Раскрытая тайна

Дебра Уэбб, 2019

С юных лет Одри Андерсон хотела выйти замуж за одноклассника Колта Таннера. Но все планы перечеркнула школьная вечеринка, которую Одри проболела, а Колт, напившись, переспал с роковой красоткой, после чего был вынужден на ней жениться из-за ее беременности. Через несколько лет после рождения сына они развелись, но Одри так и не простила Колта, который стал шерифом…

Глава 2

Одри бросила ключи на столик у двери. Сбросила одну за другой испорченные туфли. Немного постояла на месте; половицы приятно холодили босые ступни. В доме было темно, горела лишь настольная лампа на столике с ключами. Так странно возвращаться в пустой дом!

Мама всегда была очень энергичной и неунывающей. В любую погоду в доме было много благоухающих цветов из сада. Даже зимой у нее цвели разнообразные растения. Садоводство было для нее средством спасения, своего рода «куриным бульоном для души».

Спасением же Одри являлось чтение. Когда она стала репортером, то, по ее мнению, часто черпала храбрость в многочисленных прочитанных триллерах.

Взяв туфли, она направилась к лестнице. Весь дом словно застрял в Викторианской эпохе. Нынешние хозяева сделали лишь несколько уступок современности: купили удобный диван в гостиную и современную технику для кухни. Хотя стены и потолки поддерживались в хорошем состоянии, обстановка по-прежнему была в розовых и темно-красных тонах, как сто двадцать лет назад, когда построили дом. Поднявшись на второй этаж, Одри посмотрела в противоположный конец коридора. Находившиеся там комнаты раньше принадлежали ее родителям. Она вспомнила, как в детстве по ночам часто выбиралась из своей кровати и шлепала к внушительным двойным дверям. Отец всегда брал ее на руки и укладывал между собой и матерью. В положении единственного ребенка в семье есть свои плюсы.

Несмотря на то что прошло столько лет, при воспоминании об отце сердце Одри сжалось. Она, наверное, всегда будет по нему скучать, хотя его нет уже двадцать два года. На нее навалилась усталость. Она вошла в свою комнату, ту самую, где спала в детстве и отрочестве, и сразу же прошлепала к встроенной гардеробной, чтобы убрать туда испорченные туфли. Наверное, лучше бы их просто выкинуть… С другой стороны, маленькая обувная мастерская на углу площади зависит от мелких заказов. Одри лучше многих понимала, как необходимо поддерживать местных предпринимателей. Хотя сама она отнюдь не считала себя бедной, но уход за матерью и газета быстро опустошали ее запасы.

Она со вздохом огляделась. Мама почти ничего в доме не меняла. Одри сразу же по возвращении вынуждена была кое-что исправить. Во-первых, она расширила стенной шкаф, превратив его в полноценную гардеробную. Тем не менее ей пришлось значительно пересмотреть свой гардероб. Много лет она находилась в центре внимания, поскольку занималась журналистскими расследованиями, поэтому и предметов одежды ей требовалось много. При ее прежних гонорарах это не составляло проблем.

Но прежняя жизнь закончилась. Одри закрыла дверь гардеробной, запрещая себе думать о прошлом. Ни к чему оглядываться назад. Теперь у нее совсем другая жизнь, и не такая уж плохая. Она бросила сумочку-клатч на стул и потянулась к молнии на юбке. Она поехала в больницу следом за Бертом, но там ей ничего выяснить не удалось. По пути из больницы домой она надиктовала Брайану текст на первую полосу. Затем переслала ему снимки места преступления. Брайан обещал подготовить материал. Сроки поджимали, но, поскольку типография у них, одних из немногих, размещалась в здании редакции, Одри не сомневалась, что они справятся. В завтрашнем выпуске, который доставят подписчикам и в киоски, расскажут то немногое, что им пока известно о происшествии. Онлайн-статья уже появилась.

