История одного наркомана. Часть 1

Даша Дмитриéвич

Это история о брате и сестре, чьи детство, юность и взросление пришлись на Екатеринбург образца 90-х и «нулевых». Это история, пропитанная любовью, наркотиками и табачным дымом. Это история о двух людях, разделить которых не под силу даже времени, потому что любовь способна преодолевать время. Книга содержит нецензурную брань.

1 класс

К моменту начала учёбы в 9-й гимназии города Екатеринбурга у меня уже сложилось некое общее представление о том, что такое наркотики. Я знала, что есть марихуана (конопля, анаша), героин, слово «гашиш» встречалось в литературе. Это было неизбежно, словно что-то витало в воздухе, оставалось только ухватить. Я и ухватила. К осени 1996-го года уже вышел в продажу альбом «Ворона» суперпопулярной на тот момент Линды с композицией «Марихуана». Припев «Мама-мамарихуана, это не крапива, не бери её, оу-оу-оу-о» идеально ложился на слух и долго проигрывался в голове. Двумя годами ранее, в 1994-м году, вышло «Криминальное чтиво» Тарантино, фильм возможно было найти на видеокассетах либо в продаже в магазине, либо в видеопрокате, либо пиратскую версию на рынке или в подземных переходах. Этот гениальный фильм, в котором восхищения стоят каждый кадр и каждая секунда, брат посмотрел у кого-то в гостях. Есть там эпизод, когда один из героев, Винсент Вега в исполнении Джона Траволты, по пути на ужин с женой своего шефа решает уколоться дозой героина. Играет «Bullwinkle Part II» калифорнийских сёрф-рокеров 50-60-х The Centurions, Винсент расстёгивает кожаный футляр с аккуратно разложенными предметами для употребления отравы, делает укол, после чего, одурманенный, едет в машине по вечернему Лос-Анджелесу. Спустя годы Макс сказал полушутя, что эта сцена «разрушила его жизнь». Как могло быть иначе, когда в кино всё выполнено настолько безупречно! От экрана было глаз не отвести, а с учётом врождённой тяги брата к экспериментам над собой и над жизнью итог был вполне предсказуем.

На лицейской фотографии был ещё один парень, звали его Костя Швецов. На фото он стоял во втором ряду в центре, одетый в белую водолазку и почему-то в красный пиджак. Костя Швецов умер от передозировки героина ночью дома в своей постели на первом курсе Юридической академии, куда поступило большинство ребят из лицея. Утром, уже окоченевшего, его обнаружила мама. В разговоре со мной брат всегда был до определённой степени откровенен, он хорошо понимал, что можно говорить, о чём лучше не упоминать, а что надо разъяснить. Несмотря на ораторские способности, в повседневной жизни Макс не замыкался в монологе. Мы с ним разговаривали. Он что-то рассказывал, я слушала, задавала вопросы, он отвечал, давал комментарии, реагировал. Никогда не говорил «Отстань!» или «В другой раз, сейчас некогда, иди играй» и прочее, что говорят взрослые, чтобы отвязаться от детей. Мой непревзойдённый собеседник.

Случай с Костей Швецовым его напугал, а меня сбил с толку. Ассоциация «героин = смерть» подкрепилась, но мне было непонятно, как Костя, который сейчас смотрит на меня с фотографии, умер? Умер и всё? Что дальше? А как же его мама? Заволновались многие, в том числе наша мама. Окончательное понимание того, что творится какое-то зло, дал мне случай с походом в гости на день рождения Филиппа Хаймовича.

