Макария

Дарья Норок, 2020

Интересно, когда это началось? Да, наверное, после того дела об убийстве женщины. В преступлении обвинили сына местного священника. Хотя Артур до последнего не верил, что этот невинный агнец способен на подобные зверства. Будучи детективом, мужчина видел настоящих преступников. После случившегося Артур мог поклясться, что теперь священник следит за ним. Детектив стал нервным, раздражительным, это сказывалось на работе. Жена настояла, чтобы Артур обратился за помощью к психотерапевту. Специалист диагностировал манию преследования и выписал соответствующий препарат. Таблетки Артур перестал пить почти сразу. Он чувствовал, как лекарства туманят его разум. А оставаться внимательным и сосредоточенным ему сейчас нужно как никогда. Если священник продолжит преследования, кто знает, что он может сделать! Погружаясь все глубже в болезненную подозрительность, Артур не заметил, как перешел черту здравомыслия. Катастрофа последовала незамедлительно. Теперь ничего уже нельзя изменить.

Глава 2

По дороге я думал про семью Акифа. Я всё прикидывал, велика ли вероятность того, что это он убил свою жену и сына. Может, он просто держит нас за идиотов? Или тянет время? Убийцы часто прикидываются бедными овечками, чтобы отвести от себя подозрения.

Эти мысли заставили меня вспомнить один случай, когда молодая семейная пара удочерила трёхлетнюю девочку. Они счастливо жили где-то с полгода. И вот в одно утро ребёнок пропал из своей комнаты. Из улик было только открытое окно, которое родители оставили закрытым на ночь. Мать в прямом смысле этого слова рвала волосы у себя на голове. А отец выл и ревел как дитя.

Мы усомнились в их словах в тот же момент, когда поняли, что окно нельзя открыть снаружи, и сразу начали обыскивать весь дом. В итоге тело девочки нашли в тот же день. Она была закопана под полом подвала. Было заметно, что доски не так давно вырывали, а потом прибивали обратно. Это сразу бросилось мне в глаза.

Было страшно видеть это маленькое, скукоженное тельце мёртвого ребёнка. Рука и шея у неё были сломаны. А по всему телу были тёмно-синие синяки. Как выяснилось позже, девочка оказалась болезненным ребёнком и часто плакала. Это выводило из себя новоиспечённых родителей, и они часто срывались на ней. В конце концов, для того чтобы женщина взбесилась и свернула шею девочки, оказалось достаточно одного всхлипывания ребёнка.

Это я к тому, что эти люди, если их так можно назвать, очень достоверно играли роль убитых горем родителей. Может, и Акиф такой же? Но в это я не мог поверить. Свидетели говорят, что он хоть и очень мало бывал дома, но свою семью любил безумно. Он много работал то уборщиком, то грузчиком, то сторожем. Платили ему мало. А всё из-за того, что люди относились к такому, как он, предвзято. Поэтому его и не было постоянно дома. Он хватался за любую работу. Акиф делал всё, чтобы его сын не жил так же, как и он.

В деле же с трёхлетней девочкой всё было по-другому. Молодая пара привыкла жить только для себя. Они попросту оказались не готовы к такому резкому изменению в образе их спокойной жизни.

Если я не найду хоть какие-нибудь доказательства невиновности Акифа, то его посадят как минимум на десять лет.

Акиф рассказал, что пришёл домой поздно. Страшная картина открылась его глазам, когда он открыл дверь. Сын лежал на полу у входной двери. По всей видимости, ему не хватило совсем чуть-чуть для того, чтобы убежать от убийцы. Весь в крови, он лежал лицом вниз с протянутой правой рукой. Жену же он нашёл в ванной. Она сидела в углу. Голова её была опущена на грудь, а окровавленные руки безжизненно лежали на коленях. У них у обоих было перерезано горло.