Сара Содер была на два или три года моложе Одри. Одри помнила ее еще девочкой в семейной пекарне. После возвращения в родной городок Одри часто видела Сару там же за кассой. Одри заходила в пекарню не меньше раза в неделю. Хотя «Пекарня Йодеров» находилась за городской чертой Винчестера, она считалась местной достопримечательностью. Булочки с арахисовой пастой там пекли несравненные; их любила ее мама. Одри взяла за правило, приезжая к маме, угощать ее всем, что она любит. Самой ей больше всего нравились черничные сконы. Она покупала их для себя.

Но человек, чья жизнь оборвалась на кухне у Сары Содер, приехал на Банком-Роуд не за булочками с арахисовой пастой и не за черничными сконами. И уж точно он вломился на ферму, построенную сто лет назад, не в поисках каких-то ценностей. Приезд Бранча Холлоуэя исключал вероятность того, что гибель незнакомца была случайной. Участие Бранча Холлоуэя подразумевало серьезное преступление. Вряд ли дело в наркотиках, торговле оружием или людьми… По крайней мере, с этим Содеры никак не связаны. Скорее всего, приезжий просто зашел не в тот дом. И все же оставалась вероятность того, что кто-то в округе Франклин замышляет недоброе; не случайно же чужак приехал сюда из самого Чикаго — Города ветров!

Юбка легко соскользнула вниз по бедрам. Одри раздевалась, гадая, к чему могли быть причастны местные жители. Трудно поверить, что Сара Йодер, которая после замужества поменяла фамилию на Содер, замешана в чем-то криминальном. Хотя Одри прекрасно понимала: внешность часто бывает обманчивой. Но Содеры — меннониты.

Она нахмурилась. Пальцы застыли, едва она начала расстегивать блузку. Она забыла спросить Брайана, откуда он узнал о происшествии. Завтра непременно спросит.

В тишине виброзвонок мобильника показался особенно громким, хотя смартфон и лежал в сумочке. Не отвечать она не имела права. Возможно, следствию удалось установить нечто важное… или что-то случилось в редакции. У них хватало проблем с застройщиками, которые хотели снести старое здание, где располагалась редакция.

После того как Одри возглавила «Винчестер газетт», поняла, что семейное предприятие способно занять всю жизнь. Как репортер отдела криминальной хроники, она всецело отдавалась работе, но, справившись с очередным заданием, как правило, могла немного отдохнуть — до следующего материала. Зато с «Газетт» дело совершенно другое. Новости нужны как воздух. Нужны репортажи, нужна реклама, чтобы заполнить полосы газеты… Семья Андерсон владела газетой почти два столетия. Так неужели Одри от нее откажется? Отец наверняка хотел бы, чтобы она возглавила газету после того, как его брат Филип, дядя Одри, решил уйти на покой.

Ее передернуло. Можно подумать, у нее был выбор! За нее все решили много лет назад.

Одри вытащила смартфон из сумочки.

Увидев, что звонят из «Сосновой рощи», она похолодела от ужаса. Так назывался интернат, где находилась ее мать.

— Одри Андерсон. — Она затаила дыхание.

— Мисс Андерсон, говорит Роберта Томпсон из «Сосновой рощи».

Беспокойство в голосе собеседницы еще больше расстроило Одри.

— Сегодня ваша мама очень нервничает. Мы хотим дать ей успокоительное, но она настаивает, что вначале должна увидеться с вами. Знаю, сейчас уже поздно, но…

— Еду!

Дорога в «Сосновую рощу» на другом конце городка занимала около пятнадцати минут, но Одри показалось, что прошла целая вечность. Сердце у Одри колотилось так часто, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Наконец, она припарковалась и направилась к главному входу. Ночной охранник жестом пригласил ее войти. Очевидно, мама поставила на уши всю ночную смену. Сестра Роберта Томпсон ждала Одри у входа в отделение по уходу за пациентами с нарушениями памяти. Роберта с грустью улыбнулась:

— Простите, что пришлось вас побеспокоить в такой час, но она не желает ложиться в постель и хочет вас видеть. Поговорите с ней. Сейчас вы нужны ей больше всего. А потом мы попробуем ее уложить.