В старшей группе детского садика после переезда моей лучшей подруги Юли Кольцовой в другой район и, соответственно, в другой садик я осталась одна. С другими ребятами тоже дружила, мы играли все вместе, но самая заветная подруга уехала. Постепенно и совершенно незаметно я подружилась с мальчиком по имени Филипп Хаймович, да так, что мы с ним стали не разлей вода. Как Джинни и Форрест Гамп, с одной лишь разницей, что Филипп был мальчик сообразительный, а я не залезала к нему в детскую через окно. Юлю Кольцову я позабыла довольно-таки быстро, потому как с Филиппом нам было очень весело. Даже в тихий час, когда детям полагалось лежать с закрытыми глазами и пытаться спать, мы, лёжа на соседних раскладушках, болтали о всякой всячине. У Филиппа были классные игрушки — трансформеры, супергерои и полицейские, он приносил их в садик. У меня — красивые платья, единственный среди всех девочек костюмчик с шортами, и я всегда могла на пустом месте придумать увлекательную игру. Но особую любовь мы оба питали к динозаврам! Родители Филиппа купили ему несколько потрясных альбомов про динозавров с картинками и текстами и несколько фигурок динозавров-малюток, которыми Филипп дорожил и приносил в садик. Приносил редко, но когда это случалось, играли мы самозабвенно. Без фигурок же просто представляли, что мы сами динозавры и должны прямо сейчас спастись от лавы, которая извергалась из вулкана во дворе садика и уже растекалась по полу в игровой. Обычно Филипп становился трицератопсом или тиранозавром, а я — птеродактилем или ихтиозавром, мне представлялось очень удобным, что можно летать и плавать. Родители, и Филиппа, и мои, умилялись, бабушки с той и другой стороны нас обожали, остальные дети в садике называли нас «женихом и невестой», оставалось только немного подождать и потихоньку начать выбирать дату свадьбы. Но тут наступила пора родителям делать выбор другого свойства — в какую школу нас отправить. Мама моя об этом особо не задумывалась. С четырёх лет я занималась балетом в школе имени Дягилева, её называли «школой искусств». Знаменита она была тем, что детям предоставляли много возможностей и свобод для творчества. Находилась школа искусств в одном квартале от Правового лицея, и с молчаливого согласия домашних предполагалось, что я пойду учиться туда. Но однажды бабушка Филиппа Хаймовича спросила мою маму: «Людочка, а вы не думали про девятую гимназию? Это очень хорошее место». Мама честно ответила, что нет, но заинтересовалась и записала меня на подготовительные курсы. Для того чтобы поступить в «девятку», детям полагалось сдать экзамен, к которому обычно готовили один год. Я пришла на первое занятие, привела меня бабушка. Занятие проходило на втором этаже правого крыла здания, в кабинете в конце коридора, около мужского туалета. Окна кабинета выходили на реку Исеть, был тёплый летний день, настроение у меня было чудесное. В этой школе мне понравилось всё — и здание, и лестницы, те самые, старинные лестницы, выложенные металлом, массивные чугунные перила, колонна на первом этаже, высоченные потолки, огромные окна-арки, да и в самом классе было интересно и весело. За партой за моей спиной сидел мальчик с серебряно-белыми волосами и родинкой на правом виске, правильно угадавший загаданное учительницей слово «череп». Мальчик этот врезался мне в память, но больше на подготовительных курсах мы не встречались, потому как после первого занятия маму вызвали в школу и сказали: «Вашей девочке эти занятия не нужны, приходите сразу на экзамен». В тот день мы с бабушкой по пути домой прошлись одну остановку по Плотинке (так называли и называют по сей день широкий автомобильный мост через реку Исеть и все примыкающие набережные). Спустились по ступенькам поближе к воде, я бегала туда-сюда вокруг бабушки, и вдруг нашла на газоне газетный свёрток с чем-то твёрдым и квадратным внутри. Разворачиваю газету, и вижу целый набор фотокарточек женщин с голыми грудями! Вот это находка! Начинаю смотреть, тут подходит бабушка, спрашивает: «Что это у тебя?», видит, чтó я нашла и рассматриваю, выхватывает у меня из рук свёрток, швыряет его в мусорное ведро и быстрым шагом уводит меня подальше. Я была раздосадована, что не дали посмотреть фото голых тётенек. Рассказала на следующий день Филиппу, вместе горько повздыхали.

Сам Филипп честно отходил годичные подготовительные курсы в «девятку», но не прошёл вступительный экзамен. Я прошла и в «девятку», и в школу искусств, оставалось только выбрать. Экзамен этот проводили на первом этаже, по коридору налево, тут же опять налево, в кабинете французского. Присутствовали директор гимназии, легендарная Валентина Мефодиевна Желтоножко, и завуч младших классов, впечатлившая меня молочно-белой кожей и облаком седых волос на голове — я такого никогда раньше не видела.

