Равноденствие

Даха Тараторина, 2018

Благородная леди не должна использовать проснувшуюся магию для мелких подлостей и нервировать окружающих. Благородной леди не полагается ругаться, как продажной девице, по-мужски скакать верхом и хамить старшему в роду. Благородная леди не имеет права ненавидеть брата и при этом смотреть на него так, как не полагается смотреть на братьев.И уж точно благородной леди не нужно сбегать из дома, притворяться ведьмой по найму и пытаться укрыться от политических интриг и собственных чувств.Только… к гоблину правила!

Глава 4. Больше не сестра

Что может быть хуже, чем хорошенько шлёпнуться на землю с бегущей полным ходом лошади, исцарапать все обнажённые и некоторые прикрытые части тела, и порвать или, скорее, превратить в лохмотья любимое платье?

Ну разумеется! После всего пережитого пришлось добираться до замка пешком: кобылицы убежали без оглядки. С большим, кстати, трудом представляя, в какой стороне этот самый замок находится. Благо, сапоги для верховой езды достаточно высоки, чтобы защитить ноги при падении, и достаточно удобны, чтобы устроить в них длительный променад. Зато неимоверно жаркие, так что, лучше бы я поехала хоть в атласных бальных туфельках, а не в этом орудии пыток.

Белен, к счастью, ни разу не заикнулся о том, кто виноват в пешей прогулке. Подставлял плечо, помогал перебираться через ямы и кочки, хоть и не меньше моего страдальчески морщился. Когда зенитное жестокое солнце начало припекать особенно сильно, он сдался и снял редингот⁸, оставшись в одной рубахе.

— Это ещё что? — я беспечно схватилась за край и задрала её. Половину спины брата украшал здоровенный, налитый пунцовой краской синяк. И он ещё переносил меня через болотце у оврага, когда я заявила, что не стану мочить ноги! — Немедленно раздевайся!

— Так сразу? — Белен потянулся вернуть одежду на место. — Даже не надейся! Я требую серьёзных отношений!

— Снимай рубашку, олух! Тебя нужно вылечить, или дома все решат, что я пыталась тебя убить!

— А ты разве не? — поднял брови брат.

Пожалуй, это и правда неплохая мысль.

— Ещё слово и я задумаюсь над тем, что добить тебя проще, чем спасти.

— Я в порядке. Предпочитаю не лезть в эти ваши магические штуки. Крепкий сон и хорошее вино — лучшее лекарство.

— Если немедленно не замолчишь, не доживёшь ни до первого, ни до второго.

Я с трудом поймала непрестанно вертящегося и сопротивляющегося больного. Да уж, раздевать мужчин силой мне ещё не приходилось. Схватилась за сорочку и потянула вверх; Белен сопротивлялся, отворачивался и отмахивался. Пришлось хорошенько тыкнуть его кулаком в травмированный бок, чтобы доказать, что без помощи ему не обойтись.

— Всё, убедила, — прохрипел страдалец, сгибаясь пополам и неловко усаживаясь на землю. Поднял руки — справляйся, дескать, сама.

Предательские негнущиеся пальцы всё время пытались вместо завязок отправиться исследовать то, что под ними спрятано. Я дулась, пыхтела, надувала губы, не решаясь посмотреть чуть выше — туда, где наверняка блуждала снисходительная ухмылка. Тем более, я не смотрела в глаза Белену. А ведь тогда знала бы, что помимо довольно изогнутых губ, то и дело изрекающих едкие замечания по поводу моей сноровки в вопросе раздевания мужчин, лицо не покидала морщинка между бровями. Сегодня особенно глубокая.

— Нет, так может продолжаться бесконечно, — брат ловко распустил ворот и одним движением избавился от одежды.

— А сразу так — руки бы отсохли? — нахлобучить бы эту вонючую тряпку ему на голову. Я не отказала себе в удовольствии.

— Вирке, ты ругаешься, как…

— Как кто?

— Как куртизанка. Можешь хоть иногда вести себя как леди?

— Могу, — я устроилась на земле, поджав под себя ноги и демонстрируя всем страждущим колени. Это к требованию «вести себя как леди»: шли бы вы, уважаемые! — Но не хочу. Весь запас вежливости исчерпала. Ищи — не найдёшь.

