Низший 2

Дем Михайлов, 2019

Безымянный мир, где рождаешься уже взрослым и в долгах. Мир, где даже твои руки и ноги тебе не принадлежат, а являются собственностью бездушной системы. Безумно жестокий мир, где жизнь не стоит ни единого сола, где ты добровольно низший со стертой памятью, где за ошибки, долги и преступления тебя лишают конечности за конечностью, медленно превращая в беспомощного червя с человеским лицом… Мир со стальными небом и землей, с узкими давящими стенами, складывающимися в бесконечный стальной лабиринт. Мир, где в торговых автоматах продают шизу и дубины, где за тобой охотятся кровожадные безголовые плуксы, а самая страшная участь – превратиться в откормленную свинью..

Глава вторая

Текущее время: 10:40.

Новости разлетаются быстро.

Мы успели добраться до шестнадцатой кляксы и усесться за ближайший свободный столик, но не успели и ноги вытянуть, как едва не пришлось подскочить от раздавшегося громкого и предельно перевозбужденного вопля вбежавшего в зал запыхавшегося гоблина:

— Слушайте! Слушайте! Рядом с Веселым Плуксом орка кончили! Барсом кличут. Его же собственная девка и пришила! Он только из медблока выполз — а ему бац! Шилом в глаз! У всех на виду! На глазах Матери! Тот орет! А девка его продолжает шилом колоть! Раз за разом! Раз за разом! Он упал — а она что-то орет и продолжает его колоть! Потом встала — и к тридцатому-магистральному! Вся в крови! Страшная! До Гиблого Моста дошла точно. А куда дальше делась — неясно. В Дренажтаун рванула? Ну не в Зловонку же! И не в Клоаку… хотя говорят, она так психануто выглядела, что вполне могла и в Клоаку спуститься на неадеквате! Такие вот новости! Свежие! Горячие! Бежал два километра, считай! Гоблины! Орки! Отсыпьте крошек пищевых в ладонь! Не жмитесь!

Легко выдержав пристальный взгляд Йорки и не моргнув при виде немого укора пустой глазницы Баска, буднично спросил:

— Перекусим перед патрулем? Надо бы — в этот раз целых три часа бродить по двадцать девятому. А я уже, если честно, проголодался.

— Э-э… — сориентировался Баск. — Надо бы! По пищевому кубику? И бутылки бы водой пополнить, да шизы в них растворить. Вперемешку с красным фруктом — идеально заходит! Я вот рецепт знаю — таблетка шизы и полтаблетки фрукта. Не так сладко получается.

— Так! — мрачно произнесла Йорка. — Оди…

— Опять зайдешь с трахнутого гоблина? — предположил я мирно, медленно осматривая окружающие нас столики и народ, сидящий за ними.

Клякса как клякса. От нашей ничем не отличается. Даже гоблины, такое впечатление, те же самые — просто перебежали сюда первее нас.

— Нет, лопнуть и сдохнуть. Просто и мирно спрошу. Вот та конченая сука, что кровь и слезы по щекам размазывала — ее вроде как Барс тебе отдал после твоей дружеской просьбы…

— Дружеская просьба и шипы в яйцах — лучше, чем просто дружеская просьба! — вставил оживившийся Баск.

— Она ведь слышала, — продолжала Йорка, врезав кулаком по плечу зомби, — слышала, как ты ее себе потребовал. А Барс отдал! Отдал! Потом ты сказал ей еще пару слов, и мы ушли. И вот итог… смертельный итог…

— В чем ты меня обвиняешь? — с нескрываемым удивлением спросил я. — В том, что по твоим же словам конченая сука испортила себе жизнь, убив конченого козла, а мы при этом не запятнали рук кровью? Так разве это не здорово? Пусть режут и грызут друг друга, напарница. Пусть льют свою кровь, а не нашу. Не жалей их. Не переживай за них. Ты всегда должна помнить главное.

— И что же это?

— Такие, как они, ничего не забывают и ничего не прощают. А тебе их жалко?

— Нет! Плевать я на них хотела! Просто нехорошо как-то получилось… твои ведь слова повлияли. Она убила Барса из-за твоих слов.

— Нет. — покачал я головой. — Ты не права. Просто Барс оказался не мужиком, а размазней с низеньким болевым порогом. Понимаешь? Букса — баба! Звероватая и жестокая, но баба! А бабы в своих мужиках в первую очередь видят утес! Скалу, что защитит их от любой непогоды, от любой беды! Скалу, за которой всегда можно спрятаться и чувствовать себя там в полной безопасности! Они верят — их мужик за них жизнь отдаст без раздумий! Насаженный яйцами на мою дубину Барс должен был плюнуть мне в лицо и прорычать: «Пошел ты, с-сука! Это моя женщина! И только моя! Давай! Убивай! Хоть яйца мне выверни! Но ее — не отдам! Мое!» Вот слова настоящего мужика! И услышь я такие слова — тихо бы и аккуратно вытащил шипы из его пронзенных яиц, дал бы ему разок в печень шилом и молча бы ушел! Но что случилось на самом деле? М? Йорка, чего смотришь в стол? Чего молчишь? Что случилось на самом деле? Что там проскулил Барс, ерзая мошонкой по моей дубине?

Тишина… Понурившаяся, странно съежившаяся Йорка согнулась, смотрит в столешницу. За нее ответил Баск:

— Он сказал — бери.

— Да. — кивнул я. — Он взял и отдал свою женщину. Вот поэтому она его и убила. Потому что ее скала оказалась не скалой, высящейся до небес, а глубокой ямой, заполненной кислым дерьмищем! Уф!..

Сделав пару глубоких вдохов носом, выдыхая через рот, быстро успокоился. Убрав из голоса рычащие нотки, позвал напарницу еще раз:

— Йорка. Чего замолчала?

Молчит… и снова за нее ответил зомби:

— Она плачет. Я слышу.

— Так… — после короткой паузы, произнес я. — Чудится, что не из-за моих слов ты рыдаешь, девица красная, да? Что-то вспомнилось и ненадолго боец расклеился?

Не поднимая лица, Йорка часто закивала.

— Оставить тебя на пару минут одной? А мы пока за едой сходим.

Еще пара кивков, затряслись плечи, она зябко обхватила себя руками, уже не сдерживаясь, шмыгнула носом.

Женщины… что ж у вас все так на эмоциях завязано?

— Я посижу с ней, командир.

Кивнул, вспомнил, что он не видит, продублировал голосом:

— Хорошо. Принесу. Спешить не буду. Успокой ее.

— Сделаю.

— И не забывай ловить обрывки чужих разговоров и сплетен.

— Это само собой! Так и выживал раньше — чего-нибудь услышу, порой и пригодится. А иногда новости пересказывал — за пищевые крошки. Хотя бывало, что в руку плевали или выбивали уже собранное.

— И знаешь, кто именно так с тобой поступал? — полюбопытствовал, вставая.

— Знаю.

— Слышал когда-нибудь — надо не таить зла и прощать?

— Ага.