Лето `96-го выдалось волнительным для семьи: Максим поступает в Юридическую академию, я — в школу. Со стороны родителей не было ни грамма давления. Брат учился успешно, несколько лет целенаправленно готовясь к поступлению, мне же просто предоставили свободу. Макс благополучно поступил в академию, я в свои школы тоже. В семье думали, куда же меня отдать, в итоге выбрали «девятку». Как потом с мамой вспоминали, между мозгами и танцами сделали выбор в пользу мозгов. Да и дорога в школу была проще некуда — по прямой по центральной улице города туда и обратно по 20 минут.

Филипп поступил в 13-ю «английскую» школу, впоследствии превратившуюся в гимназию. В дальнейшем его родители предпринимали попытки устроить ребёнка в девятую гимназию, но безуспешно. Так мы с Филиппом разлучились территориально. Окончательный раздор произошёл позднее. Поскольку теперь каждый день видеться было невозможно, мы активно ходили друг к другу в гости. Как-то раз Филипп пришёл ко мне, мы играли, веселились и в какой-то момент переместились в гостиную. Я лежу на полу на ковре дикой расцветки (он потом переехал на стену), Филипп где-то рядом, мы болтаем, и вдруг разговор зашёл о будущем, кто из нас кем станет. «Я буду балериной», — говорю я. — «А я — банкиром», — говорит он. — «И будешь всё время считать деньги!» — отвечаю я. — «Деньги — это главное в жизни! — восклицает он, — а ты будешь балеринкой, это ерунда». — «Главное в жизни — это искусство! Это деньги — ерунда!» — вскипела я. — «Нет, деньги!» — «Нет, искусство!» — «Нет, деньги!!!» — «Нет, искусство!!!» — «А ты — дура!» — «А ты — дурак!» — заклеймили друг друга, оба замолчали и насупились. Мама была свидетельницей данного идеологического спора и развела нас, когда запахло жареным. Брат тем вечером был дома и тоже всё слышал. Мама скорее позвонила Филиппу домой, чтобы его забрала бабушка. Вечер был испорчен. «Мама, ну почему он такой дурак?» — всхлипывала я, когда Филипп ушёл. «Детка, просто у каждого своё мнение, Филипп думает иначе, чем ты», — успокаивала меня мама. Мне и вправду было очень обидно, и я поняла, что Филипп к нам домой больше не придёт. Так и получилось. Была осень, золотые октябрьские дни. В начале ноября я была приглашена к Филиппу на день рождения, приглашение было очень красиво оформлено — набрано изысканным шрифтом на компьютере и распечатано на принтере, приняла я его с радостью.

К началу ноября 1996-го года Макс уже два месяца как учился в Институте прокуратуры Уральской государственной юридической академии. Уже умер от передозировки героина Костя Швецов, парень в белой водолазке и красном пиджаке. Мама ещё во времена учёбы брата в лицее знала, что он покуривает марихуану и выпивает вермут в компании друзей, но не превращала это в проблему, ведь Максим успешно учился. Однако смерть однокурсника от передозировки, страшное слово «героин» и перемены в поведении сына вызвали у неё непонимание и сильную тревогу, смешанные с чувством собственного бессилия что-либо предпринять. Каким-то образом получилось, что в гости к Филиппу на день рождения мы вышли из дома втроём — мама, брат и я. До дома Филиппа был один квартал прямо по проспекту Ленина и ещё квартал налево по улице Гагарина. И всю дорогу от дома до перекрестка улиц Гагарина — Первомайская, где находился дом Филиппа, мама и Максим скандалили. Макс шёл впереди, мама за ним со словами: «Стой! Остановись! Максим, не ходи туда, я тебя умоляю!» Мама рыдала, дёргала брата за рукав куртки, он огрызался и вырывал руку, не прекращая идти. Я растерялась, подбегала то к ней, то к нему, смотрела снизу на их лица, видела, что обоим очень плохо, мама плачет, а Максим злой. Брату я не говорила ничего, было ясно, что он не станет слушать, мамин же рукав плаща тихонько теребила со словами: «Мам, ну пойдём!» Про себя думала: «Зачем, зачем ты так плачешь, он всё равно уйдёт, перестань, перестань!». Мне было очень жаль маму, столько отчаяния было в её плаче. Макс, конечно, ушёл дальше, вверх по Гагарина, а мы пришли к Хаймовичам. Родители Филиппа были врачами, анестезиологом-реаниматологом и наркологом, специальности, спрос на которые вырос феноменально в последующие годы. На дне рождения было очень тихо, будто что-то разбилось, и все отдают себе отчёт, что как было уже не вернуть. Тогда в разговоре родителей Филиппа с мамой я услышала слова «нарколог», «наркотики», «что-то сделать», «есть возможность» и т. д. Помню красивый белый комод в гостиной и силуэт мамы Филиппа Хаймовича. Длинная шея, изящная укладка, выразительные черты лица, похожие на таковые у Лики Веллер. В садике я обожала рассматривать маму Филиппа. С того дня я больше никогда её не видела.