Больной, решив, что спорить с врачевателем для здоровья вредно, мученически вздохнул и стиснул зубы. Теперь можно и делом заняться. Синяком, то есть.

Вообще-то, тогда я не умела колдовать. Действовала по наитию, совершенно не понимала, что творю, довольствовалась парой советов и простеньких заклятий из старых, покрытых паутиной книг в дальнем углу огромной библиотеки. А что? Худо-бедно колдовала. Никто не умел, а я умела. Разве избалованной девице нужно что-то ещё? Простуженную малявку вылечила; графов и лордов на приёме заставила понервничать; лошадь, в конце концов, из-за меня понесла. Так что, я убеждала себя, что справлюсь.

Всего лишь не касаться бледной тонкой кожи. Не так уж это и сложно, хоть и довольно заманчиво.

Палец неторопливо скользнул по старому шраму вдоль позвоночника.

Знала же, что не сдержусь!

Рубец тонкой розовой лентой вился между лопатками и спускался к пояснице. Как и много лет назад. Не выцвел, не зажил. Мою спину украшал такой же. Няньку, не досмотревшую за двумя сорванцами, выпавшими из окна на кучу щебня, выгнали из дома сразу же. По крайней мере, так говорили. Я её не помнила вовсе, так что приходилось верить. Хорошо хоть не головы расшибли.

Полоска детских воспоминаний вела ниже, прокладывая дорожку к огромному кровоподтёку. Сейчас я его!

Жилы знакомо защекотало, кончики пальцев потеплели, сердце забилось с удвоенной скоростью, не в силах совладать с непокорной, разбрызгивающей солнечный свет, магией. Глубоко вдохнуть. Выдохнуть, выпуская на волю чистую Силу. Исцеляющую, освещающую, согревающую…

— Salutem.

Ничего не произошло.

— Ну что там? Плечо чешется, — нетерпеливо заёрзал брат.

— Salutem!

Сила продолжала дрожать на коже, как тягучие капли, и никак не могла сорваться.

— Не выходит, — я уставилась на ладони, перечёркнутые золотыми лучами.

— Быть не может.

Брат через плечо поймал ладонь, притянул к себе, заставив на миг прижаться к нему всем телом и тут же в ужасе отпрянуть. Нити засияли невыносимо сильно и взорвались, распались, испуганно прячась обратно под кожу.

— Это же… Я ведь не стала снова обычной? — я отняла руки и, чтобы хоть чем-то их занять, принялась с показной стеснительностью одёргивать платье. Или то, что от него осталось.

— Ты? Обычной? Это вряд ли, — брат обхватил меня за плечи. — Мы что-нибудь придумаем. Обещаю. Библиотека полна книг о магии, которые, спешу заметить, ты ещё не пыталась почитать.

— Зато ты перечитал, но колдовать так и не научился, — я вырвалась и нехотя поднялась. — Раз так, надо двигаться быстрее. Не хочу чувствовать себя, как вы, простые неволшебные людишки.

— Я ведь и поколотить могу, — предупредил брат, поднимаясь с куда большей осторожностью, чем я. — Без всяких заклинаний.

— Догони сначала, калека.

Сила, не нашедшая выхода, бурлила и требовала действий. Я взбежала на ближайший холм, не сбив дыхание. Вокруг кучковались холмы повыше, покрытые заплатками пашен. То тут, то там на склонах и в низинах пятнами мха зеленели пролески. Не видать только Ноктис де Сол.

— Странно. Мы не так уж далеко уехали. Замок должен виднеться, — Белен поднялся куда медленнее, обеспокоенно оглядываясь. — Солнце встало оттуда, — он повернул меня носом к востоку, — а сейчас оно тут. Дом на севере. Туда и движемся. Холмы в той стороне невысокие, да и сам замок не в котловине. Он должен стоять там, но его нет.

— Может, туман? — я с надеждой сощурилась в указанную сторону, но не нашла ни скучковавшихся облаков, ни высоких деревьев — ничего, что могло обмануть и спрятать высокие стены.

— Это после полудня? Вирке, ну ты как ребёнок.

— Сам ты… Погоди, а это что?

Нет, каменная глыба не соткалась из воздуха. Зато соседний склон словно ухватил щепотку синего неба и прилепил на скошенный бок. Синее пятнышко не желало стоять на мете: переползало, скакало, текло, сливаясь со вторым, делясь на десяток.