— Так вот — это полная туфта. Не прощай зла никогда! Воздавай вдвое! За добро — добром. За зло — злом. Запомнил?

— Еще как… да и, если честно… забыть не получается… трудно забыть, когда ползаешь по полу и собираешь выбитые крошки, а тебя пинают… комментируют, что с таким задом мужику опасно — могут и трахнуть за углом. Я… я не забыл, командир.

— Одобряю и поощряю твою злопамятность. Сейчас буду.

Когда уходил, Баск обнимал Йорку за плечи. Сидят как птички мрачные бок о бок и молчат. Пусть молчат. Нестрашно. Я знаю — они сильные. И вскоре придут в себя. А если ненадолго позволили себе окунуться в горькое прошлое — так это только к лучшему. Злее будут в настоящем и будущем.

Покупая три стандартных пищевых брикета и две бутылки воды — прощайте пять солов — смотрел на высокий потолок кляксы. На большую полусферу, величаво перемещающуюся под ним.

Почему?

Почему здесь творится подобное, система?

Почему ты, по большей части, ограничиваешься ролью почти беспомощного наблюдателя?

Не так. Все не так в этом мире.

Убрав покупки в рюкзак, приобрел два черных шейных платка. Как кольнуло что-то, и я внимательно просмотрел вещевой ассортимент торгспота. Черных футболок не обнаружилось и здесь. Зато имелась в продажа бордовая футболка — а у нас ее не было. Странное снабжение или же что-то вроде лотереи с игровой составляющей. Как часто обновляется ассортимент?

Баланс: 8.

Платки пошли на обмотку рюкзачных лямок, проложенных согнутыми вдвое пластиковыми заглушками из тех загадочных блоков. Обматывал быстро, но тщательно, выглаживая пальцами каждый виток. Закончив, осмотрел результат, накинул лямки на плечи… отлично. Совсем другое дело. Пластиковых предохранительных лент у нас хватает — я успел подобрать штук восемь с пола, когда толпа работяг принялась лихорадочно завершать задание. Позднее заставлю Баска и Йорку модернизировать свои рюкзаки. Вроде мелочь. Всего-то лямка узковата. Но стоит прикоснуться к моем плечам — и я ощущаю боль в местах, натертых и продавленных узкими лямками. В таких делах мелочей не бывает.

Назад пошел другим путем. Двинулся по периметру, нагружая и без того усталые ноги — восстанавливаться не успевают пока, еще не вошли в кондицию. Поступаю глуповато, но любопытство гонит вперед. Всегда полезно узнать что-то новое — или хотя бы поискать новизну. Оглядывался, прислушивался, оценивал. Обычная клякса. Вся Окраина разбита на коридоры, зоны, блоки и кляксы. Все стандартно. Здесь даже столики расположены так же, как в КЛУКСе-17.

Идя мимо жилых «игл», практически рядом с каждой видел скучающего охранника. Звенья, бригады, пара-тройка живущих бок о бок групп — все стараются обособиться, отгородиться, застолбить свою территорию. Все как везде. Разве что здесь потолок чуть повыше. Кажется? Нет… на самом деле выше — метра на полтора. Шестнадцатая клякса — если судить по номерам и по разнице в дизайне — строилась раньше. Высота потолков доказывает это. Сейчас мы находимся в более старой части Окраины. А если добраться до КЛУКСа-1 и окружающих его коридоров? Как они выглядят?

А эти чем заняты?

В этой части кляксы из пола поднимались «лежбища» — отдельные теплые выступы. Удивительно, но на них имелось эластичное на вид покрытие. Лежбища сплошь покрыты зомби. Безрукие, одноногие, они лежат, сидят, стоят, лениво переговариваются, хрипло смеются, чешутся. И нет-нет, поглядывают на расположенный напротив странно вогнутый участок стены. Между лежбищами и участком стены в ряд расположены еще выступы — тонкие, длинные. Остановившись, внимательно хорошенько вгляделся. На меня никто не обращал внимания. Все заняты тем же, что и обычно — ничем. Через пару минут я осознал, что именно видят мои глаза.

Сцена, скамейки, позади — лежбища.

Некогда, уж не знаю сколько десятилетий назад, здесь была утопленная в стену достаточно вместительная сцена. Хочешь — декламируй, хочешь — танцуй или показывай спектакли. В глубине сцены две наглухо заваренные двери по краям. Входы в гримерки. Задник сцены — обычная металлическая стена. С рисунком. Его остатками, вернее. Но этих цветных фрагментов достаточно, чтобы суметь понять, что здесь было изображено раньше.

Удивительно неплохая сохранность.

Удивительная картина…

Большая группа машущих руками белозубо улыбающихся мужчин и женщин. Мужчины коротко стрижены и чисто выбриты. Женщины… прически разные, от ультракоротких мальчишеских до доходящих до пояса волос. Примечательная одежда — примерно половина одета в рабочие разноцветные комбинезоны, держат в руках гаечные ключи, молоты, прочие простейшие инструменты, уже знакомые мне стальные блоки. Остальные в цивильной обычнейшей одежде — штаны, шлепки, кроссовки, кеды, футболки и майки, цветные яркие бейсболки, на женщинах милые топики, ленточки в волосах. Каждый что-то держит. Книги, теннисные ракетки, мячи волейбольные, футбольные и баскетбольные, клюшки от минигольфа…

Надпись… снизу длинная надпись, что пострадала сильней всего. Не прочесть ни слова. А вон там что-то на стене под изображением. Черный прямоугольник. Сенсор? Вряд ли — слишком большой. И слишком низко расположен.

На сцене почти никого — подойдя и прикоснувшись, понял причину — ледяная. Металл есть металл. Помню, как болели и стыли ноги, пока не обзавелся шлепками. Поэтому мало желающих сидеть на сцене — только те, кому не хватило места на теплых выступах. Запрыгнув, подошел к изображению, присел. Это не сенсор. Это приваренная табличка с едва различимыми выбитыми словами.

«Репродукция настенного изображения из КЛУКС-1 «Добровольно низшие? Счастье в работе и досуге!»

Хмыкнув, отошел, спрыгнул со сцены, глянул на ближайшего зомби с единственной конечностью — левой рукой. Зомби недобро пялился на меня, часто облизывая потрескавшиеся губы. Обрадованно спросил его:

— Счастлив в досуге и работе?

— Пошел нахер, гнида! Сдохни! — в довершение тирады он еще и плюнул, но плевок не долетел, упав ему же на впалый живот. — Сдохни!

— Счастья особо не заметно. — подытожил я, посмотрел еще раз на сцену и продолжил экскурсию. — Добровольно низшие счастливы в работе и досуге… что же это за хрень тогда творится вокруг?

Мне вслед донесся хриплый глас оплевавшего себя зомби:

— Эй! Дай чего-нить! Глоток воды. Пищевой брикет лизнуть хотя бы… эй!

Обернувшись, смерил его долгим взглядом и пошел дальше. Через шаг остановился, опять обернулся, услышав женское причитание. К однорукому, но безногому, прыжками передвигалась одноногая и однорукая растрепанная женщина:

— Ковшик, ты не переживай. Я сегодня отыщу чего-нить… Заработаю! Я еще ничего так с виду — мужики смотрят. Мне бы сполоснуться… а то брезгуют… но я заработаю! Ты не переживай!