После увиденного кошмара он впал в безумие. Акиф говорил, что не помнит, как оказался в другом конце города. Но очевидцы утверждают, что видели, как он бежал ночью по дороге. Он бежал так, будто убегал от своры бешеных собак. Утром одна молодая пара увидела рыдающего мужчину на улице. После расспросов они поняли, что случилось что-то ужасное. И что-то, что связано с убийством. Они отвели его к нам. Он долго приходил в себя. Акиф начал соображать только к вечеру. И то только после того, как приглашённый врач дал ему сильнодействующее успокоительное.

— Это я виноват. Всё из-за меня, — сказал он.

Это и стало основой его обвинения. Временами я жалел, что он побежал в сторону именно нашего участка. Если бы он рванул по другой дороге, то я бы не ломал сейчас себе голову над этим делом. Но с другой стороны, детективы другого участка не стали бы даже задумываться о его невиновности. Ведь легче всего посадить Акифа за убийство, чем расследовать это дело. С нами у него хотя бы был шанс.

Крупными хлопьями пошёл снег, когда я уже ехал по нужной мне улице. Он сверкал в лучах солнца и оседал на всё ещё зелёных газонах. На некоторых участках виднелись белые островки только что выпавшего снега.

Припарковавшись в конце перекрёстка и закрыв машину, я отправился к дому номер двадцать восемь. Это было старое длинное одноэтажное здание с несколькими подъездами. У входной двери висела выцветшая и облезлая от дождя и ветра табличка, указывавшая номер квартиры.

Я машинально обернулся. Наверное, для того чтобы убедиться, что моя машина не слишком привлекает внимание.

Звонок не сработал. Постучав в дверь, я застегнул молнию на куртке до подбородка. От холода у меня пошли мурашки по всему телу. Тишина.

Начиная нервничать из-за того, что зря тащился в такую даль, я ещё раз постучался, но гораздо сильнее, чем это требовалось. Через несколько минут я услышал еле слышный звук открывающейся двери. Похоже, внутри квартиры наконец-то кто-то решил выйти из своей комнаты.

Скрежет первого замка, второго и, в конце концов, после скрежета третьего замка входная дверь приоткрылась на пару сантиметров, позволяя увидеть прищуренный глаз, взирающий на меня с подозрением. Через секунду глаз расширился и просиял. Дверь распахнулась. Передо мной стояла маленькая сморщенная старушка, укутанная в объёмный махровый халат, надетый поверх свитера. На голове у неё красовались розовые очки. А на глазах, на моё удивление, были размазанные голубые тени.

Стыдно было видеть эти нелепые и бесполезные попытки женщин бальзаковского возраста выглядеть моложе. Они вечно малюют себе на лицо вульгарный макияж, находясь в полной уверенности, что засохшая и осыпавшаяся тушь в складках морщин сделает их привлекательнее.

Видно было, что она только что проснулась. Вся лохматая, с заспанным лицом, в своём наряде она напоминала какую-то сумасшедшую шишигу. Это такие небольшие и лохматые представители нечистой силы. Впервые я услышал про это от Софи. Она уж очень увлекалась всякой нечистью в детстве. Её всегда привлекало всё необъяснимое и мистическое. Поэтому я узнал много нового о сверхъестественных существах от своей дочери. А когда ей было около восьми, она всерьёз верила, что может управлять рыбками силой мысли.

Раньше у нас был большой аквариум с множеством рыб. В основном это были гуппи. Как-то я заметил, что небольшие особи были не прочь полакомиться своим собратом более внушительного размера. Это было странно, так как в природе у этих рыб всё должно происходить наоборот. Обычно взрослые особи поедают своих мальков. Я уже собрался объяснять дочке круговорот жизни в природе, чтобы она не расстраивалась по поводу погибших рыбок, как она прервала меня и совершенно спокойно сказала: «О чём ты, пап? Это я сказала им сделать это». Я, естественно, списал это на её бурную фантазию, но рыбки так и продолжали пожирать друг друга. В итоге я продал аквариум с оставшимися там мальками. После этого она всерьёз начала интересоваться всякими троллями, эльфами, русалками и подобной нечистью. Теперь я всегда мысленно содрогаюсь, когда вижу аквариумы.