— Постой. Я сам проверю, — отстранил меня брат.

— Или что? Побьёшь меня за непослушание?

Как же! Едва на ногах держится, оборванец. Хотя и я не лучше: небось, когда доберёмся до дома, слуги решат, что мы боем выясняли, кому наследство нужнее. И, судя по тому, что отписывать его мне брат не передумал, ясно, кто победил с этой стычке.

Я обогнала упрямца, не давая синим пятнам ускользнуть. Те, как назло, танцевали по холму, как солнечные зайчики, не желали стоять на месте и никак не давали себя рассмотреть.

— Это коровы, — больше спрашивая, чем утверждая, выдал брат.

Я сделала единственно логичный вывод:

— Видимо, ты упал с лошади менее удачно, чем я.

— Да нет же! Это синие коровы, Вирке!

— Сам ты…

Но коровы действительно паслись. Правда синие. Они, словно огромные толстые бабочки порхали по горке, переговариваясь неслышным смертному мычанием. Переливались, от голубого до по-ночному тёмного, сталкивались, выясняя, кому щипать зелень на солнечном участке. Я заворожённо рассматривала дивных существ. Они не походили ни на что живое, что раньше доводилось видеть, хотя я, конечно, не слишком присматривалась к домашнему скоту. Но эти странные, лёгкие, вёрткие и воздушные существа явно не принадлежали человеку.

— Холмовики⁹! — наконец догадавшийся, что к чему, Белен зажал мне рот ладонью и заставил осесть на землю. Коровы напрягли уши, повернулись в нашу сторону, но, не заметив ничего подозрительного, продолжили своё коровье дело.

— Холмовики? Ты в своём уме? — я скинула измазанную грязью и кровью руку, но показываться стаду фей из сказок не спешила. Вдруг оно нам всё-таки не примерещилось? — Они же не выносят солнечного света!

Да, разумеется, именно это должно смущать больше всего: хогмены — днём. А не то, что они вообще существуют. Хотя, собственно, почему бы и нет?

— Они — не выносят; а их скот, видимо, любит, — Белен с беззвучным стоном разогнул спину, потянутую при поспешном отступлении. — Я в любом случае не хочу с ними связываться. Если тебе интересно, вперёд!

Интересно. Даже очень. Но лично выяснять, что делают шкодливые феи с похищенными женщинами и детьми не хотелось совершенно. Любопытные долго не живут.

— Спустимся с другой стороны?

— Спустимся с другой стороны? — повторил кто-то тоненьким голосочком.

— Да, пожалуй, — недоумённо ответил брат.

— Да, пожалуй, — откликнулся голосок.

— Ты это слышишь? — дзинькнувший колокольчиком голос прозвучал одновременно с нашими.

Белен приложил палец к губам. Будто без него бы не догадалась!

Надо признать, брат хорош. Избитый, нет ли, но на мечах никогда не находилось равных ему, как и в верховой езде, и в скорости. Это я к чему? Это я к тому, что даже не успела заметить, когда он выкинул вперёд руку, чтобы поймать за шиворот так удачно спрятавшегося позади меня крохотного человечка в очаровательно маленьком зелёном костюме. Не подумайте плохого! Я никогда не была склонна умиляться малюсеньким ножкам и соответствующим им по размеру штанишкам, но тут никто бы не устоял.

— Сир, извольте вести себя соответственно вашему статусу! — человечек надулся, скрестил руки на груди и недовольно дрыгнул ботиночком с колокольчиком за загнутом мысочке.

Оооооу!

— Ты кто такой, маленький? — я не удержалась и пощекотала пальцем животик, как котёнку.

Малыш тоненько засмеялся, но быстро овладел собой.

— Благий двор¹⁰! — гордо пискнул он.

— Неужели? А мы тут синих коров видели. С каких пор их хозяева помогают людям? — Белен недоверчиво встряхнул хитреца, надеясь, видимо, что из него посыпятся признания. — От холмовиков одни беды!

— Эй, полегче! — я уперлась в мускулистую руку, но заставить разжать кулак так и не смогла. Пришлось куснуть брата, чтобы он выпустил малыша на волю. Я поймала пленника в ладони, не давая ему упасть, и опустила с куда большим почтением. — Не помнишь, как нужно разговаривать с фейри? — и существу: — Прости его. Мужлан, что поделать. Деррики¹¹, верно? — вспомнила я истории старой няньки.

