Happyend

Даша Берег, 2020

Счастливый конец – не обязательно торжество добра и победа над злодеем, а поражение – не всегда драма. В каждом дне, в каждом маленьком событии таится свой хэппи-энд – будничный, рутинный, часто никем незамеченный. Герои коротких рассказов – обычные люди, которые взрослеют, ходят на работу, любят, расстаются, усваивают жизненные уроки и ищут себя. После каждого маленького хэппи-энда для них начинается новая история, но неизменным остается только одно – все будет хорошо. Так или иначе.

Явная опора

К началу лета кисти рук у Янки становились загорелыми, будто отдельно от неё успевали слетать к южным морям. Зажарившись, они напоминали ей обезьяньи лапки, и она раньше всех на улице переходила на короткий рукав, чтоб поскорее стать ею целиком — верткой Янкой-обезьянкой, со сморщенным, смешливым лицом. Это от солнца — гуляют они много, темных очков Рома боится, а Янке нравится идти прямо навстречу свету, переть напролом. Когда свет остаётся позади, ей страшно.

Лапки предрекала ей подружка, когда Янка была ещё беременной — вот будешь гулять с коляской, а руки всегда на солнце, и к концу лета станут чёрными, как у шахтера. И Янке поскорей хотелось стать таким шахтером — наматывать круги по парку, в наушниках — «Тайная опора»², в загорелой руке — стаканчик латте. Кто ж знал, что это так затянется. Растянется. Останется на всю жизнь.

Она сдувает пушистую шапку одуванчика на Ромика, а тот заливисто смеется. Когда в Янкиной руке остается голый стебель, она продолжает дуть, а Ромик — смеяться. Одуванчики в их жизни ничего не меняют.

«Смех, как из фильма ужасов», — констатировала ее троюродная сестра пару лет назад. Есть люди, которым во что бы то ни стало нужно сказать правду. Или то, что они под ней подразумевают. Определение Ромкиного смеха — меньшее из того, что сестра сообщила в тот день. У Янки не было сил спорить. Подумаешь, одной дальней родственницей меньше.

Или уборщица в поликлинике: «Ох, вижу таких деток, всегда плачу. Тяжело же тебе с ним! Вот горе-то!..» Лицо доброе, участливое, помогла с коляской, подтерла грязные разводы на полу. А в Янку как кол вбили — не улыбнуться. К своему горю привыкаешь, а вот это, навязанное, ей несется тяжело.

Счастья с парками и кофе у неё так и не случилось. Как-то сразу начались врачи, диагнозы, толстые медкарты. Не до книг, не до кофе. Им с мужем было по двадцать три, и они, крепкие юным задором, смело вступили в бой. В первые годы Ромкиной жизни она еще чувствовала ускользающую, но такую близкую победу — вот-вот, еще чуть-чуть, и мы забудем все, как страшный сон. В полтора года Ромик сел, потом стал опираться на стопу, и вот — первая попытка пройтись в ходунках. Силы из Янки хлестали через край, она могла не спать сутками — читала медицинские статьи, искала врачей, училась делать лечебный массаж. Много гулять. Много разговаривать. Много обниматься. Её жизнь стала жизнью маленького Ромика.

Потухла она не внезапно — сначала образовалась маленькая брешь, через которую из Янкиного мира стали вытекать цвета, запахи и звуки. Она все заклеивала ее на ходу, на бегу, но когда из детской коляски Рома пересел в инвалидную, у Янки опустились руки, и осталась одна пустота. Стало ясно, что самые страшные сны еще впереди, к ДЦП прибавилась эпилепсия, препараты, лечившие одно, давали откат в другом, и Янкиной борьбе не было конца.

Когда Ромику было пять, она забеременела. Раньше они с мужем мечтали о большой семье, а теперь стояли, обнявшись, в темной прихожей, как два потерянных зверька. Янке казалось, что она предает сына, которому нужны все ее силы, и того, неродившегося еще человека она тоже заранее предает, потому что на него этих сил уже не хватит. Со слезами решение было принято, но за пару дней до запланированного аборта у Янки случился выкидыш. То, чего она в первую беременность боялась больше всего, во вторую принесло облегчение.