В юракадемии брат быстро перешёл от образа металлиста к стилю, который он сам определял как «спортивно-молодёжный». Волосы он слегка подстриг, они стали спускаться до середины виска красивыми волнами, очки сменил на контактные линзы. Носил в основном джинсы, чёрные или blue jeans, футболки, рубашки. В его гардеробе стали появляться яркие вещи, например, жёлто-чёрная ветровка с множеством карманов, синяя с белыми полосками по рукавам и на вороте футболка Adidas. В день её покупки меня взяли с собой в магазин, Макс долго выбирал между синей и зелёной. Из прежних знаковых вещей остался рюкзак Levi`s из чёрной джинсы. Рюкзак этот оказался неубиваемым, со временем поистёрся, в паре мест образовались небольшие дырки, но это лишь придало ему очарования, этакий «потёртый шик». Ещё у Макса были потрясные ультрамодные ботинки Shelly`s, самые настоящие Шеллисы на грубой подошве длиной до середины голени на шнуровке. Самым крутым в этих ботинках был их цвет — тёмно-синий, таких я не видела больше ни на ком. На улицах города встречались красные и даже жёлтые, а вот синие были только у брата. Он купил их в недавно открывшемся магазине с завораживающим названием «Camelot». Слово это казалось мне очень знакомым, и, заинтригованная, я канючила у брата, чтобы взял меня с собой в «Camelot», а он всё время отвечал: «Нет». Я очень расстраивалась, что детям почему-то нельзя в «Camelot».

Так Максим выглядел в академии, шло ему всё это чертовски и совершенно не вязалось с образом адвоката. Я ощущала, что восторга и удовольствия от учёбы, преподавателей и студенческой жизни у него нет. Он делился с мамой и потом со мной, что многое из программы первого и даже частично второго курсов уже было пройдено в лицее и слушать ранее усвоенный материал от менее талантливых и увлечённых преподавателей ему было очень скучно. Живой, деятельный ум всегда требовал пищи для размышлений, задач, которые надо было решать, общения. Лицейская компания распалась, ребят определили в разные группы. Из прежних друзей он сохранил контакт только с Мариной, но она была на два года младше и всё ещё училась в лицее. Марине выпала удача схватывать всё на лету, она была отличницей, что освобождало ей предостаточно свободного времени на весёлые клубные тусовки. С новыми друзьями брата из юракадемии она не пересекалась, более того, ей было известно, как они проводили свободное время, и она это категорически не одобряла. Обладая недюжинным умом и тактом, она не навязывала Максиму своё мнение, не учила его жизни, просто отстранилась от того, что не могла изменить. Брат же предпочитал исследовать крайности различных проявлений жизни, любил поэзию Маяковского и подсел на героин на первом курсе Юридической академии.

О, мистер Героин, вы такой один! Рождённый в лаборатории медицинской школы при госпитале Святой Марии в Лондоне, в первые годы жизни он служил в качестве лекарственного средства от кашля и вполне легально выпускался фармацевтическими компаниями в виде сиропа. Со временем мистер Героин вырос, возмужал, вырвался на волю и покорил весь мир. Усердия не потребовалось, число поклонников множилось день ото дня, ведь он, мистер Героин, дарил тепло, чувство покоя, эйфорию, устранял боль и давал возможность наблюдать приятные, но только лишь поначалу, видения. Ответы на вопросы на конце иглы. Ответы ценой своей жизни.

