Наследная ведунка

Даха Тараторина, 2020

Ну и зачем я с ним связалась? Единственную ведунку в городе уважали и побаивались, условно законный бизнес шёл в гору ввиду отсутствия конкуренции. А потом появился Вис. Наглый, рыжий и совершенно бессовестный! Он попытался меня ограбить; я его – убить. Не преуспели оба. И почему, спрашивается, мы до сих пор не расстались?!

Глава 6

Новые знакомства и старые привычки

Когда они явились на поклон за лекарством, мы вдоволь повеселились. Ну… Я повеселилась.

Нет, оставлять Мелкого и Мориса с незаживающими струпьями я не собиралась. Хоть бабушка и рассказывала, что однажды выскочила так замуж: немного шантажа и угроз мотивируют к свадьбе кого угодно. Вроде как, тот женишок попытался сразу после лечения рвануть в закат, «случайно» забыв счастливую невесту. Благо, бабуля у меня женщина предусмотрительная. Пару волдырей она лгунишке оставила, скажем так, застраховала будущую счастливую семейную жизнь. Ну а от тех струпьев, ясно, расползлись новые. Свадьба благополучно состоялась, правда, скоро неверный благоверный до зубовного скрежета надоел супруге, так что пришлось разыграть не менее счастливую, чем жизнь, смерть в один день (самоотверженные подданные дважды перезахороняли ведунку, та замучалась выбираться из-под земли и зареклась впредь связываться с мужиками).

Я после истории с Лилем замуж не собиралась, тем более, за любую из двух непривлекательных третей элитного охранного агентства. Тем не менее, оторвалась по полной. А что, я нынче женщина одинокая! Кто мне прошлогодние листья сгребёт и огород вскопает? А о том, что это необязательные действия для снятия проклятия, наёмникам знать не полагается. Я, может, их трудом перевоспитать надеюсь!

— Сомневаюсь, что это поможет излечиться! — волоча через грядки слишком длинные для него грабли, бранился Морис.

Я флегматично сёрбнула чаем, плотнее запахнула края шерстяного платка и поелозила по ступеньке крыльца затёкшими ягодицами:

— Свежий воздух в принципе очень полезен для здоровья.

— И пахать на нас, как на лошадях, полезно?

— Труд облагораживает.

Облагороженный трудом и содержимым выгребной ямы, воняющий потом чуть сильнее, чем перегноем, Мелкий уфнул, сел прямо на землю и вытер потный лоб.

— Хор-р-р-рошо-о-о! — протянул он, блаженно щурясь на рыжий полукруг заходящего солнца. Днём оно нещадно палило, у горняка даже покраснели немногочисленные части спины, лишённые полога растительности. Ничего, примочки от волдырей, которые я им, конечно, отдам, как только закончат работу, помогут и от ожога.

— Что хорошо? Что тебе хорошо?! — взъелся коротышка.

— Ай! Ну ты чего кидаешься?

— Да не хныч, как ребёнок! Это всего лишь листья!

— Гря-а-а-азные листья!

— Как будто ты сейчас сильно чистый!

Вис вышел из дома так тихо, что засечь его не помогло ни человеческое чутьё, ни ведунское. Хотя что от последнего проку? Оно предупреждало только о смертельной опасности, причём, как правило, настолько поздно, что оставалось лишь иронически вопросить «да что ты говоришь?», глядя на стоящего в сажени медведя.

Поэтому Когтистая лапка выдал себя намеренно, привалившись бедром к скрипнувшим перилам. Я с трудом удержалась, но всё же не вздрогнула, а равнодушно поинтересовалась:

— Ну что, всё обыскал?

— Обижаешь! — Вис выхватил у меня кружку с чаем, приложился, поморщился, плеснул в неё из фляги и отхлебнул снова, уже сладко по-кошачьи жмурясь. — Я же профессионал! Обыскал всё ещё в прошлый раз, к чему повторяться?

— И ничего не спёр?

Кружка опять перекочевала ко мне. А ничего, вкусненько. Какую-то травяную настойку добавил.