Войдя, Одри увидела, что Мэри-Джо Андерсон расхаживает по комнате. Ее короткие седые волосы были всклокочены, длинная фланелевая ночная рубашка помялась, как будто она много часов подряд ворочалась с боку на бок.

— Мама!

Мэри-Джо повернулась к Одри. Какое-то время она смотрела на дочь пустым взглядом. Она находилась где-то далеко отсюда, возможно, не по расстоянию, а по времени. Одри слишком хорошо знала такой взгляд. Когда она вернулась в родной городок, собираясь выкупить газету и начать новую жизнь, впервые заметила, что у матери случаются провалы в памяти. Подобные эпизоды поражали ее и разбивали ей сердце.

— Одри… — Взгляд прояснился, и мама улыбнулась.

Одри закрыла дверь и обняла маму.

— Что случилось? Сестра Томпсон говорит, что ты расстроена.

Одри заметила, что мама уже не улыбается.

— Они найдут его, и тогда сама знаешь, что будет.

Одри овладело знакомое дурное предчувствие.

— Мам, давай-ка сядем. Я очень устала. Да и ты, наверное, тоже…

Она подвела мать к кровати, и обе сели на край. Мэри-Джо внимательно осмотрела джинсы и свитер дочери, а потом снова заглянула ей в глаза.

— Одри Роуз, я в жизни не встречала девочки, которая выглядела бы красивее в простых старых джинсах!

Одри не удержалась от улыбки.

— Мама, ты всегда так говоришь.

— Это правда.

Мэри-Джо вздохнула и отвернулась к стене, как будто с ней заговорил кто-то еще.

— Прости, милая, что доставила тебе столько беспокойства. Тебе, наверное, пора возвращаться в Вашингтон. Зря я тебя дернула…

Одри положила руку маме на плечи:

— Ниоткуда ты меня не дернула. Помнишь? Полгода назад я вернулась в Винчестер и выкупила газету. После того, как дядя Фил ушел на покой.

Одри отвернулась; стало ясно, что мама совсем ничего не помнит. Одри показалось, что морщины на мамином лице стали глубже. И в глазах плещется тревога… Хотя память ее частенько подводила, она все равно беспокоилась. Неужели такое же проклятие настигает всех женщин? Всех матерей? А может быть, дело в тайне, которую они так долго скрывают… Одри отогнала последнюю мысль. Сейчас все в порядке. Им обеим не о чем беспокоиться.

— Мы не можем вечно скрывать нашу тайну, — прошептала мама.

Слова Мэри-Джо заставили Одри снова повернуться к ней. Она покосилась на дверь — просто не смогла удержаться. Никто не должен слышать, о чем они говорят.

— Мама, тебе не нужно беспокоиться из-за той тайны. Никто ничего не узнает, обещаю!

Мэри-Джо снова повернулась к Одри, на нее было больно смотреть.

— Ты ничему не можешь помешать. Судьба или как ее называют… Всевышний. Так говорится в Библии. — Она тяжело вздохнула. — Нас разоблачат, а виновата во всем я. Во всем виновата я…

Последние четыре слова она повторяла снова и снова. Одри решила спросить у сестры Томпсон, не было ли сегодня у Мэри-Джо посетителей. Обычно такого рода срывы случались с мамой после каких-то событий. Может быть, она услышала о стрельбе на Банком-Роуд. Правда, Одри не представляла такое возможным. Может, на нее повлияли слова о какой-то еще стрельбе или смерти.

— Мама, помнишь, как я в девятом классе играла в спектакле? Тебе пришлось шить мне костюм. Я играла няню, а ты очень расстроилась, что мне не дали роль Джульетты.

— Костюм получился ужасный. — Мэри-Джо покачала головой. — Ты должна была играть Джульетту!

Одри рассмеялась:

— Режиссером была миссис Бишоп, наверное, ей хотелось, чтобы главная роль досталась ее дочери.

Мэри-Джо расплылась в улыбке:

— По-моему, хуже того костюма был только твой наряд на выпускном!

— Ох… — При воспоминании Одри передернуло. Тот день и тот наряд ей очень хотелось забыть. — Да, мой выпускной наряд был просто жутким.