— Как быстро! — хрипящим голосом сказала старуха. — Я не думала, что Вы сегодня приедете. Проходите, проходите!

Отходя от дверного проёма, она сделала жест рукой, приглашая меня войти. Заперев за мной дверь на два замка, она показала трясущимся пальцем на первую дверь. Я подошёл и уже приготовился стучать, как старуха, втиснувшись между мной и дверью, повернула ручку и открыла дверь. Она схватила меня за рукав своей сморщенной клешнёй и втянула в комнату.

До меня дошло, что это была её комната. Захлопнув за мной очередную дверь, она торопливо направилась к креслу. Усевшись, она непонимающе уставилась на меня. Я всё ещё стоял у двери, удивлённо наблюдая за всем происходящим.

— Ну! Садись ты уже! Садись! — сказала она, указывая на второе кресло напротив себя.

Я не заметил, когда мы успели перейти с ней на «ты», но решил не спорить с пожилым человеком и набраться терпения. Присев на кресло, предварительно согнав спящую на нём рыжую кошку, я стал ждать от неё объяснений.

Она всё так же сидела и выжидающе смотрела на меня. Я чувствовал себя полным идиотом из-за того, что позволил ей так бесцеремонно втащить себя в её комнату. Я уже начал думать, что она приняла меня за кого-то другого. Она ведь даже не спросила моего удостоверения. И только я собрался сказать ей об этом, как она заговорила своим скрипучим голосом.

— Ну! Ты будешь меня допрашивать или нет?

— Допрашивать? — удивлённо повторил я. — Нет. Я собирался допросить того человека, которого Вы описали по телефону. Он ещё не съехал? Вы же Оливия Беккер?

Она смотрела на меня недоверчиво. Будто я должен был посвятить её во все детали моего расследования.

— Естественно, я Оливия Беккер! И да, он всё ещё снимает у меня комнату, — недовольно произнесла она.

Её голос показался мне таким неестественным, будто металлической вилкой скребут по стеклу. Но теперь, сидя в кресле и разглядывая краем глаза комнату, я начинал понимать причину этого. Повсюду были разбросаны небольшие напоминания о том, что эта пожилая женщина никогда и не следила за своим здоровьем. Везде стояли грязные пепельницы с множеством недокуренных сигарет. На маленьком деревянном столике был пустой бокал. Я догадывался, что именно из него пили, так как на комоде стояли две полупустые бутылки коньяка. В комнате стоял запах, характерный для дешёвых пивнушек. Только к нему ещё примешивался запах кошачьей мочи. У меня появилось дикое желание закурить.

Я постарался сделать что-нибудь, чтобы разговор поскорее подошёл к моменту, когда я выйду из этой комнаты. Я натужно улыбнулся и спросил: «Как, говорите, его зовут?»

— Я не говорила тебе его имя! — рявкнула она.

«Вот это характер!» — подумал я, выпрямляясь в кресле.

— Мухтади, — недовольно произнесла она, решив всё-таки просветить меня.

Через секунду она вдруг ехидно заулыбалась и язвительно произнесла: — А знаете, как его имя переводится?

Она даже не дала мне ничего сказать. Оставив меня с застывшим вопросом на устах, она сразу же ответила сама:

— Идущий правильным путём! Ха! — она закашлялась. — Иронично, не правда ли? — издевательски сказала она сквозь хрип.

Смех у неё был ещё хуже, чем голос. Она считала это очень забавным, поэтому остановить её было не в моих силах.

— Я так понимаю, он сам Вам это рассказал? — спросил я, лишь бы прервать её жуткий смех, который снова начал переходить в кашель.

Она кивнула головой.

