Мы оседлаем бурю

Девин Мэдсон, 2018

Война построила Кисианскую империю. Война ее и разрушит. Спустя 17 лет после восстания Кисианскую империю объединяет лишь твердая рука Бога-Императора. Но измена разрывает шаткий союз с Чилтеем, и все, что было выиграно, рушится. Принцесса Мико мечтает заявить права на трон, но путь к власти может навсегда разделить ее семью. В Чилтее Кассандру Мариус преследуют голоса мертвых. Отчаяние толкает ее на сделку, что обещает лекарство. На границе между народами капитан Рах э’Торин и его воины-изгнанники вынуждены сражаться в чужой войне. Когда империя умирает, восстают три воина. Им придется оседлать бурю или утонуть в пролитой крови.

Глава 6

Кассандра

Джонус ухнул, вытаскивая дорожный баул из кареты, и тут же приглушенно взвыл, когда тот плюхнулся ему на ногу.

— В часовом механизме важно даже самое мелкое колесико, — пробормотала я, наблюдая за ним через верхнее окно таверны, где я мыла стол перед трапезой лорда Ториуса. Кем бы он ни был на самом деле, молодой человек явно получал удовольствие, изображая знатного лорда, почти так же, как я получу удовольствие, перерезая ему горло. Что до Джонуса…

«Джонус — трудяга, — сказала моя вечная пассажирка. — Хороший человек».

— Да он просто кретин, вот он кто, — объявила я, пока Джонус пыхтел на лестнице с тяжелым баулом, скрывшись из вида. — Я уже прикончила бы обоих, но приказано ждать, так что мы подождем.

«Ах, так теперь уже «мы»? Можно подумать, я когда-нибудь совершила бы подобное».

Я вытащила из-за голенища флягу и открутила крышку. От ударивших в нос горьких паров у меня потекли слюнки. Жидкость обожгла губы и горло, но экстаз продлился всего несколько секунд, а потом наступило онемение.

«Лучше бы ты прекратила пить эту дрянь».

— Лучше бы ты заткнулась и навсегда оставила меня в покое. Не все получают желаемое.

Смерть звала меня и с улиц этого городка. Не целый хор, внедрявшийся в мою голову днем и ночью, как в Женаве, но мертвецы все равно постоянно присутствовали. Раньше я отзывалась на призывы в надежде, что они умолкнут, однако всегда находила только тела. Безжизненные. Искалеченные. Они умолкали только от разложения.

Даже если я не смогу избавиться от Нее, то обменяю несколько жизней на то, чтобы освободиться от покойников.

«Но зачем им понадобился Джонус?»

В коридоре раздались шаги, и я сунула фляжку обратно в сапог и облизала губы.

— Возможно, мы это узнаем.

Я наклонилась, сделав вид, что надраиваю стол.

Дверь открылась, и вошел лорд Иллус. Замена лорда Эритиуса. Он нанял меня служанкой, в точности как сказал мамаше Гере мой загадочный клиент, но оставалось неясным, что ему известно. Если он и знает, для чего я здесь, то не подает виду. Если он и знает подлинную личность фальшивого лорда Ториуса, то держит эти сведения при себе. Нет ничего хуже скудости информации.

Я наклонилась ниже, надеясь, что платье натянется на бедрах (для этого я предусмотрела дополнительные швы) и он не сможет отказаться от приглашения.

«Серьезно? Это он-то?»

— Ты уже убралась?

— Да, ваша милость, — сказала я сладким и невинным голоском, словно до сих пор чувствовала вкус Пойла на губах. — Все готово.

— Отлично. Отлично.

Он закрыл дверь и начал расхаживать по комнате, проверяя, не осталось ли пыли на каминной полке, заглянул за шторы и под конец проверил устойчивость стульев у стола. И остановился рядом со мной. Наверное, мне стоило повернуться, но тогда пришлось бы посмотреть ему в глаза.

Он похлопал меня по бедру.

— Ты хорошо потрудилась в последние дни, — тихо и хрипло произнес он. — Я поблагодарю секретаря Ауруса за то, что обратил на тебя мое внимание. Хотя не могу понять, как это он отпустил тебя со службы.

Секретарь Аурус. Я порадовалась, что он не видит моего лица. Аурус стоял на второй ступеньке табели о рангах, выше него — только олигархи из Девятки. Ничего себе. Персона куда значительнее, чем я предполагала.

Приободренный моим молчанием, он сунул руку мне между ног, а голос его совсем осип.

— Наверное, у него не такой аппетит, как у меня.

«Ну пожалуйста, Касс, уйди. Найди какой-нибудь предлог. Хотя бы один раз».

Он уже проболтался. Было бы просто разыграть испуганную глупышку и отпрыгнуть, но ее возражения всегда меня бесили. В конце концов, это мое тело, и если оно ей не нравится, может убираться и найти другое.

— Ты такая красавица, — сказал лорд Иллус, навалившись на меня всем телом, так что край стола впился мне в ягодицы. Другая его рука поднялась к моей груди. — Когда ты вошла в мой кабинет, я подумал, что меня навестила королева.

Я закатила глаза, испустила подобающий стон удовольствия и прижалась задницей к его паху. Она начала вопить у меня в голове.