— К вашим услугам, леди! — фей снял феску и элегантно поклонился, не забыв продемонстрировать язык менее вежливому собеседнику.

— И ты действительно хочешь нам помочь?

Деррики вернул на место головной убор и выразительно отряхнул костюмчик.

— Уже не так уверен, как раньше, благородная леди.

Брат по-своему истолковал недовольство волшебного человечка и, в свою очередь, изобразил поклон. В изодранной и грязной одежде он выглядел шуткой, но фея вполне устроил.

— Прошу простить, — склонил голову Белен. — Меня ввело в заблуждение стадо и наша несколько усложнившаяся прогулка. Я имел неосторожность предположить вашу причастность в Неблагому двору.

— Он у тебя больной? — по-простому поинтересовался у меня фей.

— Есть немного, — я последовала примеру человечка и уселась рядом с ним, наслаждаясь видом на домашний скот, который не должен существовать на свете. — Мы заблудились совершенно глупо. Вот он и решил, что это ты нам помог сбиться с пути.

— С этой хоть поговорить можно, — пробормотал Деррики. — Мы почуяли ведьму рядом. А с ведьмами последние века лучше дел не иметь, — объяснил он, — вот вы и попали под заклятье холмовиков. Стадо же защищать надо, а то никого не останется. А я знавал вашу приёмную матушку, вот и решил помочь…

— Молчи! — Белен дёрнулся прихлопнуть излишне болтливого фея, но тот, провалившись под землю справа от меня, тут же вырос слева.

— Лишнего сболтнул? Ну, извиняйте, извиняйте. Врать вообще нехорошо, если что.

— Приёмную? — я перевела взгляд с фейри на брата. — Приёмную?

— Вирке, давай обсудим это дома.

— Приёмную?!!!

— Лорд, леди, — деррики подпрыгнул, привлекая к себе внимание, — с этого холма вниз и вдоль реки до большого тиса. Дальше заклинание не действует, выберетесь легко. Лошади ждут там же. А в ваши дела семейные считаю вторгаться неэтичным.

— Ах, так теперь это неэтично? — взревел Белен, пытаясь растоптать языкастого малыша.

— Не тронь, — я заступила дорогу. — Спасибо, деррики. В следующий раз у меня обязательно найдутся крошки хлеба для тебя.

Фейри недовольно зыркнул на мужчину и отсалютовал мне крохотной шапочкой:

— Благодарю, леди. Надеюсь, мы с вами ещё встретимся. А с вами, — он поморщился в сторону неприятного мужчины, — для вашего же блага, надеюсь, что нет.

— Белен.

— Мы можем поговорить об этом позже?

— Белен?

Я глубоко дышала, стараясь не злиться и дать объясниться тому, кто знает слишком много. Явно больше, чем я.

— Это очень сложная и длинная история. Давай вернёмся домой.

— Белен!

— Вирке!

— Не смей кричать на меня!

— Ты начала первой!

Воздух неровно, прерывисто, змеёй выползал из груди. Что бы это ни было, какой бы длинной и непонятной не оказалась эта история, мне требовалось её узнать.

Здесь и сейчас.

— Белен, — я заговорила так тихо, что со стороны могло показаться, что я спокойна, что не готова сорваться на визг и с кулаками накинуться на стоящего передо мной растерянного… мальчишку. Всё-таки он оставался мальчишкой. Не менее испуганным, чем я, одиноким, понятия не имеющим, как это — поступать правильно. Но тогда мне так не казалось. Тогда, много лет назад, я видела молчаливого предателя, не желающего говорить о женщине, которую я очень долго училась ненавидеть. — Приём у короля.

— При чём здесь приём? — оторопело заморгал он.

— Ты должен мне желание. Потому что я пошла на приём и вела себя прилично.

— Прилично?!

— В меру своих возможностей. Так вот, я хочу, чтобы ты немедленно рассказал мне, почему фейри назвал нашу мать приёмной.

Белен беспомощно растрепал уже переставшую быть аккуратной причёску. Спутанные волосы тут же рассыпались по плечам, полезли в лицо, словно решёткой пытались удержать слова.

— Потому что ты не моя сестра, Вирке.

— Мой мальчик, разве подглядывать за сестрой приличествует юному лорду?

