Не то место, не то время

Дарья Макарова, 2020

Несколько влиятельнейших богачей собрались за покерным столом. Ставки в игре высоки, и дело не только в баснословных суммах и пропавших бриллиантах. На кон поставлены жизнь, любовь и свобода. Но может ли быть победитель в игре без правил, где каждый участник – опытнейших аферист? Ульяна философскими вопросами не задавалась. По воле случая очутившись в паутине интриг, она пыталась лишь спастись. Но чужие тайны оказались слишком притягательны, а желание найти убийцу и защитить друзей заставило действовать.

Окончательно выбившись из сил, я рухнула на скамейку. На смену недавнему ливню пришел мелкий противный дождь. Холодные капли затекали за шиворот, медленно скользили по покрывшемуся мурашками позвоночнику. Промокнув до нитки, я давно перестала обращать на них внимание. От холода онемело все тело. Меня заметно потряхивало — и октябрь здесь вовсе не причем.

Повертев в руках разрядившийся мобильный, я поморщилась — толку от него ни на грош. Тяжко вздохнула, взглянув на колесико, лежащее отдельно от потрепанного жизнью чемодана и засунула телефон в боковой карман.

Погода — дрянь. Ни единой души в парке, лишь редкие машины проезжали по проспекту, да пешеходы едва ли не бегом неслись по домам, кутаясь в теплые шарфы и надеясь укрыться под зонтом от накрывшей город стихии.

Мне идти было некуда. И не к кому. Я бездумно таращилась на лужу внушительных размеров, что раскинулась подле скамейки. Гонимые ветром листья скользили по ее поверхности, словно бумажные кораблики по глади озера. В детстве я и мои дачные друзья пускали такие частенько. Счастливое было время. Как же давно оно кануло в лету…

Зажглись фонари. Скоро совсем стемнеет. Нужно найти хотя бы ночлег. А завтра…Завтра будет завтра.

Без особой надежды на удачу я огляделась. Через дорогу, сквозь почти облысевшие деревья, приятным теплым огнем манила вывеска «Отель „Коко“». Непослушные губы сложились в усмешку. Отель — первый класс. Там тепло и уютно, отличная кухня и мягкая постель в роскошном номере. Одно плохо — таких, как я, даже на порог не пустят. Особенно в нынешнем виде.

Уныние вновь впилось клыками в душу. Находиться в парке стало невыносимо. Откуда-то из обрывков памяти показалось и исчезло спасительное воспоминание. Словно Жар — птицу за хвост, я пыталась поймать его вновь. А поймав, ощутила изрядно подзабытое чувство, что-то вроде надежды.

Подхватив колесико, я потащила чемодан к выходу из парка. Он больно бил меня по ногам и то и дело застревал в вязком от дождя гравии парковой дорожки, но я не замечала этого. Идя параллельно высокой искусной ограде в чугунных завитках, тревожно всматривалась в фасад здания, но ничего обнадеживающего не видела. Однако, оказавшись на противоположной стороне улицы, упрямо заспешила к отелю. Пройдя мимо роскошных дверей из резного дуба с витражами, дошлепала по достигшим щиколотки лужам до высоченной арки, в которую два века назад выезжали запряженные холеными конями экипажи.

Двор-колодец смотрел на меня десятками глаз-окон. За каждым — чужая жизнь. Счастливая и не очень. Но ни в одной из них нет места для меня.

И пусть, зато в хостеле «Мими» койка найтись должна. Предчувствуя окончание своего мытарского пути, я прямиком направилась ко входу в хостел. В отличие от «Коко», здесь не было ни нарядной вывески, ни сияющего улыбкой метрдотеля. Зато ночь в данном заведении должна быть по карману даже мне, а это очень и очень неплохо.

Оставляя позади себя неряшливые лужи, я подошла к ресепшен. Непослушными губами, не узнавая собственного голоса, охрипшего от холода, произнесла:

— Добрый вечер. У вас есть свободный номер? Самый простой. На одни сутки.

Белокурая девушка-администратор посмотрела на меня в испуге. Несколько пудовых капель воды упало с моих волос на стойку ресепшен. Я поспешила стереть их ладонью — вышло только хуже. Пробормотала виновато:

— Извините…очень сильный дождь.