— Да, — осипшим голосом прохрипела она, — похоже, он очень гордится своим именем.

— С вашего разрешения я пойду и поговорю с этим Мухтади.

— Так его же нет сейчас. Он ушёл ещё рано утром.

— Что же Вы сразу не сказали мне про это?

— Ну, так нужно было спрашивать! Кто тут полицейский, я или ты?

— Понятно, — устало произнёс я, потирая переносицу пальцами, — он не говорил, когда вернётся?

— Нет. Он не особо разговорчивый. Да и разве он будет рассказывать о своих планах какой-то старой перечнице?! Но Вы можете подождать его здесь, если хотите, — предложила она уже более мягким тоном.

Я вздрогнул от одной лишь мысли, что придётся ещё хоть минуту сидеть у неё в комнате и слушать её надрывный смех. Она отталкивала от себя не только своим внешним видом и голосом, но и своими повадками. Жесты её были требовательны и полны нетерпения. Сразу было видно, что и в молодости она была стервозной и капризной женщиной.

— Спасибо, но я лучше подожду в машине, — я встал с кресла, намереваясь уйти, — я буду наблюдать за всем с улицы. Вдруг я замечу что-то странное в его поведении, когда он будет идти домой, — добавил я, чтобы мой отказ не звучал в упрёк ей.

— Не смею вас задерживать, — с напускной небрежностью ответила она.

Она не сразу закрыла за мной входную дверь. Оливия Беккер осталась наблюдать за тем, как я иду к машине. Убедившись, что я не соврал и действительно собираюсь ждать Мухтади на улице, она с удовлетворённым высокомерием захлопнула дверь.

Я сразу начал шарить под сиденьем автомобиля. Мне нестерпимо хотелось курить. Мари, наверное, уже догадывалась, что я курю втайне от неё. Но даже если она чувствовала запах, то ничего мне не говорила. Может, это означает, что ей уже стало всё равно на моё здоровье? А может — и на меня. Раньше она ревностно следила за тем, что именно мы едим и пьём, а курить мне и вовсе запрещала. Если это так, значит, в нашей семье появилась ещё одна трещина, и мне стоило бы уже начать нервничать. А точнее, что-то предпринять.

В пачке сигарет не оказалось. Я совсем забыл, что по пути сюда выкурил последнюю сигарету. Это слегка разозлило меня, но я принял это за знак, говорящий о том, что мне не стоит сегодня больше курить. Поэтому я уселся поудобнее и начал ждать.

Никогда не любил ждать. Меня приводило в бешенство долгое ожидание. Хуже было, только когда мои ожидания в итоге оказывались безрезультатными. Я ненавидел очереди, ненавидел ждать выход нового фильма в кинотеатрах, ненавидел ждать лифты, и терпеть не мог ждать Мари из ванной и т. д. и т. п. Всё это я терпеть не мог, хоть иногда я и мог совладать с собой и не взорваться на очередного медлительного официанта в ресторане. Мари говорила, что я нетерпим к другим людям и это показывает мой эгоизм. Этого я и не отрицал, но поделать с этим ничего не мог.

Я ждал уже около двух часов. Я чувствовал, что мне необходимо было покурить, и плевать я хотел на всякие знамения. Но уйти я не решался. Хоть магазин и был за углом, но всё же я легко мог пропустить Мухтади.

Ещё через полчаса я понял, что не выдержу, если прямо сейчас не покурю. Я выскочил из машины и направился в магазин. Я уже был у самой двери магазина, когда услышал своё имя.

Меня окрикнул женский голос. Я не поверил своим глазам, когда разглядел зовущую меня женщину. Ко мне приближалась сногсшибательная блондинка. Широко улыбаясь, она шла уверенно и легко. И это несмотря на то что на ногах у неё были сапоги на высоченной шпильке. На ней была бежевая юбка и такой же бежевый пиджак, подчёркивающий талию. А поверх всего этого — шикарное коричневое пальто, которое она даже не застегнула. Она производила такое впечатление, будто совсем не чувствовала холода.