Отвернувшись, зашагал дальше. Чем еще удивит чужая клякса помимо картины? Через двести шагов убедился — больше ничем. Те же зомби, гоблины, орки и полурослики. Все заняты вопросами ежедневного выживания. Никто не напоминает даже отдаленно тех улыбчивых и счастливых добровольно низших с репродукции.

Вернувшись к своим, застал их улыбающимися. Почти как на картине! И меня встретили улыбками. Оценив их моральное состояние, удовлетворенно кивнул, вручил каждому пищевой брикет, поставил на всех одну бутылку воды.

— Извини, Оди… — Йорка снова опустила взгляд. — Сорвалась что-то… расклеилась…

— У всех бывает. — спокойно ответил я, принимаясь за обед. — Ешьте. Нам скоро выдвигаться на «Патруль». И еще…

— Еще? — приподнял голову вгрызающийся в брикет зомби.

— Завтра прогуляемся по Гиблому Мосту и наведаемся в Дренажтаун. — максимально буднично сообщил я. — Завтра после обеда, как только выполним все задания. В семнадцатую кляксу ночевать не возвращаемся — чтобы система выдала следующие задания как можно ближе к району тридцатого магистрального коридора.

— А что в Дренажтауне? — осторожно спросила Йорка.

— Понятия не имею. — пожал я плечами. — Просто хочу расширить кругозор. Как я слышал, местные полурослики и орки побогаче часто наведываются в верхний квартал Мутноводья. Верно?

— Бор-р-рдели. — звонко выговорила девушка. — Их там полным-полно! Еще места вроде Веселого Плукса. Сама там не была, россказней много слышала.

— Как и я. — поддержал ее Баск.

— Сделаем вылазку, осмотримся, прощупаем почву. Выспросим про чудеса глазной хирургии. Оценим ассортимент тамошних торговых автоматов. И глянем как там в целом. Чем живут, чем дышат, о чем мечтают.

— Дерьмом они дышат. — поморщилась Йорка. — Оди! Это Дренажтаун! Первое, что слышишь от того, кто там побывал — вонь! Мерзкая вонь! Второе, что слышишь — полумаски!

— Полумаски? Которые от пыли защищают? — уточнил я с интересом. — Рабочие защитные маски? Как их… респираторы?

— Ну, да, наверно… там их носят все и постоянно. Но не от пыли — от вони защищаются. Вроде как фильтры специальные в респираторах, ароматизаторы и что-то еще. Многие очки носят вместе с респираторами. А некоторые — противогазы! Без полумасок… тьфу… без респираторов туда ходить не стоит. И одежду лучше надеть ту, которую не жалко выбросить. А то вонять почище червей будем. Но выглядеть надо достойно… придется идти в черных футболках и штанах. Потом отстираем от вони!

— Да ты оживилась. — заметил я.

— Город. — развела руками Йорка.

Мы с Баском синхронно кивнули. Город. Как много в этом слове. Особенно, если ты гоблин с Окраины.

— Доели, бойцы?

— Йесть!

— Так точно.

— Тогда двинули. — скомандовал я, поднимаясь первым и завинчивая недопитую бутылку. — Три часа патрулирования. Сразу предупреждаю — быть настороже. Мы сегодня многих волков без мяса оставили. Так что по сторонам поглядывайте. Баск — ну ты понял.

— Да. Слушать в оба уха и эхолот на полную.

— Как живот?

— Чешется.

— Вот это уже хорошие новости. Выдвигаемся! О… еще одна новость — система подкинула работенки.

— Что за работа?

— Что делать, командир?

— Даже смотреть не стал пока. — скорчил я усталую рожу. — Закончим патрулировать — там и глянем. Одного прошу, сам не знаю у кого, — лишь бы не сбор серой слизи…

— Есть задания и погрязнее. — уверила меня Йорка, и ее аж передернуло всю.

— Подтверждаю. — горько вздохнул Баск, и его тоже передернуло.

— Даже спрашивать не стану. — решил я.

— И правильно, лопнуть и сдохнуть! Этого лучше не знать!

Патруль проходил без происшествий, но при этом с большим толком. Эти часы несли свои плоды каждому из нас — помимо солов. Йорка упорно отрабатывала связку ударов, Баска корчил жалостливые рожи и бил шилом, делая это на коротких остановках и на узких безлюдных тропках. Не выкладывать же все козыри. То, что Йорка удары отрабатывает дубиной — это чужого внимания почти не привлекает. Сначала удивлялся чужой безразличности на факт того, что пыхтящая девчонка машет шипастой дубиной в коридоре, потом понял — боевых групп, регулярно сталкивающихся с плуксами, на Окраине хватает. И для них тренировки не редкость, а ежедневная обязательная рутина.

Кто не тренируется — долго не живет.

Но одно дело отработка ударов по хорошо известному всем силуэту плукса. Это норма. А вот когда слепой парень тычет шилом в шею или живот воображаемому двуногому и разумному, предварительно как бы нащупывая его дрожащей ручонкой… вот тут уже у гоблинов вопросы и подозрения нехорошие возникнут обязательно. Так что зомби тренировался в сумрачных потемках — как классической нежити и положено.

Они тренировались. Я не отставал, давая нагрузку ногам и рукам. Пока что процентов на восемьдесят чисто физическую топорную нагрузку, причем такого рода, что не каждый гоблин поймет. Вот, к примеру, ходьба — все ведь гоблины легко ходят, имейся у них по две исправно гнущиеся нижние лапы. Попроси пробежаться — пробегутся с ленцой. Положи на тот конец коридор конфетку в награду — помчатся изо всех сил. Прыгнуть или подпрыгнуть — сделают.

Вопрос в том, как они это сделают.

Смогут они максимально быстрым шагом, на грани бега, преодолеть десять километров, таща за спиной груз под тридцать килограмм, а к финишу не сбить дыхания и иметь еще достаточно сил для боя? Куда там. Не смогут. Я и моя группа, во всяком случае, точно не сможем. И это только пример. Своих ускорением не нагружал, утреннего нервного вояжа с рюкзаками вполне достаточно на сегодня. На нас еще задание патрулирования. Оно тоже высосет немало сил и энергии, нагрузит и забьет мышцы, вселит боль в колени и стопы. Бегом и реальной быстрой умелой ходьбой они займутся позже. А вот я… меня проверить надо…

Я шагал себе и шагал, наблюдая за обучающимися бойцами и стараясь каждый свой шаг сделать другим. Быстрый и короткий, моментально «подтаскивающий» тебя к противнику вплотную. Три коротких шага со смещением в сторону — быстро уйти с линии вражеской атаки, прилипнуть к стене, тут же присесть и наметить стелющийся прыжок над полом. Расслабиться, двадцать метров просто шагать. Вот так… а теперь повернуться боком и сделать десять быстрых приставных шагов. Повернуться другим — и еще десять. Расслабиться… Прислушаться к себе.