В глазах девушки показалось все вселенское сочувствие разом. А мне вдруг отчаянно захотелось зареветь.

Схватив ключ из ключницы, она поспешно выскользнула из-за стойки и на ходу велела:

— Пойдем со мной. Номер, конечно, есть. Ведь сейчас несезон. Он недорогой. И я пробью тебе скидку, будто бы ты бронировала заранее. Еще тебе надо выпить чаю. С медом! Обязательно.

Ковровая дорожка коридора молниеносно впитывала оставляемые мною лужицы. Скрывала звонкий такт каблучков администратора. Дойдя до конца коридора, она привычным жестом открыла дверь номера, пропуская меня внутрь.

Рядом с ней, чистенькой и домашней, мне стало неловко. Опустив стыдливо глаза, я проскользнула в номер. Практически бесшумно закрыв дверь за моей спиной, девушка деликатно удалилась.

Номер был вполне неплох. Даже очень. А за такие деньги особенно. Но оценить свежий ремонт, замысел дизайнера и прочие прелести я оказалась неспособна. Все, что меня интересовало сейчас — горячая ванная и теплая постель.

Не без труда стащив с себя одежду, ставшую от воды тяжелее рыцарских доспехов, я развесила ее на батарее и полотенцесушителе. Пока занималась сим нехитрым делом, поставила набираться ванную. Когда же, стуча зубами от холода, погрузилась в нее — почувствовала себя на седьмом небе от счастья.

Холод отступил. Но мысли не прояснились. Погрузившись по самый подбородок в обжигающе горячую воду, я бездумно следила за потоком воды, вырывающимся из крана. В голове крутились обрывки фраз, воспоминаний — они казались фрагментами увиденного кино, но никак не моей жизни. Увы, все происходило взаправду.

И что теперь? Не знаю. Совсем недавно мир казался мне картой со множеством маршрутов. Выбирай любой. Следуй за мечтой. Сегодня? Я не видела ни одного. Все превратилось в песок, развеянный октябрьским ветром, превращенным в грязь холодным дождем.

Я прикрыла устало веки. Надо взять себя в руки. Я смогу. Я справлюсь. Как всегда. Надо только поспать. А завтра… Завтра, как учила премудрая Скарлетт, и буду думать.

Не чувствуя сил даже добрести до кровати, я покинула ванную комнату, моими стараниями ставшую похожей на турецкую парную. Непослушными руками расстелила постель, к имеющемуся одеялу добавила еще одно, из шкафа. Нужно поставить телефон на подзарядку. И все. И тогда точно все. Спать.

Вытащив из чемодана мобильный, окинула комнату взглядом в поисках розетки. И только тогда заметила поднос на крошечном трюмо. Чашка чая, заботливо прикрытая блюдцем, чтобы не остыл. Несколько порционных коробочек с медом. И булочка с корицей. Самая вкусная булочка в моей жизни. Соленая от слез. Но все равно бесконечно вкусная.

Ночь напролет мне снились бредовые сны. Я чувствовала себя Алисой, провалившейся в кроличью нору. Чувство безостановочного падения, страха и какого-то пугающе-болезненного трепета преследовало меня до самого рассвета. Я проснулась совершенно разбитой. Нахлынувшие воспоминания усугубили и без того скверную ситуацию. Превозмогая ломоту во всем теле, я кое-как перевернулась на живот и зарылась в подушки. Спать. Забыть. Не чувствовать. Нырнуть в спасительное забытье с головой.

Идея оказалась неплохой. Вновь открыв глаза, я не почувствовала себя другим человеком. Но размазней перестала себя ощущать точно. Часы показывали четыре вечера. Странно, что никто меня не разбудил. И даже выгнать прочь не попытался. Обычно выезд из отеля куда раньше…

Приведя себя в порядок и натянув нагревшуюся на батарее одежду, я попыталась улыбнуться. Получилось кое-как. Но все же…

Смутно помня дорогу до номера, я прошла в обратном направлении до холла, подмечая детали, которые не заметила вчера. За ресепшен сидела все та же белокурая девушка. Увидев меня, она просияла. Спросила так, будто мы дружили с самого детства:

— Как ты? Не простудилась?