Я не сразу узнал её, но когда она подошла ближе, меня осенило. Мы учились с ней в одной школе. Она была на два года младше меня. И, честно говоря, в школьные годы я по уши был влюблён в неё. Иногда мы пересекались, когда гуляли в одной компании, но близко никогда не общались. Я никак не мог решиться позвать её на свидание. И это несмотря на то что я был старше её. Мне всё время что-то мешало. А за ней всегда бегала толпа поклонников, готовая в любую минуту расшибиться об стену, только попроси она их об этом.

Хлоя была всё такой же красавицей, только теперь она стала зрелой обворожительной женщиной. Возраст добавил ей шарма.

— Артур! Неужели это ты? — произнесла она бархатным голосом.

Я ещё не успел опомниться, как она обняла и поцеловала меня в щёку.

— Здравствуй, Хлоя. Ты почти не изменилась за эти годы, — смутившись, ответил я.

— Ой, да брось ты! — сказала она, отмахнувшись рукой. — А вот ты, я смотрю, возмужал. Я всегда знала, что из тебя получится привлекательный мужчина, — она подмигнула мне и коротко засмеялась над своими же словами. Замолчав, она задумчиво всмотрелась в моё лицо, — Артур, а сколько тебе сейчас лет? Мы же ровесники?

— Вообще-то, мне тридцать семь. И, насколько я помню, тебе должно быть уже тридцать пять, — я чувствовал, что придурковато улыбался под взглядом её искрящихся глаз.

— О! Так ты старше меня?! Я всё время думала, что это я старше тебя. Наверное, это потому, что ты всё время был каким-то тихим и застенчивым.

Её глаза лукаво улыбались, заставляя меня снова ощутить себя школьником. Я всегда становился робким, стеснительным и неуверенным в её присутствии. Я думал, что больше уже не почувствую себя настолько неуверенно перед женщиной. Такие ощущения свойственны закомплексованному подростку, но никак не взрослому мужчине.

— А что ты делаешь в этой дыре? — спросил я, поспешив отвлечь её внимание от моего внешнего вида, так как она уже начала оценивающе разглядывать меня.

— Я встречаюсь здесь с покупателями. Уже как год я успешный риелтор. И чувствую, что и сегодня меня ждёт удача.

При этих словах она сделала акцент на слове «риелтор» и самодовольно улыбнулась. Создавалось впечатление, что ей доставляет неописуемое удовольствие называть себя риелтором. Прям как ребёнок, который горделиво хвастается корабликом, сделанным своими руками.

— А что ты здесь забыл?

— Можно сказать, что и я жду тут клиента, — уклончиво ответил я, не желая рассказывать все подробности.

Она уже несколько раз за этот короткий разговор успела посмотреть на свои часы. Они были совсем не дешёвые. Аккуратный маленький циферблат и тонкий золотой браслет в виде переплетающихся листков. В деньгах она явно не нуждалась. Это и неудивительно. Парни всегда дарили ей хорошие подарки. А она и не отказывалась никогда от них. Завистливые одноклассницы говорили, что она уединялась с очередным ухажёром на спортивной площадке после того, как он подарил ей совсем не дешёвые духи. Надеюсь, эта манера поведения исчезла из её жизни.

Разглядывая Хлою и вспоминая некоторые моменты из нашей юности, я только сейчас понял, что большую часть жизни меня окружают циничные и алчные женщины. С самого детства я узнал, насколько женщины коварны. Впервые я ощутил это, когда на детской площадке одна девочка заплакала оттого, что я не дал ей свой жёлтый мяч с Микки Маусом. Она плакала до тех пор, пока меня не вынудили отдать ей его поиграть. После этого она сразу повеселела и, схватив мой мяч, умчалась в закат. Больше я свой мяч не видел. Как ребёнку мне было жутко обидно. Но мать сразу пресекла мои детские слёзы, поучая меня стать настоящим мужчиной. Наряду с женской коварностью я также стал смутно понимать, что такое женская солидарность.