Оглядываясь назад, понимаю, что в младших классах я, не осознавая в полной мере того, что видела, наблюдала наиболее значимые фазы действия героина на организм человека, это был некий фон школьных лет. Декорации заднего плана, на которые не обязательно смотреть, но всегда чувствуешь их спиной. Будучи ребёнком, я никогда не видела игл, порошков, жгутов, пакетиков и прочих атрибутов для употребления героина. Никогда не видела брата в бессознательном или непотребном состоянии. Он всё тщательнейшим образом прятал, всегда был чист и опрятен. Отсутствовало то, что в одном превосходном фильме про гангстеров было названо как «грязь, мразь и дерьмо в раковине», обычная картина для мест, где собираются потребители героина. Героин, «гера», «герыч», «хмурый», «медленный». С первого раза не всегда возможно словить тот самый героиновый кайф, но уже со второго или третьего раза развивается сильнейшая психическая, а потом физическая зависимость. Когда за следующей дозой гонит уже не одно лишь только желание получить удовольствие, а страх перед болью во всём теле и в мозгах, которая неминуемо наступит, если не уколоться. «Так просто ты от меня не избавишься, дорогой. Теперь мы вместе. Навеки твой, мистер Героин».

Интересно, что деформации личности и каких-либо ярких изменений в поведении брата, во всяком случае в общении со мной или с бабушкой, я не замечала. Макс был всё так же весел, рассказывал интересные случаи теперь уже из студенческой жизни, много занимался, читал, что-то записывал в тетрадях. Стал чаще и на дольше уходить из дома, иногда даже на ночь, вот, пожалуй, самая главная перемена.

Осенью 1996-го у нас дома появилась самая настоящая видеодвойка, и стало возможным смотреть видеокассеты! До этого меня возили в гости к родственникам в коммуналку на Пионерском посёлке, чтобы посмотреть по видику кассету с мультиками «Том и Джерри». Я обожала и ездить, и мультики, и свою двоюродную тётю, которая со мной сидела в гостях, но всегда приятнее смотреть мультики когда захочется. С появлением видеодвойки Daewoo, купленной в моднейшем по тем временам магазине «Универбыт», открылся удивительный новый мир. Мир фильмов, музыки, мультфильмов и голосов, говорящих на других языках. Раньше у нас в гостиной стоял старенький «Рубин», который шумно, с треском включался и показывал пять каналов. На панель с кнопками можно было надавить, потянуть на себя, и тогда открывались пять шкал с рычажками и колёсиками, которые надо было крутить и искать «волну», чтобы изображение стало получше. Из телепередач мне больше всех нравились «Клуб путешественников» с Юрием Сенкевичем, «В мире животных» с Николаем Дроздовым, «Любовь с первого взгляда», которую вели Алла Волкова и Борис Крюк, «Марафон-15» с Сергеем Супоневым и толстеньким ведущим по имени Жора, и, конечно, «Что? Где? Когда?» — телезрители против знатоков и непреклонный Борис Ворошилов за кадром. Была ещё одна передача, в которой меня очаровывала заставка: большой зал, затянутый чёрной тканью, чёрный пол, повсюду расставлены островки из различных предметов — статуи, двери, кубы, облака из органзы, всё белое, подсвечено синим и красным цветами. Ведущей была женщина с короткой стрижкой. Я смотрела на неё и думала, как же здорово вот так сидеть в красивых декорациях. Наверное, если она захочет, то может остаться ночевать прямо в них. В передаче «Очевидное-невероятное» мне было не по себе от голоса Сергея Капицы, из-за этого содержание выпусков терялось и не фиксировалось. Клоун Юрий Куклачёв пугал своим безумным взглядом, но всё же я любила смотреть, какие номера вытворяют его коты и кошки, а вот телефокусник Амаяк Акопян представлялся самым настоящим волшебником. По вечерам смотрели сериалы «Дикая роза», «Просто Мария» и, конечно, «Санта-Барбара». Максим откровенно презирал бразильские и мексиканские мыльные оперы, но иногда приходил посмотреть «Санта-Барбару», скорее, чтобы в очередной раз подивиться тугодумию и неосмотрительности главных героев. Мне очень нравились Келли Кэпвелл, Мейсон, Круз Кастильо и как он воинственно вскидывает пистолет. Хотелось, чтобы Круз и Иден скорее поженились, а злодейка Джина получила по заслугам. «Рубин» был точкой притяжения. Когда его место заняла видеодвойка, «Рубин» переехал в комнату к нам с бабушкой, точек притяжения стало две.