— Ну что ты! — неподдельно обиделся рыжий, а потом сунул руку в карман и с удивлением обнаружил в нём пестик от ониксовой ступки для трав. Пристроил в выступе наличника и смущённо пояснил: — Профессиональная привычка. А вот того, кто приходил к тебе вчера, профессионалом не назвать. По крайней мере, профессиональным вором.

Рыжий азартно наблюдал за переругиванием друзей, плавно перетекающим в потасовку. Мелкий был крупнее, зато Морис компенсировал размер злостью. Всё равно, что смотреть за крохотной шавкой, суматошно скачущей вокруг огромного ленивого кобеля. Видно, у недорослика кожа оказалась не такой грубой, как у горняка: струпья расползлись уже по всему телу, сияя красными расчёсанными пятнами, и коротыш сходил с ума от злого бессилия.

«Завтра гнить начнут», — отметила без какого-либо сочувствия и тут же подивилась своей холодности. Как только я получила дар, ни за что не позволила бы безвинному… или даже такому, как Морис, человеку страдать. Но то была наивная восторженная молодая ведунка. Я давно забыла, каково это — быть ею.

Между тем, Вис молотил кулаками воздух и болел то за одного, то за другого подельника:

— Дай ему, Мори, дай! А ты что сидишь? Ответь ему, Мелкий, ответь! — и, не отвлекаясь от развлечения, сообщил: — Хорошо, что тебя не оказалось вчера дома. Сдаётся мне, если бы пришла чуть раньше, дело закончилось бы плохо. Повезло, что Рора заперла нас в погребе.

— Божится, что не она, — я долго задумчиво вдыхала травяной чайный пар, Вис не выдержал и плюхнулся рядом, отобрал чашку и осушил наполовину.

— Ай! Горячо, горячо!

— Жадность — грех.

— Вот именно!

Лис повернулся спиной, не желая расставаться с напитком. Впрочем, я и не собиралась отбирать кружку. Не то добавленный в неё алкоголь впрыснул в кровь решительности, не то своей дури хватало, но я встала и потянулась. Давно пора было сделать это, бабуля наверняка массу сплетен собрала, а рассказать некому. А тут такой повод…

— Думаешь, меня попытались бы убить, поймай я вора с поличным?

— Попытались бы? — Вис тоже встал, поставил одну ногу на ступеньку повыше и оперся локтем о колено, принимая позу, с его точки зрения, наиболее убедительную. — Детка, такие люди не пытаются. Они действуют.

Я подцепила ямочку на подбородке (тоже конопатый!) ногтем и наклонилась, жарко дыша на вора настойкой:

— И, разумеется, только ты, благородный рыцарь, способен меня защитить?

— У меня всяко опыта в этом деле больше, чем у тебя, — самодовольно подвигал бровями он.

Из одной лишь вредности я вырвала чашку, и не отрывая испытующего взгляда от Виса, допила остатки кипятка, ни разу не поморщившись.

— Боюсь, в том, что касается опыта, ни одному из вас за мной не угнаться. — Скрылась в доме, торопливо, пока никто не видит, прополоскала ромашкой обожжённый рот, переобулась из городских туфель в удобные сапоги, прихватила примочки от струпьев и на выходе сунула бельчонку. Всё равно Мелкий и Морис бросили работать и клубком катались по огороду (что удивительно, коротышка побеждал). Больше утопчут, чем вскопают, тоже мне, помощнички. — Дважды в день, утром и вечером, не упуская ни единой, в том числе самой маленькой, раны. Эй, работнички! Считайте, что оплатили лекарство! Можете проваливать!

Подельники наперегонки бросились к лису, как несколько часов назад ко мне, моля избавить их от ужасного проклятья. Я пофыркала тогда для приличия, конечно. Поотнекивалась, заявляя, что воришки получили по заслугам. Но всё же вручила инструменты и список дел, которые по весне не хочет, но обязана выполнить любая хозяйка; пообещала излечить, как только отработают. Ни один из парочки даже не вякнул, когда явившийся с ними за компанию Вис вместо того, чтобы помогать, уселся развлекать меня беседой и красочными описаниями возможного сотрудничества.

Мелкий и Морис выхватили банку и с блаженными улыбками начали натирать спины. И не поверишь, что только что чуть рыла друг другу не начистили.

Вису же, как выяснилось, моё общество понравилось.