— Артур, мне нужно бежать. Никак нельзя опаздывать, — сказала она после очередного раза, когда посмотрела на часы. Задумавшись на секунду, она опять бросила на меня оценивающий взгляд и добавила: — как ты насчёт того, чтобы встретиться сегодня вечером в кафе? Можно поговорить в приятной обстановке и вспомнить былое.

Былое? Что она имела в виду? У нас с ней практически не было никакого былого. В голове сразу вспыхнул образ Мари, а в сердце что-то кольнуло. Но я, сам того не осознавая, согласился и уже записывал её номер телефона себе в мобильный. Она, так же как и пять минут назад, приобняла меня и поцеловала. Ничего не сказав, Хлоя торопливым шагом стала удаляться от меня.

— Я обязательно позвоню! — крикнула она, даже не обернувшись.

Сидя в машине, я затягивался уже третьей сигаретой за этот час, наплевав на то, что салон моего автомобиля насквозь пропитался дымом.

Для чего я согласился встретиться с Хлоей? Не так уж у нас много общих воспоминаний. Хоть это и была всего лишь дружеская встреча, но я чувствовал себя так, будто совершил что-то подлое, согласившись встретиться с ней.

А способен ли я вообще предать Мари? Нужно признаться, что у нас в семейной жизни появилась какая-то натянутость. Помнится мне, что это всё началось с рождения нашей Софи. Говорят, что рождение детей сближает молодых, но, похоже, у нас что-то пошло не так. Я никогда не видел причину наших проблем в нашей дочери. Напротив, я души в ней не чаял. Но я никак не мог понять Мари. Она никаким образом не выказывала свои претензии и не показывала своё недовольство из-за моих проступков. В один миг что-то изменилось, и она вдруг стала отстранённой и холодной ко мне. Это касалось и темы о возможности завести ещё детей. Она просто-напросто поставила меня в известность о том, что начала принимать противозачаточные. Она сказала, что не хочет больше детей. И опять же это было сказано не в упрёк мне. Складывалось такое ощущение, что она сама уже всё решила за нас двоих. И моё мнение заведомо не учитывалось. К себе она тоже стала подпускать меня намного реже. Я списал это всё на послеродовую депрессию и думал, что она передумает, как только успокоится. Но причина заключалась в чём-то другом. Она не изменила своего решения. Я так и не смог выяснить это.

А может, это и к лучшему. На моё удивление, мы перестали с ней ссориться. Мы и раньше нечасто конфликтовали, но сейчас это вовсе прекратилось. Она не лезла выяснять отношения и не повышала голос на меня. Мы жили мирно и спокойно. Я бы сказал, слишком спокойно. Иногда мне казалось, что такая жизнь чересчур пресная. Но, в конце концов, я как-то свыкся с таким семейным счастьем.

Через пару часов снегопад закончился. На газонах уже не было видно зелени. Снег лежал аккуратным ровным покрывалом. В некоторых местах даже образовались холмики, похожие на сугробы. Пытаясь бороться с дремотой, которая наваливалась на меня, я наблюдал, как искрится снег на ветках деревьев. Медленно моргая, я открывал глаза не чаще, чем пару раз в минуту. В очередной раз я с неимоверным усилием открыл свои налитые свинцом веки. По тротуару торопливо шёл молодой мужчина арабской внешности. Он подошёл к тому самому подъезду, где я побывал ещё с утра. Дойдя до двери, он стал открывать замок ключами, которые заранее достал из внутреннего кармана куртки.

Я быстро заморгал, чтобы сбросить с себя забвение.

Открыв два замка, мужчина дёрнул ручку двери. Она не открылась. Похоже, его это не на шутку разозлило. Он резко взвёл руки к небу, при этом что-то гневно крикнув. Араб резким движением постучал кулаком по двери. Чересчур сильно, как мне показалось. Хотя я его понимал.