Сложно сказать, чем объяснялся принцип выбора фильмов, но первыми на полке появились «Прирождённые убийцы» Оливера Стоуна с Вуди Харрельсоном и Джульетт Льюис в главных ролях, «Принцесса невеста» с Робин Райт, «Бонни и Клайд» с Уорреном Битти и Фэй Данауэй и «Пролетая над гнездом кукушки» с Джеком Николсоном. Я сто раз пересмотрела «Принцессу невесту», мне нравилась главная героиня, её волосы и наряды, нравился храбрый испанец Иниго Монтойя, жаждущий нанести смертельный удар шпагой убийце своего отца. Даже главный злодей, принц Хампердинг, впечатлял своим цинизмом и уравновешенностью. Ещё там был актёр Питер Фальк, он же лейтенант Коломбо из одноимённого сериала. Я смотрела и думала, что вот было бы здорово, если б мой дедушка пришёл и почитал мне вслух сказку.

Дедушка не пришёл. Он предпочитал всё свободное время проводить на дачном участке, это к нему должны были приезжать. Он любил, сидя за обеденным столом, надвинуть на один глаз кустистую бровь и строить страшные гримасы. Сначала это было забавно, потом начало казаться странным и совсем не смешным. Ещё дедушка считал, что лучший подарок для внучки — это кусок сырой свежей брюквы. Зато когда я однажды заболела, вместо дедушки пришёл брат! Только прочитал он мне не сказку, а нечто совсем другое.

В 1995-м году на экраны вышел фильм «Мертвец» Джима Джармуша с Джонни Деппом в главной роли. Немногим позже, благодаря видеодвойке, «Мертвеца» удалось посмотреть дома. Родители больше никогда к этому фильму не возвращались, Макс же остался в восторге и пригласил меня посмотреть это кино. Сцены с проститутками и момент с раздавливанием головы подошвой сапога он перемотал, суть фильма от этого не менялась. С самых первых кадров, где Уильям Блейк едет в поезде, а за окном проплывают горы, леса, равнины, дороги, брошенная кем-то повозка с обтрепавшимся на ветру пологом, скелеты животных, я была заворожена. Стало немного жаль, что в городе Уильяму Блейку отказали в работе, зато потом он повстречал индейца по имени Никто, и вместе они отправились в путешествие! Очень смешно было, когда Уильям Блейк, сам того не желая, прервал акт любви Никто с индейской женщиной, приняв их за ревущих медведей. Эту сцену цензура в виде брата пропустила, наверное, потому, что это было действительно забавно, а из обнажённых частей тела оказались видны только ягодицы Никто, когда тот помчался за Уильямом Блейком, намереваясь его прикончить. Великолепные персонажи от Игги Попа (я тогда понятия не имела, кто такой Игги Поп) и Билли Боба Торнтона (я тогда понятия не имела, кто он, и что этот человек — будущий муж Анджелины Джоли), которым на вопрос: «Кто здесь с тобой?» Блейк честно ответил: «Никто», определив себе таким образом победу в надвигавшейся схватке. Зигзагообразные узоры, которыми Никто украсил ему лицо и которые уберегли его от расправы со стороны индейцев. Огромная стрела, вонзающаяся в грудь охотнику за головами, преследовавшему главных героев. Тотемные столбы в индейской деревне, которые были показаны как бы снизу, глазами Уильяма Блейка, которого несут уже на носилках, готовя к последнему плаванию. И всё под потрясающие гитарные соло Нила Янга, которые проникают до самого сердца, как будто оставляя после себя электрический заряд. «Мертвец» стал одним из первых «наших» фильмов. И когда я заболела и слабенькая лежала в постели, ко мне пришёл Максим с большой книгой. Открыл её, пролистал, нашёл нужную страницу, на которой была изображена карта, перелистнул папиросную бумагу, которой карта прикрывалась, поставил книгу на подушку прямо перед моим лицом и начал рассказывать, какой путь проделал Уильям Блейк, откуда он выехал, где пролегала железная дорога, какие горные цепи она огибала, демонстрируя всё на карте. Бьюсь об заклад, что он выдумал бóльшую часть истории, ведь по фильму остаётся непонятным, где именно побывал Уильям Блейк. Но я чётко помню и книгу, и надписи на английском, и брата, сидящего с книгой на краешке кровати. Пожалуй, это помогло мне пойти на поправку быстрее. Забота мамы и бабушки бесценна, но когда приходит старший брат и дарит такой интересный рассказ, всё как будто умножается на тысячу и чувствуешь себя самой счастливой на свете девочкой.

Конец ознакомительного фрагмента.