— А ты?

— Что я? — я по памяти начертала угольком несколько защитных символов у двери и один у окна. Убить не убьёт, но оставит потенциальному вору напоминание о попытке взломать дом ведунки, а мне — возможность найти грабителя по ярко-жёлтой распухшей роже.

— Куда собралась?

— К бабушке, поплакаться на тяжёлую судьбу.

— Одна?!

— Ну, я же буду с бабушкой, — я одобрительно ущипнула Виса за щёчку, оставив на ней чёрный угольный отпечаток: — Не волнуйся, смелый рыцарь! Твоя прекрасная дама умеет за себя постоять!

Рыжий ткнул большим пальцем через плечо, в Мелкого и Мориса, с нарастающим раздражением делящих спасительное лекарство:

— Тебя вот эти два придурка на раз скрутили. Думаешь, справишься с профессиональным убийцей?

— А, так вы, стало быть, не профессиональные? — поймала на слове я.

— Мы не убийцы, — серьёзно поправил Вис. — А вот тот, кто за тобой следит, — да. Так что идём до твоей бабули вместе, а там плачься, сколько влезет. Если что, — он приподнял воротник плаща и чмокнул губами воздух, — можешь порыдать мне в жилетку.

Не желая спорить, я свистнула в два пальца, привлекая внимание горе-работничков, мотнула головой в сторону калитки, мол, проваливайте, и сама направилась вслед за ними. Вис не отставал, ступая так бесшумно, что я могла покляться — никого позади нет. Хорош, чертяга! Очень хорош. И его я поймала. Насколько же хорош тот, другой, которому удалось ускользнуть?

Ведунки смертны. Мы долго живём, сохраняя молодость, меньше болеем и быстрее выздоравливаем. Но кистень, клинок, а то и просто камень, метко запущенный в темечко, уравнивает нас с обычными людьми.

А ещё солнце садится, и умный человек подождал бы до утра, а не тащился через лес ради диалога с бабулей.

А глупому человеку охрана… или компания и правда не помешает. Тем более, что бабуля наверняка доведёт меня до белого каления своим упрямством, стало быть, хорошо, если найдётся, на ком сорвать злость.

— Платить не стану, — предупредила я, поймав его за лацкан.

— Это не охрана, а всего лишь увеселительная прогулка, — Вис задрал руки, сдаваясь, и хитро подмигнул: — Кто же берёт плату за свидание?

— Не свидание!

— То есть, ты всё же предлагаешь мне деньги? Ну, тогда я просто вынужден выполнить все обязательства, которые берёт на себя подобный работник… Ты предпочитаешь с ужином или сразу запрёмся в комнате?

— Ты заткнёшься наконец?

Он легкомысленно пожал плечами:

— Ты же знаешь, что нет. Ну, где там твоя бабуля живёт?

— На кладбище. Она девяносто восемь лет как мертва.

Гарита успела отскочить от распахнувшейся калитки, а вот выпрямиться — нет.

«Надо бы щёлочку в заборе повыше проковырять, — подумала я, — а то бедная женщина скоро спину застудит, подглядывая».

А вслух поздоровалась:

— Доброго вечера, Гарита! Что нового?

Ой, зря я это! И правда ведь рассказывать начнёт…

Начала, причём, пока жаловалась, так зорко обыскивала взглядом моих гостей, что даже Вис одобрительно присвистнул.

— А я Николу сразу говорила, дурной год пошёл! Тучи видела, сразу как урожай собрали? Видела? С багряным подпалом! Ну вот, я о том и толкую! Это, значится, раз.

Гарита частенько начинала беседу с середины невовремя оборвавшегося спора. Видно, муж хлопнул дверью и отправился заливать брагой впечатления от счастливой семейной жизни, а соседке не терпелось хоть с кем-то поделиться прозорливостью. Беседа, впрочем, не мешала ей собирать информацию для новых склок, ведь спутники у меня подобрались и правда колоритные.

— Град неделю, как только весна началась, шёл? Шёл. Это два. Черная птица над воротами летала? Летала! Это три… — торжествующе загибала пальцы она. — Дурные предзнаменования, как есть говорю! Ой, детонька! На вот сладенького!