Через минуту дверь приоткрылась. Показалась голова всё той же старухи. Мухтади бесцеремонно распахнул дверь и влетел в дом. Оливия Беккер же как будто и не заметила раздражения мужчины, с которым он влетел в квартиру. Она с подозрением посмотрела по сторонам улицы, затем на меня и только потом закрыла дверь.

Меня позабавила мысль, что этот мужчина страдает от этого сморщенного деспота в халате не меньше, чем и десятки других мужчин до него. Наверняка ему живётся с ней несладко. Я ухмыльнулся, подумав о том, что это было ему лёгким наказанием за то, что он, возможно, совершил.

Выждав ещё минут двадцать, я направился к злополучной двери. Естественно, она была заперта на все три замка. Миссис Беккер сразу закивала головой в сторону второй двери по коридору, как только открыла мне, давая понять, что Мухтади там.

За дверью его комнаты был слышен нервный монолог. Слов я не понимал. Он говорил на своём родном языке. Постучав трижды, я замер. Голос стих. Через несколько секунд мужской голос что-то произнёс вполголоса. Послышались шаги и скрип замка. В этой квартире все безумно любят запираться.

Дверь распахнул высокий смуглый темноволосый мужчина. По его взгляду сразу стало ясно, что не меня он ожидал увидеть. От неожиданности он слегка прикрыл дверь так, чтобы закрыть мне обзор на свою комнату. Это было сделано машинально, но такая реакция говорила о многом.

— Добрый вечер, — спокойно произнёс я, — меня зовут Артур Уайт. Не могли бы вы мне уделить пару минут?

Я показал ему свои документы, от чего он ещё больше напрягся. Мухтади молчал. В данный момент он соображал, являюсь ли я угрозой для него. Выглядел он весьма воинственно, но это только на первый взгляд. Хоть он и был на полголовы выше меня, мускулов ему явно не хватало. Я бы с лёгкостью задержал его, если бы он захотел сейчас сбежать. Он тоже это понял. Я заметил, как в его глазах промелькнула мысль о побеге, когда он быстро посмотрел на входную дверь, затем — на окно в кухне и, поняв, что пути отступления перекрыты, отошёл на шаг назад и выпрямился. Три замка на входной двери, как обычно, уже были закрыты.

— По какому поводу Вы пришли ко мне? — сказал он с сильным акцентом.

Впускать в комнату Мухтади меня явно не намеревался.

— Дело в том, что не так давно было совершено убийство неподалёку от вашего дома. Молодую женщину и её несовершеннолетнего сына задушили ночью у них дома, — сказал я, внимательно наблюдая за его реакцией, — в доме номер двадцать один.

Если он знает, что их не задушили, а зарезали, то у него на лице должна появиться хоть какая-то реакция, указывавшая на это.

Он поднял одну бровь, но в остальном лицо его осталось каменным. Так себе доказательство.

— Мы ходим и допрашиваем каждого, кто мог бы видеть что-то.

— Я ничего не видел, — резко ответил он.

— Могу я поинтересоваться, где вы были ночью с пятого на шестое число этого месяца?

Эти вопросы явно его нервировали. Он старался сдерживаться, но в его взгляде читалась неприкрытая ненависть. Даже если он не убийца, то меня бы он точно прирезал сейчас с удовольствием. Такие люди, как он, очень темпераментные. Они часто выходят из себя, не контролируя свои мысли и слова. Поэтому на их лицах сразу написано всё, о чём они думают. По его лицу сразу было понятно, что разговаривать со мной он не намерен.

— Здесь, — сквозь зубы сказал он.

— Мне можно войти?

— Зачем? — с вызовом в голосе спросил он.

— Так нам было бы удобнее общаться.

— Нет. Мне и так довольно удобно общаться здесь.