* * *

С тарелки молодого человека упала виноградина и покатилась по столу, тому самому столу, на который опиралось мое обнаженное тело, пока лорд Иллус прогонял голос из моей головы. Лорд Иллус велел мне протереть стол, но я не стала. Молодой не-лорд Ториус зажал виноградинку двумя пальцами и бросил в рот. Он ел в одиночестве, ну, то есть так, как может себе позволить кто-то, притворяющийся лордом, — в присутствии лорда Иллуса, дворецкого и двух слуг на подхвате. Лорд Иллус пытался смотреть только на парня, но я постоянно стреляла в него глазками, просто чтобы скоротать время.

— Ремус, — подозвал дворецкого не-лорд Ториус, прожевав виноградину.

— Да, ваша милость?

— Сколько дней осталось до границы?

Он побарабанил пальцами по столу.

— В таком темпе мы будем в Тяне через неделю, ваша милость, а оттуда…

Молодой человек взмахом руки велел ему замолчать.

— Давайте ускорим темп, — сказал он гораздо увереннее, чем вел себя поначалу. Спокойно, даже со скучающим видом. — И не предупреждайте о нашем приближении.

— Хорошо, ваша милость.

Он встревожен? Даже если нет, ему стоило бы забеспокоиться.

«Почему тебе так нравится убивать?»

Ага, Она вернулась.

«Потому что это весело, — сказала я, одарив ее нечастым мысленным ответом. — Потому что, умерев, они больше не могут говорить».

«Ты хотела сказать — не могут причинить тебе боль».

И тут воспоминания посыпались, как из переполненного хламом шкафа. Священник Олдем. Богадельня. Глумящиеся лица, нависшие совсем близко. Промокшее от плевков тонкое платье. Мать тоже в меня плевалась и проклинала всеми демонами, она вся прямо-таки извивалась от ненависти. Тетя Элора пыталась ее остановить. Умоляла оставить меня дома, не отсылать, а они плюнули и в нее за то, что навлекла на семью такой позор.

Я сморгнула неуместную слезу, и сила эмоций после стольких лет меня потрясла.

«Я любила тетю Элору», — сказала Она.

«Заткнись. К тому же она тебе не тетя».

— Хотите, чтобы я сообщил послу Ридусу? — поинтересовался лорд Иллус, и его слова вернули меня к действительности.

— Нет, никому не сообщайте, — велел молодой не-лорд Ториус. — Даже ему.

Посол Ридус. Секретарь Аурус. До сих пор мне удавалось остаться в живых, потому что я не задавала лишних вопросов, но пусть я и пешка в этой игре, я не собираюсь быть глупой пешкой.

Молодой человек поднял на меня взгляд.

— Она с нами?

— Да, ваша светлость, — сказал лорд Иллус. — Она хорошая и надежная служанка.

Бледные глаза ненадолго задержались на мне, а потом молодой человек резко кивнул.

— Прикажите подать карету пораньше.

— Если ваша светлость уверены…

Лорд Ториус закашлялся, но слишком поздно прервал лорда Иллуса. Ваша светлость. В Чилтее так обращаются лишь к главам купеческих домов и священникам высокого ранга — первые обычно люди немолодые, а последние еще старше.

Я уставилась на юного лорда с безупречной белой кожей и тонкими чертами лица, с хрупкой фигурой, почти как у птицы, но с гордой осанкой и немигающим взглядом. Скоро он будет мертв, но когда в игре участвуют настолько могущественные люди, то прежде чем перерезать ему глотку, стоит сначала разузнать, кто он такой на самом деле.

* * *

На следующий день мы ехали быстро, не останавливаясь до самого заката. Его светлость лорд не-Ториус ел в одиночестве, а я прислуживала ему и наблюдала. Потом убирала со стола и наблюдала. А когда ночью лорд Иллус послал за мной, я прислушивалась к его болтовне, пока он расхваливал мою красоту, жаловался на усталость, а в конце концов все-таки получил свое блаженство — не проговорится ли он. Но той ночью я ничего не выведала. Как и следующей. И хотя мы встали еще раньше и остановились уже в темноте, молодой человек намеревался еще ускорить темп.

«Может, ты неправильно расслышала», — сказала Она на следующую ночь, когда я выскользнула из постели лорда Иллуса, снова размышляя о том, кого могли величать «вашей светлостью».

Я тихо огрызнулась, закрывая за собой дверь в комнату лорда Иллуса. Он был неплохим любовником, но если я не сумею из него ничего вытянуть, то лишь зря теряю время в его постели.

«Голосую за то, чтобы не возвращаться туда. Он омерзителен».

— Ты считаешь омерзительными всех мужчин, — вполголоса пробормотала я. — Странно, что ты так возмущаешься, когда они расстаются с жизнью.

Дверь в комнату лорда Ториуса открылась, и оттуда вышел Джонус. Когда он заметил в тусклом свете меня, его ладонь застыла на ручке, а глаза округлились, как у пойманного в силок зверя.

— Его… Лорд Ториус попросил попить, — сказал он, краснея.

— Конечно.

Джонус отвернулся. Даже его уши пылали. Трудно найти большего дурака и простофилю, но, возможно, именно это и объясняло, зачем меня попросили принести его голову. Кое-кому не нравилось его… влияние, хотя трудно сказать, какое именно влияние мог оказывать привлекательный, но безмозглый юнец.

— Может быть, его милости нужно что-то еще? — спросила я. — Например, свежие простыни?

— Нет! Нет, ему ничего не нужно.