Подслеповато щурясь, соседка взлохматила жиденькие волосики Мориса, попытавшегося обогнуть тётку, и вынула из передника какой-то засохший огрызок: собаке, небось, несла.

— Ну-ка руки! — шлёпнул её по ладони коротышка. — А то без них останешься!

Гарита шарахнулась от языкастого «ребёночка» и налетела на Мелкого, который, я знала это по себе, при первой встрече впечатление производил неизгладимое.

— Вы не пугайтесь только, — добродушно пробасил горняк, приподнимая бабу над землёй и аккуратно отставляя с дороги, — он у нас руки никому не рубит, для этого обычно меня зовут.

— А… это… — слабо покачиваясь, она задрала голову, прикинула размеры Мелкого и, на всякий случай, ухватилась за моё плечо.

— Это мои родственники, — торопливо сочинила я. Вис прыснул, испортив легенду, и я добавила: — Дальние. Очень-очень дальние и нелюбимые.

Когтистая лапка изящно перехватил ладошку Гариты и наклонился, касаясь её губами:

— Миледи бессовестно врёт. Лично я — точно ей не родня. Я всего лишь безнадёжно и страстно влюблённый кавалер, который жаждет внимания и снисхождения.

— А получает тумака, — закончила я за него.

— Холодна и недоступна, — Вис приложил руку к груди, но увлёкся, поправляя любимый плащ, так что изобразить скорбь не вышло. — Но мы ещё посмотрим, кто кого.

— Кто кого что? — подозрительно уточнила я.

Морис пошленько заржал, Мелкий покраснел. Вис невозмутимо ответил:

— Убедит. Кто кого убедит.

Гарита медленно перевела взгляд с подтянутого обнажённого пуза Мелкого (выше смотреть было страшно) на макушку Мориса, а с неё — на румяную физиономию рыжего нахала. Сильнее вцепилась в моё плечо, но поддержки не почувствовала, поэтому попятилась:

— Знаешь, Варна, пойду я. У меня там…

— Каша убегает? — ехидно предположила я.

— Ага, она. И я тоже того… побегу. И… знаешь что?

Соседка поманила меня, косясь на троицу мужиков: не подслушают ли?

— Чего?

— Только ж ты никому!

— Гарита, за кого ты меня принимаешь? Разве мы с тобой станем сплетни разносить? — не скрывая иронии, поинтересовалась я.

Она хмыкнула, но предпочла не заметить укола.

— Городничего-то нашего того… ограбили!

— Да что вы говорите? — шёпотом встрял Вис, невесть как оказавшийся рядом, наклонившийся к нашим лицам и навостривший ушки. Удивление он при этом изображал куда лучше, чем мы с Гаритой вместе взятые. — Вот же люди! Как земля таких носит?! И что стащили?

Гарита мгновенно переключилась на более благодарного слушателя:

— Да мне-то почём знать? Разве кто будет рассказывать простой женщине про украшенный каменьями подсвечник, шкатулку с драгоценностями и флягу того… как её? Колленкционную, во!

Вис, только что приложившийся к фляге с травяной настоечкой, закашлялся, поспешно заткнул пробку и спрятал бутыль во внутренний карман плаща.

— Кошмар!

— Ужас! — поддержала Гарита.

— А подсвечник на сколько потянет? — деловито уточнил Мелкий, но тут же получил от Мориса пинок под колено. — Ай, ты чего дерёшься?

— Лет на шесть каторги, — прищурилась я на рыжего. И без того ясно, кто в этой шайке заводила.

Но тот только озорно улыбнулся краем рта и чуть приподнял плечи, мол, что я могу поделать? Случайно как-то вышло…

Я посмотрела на его медные кудряшки, непрестанно шевелящиеся на ветру, на веснушки, точно перебегающие с места на место… и решила не злиться. В конце концов, городничий не обеднеет.

Вскоре Гарита поспешила убраться. Теперь же нужно не только новость про городничего разнести, но и рассказать про непотребные отношения ведунки сразу с тремя разномастными мужиками! Кроме неё, с таким делом никто достойно не справится.