Каково физическое состояние? Как отзываются на непривычную нагрузку чужие конечности? Хорошо ли помогают лекарства? Как чувствует и ведет себя левый локоть? Как он отреагирует на действительно резкое движение?

Оценивай, гоблин, оценивай.

Точно зная свои текущие способности — знаешь свои текущие возможности. И тут страшней всего переоценить. От этого большая часть бед.

Еще беды часто случаются от беспечности. И боясь ее как чумы, я сканировал взглядом каждый коридор, каждого встречного, не забывая поглядывать на полусферы — тут ли они? Бдят ли? Присматривают ли? Ничего опасного не углядел. Но не расслабился и продолжил наблюдать.

Йорка указала на инфоспот, стоящий в глубоком закутке двадцать девятого магистрального. В том же закутке отчетливо видны следы наглухо заваренных больших окон, имеются две длинные теплые скамейки. Сначала дернулся было с удивлением — окна?! Высота и размеры характерные. Но затем разобрал видимые надписи над окнами и удивление исчезло.

«Хот-доги! Гамбургеры!»

А над вторым: «Свежая выпечка! Кофе! Чай! Напитки».

Еще один явный след на то, что раньше здешние обитатели жили иначе. Они работали, отдыхали, путешествовали по Окраине. Места для прогулок тут хватает — тот же двадцать девятый магистральный кажется бесконечным. Тянется и тянется. У меня большое подозрение, что двадцать девятый является длиннейшим кольцевым коридором, охватывающим всю Окраину.

Постоянно натыкаюсь на следы срезанных ныне крепежей в полу и стенах, даже на потолке. Тут все безмолвно кричит — раньше коридор был переполнен жизнью и движением. По потолку и одной из стен передвигался подвесной транспорт. Идя вдоль стены, обнаружил под ногами остатки старой разметки и рисунок велосипеда. Шагнул в сторону — и встал на рисунок скейтборда, чуть дальше уже почти неразличимо изображение самоката, а вон что-то обрывочное, но можно предположить, что тут было нарисовано моноколесо. Гоблины шаркают и шаркают, затирая остатки прошлого. Но пока, увидев рисунки и разметку, легко понять — давным-давно пол коридора был разделен на неравные полосы с цветными границами. Тут передвигались пешком, на электрокарах, стенном транспорте, велосипедах, сегвеях, моноколесах, самокатах…

Тут бегали спортсмены, степенно прогуливались люди постарше. А когда кто-то уставал и хотел передохнуть или перекусить — к его услугам частые закутки с врезанными в стены окнами. Берешь хот-дог и кофе, садишься на скамью или за столик, смотришь на движение в двадцать девятом, неспешно жуешь. Захочешь что-то почитать — к твоим услугам стоящий рядом инфоспот. С него за небольшую плату можно загрузить на свой девайс свежий выпуск газеты — какую-нибудь «Жизнь Окраины».

Усмехнувшись, хорошенько потряс головой, выбрасывая из головы глупые мечтания о давно сгинувшему прошлом. Встряска помогла — зацепился глазами за едва не упущенное. Приникнув к стене, чуть ли не касаясь носом, изучил едва видимые белые лини. Легко нашел цифру «29-М». Двадцать девятый магистральный. Отойдя на шаг, посмотрел, отступил еще, выставил перед собой ладони, как бы отгораживая большой участок стены и ведя по нему «фокусом».

Уничтоженная временем информационная схема. Карта. И на ней изображена Окраина, примыкающий Дренажтаун и… еще одна Окраина.

Между двумя большими кругами зажат круг вчетверо меньшего диаметра. Наш — если верить цифре «29-М» — левый. Это вполне согласуется с уже имеющимися у меня в голове сведениями. Все правильно. Мы примерно вот тут. Если пойти вниз — «на юг» — то через несколько километров мы окажемся у «30-М», представляющего собой стрелу, исходящую из нашего круга, насквозь проходящую через центральный и заканчивающуюся в границе третьей окружности. Гиблый Мост, судя по схеме, является частью тридцатого магистрального.

— Оди!

— Иду! — оторвавшись от карты, поспешно шагнул к инфоспоту. Ткнул пальцем.

Что даете?

Ничего не дает. Устройство никак не отреагировало на мое касание. Сломано или отключено.

Текущее время: 14:54

Вот и конец обязательного задания боевой категории. Еще несколько минут. До вечернего сигнала окончания работ чуть больше пяти часов. Вряд ли система выдаст дополнительное рабочее задание. А вот боевое… вполне может и выдать. Но лишь бы не экстренное — мы еще не готовы к серьезным дракам.

Еще раз ткнул инфоспот. Никакой реакции. Сенсор молчит. Большой экран-витрина непроницаемо черный, устройство не желает реагировать на прикосновения презренного гоблина. С сожалением отвернулся, шагнул к выходу из закутка.

Тут все и началось.

И началось с добрых слов.

Находясь в глубине закутка, отходя от стены, увидел, как резко остановился идущий по магистралке молодой совсем парень. Улыбчивое веселое лицо, сверкающие глаза, чистенькая белая футболка, темно-синий платок, обрезанные ниже колен синие штаны и синие же сланцы. Выбрит, аккуратно подстрижен. Точно не гоблин. Самое малое — орк. Я напрягся. Чего он остановился? Уронив руку на рукоять дубины, мягко скользнул вперед. Парень же шагнул, входя в закуток, с дружеской улыбкой ткнул правым кулаком в плечо Баска.

— Хе-е-ей! Братуля! Рад тебя видеть! Как дела? Держишься? — голос незнакомца переполнен эмоциями — дружеское участие, легкое беспокойство, волнение, искреннее переживание.

Но не слишком ли сильно он ударил кулаком? Баска развернуло. И… я отчетливо видел мышечную спазматичную волну — зомби передернуло с макушки до пят как от удара электрическим током.

Баск вытянул дрожащую руку. Нащупал плечо собеседника — весельчак сам помог ему, качнувшись вперед и дав коснуться. Ах ты ж… меня продрало морозом от налетевшего осознания, что сейчас про…

Хлоп!

И шило вошло в шею незнакомца. И снова. И снова. Шагнув, Баск обнял захрипевшего парня за шею, потащил на себя, и они завалились в закуток, при этом зомби продолжал долбить шилом с яростью обезумевшей швейной машинки. Подшагнув, подставил правую ладонью под затылок рухнувшего зомби, не дав удариться головой о стальной пол. Парень очнулся от шока, рванулся, начал действовать, и действовать быстро — не смотря на добрый десяток ран. Но вырваться у него не получилось — рычащий Баск бил шилом, держал рукой, обвил ногами, да еще и зубами в окровавленное горло вцепился! Шилом строчит и строчит! Йорка застыла истуканом, изо рта рвется пораженное:

— О-о-о-о-о…

Поняв, что вырваться не получается, жертва разинула рот, кашлянула кровью, выдавила:

— Он еще жив! Жив! Внизу! Под… к-ха!

Зомби не слышит. Зомби бьет и бьет шилом как проклятый.