— Хорошо, я понял. А может ли кто-то подтвердить, что Вы были дома в эту ночь? Например, ваша милая соседка?

И да, одно упоминание об этой дамочке его вывело. Мне даже стало жаль его. Что же он успел вытерпеть от неё за всё то время, пока снимал у неё комнату?! Он побагровел, руки его заметно напряглись.

Мне не хотелось бы, чтобы он полез в драку. Тогда мне придётся одному тащить его в участок.

— Как ты смеешь приходить в чужой дом и допрашивать порядочного человека! — взревел он. — Я ничего не знаю про эту женщину и её сопляка! Вы все думаете, раз я араб, значит, я имею отношение ко всем таким же, как и я? Я не буду разговаривать с человеком, который не уважает меня и мой дом! — и тут он замолк.

Выражение его лица медленно менялось. Он понял, что сделал. А я старался не показывать ликование, которое бушевало в моей груди. Мы стояли молча и смотрели друг друга. Я — спокойно и уверенно. Он — растерянно и испуганно.

Если я сейчас что-нибудь не скажу, то он в панике постарается выбежать из дома или даже напасть на меня. Если упустить его, то не останется ни единого шанса найти его потом.

Он, конечно, мог услышать от старой Миссис Беккер, что убитые и убийца являются той же национальности, что и он, однако его глаза говорили совершенно о другом. Он проговорился и понимал это. Теперь нужно было успокоить его. Надо сделать так, чтобы завтра он ещё был в этой квартире. Я решил усыпить его бдительность и отвлечь внимание от его оплошности.

— Прошу прощения за мою бестактность. Вы здесь давно проживаете? — доброжелательно спросил я.

Он колебался. Я заметил, что он пытается совладать со своими эмоциями.

— Недолго. Пару месяцев, — ответил он как можно более спокойно.

— Вы, наверное, из другого города прибыли? Я так понимаю, на заработки?

— Всё верно.

— В таком случае как Вам наш город? Я надеюсь, Вас хорошо тут приняли?

— Хорошее место. Гостеприимные люди, хоть и невежественные, — сказал Мухтади с надменностью, позабыв об угрозе, которая была в его сознании ещё секунду назад.

На его лице промелькнула гримаса брезгливости. Оливия Беккер уж точно приняла его к себе в дом по первому классу.

— О! Это правда! Люди у нас слегка глуповаты. Но знаете что? Это потому, что Вы поселились не в том районе, — продолжал я ломать комедию, — вот если бы Вы поселились ближе к центру города, то сразу бы поняли, что люди там совершенно отличаются от местных.

— Да неужели? — холодно произнёс араб.

— Конечно! Да и работы в центре больше. Приезжайте как-нибудь и сами убедитесь в этом, — он не ответил. Мухтади оценивающе смотрел на меня. Скорее всего, он соображал насчёт того, понял ли я его ошибку. Пытаюсь ли я сменить тему или действительно настолько туп, что не заметил ничего странного в его словах. Он высокомерен и нетерпим. Я часто встречал таких людей, как он. Они не считают людей другой национальности способными толково рассуждать. Как бы меня это ни возмущало в душе, сейчас это было мне на руку.

— По-моему, я уделил Вам больше времени, чем пару минут, мистер Уайт, — медленно произнёс он после продолжительного молчания.

От его паники не осталось и следа.

— Думаю, Вы совершенно правы, — таким же спокойным голосом подтвердил я, — не буду больше отвлекать Вас. Если Вы что-нибудь узнаете или вспомните — позвоните. Оливия Беккер знает наш номер. До свидания!

Не дожидаясь, пока он закроет за собой дверь, я повернулся и двинулся к выходу. Из соседней комнаты вылезла знакомая голова шишиги. Она сурово поглядела на меня и молча последовала за мной.

— Доброй но…

Входная дверь захлопнулась прямо перед моим носом.

«Само очарование!» — подумал я.