Ей посоветовали придти к Богу, и Янка по-честному воцерквлялась, но дойти до Бога все не могла, а, может, он сам к ней не шёл. Перед сном она привычно тасовала свои прошлые грехи, все надеясь вытащить тот, сотворивший с ее ребёнком такое. Словно от того, что она найдёт причину Ромкиных страданий в себе, всем станет легче.

Спустя год Янка осознала, что Благодать, обещанная ей в храмах, шла под руку со Смирением. А такое решение за маленького Ромика она принять не могла.

Она отказалась от Благодати. Не смирилась — приняла, и стала жить дальше. Мир не стал снова цветным, но она научилась раскрашивать его сама, настолько, насколько хватало сил. Сегодня — только небо. Завтра — лягушек у пруда и сахарную вату. Потом — одуванчики. Усталую улыбку мужа после работы. Мамины руки. Ромкины глаза.

Да ничего ведь и не случилось непоправимого. Мама здорова, и всегда рядом. Муж не отвернулся от ребёнка, от самой Янки — на короткий миг, может быть, но разве она сама от себя тогда не отвернулась?.. И Ромик — добрый, сильный, родной, в глазах которого плясал весь мир, Ромик был с ней. Больше ничего не нужно.

Сын учился собирать пирамидку, а Янка училась куда более занимательным вещам. Прощаться с людьми — жестко, без второго шанса. Не потому, что злая, а потому, что нет времени на этот шанс. Прощать — потому что на обиды времени тоже нет. Просить.

Просить тяжелее всего. Но и к этому привыкаешь, если нет другого выхода. Когда семейный бюджет был исчерпан, а у Ромика снова начались откаты, Янка выдохнула и создала странички во всех социальных сетях. Сбор — всего четыре буквы, но от них зависит маленькая Ромкина победа. Сбор на операцию в Кургане, сбор на реабилитацию в Крыму… Янка впервые увидела море Ромкиными счастливыми глазами. Слезы той обещанной ей Благодати катились по лицу, и она погружалась в соленую воду с головой, и слезы становились морем — бескрайним и всеобъемлющим.

Потом нужно было учиться не обращать внимания. На всё — взгляды прохожих, смех других детей, людское скудоумие.

«Зачем вы ребёнку роллы заказали, он же ничего не понимает, и ему все равно, что есть», — комментировали ее фотографии в соцсетях.

«Рома — обыкновенный ребёнок, любит роллы, пиццу и мороженое. И если он не может это сказать, вовсе не значит, что он овощ и ничего не понимает», — терпеливо объясняла Янка.

«Машину купили себе не по кошельку» — «Потому, что только в неё влезает инвалидная коляска».

«Зачем вам перманентный макияж?» — «Потому, что я молодая женщина, и тоже хочу быть красивой».

Люди хотели видеть ее сгорбленной, униженной горем. Так было бы правильно — просящие должны вызывать жалость и даже немного отвращение, тогда им действительно хочется помочь.

«Почему вы все время улыбаетесь?!».

«Потому, что», — звенело все в Янке, но пальцы ее не касались экрана телефона, — «я люблю жить, я люблю свою маму, люблю мужа, и сына, который у вас вызывает только жалость, я люблю — не из жалости, и не потому, что так надо, а просто — люблю! И никто из нас не умер, и никто не умер в нас — в Ромке — взрослеющий ребёнок в оковах его тела, в муже — мужчина, во мне — женщина. Поэтому мы улыбаемся. Поэтому мы счастливы».

Ромке уже десять, а «Тайную опору» Янка так и не осилила. Что ж поделать — ее ребёнку куда важнее опора явная, за которую можно взяться и идти дальше. Та, на которой держится его мир.

Янка катит коляску по парку своими обезьяньими лапками. В пакете у неё булка для голубей, она сядет на скамью и будет вкладывать кусочки в Ромкину трясущуюся ладонь. Он неуклюже раскидает их вокруг и будет смеяться. Тогда Янка прикроет глаза и пятачок вокруг них станет цветным — зелёная трава, желтый хлеб на коричневой плитке — все, на что сегодня хватит сил, но больше и не надо.

Потому, что даже это — благодать.

Примечания

2

«Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка» (2014г.) — популярная книга Л.В.Петрановской, адресованная родителям.