— Нет, — покачала я головой, не зная, как выразить признательность и куда деть смущение. — Спасибо. Мед очень помог…

— Конечно, — радостно закивала она и, ухватив меня за руку, потащила куда-то. — Мне бабушка всегда говорила…

Что поведала мудрая старушка я не узнала. Девушка резко обернулась и сказала виновато:

— Я продлила бронь еще на одни сутки… Просто ты спала, и я решила, что…

— Спасибо, — поспешила сказать я. — Это очень кстати. Я расплачусь сейчас.

— Вначале поешь, — еще больше повеселела Алена (имя я успела прочитать на бейдже, приколотом к форменной рубашке). — Завтрак давным-давно закончился. Но в стоимость проживания он включен, и я отложила тебе немного. В чуланчике для персонала есть микроволновка. Посиди здесь, я сейчас разогрею и принесу.

Усадив меня за столик небольшой комнатки, служащей столовой для постояльцев, Алена исчезла за дверью. Я осталась одна. Скверные мысли о завтрашнем дне препротивно закопошились в голове.

Но тут появилась Алена. От ее улыбки они разбежались, словно тени от лучика солнца. Поставив передо мной поднос, она села напротив.

— День суматошный, аж жуть… Хоть чаю с тобой попью. А то с утра не присела.

— Донимают постояльцы? — уплетая щедро припасенные для меня яства, спросила я. Последний раз я по нормальному ела почти два дня назад, оттого аппетит разыгрался не на шутку.

— Нет, что ты, — отмахнулась она. — Сама видишь, сейчас гостей особо нет. Октябрь — всегда застой. Ни белых ночей, ни школьных каникул. Вот и занято всего несколько номеров. Но ведь и я теперь одна на «Мими» осталась!

— Одна? — не поняла я. Даже в маленьких хостелах штат состоял из нескольких человек, а «Мими» вовсе не такое уж и малое заведение.

— Да! — обиженно сказала Алена. — После смены управляющего и всех этих…реформ народ разбежался кто куда. Теперь же мы сразу и на «Коко», и на «Мими» работаем, но гости «Коко», конечно, в приоритете. Оно и понятно. Там сутки проживания стоят больше, чем я за полмесяца зарабатываю…И это в категории «стандарт»!

Алена с азартом и вдохновением принялась рассказывать о местных перипетиях. Выходило у нее красочно и с нотками не то детектива, не то амурного приключения.

А по существу получалось следующее: хостел «Мими», в котором остановилась я, и отель «Коко», доступный лишь богатым и знаменитым, а также бар «Флибустьер» располагались в одном здании и принадлежали супругам Рудзенко. Многие годы управление бизнесом было возложено на плечи наемного управляющего, Алексея Илларионова. Но почти полгода назад он покинул свой пост и за штурвал встал Кузьма Рудзенко. Уже через два месяца его управления половина персонала разбежалась кто куда. Еще через месяц всегда популярные заведения почти перестали приносить прибыль. Опустели номера, опустели столики в баре. Касса, само собой, тоже поредела. Инесса Рудзенко волевым решением супруга с должности сместила и все последующие месяцы пыталась исправить то, что натворил ее муж. Однако и она особыми успехами похвастаться не смогла.

–…у нее к персоналу требования, будто в космонавты отбирает. А зарплата как у всех, иногда даже ниже. При Илларионове нам бонусы платили, доплаты всякие. Попасть сюда было ох как непросто, но и брали только лучших. Кузьма же все отменил. Конечно, все разбежались…А кого попроще они брать не хотят, вот и выходит, что пока работать некому. Замкнутый круг.

— Но ведь ты осталась? — робко спросила я. Алена кивнула и охотно пояснила:

— Это потому, что меня повысили. Раньше я официанткой была, а теперь администратор. Правда, за официантку тоже иногда приходится работать. Но у меня ипотека, так что… И Инесса, надо отдать должное, если много работать, может сверху деньжат присыпать. Не официально, конечно. На руки. С прежними временами не сравнить. Но хотя бы не обманывают…

Я задумалась. Алена же приглядывалась ко мне с интересом. Ход ее мыслей угадать было нетрудно.