Я захлопнул дверь громче, чем стоило бы, подпрыгнул то ли от неожиданности, то ли от глумливого голоса. Отец никогда не был слишком щепетилен и любил уколоть только начавшего превращаться в мужчину мальчишку. Благо, никогда не упоминал обо всех сделанных им глупостях при посторонних.

— Я, — я замялся, не зная, что ответить, покраснел, кажется, до кончиков пальцев ног, смущённо отшатнулся от комнаты Вирке. — Я хотел зайти, а она там… Я не специально!

— Не смущайся, мальчик мой, — лорд Агро присел передо мной на корточки, становясь одного роста, взъерошил едва прикрывающие уши волосы. — Рано или поздно ты бы всё равно начал интересоваться женщинами. Хотя, признаться, я надеялся, что приглашённые мной очаровательные дамы скорее привлекут твоё внимание.

Дамы в замке действительно обитали. Я никак не мог взять в толк, откуда и зачем они взялись. И уж точно не понимал, почему так вьются вокруг меня и всё пытаются заглянуть пожелать спокойной ночи. Выпроваживать их с каждым вечером становилось всё сложнее.

— Я не хотел ничего дурного…

Позорище! Тоже мне, будущий лорд! Пойман подглядывающим за собственной сестрой во время шумной примерки нового платья. И кем? Родным отцом! Лучше бы дал подзатыльник, накричал, да хоть высек! Только бы не смотрел так сочувствующе, как на нездорового. Хотя…

А разве я здоров?

— Идём. Нам пора поговорить.

Отец мягко, но твёрдо сжал моё плечо. Вот и сбылись мечты об исцеляющей порке.

— Библиотека?

Я ожидал чего угодно: подвала, пыточной камеры, чулана, где меня заперли бы до скончания веков… Но библиотека? Наказание книгами весьма сомнительно: читать я всегда любил.

Он не ответил. Невразумительно бормоча под нос, перетаскивал лестницу с места на место, чтобы добраться до самых дальних полок, выуживал огромные рассохшиеся фолианты, свитки, которым стоило рассыпаться на части ещё до моего рождения, записки…

Наконец колонна бумаг оказалась на столе, способном выдержать рыцаря в полном доспехе. А может, и на коне.

Господин Ноктис де Сол развернул передо мной толстый лист пожелтевшего пергамента, покрытый столь изящным рисунком, что казалось, раскинувшееся на нём дерево встрепенётся от ветра, зашелестит листьями и протянет тонкие ветви навстречу склонившемуся юнцу.

— Что ты видишь?

Странный вопрос.

— Стол. Пергамент. Рисунки, — начал перечислять я.

— Ох, тебе явно суждено стать отменный воином, — прыснул отец и уточнил: — Что ты видишь на рисунке?

— Дерево. Это древо жизни, так?

— Возможно. Продолжай.

— Дерево отмечает праздники колеса года: Йоль, Имболк, Остара¹²… А это что? — я ткнул пальцем в нечто, напоминающее кокон, запутавшийся в ветвях между Имболком и Белтейном и поскорее убрал руку. Ещё испорчу древнюю ценность.

— А ты подумай.

Не самая любимая часть, но я постарался.

— Этот — весной, так? А второй такой же между Ламмасом и Самайном. Осенью. Это же Равноденствие!

— Всё верно, сынок, только впредь не стоит произносить это слово так громко. А теперь посмотри сюда.

Другой свиток, кажется, ещё более старый, но на удивление прочный, полотном накрыл кипу книг. Дерево, колесо года, праздники — всё повторяло предыдущий рисунок, кроме одного: коконы, что лишь отмечали значимые дни на первом рисунке, здесь превратились в лопнувшие почки; и в них, поджав под себя колени, блаженно улыбаясь, в окружении золотого и серебряного света спали… дети!

Девочка и мальчик. Не младенцы, но ещё не взрослые. Отличающиеся в мелочах, но совершенно одинаковые.

— Люди? Откуда здесь люди?

— Ты мне скажи, — хозяин замка устроился на стуле, задрал ноги, приготовившись долго ждать.

— Понятия не имею!

— Даже не пытайся. Я тебя, между прочим, за непотребством поймал. Не выпущу, пока как следует не напряжёшься, — мужчина явно забавлялся, но настроился решительно. Пришлось размышлять.