— Он внизу! Пожалей!

Зомби не слышит. Зомби машет шилом. И умирающий схватился за шило. Вмешиваться не хотелось, но этот невероятно живучий хрен сейчас позовет на помощь и успеет проколоть бок Баску.

«Не дохнет, сука. Нож бы лучше. Но и крови больше.» — пронеслось в голове пока я почти без замаха наносил короткий удар дубиной. Парень обмяк, уронил голову, увлекая за собой застрявшую в пробитом шипами затылке дубину, несколько раз дернул ногами, захрипел. И наконец-то окончательно затих.

— О-о-ой… — выдавила наконец-то Йорка. На самом деле так медленно тянула или для меня все ускорилось в разы? От неожиданности… Схватившись за дубину обеими руками, ровно и сильно потянул, левый локоть пискнул, пришлось разжать пальцы больной руки. Но стащить труп в сторону удалось.

— Встать! — рявкнул на застывшего тяжело дышащего зомби. — Йорка! Гоблин! Очнись!

— Да!

— Помоги Баску в себя прийти! Трать всю воду — смывай с него кровь! Чтобы ни пятнышка! Футболку не трогай — она черная. Если пятна на светлом — в рюкзак! Пусть хоть голый идет, но чистый! И сама не вляпайся! Живо! Живо!

Отмерла, зашевелилась. Я же, кинув быстрый взгляд на магистральный, бросил труп, подскочил к выходу из закутка, глянул по сторонам, на потолок. Ближайшие — трое орков, шагающих по дальней стороне коридора. Полусфера? Ох ты ж… бегом, гоблин, бегом! Полусфера метрах в ста с небольшим и быстро приближается. Нырнув обратно, промчался мимо Йорки, льющей на лицо и шею Баска воду, рыкнул:

— Тащитесь оба на скамейку! Сейчас! Йорка! Сначала сотри набрызганное!

Сам, охнув от болевой вспышки в пояснице, вздернул мужика на скамейку, уложил лицом к стене, поднял ноги. Вырвал дубину, наскоро вытерев, повесил на пояс. Согнул трупу ноги, силой заставил его принять форму эмбриона — ширина скамьи позволяет. Схватив шатающегося будто пьяного Баска, развернул, усадил рядом с собой. Йорка плюхнулась с другой стороны. Цапнул Баска за лицо, глянул, чертыхнулся — из пустой глазницы вылилась струйка крови. Как он, млять, умудрился чужую кровь себе в глазницу налить?! Вытер своей футболкой. Черный цвет одежды — наш выбор. Еще раз глянув назад, убедился, что согнутый труп хорошо скрыт нашими спинами.

— Сидим! Сидим и выглядим безмятежно! Йорка! Лицо проще!

— Так неожиданно…

— Копайся в поясной сумке! Баск, сними рюкзак, ройся в нем.

Сам занялся запихиванием шизы в бутылку.

А вот и полусфера… едва-едва уложились… едет мимо… Резко остановилась. Секунда… и монорельсовый глаз умчался дальше. Я тут же ожил, поднял своих, толкнул к выходу, сам охлопал труп, снял поясную сумку, шило, бутылку с водой, сорвал с шеи платок и прикрыл им пробитую голову. Под платком на шее слева обнаружилась татуировка и достаточно крупная. Растянул кожу, расправляя рисунок, секунды хватило для запоминания. Догнав бойцов, подтолкнул их, погнал вперед, цедя на ходу:

— Шагаем ровно. Головами по сторонам не ворочаем. Идем прямиком к месту, где ночевали. Баск!

Тишина…

— Баск!

— Да, командир. Ох… прости!

— Заткнись!

— Понял.

— Сначала обедаем брикетами. А затем сразу же угощаешь нас с Йоркой жареным мясными костями. И каждому по стопке самогона! Понял почему?

— Я угощу!

— Понял, почему?!

— Убил?

— Нет! Потому что поддался эмоциям. Сработал грубо, дело пришлось мне заканчивать. Ты не подумал о путях отхода, о свидетелях, о полусферах наблюдения. И нам пришлось за тобой подчищать. Вот почему ты сегодня проставляешься.

— Спасибо!

— Йорка! А ты сегодня в обед угощаешь витаминными таблетками АСКО-2. Такие везде продаются. По солу за штуку. Поняла, почему?

— Э…

— Потому что опять впала в ступор! — рявкнул я, не скрывая злости. — Гоблин! Сначала действуешь — потом впадаешь в ступор, если уж так сильно хочется. Поняла?

— Да не ступор! Я понять не могла, что делать, лопнуть и сдохнуть! — взорвалась Йорка и с размаха долбанула зомби в плечо. — Вот! Я тебя тоже ударила! Пырнешь?! Я понять не могла, кому помогать!

— В смысле, не могла? — зло глянул я на нее. — Запомни раз и навсегда — помогать надо своим! Всегда! Ты ведь в курсе, что Баск адекватен, безумной жажды убийства раньше не проявлял. Стало быть — есть веская причина. Верно, Баск?

— Да… — парень поднял руку, указал на пустую глазницу, на изуродованное лицо. — Он.

— Вот видишь, — удовлетворенно заметил я Йорке. — Вполне весомая причина. Слушай сюда, зомби. Раз в твоей вендетте приходится участвовать и нам — расскажешь все подробно. Сейчас же. Парень, тобой убитый, не одиночка. И, стало быть, сначала станут искать его, а потом и его убийцу. Так что за обедом жду от тебя еще одну длинную историю.

— Все расскажу, командир. Спасибо! Огромное спасибо!

— Шевели ногами, убийца слепошарый — вздохнул я, коротко оглядываясь назад. — Быстрей бы свалить с магистралки на тропку поуже. Йорка. Ты чего делаешь?

— Кровь из-под ногтей выковыриваю!

— Правильно. — кивнул я. — Действуй в том же духе. Нам лишние улики не нужны.

Текущее время: 15:09.

Баланс: 23.

Задание выполнено. Интересно мы патрулируем, блин, — попутно убивая и обирая улыбчивых орков…

Первые десять минут буквально затылком ощущал очередное приближение одной из полусфер. Но через пять минут расслабился. Вытащил из подмышки чужую поясную сумку, убрал в рюкзак. Все. В очередной раз обошлось без свидетелей. Теперь многое зависит от того, когда, как и кто обнаружит труп. Хотел бросить рядом с ним испачканное в крови шило и пару мелочей из поясной сумки, стащить с трупа штаны, бросить весь это хлам на пол — как приманку. Чтобы система застала над трупом кого-нибудь с окровавленным шилом в руке. Пусть потом доказывает, что он не при делах.

Но поступать так не стал. Тут не угадаешь кто вляпается в ловушку. Может, конченый подонок, заслуживающий отсечения рук. А может, обычный зомби, не сумевший сегодня заработать на еду и увидевший бесхозную футболку на полу.

Но шаг сбавлять не стал. А через полчаса мы нырнули в боковой коридор. Я назвал номер и оживившийся Баск, радуясь возвращению на известные территории, тут же сказал куда свернуть, чтобы быстрее оказаться в Веселом Плуксе.