— А что за названия такие дурацкие? «Коко», «Мими», «Флибустьер»… Будто пират и две портовые девки…

— Похоже, — хохотнула Алена. — Но из другой оперы. Инесса так своих питомцев увековечила. Коко и Мими — ее собачки, а Флибустьер — кот.

— Забавно, — хмыкнула я. Алена махнула рукой.

— Это ты еще картину не видела в ее кабинете! Илларионов перед уходом подарил. От потолка до пола наша Инесса в мехах и подушках восседает аки императрица, а у ног и на ручках разлюбезные любимцы.

— Круто, — признала я. — Надо уметь найти подход к начальству.

— Ну, — почесала нос Алена. — Ему это не пригодилось. Старался-старался, а в семье что-то случилось и пришлось вернуться в родной город, не пожав лавры.

— Да, не свезло.

Алена скорчила забавную рожицу и, склонив белокурую голову на бок, с любопытством меня разглядывала в ожидании. Я уткнулась в чашку чая, размышляя о своем. Но деваться особо некуда и, наступив на горло собственной песне, я спросила:

— А какие у вас вакансии есть?

Всего несколько месяцев назад, приятно-прохладным июльским днем, я с гордостью и трепетом получила красный диплом университета. Будущее казалось столь же лучезарным, как небо над головой. Однако реальность с мечтой не совпали.

Четыре дня назад меня уволили с работы. Точнее, отпустили с миром по соглашению сторон, выплатив в качестве компенсации бонус в размере двух окладов. Работу эту я считала временной, но полезной для резюме, и не рассчитывала задерживаться на данной позиции долго — только пока не найдется более подходящий (вписывающийся в мои мечтания о светлом будущем) вариант. Но и увольняться при столь скверных обстоятельствах не планировала.

А случилась банальная до неприличия история. Пройдя с успехом испытательный срок и заслуживая исключительно похвалы от начальства, я вдруг была вызвана на ковер. Пряча глаза и нервно вытирая пот с огромной лысины, начальник (по совместительству владелец фирмы, где я трудилась) заявил, что вынужден со мной проститься прямо сегодня. Почему? Да просто его супруга неожиданно явилась в офис и по несчастливому стечению обстоятельств столкнулась со мной у лифта. Приговор мне вынесли быстро, без всякого суда. Виновна! Неподобающе красива! Голову с плеч!

Поскольку моя взрослая, незащищенная университетскими стенами жизнь, насчитывала всего несколько месяцев, подобная ситуация казалась верхом несправедливости. В душе моей бушевали страсти, сердце требовало справедливости. С таким настроением выходят на баррикады и с боем берут Бастилию. Но я не пошла. Ум, как всегда, оставался безразличен к чувствам. Кивнув в знак согласия, я подписала нужные документы, избавив обливавшегося нервным потом начальника от объяснений, а себя от ненужной информации. И забрала скромную, но все же компенсацию, поспешив разместить свое резюме на сайте вакансий.

Несмотря на неожиданный пендель от Судьбы, будущее все еще казалось радужным. Полученных и отложенных денег вполне должно было хватить на то, чтобы протянуть до появления новой работы. Но новая порция неприятностей камня на камне не оставила на моих планах. И вот я здесь.

— Можно войти? — скромно спросила я.

Инесса Каземировна Рудзенко была женщиной, которую трудно чем-либо удивить. Очень трудно. За свои почти пятьдесят лет она перевидала многое и многих. Об историях, в которые она была замешана не говорят вслух и даже не снимают кино. Но человеку, не знающему о виражах ее судьбы и фактах биографии, трудно было бы заподозрить в благовидной даме ту, кем она являлась.

Иннесса выглядела на ранние сорок. Немного располнела, несмотря на бесконечные диеты и упражнения. Короткостриженые волосы всегда идеально уложены. В ушах и на пальцах блеском превосходства сверкают бриллианты. Украшения ее дороги, но не вычурны. Карие глаза насмешливо и чуть надменно смотрят на окружающих поверх стильных очков. Идеально подобранный образ. Хоть сейчас на обложку журнала «Бизнес-леди».

В глаза бросалось лишь ее отношение к мужу. Она явно любила его куда как меньше своих болонок (если уж совсем честно, до них ему было как до луны). Но то ли по доброте душевной, то ли по какой-то иной причине терпела рядом. Однако ядреная смесь из презрения и насмешки зашкаливала, стоило ей лишь посмотреть на Кузьму.

