревьев — что заставило меня снова задумчиво воззриться на далекую большую землю.

Немного постоял. И поймал себя на мысли сходить за чайком и вареной олениной, посидеть на шкуре, чуток отдохнуть. Вот она гребаная зараза подобных мирных мест. Ленивая атмосфера. Спокойствие. Безмятежность. Знание того, что будет завтра и послезавтра. Это незаметно расслабляет. И рождает складки в мозгу и на пузе. Встряхнув головой, я перешел на стремительный бег, решив пробежаться по островному периметру. Встряхнуться и заодно осмотреться.

Остановился дважды.

Первый раз в месте, где стальная стена вплотную примыкала к земной тверди. Там, в небольшом узком кармане, плескался «отстой». Сюда забивалась вся грязь приносимая морем. Мое внимание привлекла радужная пленка на водной поверхности. И серая загустелая пена приставшая к камням и покрашенному металлу. Зачерпнув воды, принюхался. Пахло водорослями, гнилью и отработанным машинным маслом. Вот он запах реальности — мы все внутри гребаной огромной машины. Кто-то на ролях трутней — вроде музейных сыроедов. Кто-то в роли бесправных муравьев-рабочих — добровольно низшие. А где-то должны быть и управляющие, верно?

Прижав ладони к стене, чуть постоял. Показалось или же ощущается легкая вибрация? Что за этой стеной? Пустота? Ничто? Или что-то? Я на самом деле стою на самом краю мира?

В следующий раз остановился в Смертном Лесу, где застал пыхтящего от усилий Рэка, боксирующего с лиственницей. Обмотанные уже окровавленными тряпками кулаки с силой били по дрожащему стволу. Постояв, побежал дальше, финишировав у крайней яранги, где у старого улыбчивого сыроеда, после первой же просьбы, получил несколько старых веревок. Еще в трех ярангах увеличил количество веревок и сбросил на гальку несколько солидных мотков. Не возникло проблем и с получением десятка старых оленьих шкур — еще прочных, но уже облезших. Так же мне достался кусок сшитых шкур некогда бывших частью яранги. Это было легко.

Получится ли так же легко с челнами?

Как оказалось — старый Гыргол был рад отдать мне два челна из трех. Более того — старый вождь настолько воодушевился моей просьбой, что самолично отправился на пляж и призвав туда несколько молодых мужчин, повелел им помочь мне во всем. А собравшимся поглазеть женщинам сказал обеспечить нам необходимым для поддержания сил. Я уж думал все, но вождь удивил, вернувшись и отдав мне третий челн, пояснив, что все равно пора менять это гнилье и будет чем племени заняться. Я не протестовал — голодная смерть островным обитателям не грозила.

Сыроеды взялись за дело с удовольствием. В результате уже через пару часов дело было сделано.

Метрах в пяти от берега стояла неказистая, но прочная конструкция.

Три стоящих бок о бока лодки закрыты шкурами, поверх уложены ветви и шкуры. В центре невысокая кривоватая мачта — на всякий случай. И вроде как есть у меня ощущение, что с небольшим парусом я управиться сумею. По бокам привязаны бревна — для дополнительной плавучести.

На этом все.

По сути плот. Небольшая плавучая платформа, что достаточно устойчива.

Оглядев конструкцию, удовлетворенно кивнул, перекинулся парой слов с женщинами и пошел к Смертному Лесу. Что там с процессом рождения?

— Вот дерьмо…

— Дерьмо — жизнерадостно осклабившись, поддержал меня сидящий на бревне усталый потный Рэк — Причем живое.

— Дерьмо — прострекотал жвалами стоящий на четвереньках Хван, легко вывернувший голов на сто восемьдесят градусов назад и взглянувший на нас огромными изумрудными глазищами — Дерьмо-о-о-о-о…

— Жрать хочешь?

— Да… подайте мне сучьего ублюдка что сделал это со мной! Сука! Сука! Сука!

— Вот и мотив двигаться дальше — усмехнулся я, внимательно изучая поразительную фигуру скорчившуюся среди обломков кокона и комков пенной слизи — Ты с нами, сыроед? Или здесь жить будешь?

— С вами! Оди… пообещай мне — мы найдем того ублюдка! И ты дашь мне порвать его на лоскутки!

— Да мы много кого порвем на лоскутки — ответил я — Собирайся.

— Да норм все — прогромыхал орк — Чем паришься, зеленый? Член же остался! Хотя чем ты его держать будешь когда поссать решишь…

— Заткнись!

Рэк заржал. А Хван, которому наконец-то надоело стоять раком, принялся медленно выпрямляться, с хрустом расправляя конечности.

Две вполне человеческие ноги покрытые частыми пластинами зеленого хитина. Вполне человеческие чресла и задница. Полностью бронированный торс и верхние конечности. Именно конечности — руками это назвать нельзя. И полностью нечеловеческая голова. Если точнее — голова насекомого. Огромные застывшие глаза. Крохотная пасть с иззубренными жвалами.

Руки идеально подходили к жвалам. Шли в комплекте гребаной эстетичности. От плеч до локтей — тонкие и круглы. От локтей и дальше — просто плоские хреновины вроде мечей. С одной стороны море зубцов, на конце длинный шип, с внутренней стороны лезвия.

Рэк прав — такой рукой себя лучше не трогать. Нигде. Если только не хочешь заживо себя нашинковать. Все выглядит так, будто при желании Хван может легкостью снести себе голову с плеч одним небрежным ударом.

— Рубани-ка — кивнул я на ствол.

Движение. Два быстрых — очень быстрых — скользящих шага. Свист. Звук удара. И от ствола лиственницы отвалился солидный ровно срезанный кусок.

— Отлично — улыбнулся я.

— Охренеть круто! — поддержал меня орк.

— Я найду ушлепка сделавшего это со мной! — прострекотал Хван — Найду… и убью! Медленно!

— Для начала найдем штаны — решил я — Потом медблок. Следом — час свободного времени. И в путь.

— Сделал? — дернулся Рэк.

— У нас есть плот — кивнул я — Женщины готовят запас еды и воды. Хотя расстояние тут плевое. Двинулись, сыроеды. Море ждет.