Проверил интерфейс и с облегчением вздохнул — никаких заданий пока нет. Удачно. Одного взгляда на лицо Баска достаточно, чтобы понять — ему срочно надо дерябнуть грамм сто самогона. Тогда отпустит…

Хлопнув стопку, Баск замер с запрокинутым лицом. Глянув на обгладывающую кости Йорку, выпил половину стопки, отставив емкость. Зомби протянул руку, безошибочно поймал стопку в пальцы и допил остатки самогона. Молодец — по стуку стопки понял, что в ней еще что-то осталось. Как это вообще возможно?

С частым пофыркиванием Йорка уставилась на мою тарелку, где сиротливо приткнулись друг к дружке пять жареных плуксовых ребер.

— Как в царстве животных, блин! — пробурчал я, пододвигая тарелку девушке. — Словами нельзя?

Тарелку забрали, вытряхнули содержимое на свою, после чего мою посудину облизали и вернули. Блестит! Можно не мыть! Девушка! Заберите чистую посуду!

Массируя левый локоть, оперся о стену. Оглядываться нужды не было. Я сидел так, чтобы видеть вход, а если чуть скосить глаза — то и проход в служебные помещения. А он отгорожен пластиковыми и металлическими щитами. Сверху лаконичная надпись «Кухня». Слева от проема еще лаконичней «Посторонним!»

Вот вроде не понятно — но ведь понятно! Так и живем…

Убедившись, что зомби закончил самогонное медитирование, постучал пальцем по столу, привлекая его внимание.

— Уважаемая нежить. Пора бы исповедоваться. Люблю в подчиненных бесноватых убийц и кровавых психопатов. Но и захватывающие трагичные истории тоже люблю. Рассказывай. Подробно. Если деталь кажется несущественной — все равно рассказывай.

— Да что рассказывать-то? — вздохнул Баск. — Коротко и грустно.

— Прямо как я люблю. — подбодрил я. — Начинай, а я закажу еще три… Йорка ты огненную воду будешь?

— Самогон? Нет! Мясо буду! Именно косточки. Чтобы именно грызть…

— Вот и ты меня пугать начала. — вздохнул я. — Баск отдай ей ребра. Пусть грызет. А нам попрошу-ка я еще по стопочке, что скажешь?

— Выпью!

Жестом показав требуемой понятливо кивнувшей официантке, чуть отодвинулся от хлюпающей и чавкающей Йорки. Чтобы не забрызгало. Что за жизнь? День не могу походить в чистой одежде — вечно заляпаюсь. И почти всегда это кровь. Я уже скучаю по серой жиже.

— Только факты? — уточнил слепой зомби.

— Только факты. — подтвердил я, борясь с желанием проверить интерфейс. Становлюсь интерфейсозависимым…

— Нас было двое. — начал Баск как-то сразу, без обычного для истории начала. — Я и Шток. Не назвал бы нас друзьями. Да и группы не было. Но после ежедневных заданий часто тусовались вместе в семнадцатой кляксе. Иногда бурлачили. Я старался накопить как можно больше денег. Шток — он всегда жил одним днем. Предпочитал жить весело и не думать о завтра. Может и правильно… раньше я старался планировать, а сейчас… может и стоило отрываться по полной… Но речь о другом. Один раз помогли бригаде Ржавые перетащить пару тяжелых штук, а затем отмыть их. Отблагодарили нас щедро. И Шток уговорил меня сходить повеселиться. Пошли, говорит, в жопу! Ну мы и сходили…

— Прости, — моргнул я, — куда вы сходили?

— Вроде бара. Заведение. Такое же как здесь, только дешевле. Неподалеку отсюда. Над входом нарисована задница, над ней написано «Жопа мира», прямо по ягодицам «Окраина», а снизу — «Добро пожаловать в реальность».

— Метко подметили. — восхитился я. — Хотя если верить той карте, что я увидел сегодня, Окраина все же не центр. Мы ягодица. Левая. А вот Дренажтаун… вот там центр…

— И там воняет! — прочавкала Йорка.

— Сходили вы… дальше что?

— Там и познакомились с этим… сегодня вы его видели.

— Кого мы на скамейку отдохнуть положили? — понизил я голос.

— Он. Имя Ладос. Веселый, компанейский. Я сам не заметил, как рассказал ему о себе все и даже больше. Он тоже болтал постоянно. Но о себе ни гу-гу — это я уже потом понял. Когда в голове своей тупой раз за разом тот вечер прокручивал. Каждую секунду, каждое слово. Все пытался понять — мог ли я тогда уловить что-то неладное. Понять, что нам со Штоком готовят страшное.

— Но не уловил.

— Не уловил. И знаю, почему.

— И почему же?

— Сука Ева!

Йорка чуть не подавилась костью. Я удивленно приподнял бровь. Уже привык к спокойствию и внешнему равнодушию зомби. А тут столько ярости…

— Красивая? — предположил.

— Мягко сказано, — невесело усмехнулся Баск. — Могу тебя в этом заверить! И знаешь, почему я так уверен, что эта сука красива?

— Даже гадать не возьмусь.

— Потому что ее лицо — последнее, что я увидел за миг до того, как ослепнуть! Как только пытаюсь вспомнить — каково это видеть мир? — вижу ее сучье лицо!

Бам! Ладонь по столу. Стук… и на низкий пластиковый стол опустились две стопки самогона. Р-раз! И одна стопка уже пуста, проглотивший горлодер зомби с рычанием мотает головой. Рядом опять урчит вернувшаяся к еде Йорка. Чувствую себя выпавшим из компании гоблинов и зомби. Может, тоже что-то этакое сделать? Рыгнуть, бросить посуду на пол — вполне в духе гоблинов.

— Но я поторопился. Отмотаю назад. Мы сидели в Жопе с семи до полуночи. В полночь она и явилась — гребанный суккуб! Облегающие шортики так коротки, что… к-хм…

— Продолжай. — поощрил я, отпивая из своей стопки и полоская самогоном рот.

Дезинфекция. В душе зубную щетку и пасту не предлагают. А купить забываю. Хотя у большинства здешних гоблинов оскал даже не желтый, а буро-черный, цвета сгнившей коры или круто заваренного чая. Ходят, скалятся…

— Топик, шортики, блондинка с густющими волосами до пояса, грудь, попка… все при ней, короче. Вы не подумайте — на нее все смотрели. И я тоже. Но как… смотрел и понимал — у меня и шанса нет. У ней крупными буквами на лице написано было, что самой сексуальной частью мужика она считает размер его баланса. А мы орки с мечтами перекраситься в полуросликов. А вот Шток… он уже хорошо выпил. И ему прямо крышу снесло от Евы. Она на него разок глянет… Говорю же — суккуб. Я сразу так подумал. Хотя лучше про девушек такое не говорить — нехило отхватить можно.

— Почему?

— Суккубами или сукками в Дренажтауне платных девочек называют. — утерев рот, пояснила Йорка. — Класс. Я сыта…

Сыта она. Как же. По сути ничего и не съела. Просто сам вкус и аромат жареного мяса…

— Проститутки? — уточнил я.