— Это не боги. И не символика, — наморщил лоб я, — тогда людей нарисовали бы у каждого праздника. Это какое-то воплощение равноденствия? — на всякий случай я понизил голос.

Ещё не старый лорд посерьёзнел, нехотя поднялся с удобного сидения и положил тяжёлую десницу¹³ на моё плечо.

— Это не воплощение, сынок. Эти двое — и есть Равноденствие. Они не люди, хотя всегда ими являлись; они не боги, хотя по силе способны сравниться с ними; и уж точно они не ведьмы, не колдуны, хотя умеют всё то же, что и они. И даже больше. Они рождаются… Нет, они вырастают из чистой Силы. Очень редко. И когда-то мирно жили рядом с нами: поддерживали баланс, крутили колесо года…

— Как?

— Как, — отец почесал в затылке и выщелкнул грязь из-под ногтей, как какой-нибудь привратник, — а гоблин их разберёт! Как-то поддерживали. Самим своим существованием, наверное.

— А почему они больше не живут среди нас?

Отец никак не мог устоять на месте, всё пытался облокотиться на спинку стула, присесть на стол, обнять меня… Не хотел говорить что-то? Оттягивал неизбежное?

— Наверное, потому что мы неправильно себя ведём. Или потому что отец нашего Вальдинга постарался истребить всех, у кого нашёлся дар, если они отказывались ему служить. А может, они рождаются, как и прежде. Просто мы этого не знаем.

— Они избранные, да? — я читал истории о героях. Сильных, смелых, жертвующих всем ради долга. Наверное, эти Равноденствие тоже герои.

Лорд Агро оправил сыну камзол, вырвал выбившуюся из шва нитку.

— Не думаю. Они просто… Просто хотят стать счастливыми. Наверное. Но, видишь ли, Белен, они могут… Должны. Обязаны быть вместе.

— Потому что они родня?

— Потому что они — единое целое. И один без другого зачахнет, потеряет себя, никогда не сможет стать счастливым, даже если будет очень пытаться полюбить кого-то другого, — подтянутый мужчина внезапно показался невероятно уставшим и старым. Таким, словно сам слишком долго пытался казаться кем-то, кто ему неприятен.

Я выхватил резанувшее по ушам слово:

— «Полюбить»? Но они же одинаковые! Как брат с сестрой! Как мы с Вирке!

— Вот именно, — постаревший лорд обнял меня болезненным тягостным движением, — точно как вы с Вирке.

— Папа?

— Да, Белен.

— Мы с Вирке — они? — одинаковые детишки с рисунка неотрывно смотрели круглыми чёрными глазками, и черты их незримо менялись, обострялись, делая лица куда более знакомыми, чем того хотелось бы.

— Одна очень хорошая женщина попросила воспитать вас. Вы были ещё слишком малы, чтобы запомнить. Разделить Равноденствие — подобно пытке. Воспитывать так, как должно, — невозможно. Муж и жена не могут, не имеют права быть близнецами. Ищейки Вальдинга не упустили бы шанса, заметили бы, притащили вас на поклон к королю. Поэтому…

— Поэтому вы воспитали нас как брата и сестру?

Обманули нас. Держали за идиотов. Заставили пойти против природы.

— А был выбор? Я понятия не имел, что тяга в паре окажется так сильна. Думал, вам будет достаточно родственной близости. А ваша мать…

— Это та, которая нам не мать, так не-отец? — я отступал к стене, увернувшись от утешительных объятий.

Ноктис де Сол скривился, как от пощёчины:

— Она не считала нужным рассказать больше. Она вообще не любит говорить об этом. И я её не виню. Мне очень жаль, Белен. Мы пытались спасти вас, дать нормальную жизнь.

— Я считал себя сумасшедшим! Больным! — я кинулся к дверям. Убежать, зарыться лицом в подушки и попытаться выплакать то унижение и обиду, что пришлось испытать. — Ты всё это время знал! Ты смеялся надо мной!

Отец успел наперерез, придержал дверь рукой: куда мальчишке совладать со старым воином?!

— Сын…

— Не смей называть меня так!