Он отпустил ручку, пряча другую руку за спиной. Я могла бы с легкостью вывернуть ему запястье, но успешно выполнить задачу важнее, чем удовлетворить любопытство. Я позволила ему скрыться, прижимая что-то к груди, когда он пробормотал извинения и умчался по коридору.

Я тихо последовала за ним, прислушиваясь, как он громко протопал вниз по лестнице, и успела увидеть, как он скрылся в чулане, где лорд Ториус держал дорожные баулы.

Джонус почти тут же вышел, а я стала спускаться по лестнице, пока он поднимался. Он мог бы пройти мимо, не сказав ни слова и оставив после себя лишь запах пота, но, поравнявшись с ним, я заявила:

— Ты мог бы сказать, что не интересуешься женщинами.

Он остановился на ступеньку выше, и его карман оказался очень удачно расположен. Теперь осталось только залезть туда, отвлекая его разго…

«Я с ним поговорю».

— Все совсем не так, как кажется, — сказал Джонус, и его покрасневшее лицо вдруг показалось таким далеким. Далеким и привлекательным, таким добрым и милым.

— Я не имела в виду ничего плохого. — Голос был вроде бы моим, но я не собиралась произносить ничего подобного. — Я просто хотела сказать, что, если тебе не интересны девушки, ты мог бы признаться, потому что я…

Я считаю себя хорошей актрисой, но эти сладкие речи звучали уж слишком правдоподобно. Я попыталась вызвать рвоту, но ничего не вышло.

«Как ты это делаешь? — спросила я. — Почему я не могу…»

— Но мне они интересны! — Лицо Джонуса перекосилось от смущения. — А ты такая красивая!

— Ты тоже. Ну, в смысле, как мужчина…

«Ох, ну хватит уже!»

Я изо всех сил сжала кулак. Я не могла отвести глаз от застенчивой улыбки Джонуса, и, хотя все мои чувства притупились, словно я погрузилась в вату, ладонью я могла управлять. Меня охватила паника. Да что Она вытворяет? Какого…

«Возьми ключ!» — рявкнула она.

«Что, вот так просто? Ты присвоила мое тело, оставив только руку, и ждешь, что я включусь в игру?»

«Давай же, Касс!»

«Я не могу обшарить карман, не видя, где он!»

Неловкое молчание затянулось, а потом Джонус произнес:

— Ты намного старше меня, я и не думал… В смысле, ты слегка…

Она опустила взгляд, и замешательство Джонуса позволило мне хорошенько рассмотреть его карман.

«Подойди ближе».

— Прости, — сказала Она. — Знаю, я могу показаться немного… колючей. Я просто так защищаюсь, понимаешь? Надеюсь, ты не считаешь меня слишком старой?

«Я защищаюсь с помощью Пойла, а колючая, потому что только этого заслуживают все вокруг. Да подойди же ближе!»

Она так и сделала, и отчаянное биение ее сердца зазвучало, как гул барабанов где-то вдали, и участилось, когда рука Джонуса коснулась моего лица, а моя отыскала его карман. Весь мой мир сошелся в этой руке, и, перемещая ключ в кармашек передника, я почувствовала лишь прохладу металла. Ни единой попытки мне помешать, ни единого звука, он не схватил меня за руку, а когда я опять обратилась к Ней, то обнаружила, что глаза у меня закрыты, и ощутила прикосновение к своим приоткрытым губам.

«Нет-нет-нет! Я должна убить его, а не целовать. Прекрати! Я добыла ключ».

Ответа не последовало, только вихрь несерьезных мыслей и грохот моего сердца.

«Отдавай обратно мое тело!»

Одну руку она положила ему на грудь, но другую, которая мне еще подчинялась, я рывком просунула меж его ног и сжала. Джонус взвизгнул, глаза его распахнулись, и вся краска сбежала с лица.

— Нет! — завопила она. — Отпусти его!

«Отвали!»

— Нет! Пожалуйста!

Я в последний раз дернула Джонуса, отпустила и что было силы хлопнула себя по щеке, отчего Она охнула, хватаясь другой рукой за перила.

«Убирайся».

— Нет! Я…

Я все била и била себя по лицу, почти не чувствуя боли.

— Кассан… дра, — простонала Она между ударами и отшатнулась. Ее хватка на перилах ослабла, рука заскользила, а под ногами у нас оказался край нижней ступеньки.

Я лежала на спине, не в силах вздохнуть, не в силах пошевелиться, а по телу разлилась боль, какой я до сих пор не знала. И спина, и ноги, лицо и шея — все разбито о лестницу и моими собственными ударами. Но зато это я не могла дышать, это мне было больно, и кровь на пол сплевывала тоже я.

«Как же ты сумела?»

Понемногу я начала хватать ртом воздух, а вокруг бормотали далекие голоса. Надо мной возникла жена трактирщика.

— Ты цела? — спросила она. — Ты свалилась с лестницы?

Я сумела кивнуть, и она вцепилась в мою руку, помогая подняться.

«Я просто хотела попробовать, каково это».

Растрепанный трактирщик в ночной рубашке стоял возле Джонуса, который махнул рукой и сдавленным голосом сообщил, что ничего страшного не произошло, большое спасибо.

«Ненавижу тебя».

У меня вырвался сухой смешок, в основном от облегчения.

— Ты, поди, головой ударилась, — сказала жена трактирщика, тоже облаченная в ночную сорочку, не скрывавшую необъятную грудь. — Ты бредишь.