— Точно.

— И называют их суккубами или сукками? Я верно понял?

— В точку. Мы были гоблинами, стали орками. Теперь боевые орки. А они — сукки, суккубы. Это про девочек. Платные парни — инкубы.

— Инкубы и суккубы. — хмыкнул я. — Потрясающе. Зато понятно. Идем дальше по истории. Эта Ева — она сукка?

— Да вроде нет. Просто одета так… ну ты понимаешь… Ей и с руками-ногами повезло исключительно — прямо как родные. Ножки, руки — все в тему.

— Ясно. Давай дальше.

— Еще выпьем?

— Плохо тебе не станет?

— Да я трезв.

— Вижу. — согласился я.

Он убил. Возможно, в первый раз. В таких случаях алкоголь часто пасует и почти не действует на организм свежеиспеченного мокрушника.

— Я плачу. — добавил зомби.

— Заказывай. — разрешил я. — Залпом не пей. Цеди по глоточку пятиграммовому. Тогда точно подействует. Я закажу. А ты рассказывай.

— Шток глаз от нее не отводит. А она вопросы того козла Ладоса повторяет. Сколько, мол, зарабатываем, удалось ли что отложить, как с личными вещами. И все это с такими шуточками и милыми улыбками, что даже не задумываешься о том, что незнакомой девушке рассказываешь свои планы, называешь накопленную сумму… Я язык чуть прикусил. А Шток поет заливается, солы тратит, баланс до нуля опустил. Я вовремя язык прикусил и сказал, что денег нет. В голове шумит. Пора по капсулам и спать. А эта тварь и говорит — а давайте погуляем по ночной Окраине. Подышим свежим воздухом… я сказать ничего не успел — а Шток уже кивает. Она разливает остатки, поднимает тост. Знаешь, какой тост? Не угадаешь!

— Какой?

— За роковое знакомство! И представь — мы выпили! Поулыбались! Я еще подумал — что за тупой тост? А потом решил, что пытается казаться загадочной. Ну или уже пьяная. Выпили, встали, вышли, всех шатает — меня и Штока по-настоящему, а эти, как я уже потом понял, больше притворялись.

Баск понурил голову, сжал кулаки, заново переживая прошлое. Подошедшей официантке кивнул на стопки и жестом показал, как ем ложкой из тарелки, вопросительно глянул. Девушка кивнула и показала семь пальцев. Согласно опустил веки, жестом попросил принести. Две стопки самогона и тарелка горячего супа. Или просто бульона — тоже сгодится.

— Я Штока сумел в сторону оттащить. Говорю ему — хватит. А он меня обнимает и на ухо шепчет: «Братан! Это любоф-ф-фь». Отталкивает и к ним. Ну и я следом — не бросать же. Идем, а мне все хуже, в голове шумит. Блевать пока не тянет, но вот прямо нехорошо. Странно нехорошо. Решил приходить в себя. Они топают по коридорам, все как в тумане, хохочут, Шток с Евой уже в обнимку, а Ладос вроде и не против, улыбается, показывает ему большой палец, подмигивает мне, тихо показывая на них — вон, мол, как парню повезло. Похоже, не один ночью спать будет. Да еще и с такой девочкой — он даже пальцы себе целовал, чтобы показать «какая это девочка». Я киваю как болванчик. А мне все хуже. Вялость странная. Так я бутылку с водой открыл, в кармане поясной сумки порылся и давай в бутылку таблетки пихать. Шиза, энергетики, кофеин с витамином С. Все туда запихнул. Поболтал, газ выпустил и иду пью потихоньку. А мы все идем и идем. В то время я коридоры особо не знал — зачем учить схему, если на стенах указатели? Поэтому даже не насторожился — а ведь мы свернули на те тропки, что ведут к тридцатому магистральному. Коктейль свой бодрящий я допил. И что интересно, — «глянул» на меня Баск, уставившись пустой глазницей, — я уже допивал, чувствую себя чуть лучше, и тут она — сука Ева — как обернется! Будто почувствовала что-то. И на бутылку — зырк! Губы улыбаются, а глаза нет. Смотрит пристально и спрашивает — а что ты пьешь и чего не делишься?

Прервавшись, зомби чуть помолчал, отхлебнул из освеженной стопки и продолжил:

— Меня будто за язык кто-то схватил. Не дал сказать правду. Шизу, мол, пью, сказал. И раз — допил последний глоток. А бутылку выкинул. Она при-и-истально так на меня поглядела и снова Штоку голову на плечо положила. У того аж ноги подогнулись. Она ему что-то шепнула. Он поворачивается, на меня смотрит — и глаза у него бешеные! Злобные! Что она ему такое шепнула? Может, сказала, что я на ее задницу пялился? И он заревновал? Так я и, правда, пялился… Проходим мы еще одним коридором, и тут я вижу — Штока шатает люто. Он прямо идти не может! К нему, с другой стороны, тут же Ладос подскакивает — да так заученно, словно каждый день бухих таскает. И на меня посматривают — даже с удивлением. И меня опять будто кто-то в бок толкнул. И пошел я мотаться, за стены хватаюсь, в ногах заплетаюсь. Но все равно туплю! Все равно продолжаю идти! И в голове — вот поверь, Оди! — ни единой реально страшной мысли. Мне неохота идти, мне лень, хочу спать, злюсь на Штока и немного ему завидую. Все смешалось. А страха и понимания «тут что-то сильно не так» — этого нет и в помине.

Баск отпил еще самогона. Я пододвинул к нему тарелку с принесенным супом — простой бульон с парой кусочков мяса и костью. Пахнет вкусно.

Взяв ложку, зомби принялся машинально есть. Похоже, он даже вкуса не чувствовал, настолько был поглощен воспоминаниями.

— Проходим последние шагов сто, коридор кончается — и я понимаю, где мы. Гиблый Мост! Вот куда вышли. Да там никто никогда не гуляет! Рядом Зловонка, внизу Стылая Клоака. Столько страшилок про эти места! А Ладос и говорит — глянем вниз? С края каньона? Я шаг назад, оглядываюсь, говорю — пошли отсюда, ребят. Обалдели? Это же Гиблый Мост. Уходим! А она губы надула и Штоку обиженно так — ну вот, твой друг портит все веселье. Не люблю унылых компаний. Или все делаем вместе — или я пошла. Штоку как шилом под зад дали — на меня навалился, еле бормочет, подмигивает, икает, головой на каньон мотает. Ты мне, мол, не друг, что ли? Разок глянем — и назад пойдем. Они, мол, обещали дальше за свой счет нас угостить. Каким-то особым когтерезом. Крепкая, видать, штука. Похлеще самогона. И я поддался… я пошел к этому сраному каньону. Чтобы посмотреть с края вниз. До края шага три осталось. Но тут она нас под руки подхватывает и мурлычет — погодите, мол, посмотрите на мост. Там кто-то идет? Мы, кретины, послушно останавливаемся, пялимся на пустой мост. А она смотрит вверх — я краем глаза вижу. Тоже туда лицо дергаю. А там полусфера медленно поворачивается. Ты видел ту полусферу?