Избавиться же от элитного охранного оказалось куда сложнее. Вис намекал, подмигивал, отпихивал то одного, то второго, но коротышка и гигант, терпко попахивающие потом, грязные, замученные (я старалась!) и крайне этим недовольные, всё равно тащились следом.

— Ребят, ну честное слово, мы прогуляемся без вас, — с нажимом повторял рыжий. — Девушке нужно побыть одной, так сказать, почувствовать связь с предками. Я вполне смогу защитить её, если что.

— Угу, — поддакивал сердитый Морис. — Ты пальчик занозишь — и сразу в крик. Толку от тебя, как от рыбы сыра!

В какой-то момент Вис ухитрился положить мою руку на сгиб своего локтя, но к тому времени, как я обратила на это внимание, вырываться было уже поздно.

— Ребята, вы устали, — убеждал их вор. — Вам домой хочется.

— Да ничего, мы ещё пошатаемся! — благодушно возразил Мелкий.

Вот уж не думала, что лис умеет злиться, но, кажется, у него и правда от раздражения заскрипели зубы.

— Ребята, — взмолился он, прикрыв рот ладонью, чтобы я не расслышала (но я, конечно, расслышала), — у меня ж тут жара пошла! Ну что вы как эти, ну?

«Ребята» понимающе переглянулись и злодейски потёрли ладошки: им явно с самого начала хотелось куда-то тащиться куда меньше, чем подгадить другу. И тут я их прекрасно понимала: не сделать подлянку Вису — это ж какой силой воли надо обладать!

— Что говоришь? — подчёркнуто громко уточнил Морис.

Мелкий тоже приложил к маленькому ушку огромную ручищу:

— Ась?

— Я говорю… — безнадёжно попытался повторить лис.

— Он говорит, жара у него тут пошла, — не выдержала и заржала я, согнувшись пополам и повиснув на локте воришки. — Вот только извини, бельчонок, но у тебя ничегошеньки не идёт!

— Это мы ещё посмотрим… — мстительно пробормотал он.

Вдоволь навеселившись и наизображавшись сладкую парочку, следующую за нами под ручку (Морис был вынужден идти на носочках и тянуться вверх, а Мелкий, напротив, шагать на полусогнутых), они всё же отстали.

А мы, я и вор, которому точно не следует доверять, отправились знакомиться с бабулей.

В городе Вис был спокоен. Только проходя мимо стражников приподнял воротник и невзначай наклонился, якобы шепча мне что-то ласковое на ушко, скрывая физиономию. Но мужикам оказалось не так интересно, с кем это ведунка направляется из ворот на ночь глядя, как допрашивать надувающего щёки и краснеющего от негодования толстяка. Купец, а даже я видела, что это купец, приехавший заранее на завтрашние торги, клялся Угольком, что едет в гости к куму, а пузатые мешки на телеге — это гостинцы, а никакой не товар. Старший по караулу согласно кивал, но без пошлины не пропустил бы и родную матушку.

В лесу вор веселье поумерил. Это по улицам можно ещё долго после заката бродить: стены, нагретые солнцем за день, медленно отдают тепло, разделяя его между людьми и прильнувшими к белёным камням мухами; в окнах один за другим загораются жёлтые огоньки, из едален далеко разносятся заманчивые ароматы и хохот завсегдатаев, отражающийся от домов и рассыпанными монетами скачущий по мостовой.

Здесь иначе. Тьма приходит в лес раньше, выглядывает из-за деревьев и хищно облизывается на глупых людишек; скрипуче хихикает, тянет длинные тонкие пальцы… Отсюда она расползается по холмам, вскипает и выплёскивается, заливая крашеные столбики ворот, накрывая площади и до утра ночуя в переулках, куда не решится заглянуть ни один смельчак. Лишь подстёгнутый пьяным безрассудством покачивающийся мужичок рискнёт бросить вызов тьме, поругается с только ему видимыми тенями, да и нырнёт в бархатные объятия. И кто знает, отыщет ли его с рассветом бранящаяся жена?

Вот и воришка ёжился от ледяных прикосновений к спине, неосознанно боялся оглянуться, всё сильнее льнул ко мне, дышащей этим холодным сырым местом, как он жёлтым вечерним светом чистых харчевен.