— Да. — Говорить было больно, поэтому я замолчала и только смотрела, как трактирщик ведет Джонуса вверх по лестнице. Побледневший юноша согнулся в три погибели и дрожал, явно держась на ногах из одной лишь гордости. Когда трактирщик вернулся к своей взволнованной жене, я уже взяла себя в руки и отказалась от предложенной ей помощи.

— Мне надо отдышаться пару минут, — сказала я. — Не знаю, как я могла совершить такую глупость. Должно быть, оступилась и, падая, заодно снесла беднягу Джонуса.

Трактирщик усмехнулся.

— Он оклемается, как только блевать перестанет.

«Блевать? Да ты настоящее чудовище».

— Да, — рявкнула я Ей, когда трактирщик с женой убрались восвояси, оставив мне свою лампу. — Да, потому что я собираюсь убить его и привезти его голову в Женаву.

Она закричала какую-то бессвязную гневную чепуху, перешедшую в пронзительный визг, и тут я вынула ключ от кладовки. По крайней мере, в таком состоянии Джонус вряд ли хватится его в ближайшее время, и я успею обыскать пожитки фальшивого лорда Ториуса.

С лампой трактирщика в руках я проскользнула в кладовку и глубоко вздохнула. Здесь было не меньше десятка сундуков и ящиков всех размеров, но на ближайшем стояла маленькая шкатулка для письма. Скорее всего, именно ее и принес Джонус. Я схватила ее, но внутри оказались лишь обычные писчие принадлежности — бумага, перья, чернила и воск. Ничего интересного.

Я захлопнула шкатулку и поставила на место.

В слабом свете я открыла ближайший сундук, в котором обнаружила мерцающее шелковое платье в кисианском стиле — на него пошло гораздо больше материи, чем требуется любому человеку, чтобы прикрыться, даже в мерзлой глуши южной Кисии. Но кисианцы любят одеваться броско и роскошно. Даже их пояса были в два раза длиннее, чем нужно. И чем богаче и выше по положению человек, тем больше тратилось на него ткани.

Стараясь не помять аккуратно сложенное платье, я осторожно полезла рукой в глубь сундука, нащупывая что-нибудь кроме материи. Под первым шелковым платьем лежало второе, а также несколько льняных и шерстяных. В следующем сундуке оказалось то же самое, только платье было еще роскошнее, из розового шелка с россыпью крошечных цветов, белых, красных и даже пурпурных, что меня потрясло, учитывая цену вышивки. Сверху в футляре лежало ожерелье, безликая маска Бога на тонкой как паутина цепочке. Мое сердце забилось чаще. Лорд Ториус был слишком молод для священника.

Я поставила коробку на место и перешла к другому сундуку. Снова одежда и ящики с посудой, серебром и ладаном. Я надеялась найти письма, или свитки, или какие-нибудь документы, но, похоже, меня ждало разочарование.

Когда я закрыла последний сундук, прошло не меньше часа. Масляная лампа почти прогорела, а я мечтала о постели. Всего несколько часов до того, как меня разбудят, и начнется еще один день фальшивой служанки фальшивого лорда. Но я закусила губу и вернулась к сундуку с ожерельем.

Взгляну последний раз. Футляр открылся легко, умирающий свет замерцал на золотой маске Единственного истинного Бога. Настоящее золото. Тонкая работа. Я перевернула ожерелье.

Ее светлость Мико Виллиус.

Я вертела его туда-сюда, будто ожидая, что слова как-то изменятся, но этого не случилось. Их тяжесть рухнула в мой уставший мозг с грохотом, от которого у меня перехватило дыхание.

Уронив футляр, я схватила шкатулку и откинула крышку. Та же превосходная бумага, воск, перья и крошечная коробочка с песком, но на этот раз я все это вывалила и нашла под бумагой печать. Маска Бога с вырезанной посередине буквой «В».

Доминус Креос Виллиус, иеромонах Чилтея, глава церкви, первый после Бога. Никто никогда не видел его лица, но он должен быть стар, учитывая, что занимает этот пост, сколько я себя помню. Но у него есть сын. Единственный. Лео Виллиус. А у императора Кисии Кина Ц’ая — единственная дочь. Принцесса Мико.

— Проклятье, — прошептала я пустой кладовке, когда все встало на свои места. — Это плохо.

«А я говорила тебе не браться за эту работу».

— Будто у меня был выбор. Я наемное орудие, а орудие не уйдет далеко, если будет отказываться от работы.

«Ты же не хочешь сказать, что продолжишь дело? — В ее голосе слышался искренний ужас. — Он сын иеромонаха! Без него точно начнется война».

Вместо ответа я скрипнула зубами и собрала бумагу и перья. Наверное, лучше было не знать, не иметь сомнений, скребущихся в мозгу. В отличие от отца доминус Лео Виллиус заботился о бедных и благословлял больных. Он был истинным слугой Божьим, и за это кто-то желал ему смерти. Я могла бы отказаться, но тогда просто пошлют кого-то другого, а я умру без всякой пользы, никем не замеченная. Потому что я никто.

«Нет, Кассандра, даже ты не можешь…»

— Могу и сделаю. Если тебе это не по нраву — убирайся.

* * *

Когда на рассвете мы отправились в путь, Джонус старательно меня избегал. Наша карета мчалась позади той, что везла лорда Иллуса и доминуса Лео Виллиуса. Теперь, зная, кто он, я смотрела на него иначе, подмечая движения глаз, спокойную уверенность и мягкую бледную кожу лица, часто скрывавшегося под маской. Вероятно, он почувствовал мой взгляд, поскольку светлые глаза снова обратились ко мне, а голова склонилась набок, будто он обдумывал какие-то мои слова.