— Большая. Криво висит. — киваю я, вызывая в памяти отчетливую картинку огромной старой полусферы наблюдения, висящей над каньоном.

— Я потом уже узнал — у нее одна сторона «слепая».

— Вот как…

— А она знала. И просто ждала, когда мы выпадем из видимости системы. Тогда все и случилось. Что меня спасло? Шток упал. Просто отключился. И рухнул. А я попытался его удержать, но упал вместе с ним. На спину рухнул, а надо мной — ш-шух! — дубина просвистела. Я ахнул! А Ладос снова замахивается! Я в сторону! Дубина по животу Штока. Он стонет. А я на четвереньках бегу. И тут пинок по ребрам. Ору. Падаю и качусь. Тело работает само. Встаю и бегу. И убегаю! Шагов на десять убежал. И тут вспомнил — Шток! Поворачиваюсь, а Ладос его вниз сталкивает. Ева идет ко мне, ее рука в рюкзаке с плеч снятом. Красный такой рюкзак с черным длинным языком на клапане. Я хотел мимо пробежать, оттолкнуть Ладоса, поднять Штока — и прочь! А она рюкзак с руки стряхивает небрежно так — и я вижу у ней в ладони страшную такую хреновину. Два когтя на палке. Что-то вроде тонкой дубины, но с когтями. Ей она меня и деранула по лицу. Умело так. И эти ее бешеные глаза, когда она била… и все. Это было последнее, что я увидел в жизни — ее лицо и тень хлестнувшей по лицу когтистой штуки. Боль! Упал! За лицо хватаюсь — палец в глаз проваливается! Я как заору, как вскочу и побегу… а мне вслед крик Ладоса: «Ева! Стой! Мать сейчас увидит! Пусть уходит! Тащим этого под мост!» А я бегу. И на полном ходу в стену. Головой. Оглушенный падаю, опять вскакиваю, упираясь плечом в стену и скольжу по ней пока не «проваливаюсь» в тридцатый. По нему уже и побежал — также по стене скользя плечом. А Шток… его утащили вниз. Вот такая вот тупая история.

Зомби допил самогон, спешно дохлебал суп и, отставив пустую посуду, вздохнул:

— Так я ослеп. И поделом. Сам виноват. Ладос же… через пару дней он ко мне подошел. Я на стенном выступе лежал с башкой замотанной и заклеенной. Пытался сообразить, как дальше жить. А он бесшумно подошел — раньше я прислушиваться еще не умел, не мониторил звуки вокруг — и шепчет мне на ухо: «Ну ты сучара и везунчик! Теперь живи и бойся. Каждый день бойся. Мы тебя все равно рано или поздно достанем. И утащим. На котлеты… — клянусь, он так и сказал — на котлеты… И добавил: — Хочешь пожить еще хоть немного — молчи! Молчи!» Потом он ушел. До этого я думал — надо как-то быстро сдохнуть, без глаз жизни нет. А после его слов все поменялось. Я решил — не сдохну! Выживу! Скоплю денег, найду способ починить глаза — хотя бы один. И когда-нибудь убью этого ублюдка! А затем ту суку! Начал учиться жить заново. Как ходить, как ориентироваться, как прислушиваться и как терпеть, постоянно терпеть издевательства. И как постоянно ждать удара от подкравшегося Ладоса или суки Евы. Может, поэтому я так быстро освоился и обучился — потому что все время ждал удара. Но что смешно — он со мной поговорил, погрозил… и пропал. Это случилось полгода назад. И вот сегодня он только появился — да вы сами видели…

— Видели. — подтвердил я.

— Видели. — согласилась Йорка.

— Ясно. — подытожил я. — Бодрая такая история. Ладоса в минус. Поздравляю — одного кровника ты грохнул. Осталось прикончить суку Еву. И я тебе в этом помогу. А пока давайте-ка посмотрим, что сученыш Ладос таскал в своей поясной сумке…

Я выложил на стол трофейную сумку и принялся ее осматривать. Внешне ничем не примечательная. Открыть не успел — зомби дернулся, ладони с треском ударили по столу.

— Забыл кое-что еще! Голос! Третий голос!

— Поясни-ка. — сумку я пока отложил. Успеем.

— Когда я вскочил и побежал, когда Ладос орал «Ева! Стой! Мать сейчас увидит!..», тогда же, за пару секунд до того, как приложился головой о стену, был еще один голос! Хриплый такой, властный. И шел он снизу — из-под моста. Голос кричал: «Живей! Тащите мясо сюда!» Мясо! Мне этот момент потом в кошмарах снился — и в них мне убежать не удалось. В них эти твари тащат меня вниз и уносят в туман. А из тумана голос: «Мясо! Тащите мясо сюда!»

— Вот и еще один из кодлы похитителей нарисовался. — подытожил я. — Причем на дело он сам не ходит. У Ладоса на шее была татуировка. Под шейным платком. Там целая композиция. Довольно красиво выбит рисунок Гнилого Моста, над ним кривая полусфера наблюдения, а под мостом — силуэт крупного мужика, с раскинутыми руками. Мужик как бы стоит на надписи: «Мясо и Свобода!» Можно, конечно, подумать, что это абстракция такая… но отнесемся проще — на татухе изображен босс. Портрет шестерки или рядового на шее никто накалывать не станет. Там самое место боссу. Его голос ты, скорей всего, и слышал. И отсюда интересный вопрос, гоблины и зомби — как долго сказка длится будет?

Увидев непонимающий взгляд Йорки и наклоненную голову Баска, пояснил:

— Сказочные расы и классы продолжают править балом. Зомби, гоблины, орки, полурослики, суккубы, инкубы, а теперь добрались до настоящей классики — до тролля.

Тишина…

— Тролль. — повторил я. — Страшный сказочный великан, живущий под мостом и взимающий плату за проход по нему. Похититель, людоед, злодей. Под твое описание подходит идеально.

— Звучит мерзко и страшно. — кивнула напарница. — Так и будем его называть.

— Ни в коем случае. — не согласился я. — Никак не будем его называть. Если я провел такую аналогию — тролль под мостом — то и другой сможет. Услышит нас кто-то знающий о делах вокруг и под мостом — и поймет, о чем шепчемся и бормочем. Что-нибудь еще, Баск?

— Нет. Просто еще раз спасибо, Оди.

— Потом поблагодаришь. Когда найдем ту красивую блондинку Еву и поговорим с ней о мясе, глазах и сучьем поведении. Теперь сумка…

Откинув клапан, заглянул внутрь. Сразу стало ясно — это не предмет личного обихода. Сумка вообще не принадлежала сдохшему Ладосу. Ведь вряд ли даже конченые злодеи и упыри забивают такой кошель одними лишь плотными столбиками средней величины серых таблеток. И больше ничем. Показал содержимое Йорке, та зашептала на ухо Баску, пока я убирал сумку в рюкзак. Задумчиво постучав пальцами по столу, хмыкнул:

Конец ознакомительного фрагмента.