«Я не струсил! — говорил весь его вид. — Это тропинка сужается, заставляя людей жаться друг к другу, вдвоём дерзко разрывать пелену лесной мглы».

Я ухмылялась. Я родная здесь, принятая темнотой много десятилетий назад. Для меня она не черна и не наполнена ужасом. Для меня открыты краски этой ночи: синие, жёлтые мазки, вихрящиеся, завивающиеся в сладкий томительный водоворот, зовущие в танец и мягко укутывающие озябшие плечи.

— Это самое странное свидание в моей жизни! — непочтительно громко заявил Вис, уверенный, что нахальством можно отпугнуть и страх, и ночь.

Я продолжала приветливо улыбаться густым, как кисель, сумеркам и машинально отмахнулась:

— Это не свидание.

— Это только твоё мнение. У меня — своё. И что же, мы правда пойдём на кладбище? Зар-р-р-раза!

Споткнувшись о перегородивший дорогу корень, он заскакал на одной ноге, сообщая лесу всё, что о нём думает.

— Ты про свою маму такое говори, а с моей поосторожнее! — сварливо отозвался лес.

Вис поймал меня за талию и дёрнул, не то пытаясь защитить от словоохотливой темноты, не то, наоборот, закрываясь от неё живым щитом.

— О-о-о, герой! — гаденько захихикала коряга у тропы. Корень, так неудачно, словно живой («словно», ага!), подвернувшийся воришке, медленно укорачивался, пока на сравнялся длиной со второй рукой Пенька. — Тебя жизнь ничему не учит, Варна? Нормальных мужиков совсем не осталось?

— Нормальных ты своими шуточками до икоты довёл, а зачем мне ущербные? — делано вздохнула я.

Рыжий тоже икнул, но только один раз. После чего выступил вперёд, присел на корточки и попытался коснуться говорящего пня.

— Оно что… оно… оно — живое?!

— Но-но-но-но! — выругался дедок. Трусишек он всё же любил немного больше, чем любопытных экспериментаторов. — Эй, растопырки убрал! Лапать он ещё меня будет! Я тебе самому сейчас бороду повыдираю!

— Это не борода, это волосы, — поправил Вис. Он не только не спешил выпутывать руку-ветку из своей шевелюры, а ещё и сам любознательно дёргал пушистую растительность на растрескавшейся морщинами коры мордочке лесовика.

— Да кто вас, человеков, разберёт!

Вис обернулся ко мне с неподдельным детским восторгом:

— Оно живое! — сообщил он, как великое открытие. И добавил задумчиво: — Это ж можно в клетку посадить и продать богачу такое чудо…

— В клетку? — заскрипел дедок. — Опять?! Не-не-не, мужик! Так не пойдёт! Не живой я, нетушки!

И тут же, не разделяя слово и дело, врос корнями в землю и замер, став неотличим от обычного узловатого пня. Когтистая лапка примерился, попытался его приподнять, потом подрыть, но старик упрям. Наверняка запустил корни до самых подземных вод: не то что в одиночку, вдесятером теперь не выкопать!

— Лопаты нет? — уточнил Вис. — Нет? Точно? А если посторожить и сбегать…

— И что? Сбывать на рынке кусок дуба? — я присела на пенёк, пока старик изображал древесину. В другой день он бы мигом осерчал, но теперь-то из роли уже не выйдешь!

— Но он же живой!

— Разве? — я стукнула по коряге. В ответ из глубин дерева донеслось приглушённое ворчание, но пень так и остался пнём. — Обычный чурбан.

— Но я же слышал!

На пеньке проступил рот.

— Я есть пень! — сообщил он. — Иди в…

Куда именно, мы так и не узнали, но догадывались. Рот пропал так же легко, как и появился, затерявшись в складках коры.

Вис восхищённо выдохнул, сел на землю и привалился спиной к пеньку.

— Потрясающе! А ещё что есть интересное? Ах ты зараза гнилая! — с руганью вскочил, хватаясь за ягодицу.

Пенёк старчески едко захихикал, втягивая колючую ветку обратно.

— Интересного я тебе гарантирую, — пообещала я, легко поднимаясь и сама хватая рыжего под руку: — Ты как, на кошмары не жалуешься?