Я отвернулась, а когда снова посмотрела, он уже скрылся в карете и больше не появлялся. Даже когда солнце поднялось высоко и наши кареты остановились на обочине дороги.

— Зачем мы остановились? — спросила Ливия, другая служанка, разглядывая залитые солнцем поля.

Я не знала ответа. Ни тени, чтобы дать лошадям отдохнуть, ни воды, чтобы их напоить, и, высунув голову из зашторенного окна, я не смогла разглядеть поблизости никакого жилья. Ни дома. Ни фермы. Ни даже дорожного столба. Только колышущиеся золотые поля да темно-зеленый лес на горизонте.

Лорд Иллус вышел на дорогу и, заметив меня, сердито дернул головой, веля вернуться на место.

— Ну, что там? — спросила Ливия.

— Ничего.

— Может, у лошади подкова слетела или колесо разболталось. Или сундук упал.

— Наверное, ты права, — сказала я, не став указывать на пустую дорогу или отсутствие активных действий. Дотронувшись до лодыжки, руки и бедра, я проверила ножи. Времени сменить платье на мое любимое не было, но сойдет и так.

«Ты до сих пор не поняла?»

Я со вздохом откинула голову назад, но Ее ничто не могло остановить.

«Зачем сыну иеромонаха ехать в Кисию с ожерельем, на котором выгравировано имя Мико Виллиус, если не для того, чтобы скрепить договор женитьбой на ней?»

Я подавила еще один вздох и сощурила глаза в театральном приступе боли.

«Но для чего заключать союз втайне, если этот брак должен быть делом неимоверной государственной важности? Зачем прятаться под фальшивым именем? Только потому, что кто-то тебя поджидает».

Такой вариант уже приходил мне в голову, но ожидать наемного убийцу — не равно ожидать меня.

«Те, кто тебя нанял, хотят удостовериться, что мира не будет, — настаивала Она. — Они хотят войны. Убить его, когда пересечете границу? Не нужно много ума, чтобы это понять».

Поэтому я уже обо всем догадалась. Но он все равно умрет. Война пойдет на пользу моему делу.

«Но это же Лео Виллиус. Ты сама говорила, что он единственный порядочный человек во всем…»

Сквозь вялую жару прокатился отдаленный раскат грома, и Джонус впервые вылез из своего угла, чтобы посмотреть в окно. На горизонте росло облако клубящейся пыли.

— Что это? — голос Ливии дрогнул.

— Лошади, — ответил Джонус. — Много лошадей.

— На нас напали? Надо бежать?

Джонус посмотрел на нее, избегая моего взгляда.

— Не напали. Левантийцы. Я слышал, у них где-то здесь лагерь.

Я выглянула в окно и еще раз проверила ножи, просто на всякий случай. Лорд Иллус стоял в тени передней кареты, скрестив руки на груди. Приблизившись, облако пыли замедлилось, до нас доносился только стук копыт. То, что издали выглядело нашествием муравьев, превратилось в одетых в кожу всадников с бронзовыми лицами и так коротко стриженными волосами, что их головы напоминали потный бархат лошадиных шкур. У каждого имелась пара сабель, зазубренный нож и абсолютно непроницаемое выражение лица.

Из пыльного облака выехал вперед человек, высокий и грациозный, как и его лошадь — сплошь упругие мускулы и стремительность. Не отпуская поводья, он поднял кулаки, будто салютуя лорду Иллусу.

— Гидеон э’Торин, — сказал он и, с легкостью развернув лошадь, указал на своих спутников, всего человек двадцать-тридцать. — Первые Клинки Торин будут защитить.

Когда он повернулся, на затылке стал ясно виден коричневый символ. Я слышала рассказы, что они держат в подчинении мальчишек и клеймят их, как лошадей, а девочек клеймят, выдавая замуж, чтобы те не сбежали, а еще слышала, что этих людей изгнали за дела слишком варварские даже для варваров. Но хотя их кожа выглядела грубой, как шрам, краска была яркой.

— Вы опоздали, — сказал лорд Иллус. — Вы заставили нас ждать.

— Теперь готовы.

Лорд Иллус что-то проворчал, и пусть я не слышала слов, это точно была какая-то грубость.

— Его светлость желает ехать дальше, — сказал он, возвращаясь в карету. — И быстро. Так что поехали.

— Поехали, да. Быстро, да. — Человек, назвавшийся Гидеоном э’Торином, являл собой образец спокойной выдержки, а каждое его слово было горделивой попыткой покорить чужой язык. Еще раз отсалютовав лорду Иллусу, он обратился к своим людям на беглой и неожиданно элегантной тарабарщине.

— Какие огромные кони, — выдохнула Ливия. — Как они вообще на них забираются?

— Они и сами не маленькие.

Карета снова пришла в движение, левантийцы выстроились вокруг нас почетным караулом, и мы продолжили путь к границе. Как будто ситуация могла усложниться еще сильнее.

Когда мы остановились у ворот Тяна, уже опустилась ночь. В этом кисианском приграничном городе было больше проезжих торговцев, чем горожан, и, если судить по числу стражников, еще больше солдат.