Он подобного не мог не замечать. Но виду не подавал. И с супруги своей пылинки сдувал, во всяком случае, когда имелись зрители. Что же на самом деле творилось между ними — знали лишь сами супруги Рудзенко. Брак — дело тонкое.

Кузьма своей жене приходился ровесником. Не уступая ей, пыхтел в спортзале и с особой тщательностью следил за своим гардеробом и редеющей шевелюрой. Но в отличие от жены, пренебрежения к окружающим скрывать не пытался. К месту и не к месту давая понять любому, кто победитель в этой жизни. Тот самый случай, когда низкая самооценка одного становится проблемой для всех.

Собеседование выдалось запредельно коротким. Мои успехи в учебе и трудовые подвиги явно играли против меня. Это стало очевидно сразу. Но по какой-то причине Инесса не поблагодарила меня за потраченное время и не пообещала когда-нибудь (никогда) перезвонить, а я не свалила в открытую дверь, точно зная, что мне здесь не место.

Откинувшись на спинку кресла, она смотрела на меня в раздумии. А я подсчитывала в уме свой бюджет и пыталась решить, могу ли остаться в отеле еще на пару суток и поискать работу в лучшем месте или пора раскупоривать кредитную карту (мой неприкасаемый запас на случай атомной войны).

— И почему же я должна тебя взять? — прервав поток моих и своих размышлений, спросила Инесса.

— Не должны, — пожала плечами я. — Но с персоналом у вас беда. А мне нужно где-то переждать бурю. Ваше время на мое. Все честно.

Кузьму мои слова взбесили. Подскочив как ужаленный, он намеревался отчитать меня по первое число и выставить вон. Но его жена слегка поморщилась, а он уже покорно опустился в покинутое кресло.

–Будешь работать в «Мими» вместе с Аленой. Что она скажет, то и делаешь. Оформлять тебя в штат не стану. Оплата по окончании каждой смены. Приступаешь завтра.

Из кабинета Инессы я выходила, едва сдерживая счастливую улыбку. Работа не ахти, но продержаться на плаву какое-то время позволит. А при графике два через два вполне можно найти путную должность и жилье. Начать, конечно, стоит с него. Подкоплю и сниму квартиру.

В свой номер я вернулась окрыленная. Будущее вновь стало окрашиваться в радужные краски. Кто же знал, что страшный сон вчерашней ночи окажется предостережением? Я действительно провалилась в кроличью нору и оказалась там, где и врагу не пожелаю.

Но в будущее не заглянуть. И радуясь мнимому успеху, я мурлыкала себе под нос, распаковывая чемодан. Все мои вещи с солидным запасом пустого пространства разместились в крошечном шкафу. Он, широкая кровать, трюмо, прикроватная тумбочка и телевизор да кресло в придачу составляли все убранство тесного номера. Но мне эта комнатка, ставшая домом на ближайшие несколько дней, казалась сущим раем.

Одернув занавеску, я выглянула в окно. Двор — колодец, хоть в три погибели согнись, а небо не увидишь. Разве что на верхних этажах дома, но мой номер на первом.

Я зажмурилась. В ту самую арку, через которую я вошла в поисках хостела, заехала машина. Пересекла двор насквозь и скрылась в следующем.

Стало понятно, почему цена моего номера столь приятна — он угловой. Одна из стен — арка. Зимой здесь, должно быть, очень холодно. Впрочем, задерживаться до зимы я и не собиралась. Оставалось также надеться на то, что кроме местных здесь никто не ездит, и сигналящие в бешенстве автомобилисты за стенкой комнаты не станут нормой.

Спрятав за тяжелой шторой депрессивный вид, я повалилась на кровать широко раскинув руки. Губы растянулись в счастливой улыбке. Но сочинить план на розово-счастливое будущее я не успела, мгновенно провалившись в крепкий сон.