Мама пустилась в воспоминания о том, как заказывали платье, о многочисленных примерках и о том, как оно все равно плохо сидело. Одри тогда дважды разражалась слезами, а потом решила: хватит. На проклятый выпускной она надела любимые джинсы и футболку. Одри не сомневалась: она единственная девочка в округе Франклин, а может, и во всем штате Теннесси, которая посмела надеть джинсы на выпускной.

Колт только ухмыльнулся и сказал ей, что она самая красивая девочка в зале — а может, и во всем мире. Грудь у Одри сдавило от старой боли, которая сопровождала воспоминания о последнем годе в школе. Она была по уши влюблена в Колта Таннера. С восьмого класса, когда он украдкой поцеловал ее в школьном автобусе, они мечтали о совместной жизни. Первый поцелуй поразил их обоих. Идеальное сочетание свежести и невинности.

Она знала его мальчиком, а потом мужчиной. Она знала его вдоль и поперек. По крайней мере, ей так казалось. Но когда он женился на другой — на той, которая ждала от него ребенка, — Одри поняла, что больше никому не доверит свое сердце. Раз Колт способен его разбить, полагаться нельзя ни на кого.

Верная своему слову, она больше никому не доверяла. В декабре ей исполнится тридцать семь лет. Недалеко и до сорока. Скорее всего, она так и не узнает, что чувствуешь, когда держишь на коленях своего ребенка или делишь жизнь с мужчиной, которого любишь так, как ее мать любила ее отца. Конечно, работа многое компенсировала — пока все не пошло под откос. Теперь ее ребенком можно считать газету. Чтобы не заниматься самокопанием, Одри стала слушать маму, которая говорила и говорила о далеком прошлом — о «хороших днях», как она их называла. О днях до того ужаса, который охватил их после сердечного приступа у отца… и тайны, которую они с матерью унесут в могилу.

Кое-что должно оставаться похороненным. Другого выхода не было — ни тогда, ни сейчас.

— А потом ты уехала и прославилась благодаря своим журналистским расследованиям, — произнесла Мэри-Джо после долгой паузы. Ее глаза засверкали от гордости. — Твой отец так гордился бы тобой!

Вот еще одна тайна, которую Одри надеялась сохранить. Мама никогда не узнает — как, впрочем, и кто-то еще, — что ее карьера моментально пошла под откос. Она совершила ошибку. Десять лет на вершине — и глупая, дурацкая ошибка перечеркнула все ее достижения. Ей так не терпелось написать сенсационный материал, что она доверилась источнику, не удосужившись проверить все факты. Поверила тому, кого считала своим другом, и очень хотела опередить остальных. И села в лужу.

Она крупно облажалась. Главное, ей некого винить, кроме себя самой. Пока она зализывала раны, позвонила мама и сообщила о желании Фила уйти в отставку. Одри сделала то, что должна была сделать. Примчалась домой и выкупила долю дяди в семейном предприятии. Никто лучше Одри не умел представить сенсационный материал. За год она могла бы снова сделать газету процветающей. Никаких проблем! За меньший срок можно выносить ребенка. Конечно, у нее все получится. Если она будет занята сохранением фамильного наследия, ей не придется думать о том, во что превратилась ее когда-то блестящая карьера.

И о тайне, о которой никто и никогда не должен узнать.

Мама положила голову Одри на плечо; на смену возбуждению пришла усталость.

Приехав домой, Одри вдруг с ужасом поняла: маме плохо. Ее забывчивость и рассеянность — не просто приметы пожилого возраста или переутомление от работы. У Мэри-Джо деменция. Если бы Одри приезжала домой чаще, она бы наверняка поняла, что потерянные ключи и пропущенные встречи, над которыми мама смеялась по телефону, — не просто забывчивость. Гораздо больше. Зато сейчас она здесь. И, как всегда говорил отец, «если жизнь подбрасывает тебе лимоны, сделай лимонад».

Идеальный пример тому — сегодняшняя стрельба. Ничто так не способствует росту тиража, как возможное убийство.