Лорд Иллус вышел из кареты и вступил в оживленную беседу с двумя пограничными стражами при свете огней надвратной башни. Были отданы и возвращены обратно какие-то бумаги, после чего беседа продолжилась. Стражники указали на левантийцев, затем на нашу карету, и мое сердце бешено застучало. Я очень давно не ездила в Кисию по делам и не задумывалась о документах.

Рядом с лордом Иллусом появился дворецкий и о чем-то быстро заговорил. Наконец, стражники кивнули. Были переданы еще бумаги, поставлены печати. Дворецкий улыбнулся, но стражи остались серьезными, фонари над их головами отбрасывали длинные тени.

Лорд Иллус поклонился на кисианский манер и забрался обратно в первую карету. Дворецкий остался на месте, пока появившаяся из тени группа стражей занималась проверкой. Открывались сундуки. Осматривались колеса. Даже левантийцам пришлось сидеть смирно, пока ощупывали их седельные сумки. Потом кисианец остановился у нашей кареты и открыл дверцу. Внутрь пролился свет фонаря.

— Баулы, — свирепо пролаял он, будто отдавал приказы арестантам.

Большая часть нашего багажа находилась на крыше, но у Ливии при себе была маленькая сумка, и она протянула ее дрожащими руками. Стражник выхватил ее, открыл и вывалил содержимое — какие-то сушеные фрукты, пудру, пачку писем и небольшой швейный набор — прямо на пыльный пол кареты. Потянувшись за письмами, он бросил сумку поверх этой кучи.

— Ой, нет, это просто…

Ливия съежилась под хмурым взглядом стража.

Он отдал письма кому-то невидимому за своей спиной и ткнул пальцем в меня.

— Ты. Вытяни руки.

Я повиновалась и растопырила пальцы, показывая, что на мне нет никакого клейма. Джонус сделал то же самое, и, окинув карету недобрым взглядом, страж захлопнул дверь. Ливия испустила дрожащий вздох в темноте.

По всей видимости, в письмах не содержался план свержения императора, поскольку через несколько минут карета пришла в движение, оставив мрачные взоры стражей позади. Несмотря на то что многие приграничные жители были смешанного, кисианско-чилтейского происхождения, императорская армия не могла небрежно относиться к набору рекрутов. Каждый солдат представлял империю, и, чтобы носить императорского дракона, в его жилах должна течь чистейшая кисианская кровь. Хотя, когда я впервые пересекала границу, с такой же гордостью носили щуку Отако.

В город кареты въехали без происшествий. Джонус дремал в углу, словно ничего не изменилось, но за окном все выглядело не так. Другие звуки, даже другие цвета. Гирлянды бумажных фонариков, протянутые над дорогой, выступающие над узкими улочками резные карнизы крыш, и повсюду флаги Ц’ая, будто предупреждение.

— Как красиво, — восторженно прошептала Ливия. — Эти резные завитушки на ставнях… Почему у нас в Женаве нет ничего подобного?

— Потому что так делают кисианцы.

— Что?

По движению я поняла, что она повернулась и смотрит на меня, но я лишь пожала плечами, не отворачиваясь от окна. Снаружи простые кисианцы заканчивали в угасающем свете дня свои дела, из чайных и домов гейш уже доносилась музыка. У каждой встречной гостиницы я ожидала, что карета остановится, но, хотя мы и замедляли ход из-за толпы на улицах, тем не менее продолжали ехать. Шелковые одеяния сменились шерстяными, камень — глиной и соломой. Затем осталась лишь тьма, мы оставили Тян позади.

— Думаю, мы не станем останавливаться, — сказала Ливия, устраиваясь на сиденье. — Может, он переночует у какого-нибудь лорда за городом.

Я оставила свой пессимизм при себе.

Мы неслись в столицу по Ивовой дороге, слабый лунный свет падал на бритые головы всадников, их кожаную одежду и парные изогнутые клинки на бедрах. Несомненно, Лео Виллиус вез бумаги, подписанные самим императором, но все же меня поразила та легкость, с которой границу пересекли вооруженные до зубов варвары. Вероятно, все было устроено заранее. Доминус Виллиус полагал, что безопаснее иметь дело с теми, кого можно купить, чем погибнуть от рук своих же людей.

К несчастью для доминуса Лео Виллиуса, никто ни разу не взглянул на горничную.

* * *

Остаток ночи я продремала, но проснулась совершенно не отдохнувшей. Ни одна лошадь не пала между оглоблями, значит, мы, надо полагать, останавливались и поменяли лошадей.

Облизнув пересохшие губы, я спросила:

— Где мы?

— На дороге в Кой, — отозвался Джонус.

— Кой? — я сморгнула остатки сна. — Но это же не столица.

— Да, но там император Кин вновь приносит присягу на служение своему народу. Он каждый год это делает.

— В самом деле? — спросила Ливия. — Я не знала, что он так самоотвержен.

— Он же император, — усмехнулась я. — И неважно, сколько слов слетит с его губ, он отнюдь не самоотвержен. Это просто красивое представление.

Мне никто не ответил, и я переключилась на разглядывание пейзажа. Плоские равнины южного Чилтея исчезли, сменившись на пологие холмы и далекие очертания крутых скалистых хребтов. Все плотнее к дороге подступали деревья, и, хотя между их стволами пробивались лучи рассвета, утро становилось темнее по мере того, как мы углублялись в лес. Что ж, граница пройдена, теперь мне нужна лишь возможность.

«Или можно отступиться, пусть все идет своим чередом».

Я скрестила на груди руки и приготовилась к спору.