— Ах, не сметь? — он схватил меня за шкирку и хорошенько дёрнул вверх, заставляя взглянуть в глаза. — А как прикажешь тебя звать? Мальчишку, которого любил и воспитывал, как родного? Называть тебя бастардом? Подкидышем? Приблудным? Мы с вашей матерью… Не скалься! Эта женщина любит вас, хотя и не обязана! Мы всей душой желаем вам счастья! В этих книгах — всё, что тебе нужно знать. Можешь покричать, побиться головой об стену, но после — прочти. И тогда уже решишь, стоит ли нас ненавидеть. И стоит ли лишать сестру… Вирке нормальной жизни.

Он отбросил меня, как паршивого щенка. И я не виню отца за это, я бы тоже обиделся. Запер дверь, оставив наедине с книгами, навсегда разделившими существование на до и после.

Я прочитал их все.

Про уничтожение ведьм; про войны и восстания; про то, что бывает, когда один из Равноденствия умирает.

И поклялся сделать всё, чтобы Вирке не стала тем, кем родилась.

— Это всё? — Вирке ровно глубоко дышала, перебирая пальцами спутавшиеся волосы. То и дело попадались особо упрямые колтуны, и она с силой вырывала их, не морщась.

— Это всё, что мне известно.

— И мы, вроде как, связаны судьбой, как гоблинова истинная пара из дешёвых романов?

Я погладил её ладонь, успокаивая. Улыбнулся как можно более ободряюще, будто сам не боялся происходящего до дрожи:

— Мне нравится, как это звучит.

Она вырвала руку:

— Неа. Нет. Не-е-е-ет! Катитесь вы! Со своими судьбами, предназначениями и извращёнными фантазиями. Может, ты просто больной на голову и домогаешься родную сестру? Нет. Ни за что!

Она вскочила, и я поднялся вместе с ней. Прикоснулся к мягкой, невероятно шелковистой и притягательной щеке:

— Всё хорошо, Вирке! Всё хорошо! Я тоже не верил. Но есть доказательства, книги, свидетельства…

— Доказательства чего? Того, что ты имеешь право меня трахнуть? Знаешь, на чём я вертела ваши свидетельства!

— Вирке.

— Не смей приближаться ко мне!

— Ви-и-и-рке…

— Руки убери! Не трогай, сказала!

— Вирке!

Сколько же времени я мечтал об этом? Просыпался ночами, звал её, хотя прекрасно знал, что сам, спасаясь от соблазна, отправил сестру как можно дальше.

Когда лордом Ноктис де Сол стал я, ничто больше не сдерживало ужасное, постыдное желание. Я не только получил моральное право, когда отец рассказал правду, я ещё и получил власть, возможность заставить, принудить желанную женщину, когда он умер.

Смог бы я сдержаться? Не знаю. Старался, насколько хватало сил. Но как долго мучающийся от жажды усидит рядом с фонтаном, не прикасаясь к переливающейся негой шёлковой глади? Я никогда не отличался терпением.

Я заставил эту гоблинову девку заткнуться единственным возможным способом. Слишком долго мучился сам, и теперь терзал её: царапал, кусал губы, впитывал каждый вдох и хрип. Я должен был доказать ей… показать, как сильно… как много она значит для меня. Больше, чем сестра. Больше, чем кто бы то ни был! И разве я сумел бы подобрать слова? Нет. Но я целовал её. Целовал так, как ни одну из баб, с которыми пытался выгнать образ леди Ноктис де Сол из головы. Целовал сильно, больно, бесчеловечно.

И она ответила мне.

А потом врезала коленом между ног.

Примечания

8

Редингот — изначально верхняя одежда прилегающего силуэта для верховой езды.

9

Холмовики — злобные фейри, жители холмов, ютящиеся в пещерах. Терпеть не могут людей, зато обожают своё волшебное стадо, состоящее, как уже стало ясно, из голубого домашнего скота. Способны на всевозможные пакости, но ведут себя прилично, если человек не лезет на рожон.

10

Как несложно догадаться, фейри в европейской мифологии делятся на Благий двор и Неблагой двор. Представители того и другого не привыкли давать себя в обиду и способны изрядно подгадить человеку, но первые делают это во имя справедливости, а вторые исключительно для удовольствия.

11

Деррики — крохотные фейри, помогающие путникам или сбивающие их с дороги. Тут уж как повезёт.

12

Названия языческих праздников колеса года. Каждый по-своему интересен и о каждом можно написать отдельную книгу, поэтому пока останемся в блаженном неведении насчёт подробностей их справления.

13

Десница — рука, если что.