Что-то сильно ударилось о стенку кареты, и непрочное дерево раскололось, обнажив наконечник стрелы. Ливия закричала. Визг снаружи прозвучал эхом ее испуга, в бок кареты вломилась лошадь, а за ней и всадник. Раздался хруст. И вопль. Левантийский воин пал среди бури криков и грохота копыт. Полдюжины трупов снаружи завели свою песнь искушения, а Ливия жалобно всхлипнула.

— Что такое тут происходит? — Джонус отпихнул меня от окошка. — Кто…

Экипаж замедлил ход, а потом рванул вперед так, что мы повалились с сидений, и до наших ушей донеслись громкие проклятия кучера.

Еще больше мертвых принялись за свои песнопения.

— Кисианцы! — объявил Джонус. — Они…

Экипаж понесся под шквалом криков и градом осколков. Мы, запертые внутри, покатились с ним, и удары колотили нас, как пьяный матрос, до тех пор, пока с последним тяжелым стуком наша карета не превратилась в сумрачную и заполненную пылью могилу.

На один оглушающий миг в этом мире не осталось ничего, кроме Ливии, залитой кровью и пронзенной обломками крыши. Переломанная опора проткнула ей низ живота, но умерла она, скорее всего, от глубокого пореза, снесшего половину шеи и открывшего голую кость среди порванной плоти. И после смерти она взывала ко мне громче, чем при жизни, пела ту же надрывную песнь, что и остальные.

Лицо Джонуса забрызгало кровью, однако, судя по тому, как он дернулся, кровь была не его. При виде Ливии его вырвало, он всем весом навалился на разбитую стенку кареты, проломил ее и свалился в подлесок, усеянный обломками. Не оглядываясь, Джонус скрючился пополам, изо рта полилась рвота.

— Идиот, — прошипела я, вытягивая припрятанный на бедре нож, и еще один, из рукава.

«Не убивай его!»

— Не убью, пока не окажемся в безопасности.

Я выбралась из-под обломков и торопливо огляделась.

— Поднимайся! — велела я Джонусу, глядя дальше, поверх кареты. Одно колесо медленно продолжало вращаться, сквозь него я видела усеянную смертью дорогу. Стрелы сыпались среди дикой пляски лошадей, и, хотя врагов с алыми поясами было больше, левантийские воины дрались яростно и рубили их как снопы. Невозможно было понять, побеждает ли превосходство в силе или в числе, но в любом случае кисианцы, похоже, позаботились о доминусе Виллиусе за меня. В самом центре бури, накренившись вперед, посреди дороги стояла другая карета с мертвыми лошадьми между оглоблями.

Пора было выбираться.

Я склонилась над едва переведшим дыхание Джонусом.

— Как мне кажется, наилучший план — бежать.

— По ту сторону дороги за деревьями — лучники.

— Значит, нужно перебраться и попробовать спрятаться где-то выше по склону. Ты идешь?

Он взглянул на мои ножи и кивнул.

Одарив его мрачной улыбкой, я метнулась из-под укрытия разбитой кареты и бросилась в бой. Он обрушился на меня симфонией разрушения — грохотали копыта, вопили раненые, лязг клинков и треск разрываемой плоти заглушали вездесущую песню мертвых. На меня набросился потерявший коня кисианец, я пригнулась, уворачиваясь от удара, полоснула его по ноге сзади. Я не оглянулась на резкий вопль, чтобы посмотреть, не хромает ли за мной солдат, и с колотящимся сердцем углубилась в этот хаос. Впереди показался просвет, и я рванула туда, но сейчас же остановилась, когда путь мне перерезал большой чалый конь. Ярко-синие, горящие огнем битвы глаза молодого всадника составляли странный контраст с его алым плащом. Всадник что-то выкрикнул, я повернула назад и налетела на Джонуса. Рядом с ним свалился с седла еще один левантиец — нет, еще одна. Женщина грохнулась на дорогу, ее кости хрустнули, как и у любого мужчины.

— Эй, ты! — Ко мне прорывался лорд Иллус, а с ним рядом и доминус Лео Виллиус. Оба были вооружены, Иллус клинком, а Виллиус — булавой, похожей на жезл священника. Оба были залиты кровью. — Помогай, защищай нас.

Иллус знал, кто я.

— Нужно выбраться с дороги, — сказала я, указывая на лес. — Пробивайте путь. Я прикрою тыл.

Он согласно рявкнул в ответ и двинулся дальше, отбил удар клинка встречного кисианца, рубанул по ногам очередной лошади. Доминус Виллиус протиснулся мимо меня.

— Эй! — окликнула его я. — Держись рядом, не то получишь… да плевать, мне без разницы!

Я последовала за ним и уже собралась вонзить нож сзади в ногу кисианского солдата, но доминус Виллиус размозжил ему череп одним ударом и не оглядываясь двинулся дальше. Может, конечно, он и сидел в грязи, благословляя бедных, только это Божье дитя пробивало дорогу куда более умело, чем негнущаяся фигура лорда Иллуса впереди. А когда откуда ни возьмись появился клинок, замахнувшийся, чтобы разрубить ему глотку, доминус Виллиус показал и другой талант. Он легко уклонился, как будто предвидел удар. Танцуя, он шел через неразбериху боя, словно между струй дождя, оставаясь сухим. За его спиной и я была неуязвима.

— Быстро! — Лорд Иллус оглянулся и окликнул нас, приближаясь к краю дороги.

Доминус Виллиус промедлил, и из гущи схватки ему в затылок полетело копье. Молодой священнослужитель пригнулся, и копье с тошнотворным хрустом ломающихся ребер вонзилось в грудь лорда Иллуса. На мгновение Божье дитя застыл от потрясения, но когда к зову смерти присоединился еще один голос, я толкнула его вперед.

От обочины склон поднимался к густым зарослям с редкими скальными выступами. Доминус Виллиус полез наверх, оглянувшись, лишь когда позади крикнул что-то на своей тарабарщине левантиец. Его клич эхом распространялся среди оставшихся всадников.

— Что они…

Левантийцы отступали, но вопросы задавать было некогда. Я толкнула доминуса Виллиуса в спину.

— Лезь наверх! — приказала я, помогая ему подняться, когда он потерял равновесие среди густого подлеска. — Ну, давай!

Я спешила за ним, то бежала, то карабкалась по отвесному, оплетенному зеленью склону и прислушивалась, ожидая погони. Но за нами взбирался только отставший Джонус, продирался сквозь кусты, стараясь догнать. Он споткнулся, вскрикнул, упал, и я оглянулась, почти ничего не видя.

— Вставай!

Он поднялся на ноги и тут же завалился вперед под ударом прилетевшей непонятно откуда стрелы.

— Нет! — Это слово сорвалось с моих губ, но я его не произносила. Мои ноги скользили по склону вниз, хотя я пыталась остановиться. — Джонус! Нет!

«Уходи, идиотка! — кричала я, пытаясь вернуть контроль над собой, но меня захлестнула паника. — Он уже мертв! Беги!»

Но Она не бежала, а катилась по склону. Ее взгляд остановился на упавшем теле, словно больше ничто значения не имело. Джонус не шевелился. Не кричал. Он лежал лицом вниз в траве, по одежде расплылась кровь. Оставалась еще надежда, горячая, словно летнее солнце, но когда Она бросила меня перед ним на колени, я услышала тихий шепот, вздох смерти. Джонус тоже пел с той стороны.

— Нет, нет, нет! — Она с криком перевернула его, охватила ладонями бледное лицо. — Ты не можешь, нет…

Все вокруг внезапно опять стало четким. Отсыревшая земля под моими ногами. Отяжелевшая голова Джонуса у меня в руках. Крики. Звук тяжелых шагов.

Я выпустила из рук его голову и бросилась прочь. Лес вокруг меня кружился. Задыхаясь, чувствуя подступающую тошноту, я упала, но тащилась вперед, цепляясь за поросль папоротника. Сумрак позади взорвался криками ужаса, и я рискнула обернуться. Джонус встал, из его спины торчала стрела. Но он умер. Я же слышала его песню.

— Это невозможно, — произнес доминус Лео Виллиус, он пытался спрятаться чуть дальше вверх по холму.

Место было выбрано удачно, за краем большой скалы, но когда за нами придут кисианцы, там ему не спастись. Я должна его вытащить, оставив им труп, но никак не могла отвести взгляд от Джонуса.

— Как вы смеете пытаться меня убить! — прокричал широко раскинувший руки мертвец, возвышая голос к шатру из сплетенных веток. — Я доминус Лео Виллиус из Чилтея, почтенный служитель Единственного истинного Бога.

Позади меня сдавленно ахнул настоящий Лео Виллиус. Тело Джонуса двинулось вниз с холма, к приближающимся кисианцам.

— Бог вдохнул в меня жизнь, и ее не сможет отнять ни одна рука, лишь его, — продолжал кричать он, и еще две стрелы пробили грудь мертвеца.

От удара с близкого расстояния он на миг потерял равновесие, но тут же выпрямился.

— Что это такое? — выдохнул Лео Виллиус.

— Я не знаю, — сказала я, — но он отвлек их внимание. Мы должны идти.

Пригнувшись, я побежала по склону, доминус Виллиус за мной, мы карабкались вверх, к хребту. Задыхаясь, мы добрались до поросшей мхом голой скалы, и никто нас не преследовал. А внизу, не сгибаясь, Джонус так и стоял перед человеком с яростным взглядом, и все мертвое тело было утыкано стрелами, как подушка для иголок.

Она не сказала ни слова — ни когда доминус Виллиус скрючился, укрываясь в подлеске рядом со мной, ни когда кисианцы схватили Джонуса и потащили — он по-прежнему сопротивлялся, повторяя, что он Божье дитя.

— Я никак не смогла бы его спасти, — произнесла я, обращаясь скорее к Ней, чем к молодому мужчине рядом со мной.

— Не смогла бы, — согласился Лео Виллиус. — Но спасибо за то, что спасла меня.

От Нее по-прежнему ничего. Тишина.

Я лишь хмыкнула в ответ Божьему чаду. Они взяли Джонуса, но не все кисианцы вернулись к своим лошадям. Часть из них подбирала останки на поле битвы, а другие собрались перед синеглазым воином и кланялись, слушая приказания. Он указывал вверх на склон, в нашу сторону.

К нам двинулись четверо кисианцев.

— Нет, пока ты еще не спасен, — сказала я. — Я так думаю, им мало одного мертвого тела. Если хочешь выжить, надо двигаться дальше. Идем.

В ушах отдавался топот наших шагов, колотилось о ребра сердце, но в моей голове стояла жуткая тишина.

«Эй, — сказала я. — Эй, ты здесь?»