Две с лишним недели спустя я чувствовала себя как рыба в воде во владениях Инессы. Все то, что обещала она и рассказывала Анна, совпало с реальностью. По окончании каждой смены я получала расчет, за переработки платили отдельно. Не сбылся только график — из два через два он практически сразу перекочевал в три через один. Но я не противилась — чем быстрее подкоплю денежек, тем быстрее сниму квартиру. А на собеседования я и в единственный выходной успевала сходить. Не оставалось только времени на отдых. Хотя, недавно я успела посмотреть целый фильм и не уснуть на середине. Так что, все оказалось не так уж и плохо.

Интенсивный график не только помогал пополнить прохудившийся бюджет, но и побыстрее освоиться. Я успела познакомиться (и даже запомнить имена!) со всем персоналом трехглавого бизнеса Инессы. Немало тому способствовал и тот факт, что практически каждый день я работала на новом месте и в новой должности. Моими силами Инесса штопала дыры в рабочих расписаниях и хостела, и отеля, и бара. Я не возражала. К тому же в хостеле «Мими» я проработала всего одну смену. На вторую, благодаря моей болтовне с постояльцами, Инесса убедилась в том, что с английским у меня в правду полный порядок и перебросила в отель и бар, где частенько бывали туристы. Алена, потеряв во мне сменщицу расстроилась, я — нет. Туристы — это всегда хорошие чаевые.

Все комнатки и коридорчики нынешнего места работы я также изучила в рекордно короткие сроки и ориентировалась, хоть и не с закрытыми глазами, но вполне сносно.

Некогда доходный дом в пять этажей в стиле модерн состоял из трех широких дворов-колодцев и занимал половину переулка. Фасад здания, окна которого выходили на Каменноостровский проспект и дивный маленький парк, был полностью выкуплен Инессой. В нем располагались отель и бар.

Но первый и цокольные этажи ближайшего к проспекту двора-колодца для шикарного отеля не годились, и она разместила в них хостел (впрочем, «Мими» больше походил на трехзвездочный отель и даже не имел номеров больше, чем на двоих постояльцев). В хостеле гости проживали на первом этаже, а в цокольном расположились столовая хостела и подсобные помещения всех заведений Инессы разом. Там также была оборудована спа-зона «Коко». В плохую погоду от отеля к хостелу и обратно персонал перемещался через цоколь, а в хорошую — через двор.

Оставшаяся же часть дома состояла из жилых квартир. Те, что окнами выходили в переулок, как правило, были расселены и выкуплены людьми состоятельными (или не очень). А окна тех, что упирались во внутренние дворы — сплошь коммуналки, каждая из которых не менее десяти-двенадцати комнат. Но несмотря на столь яркий контраст, бедность и богатство уживались в огромном доме вполне мирно и в глаза друг другу не бросались.

Постояльцы «Мими» прежде всего ценили удачное расположение хостела (как-никак, до Петропавловской крепости всего десять минут пешком, а до Невского проспекта одна остановка на метро). В основном это были гости из других городов России, реже туристы-иностранцы.

Публика отеля «Коко» отличалась кардинально. Все как один люди высокопоставленные, обеспеченные. Локация отеля привлекала их немало, но куда больше его статус и умение персонала держать язык за зубами.

Бар «Флибустьер» посещали и те, и другие. Но куда чаще местные жители или прогуливающиеся по окрестностям петербуржцы и туристы. Он также занимал часть фасада, но находился на углу, на пересечении проспекта и переулка, и имел два входа — с улицы и из отеля.

Именно в «Флибустьере» мне и выпало сегодня работать. Обычно мне доставалась роль официантки и тогда, надев фирменные черные футболку и фартук до пят, я носилась между столов с подносом и напитками. Сейчас же меня поставили за стойку бара. Все потому, что бармен отеля заболел, его сменщик раньше пяти вечера вернуться из пригорода не успевал, оставить же заведение без бармена Инесса не захотела даже на половину дня. Рассудив, что основной поток посетителей появится после шести, когда офисный люд вырвется на свободу, она вверила мне все бокалы и бутылки, не забыв сообщить, что испорченный и пропавший товар вычитывается из зарплаты провинившегося сотрудника, и отбыла восвояси.

На часах еще только полдень, посетителей всего трое и, вопреки профилю заведения, пьют кофе и уплетают сладости. Все как один уткнулись в ноутбуки. Ромка, бармен, говорил, что днем заведение скорее похоже на тихий офис, чем на бар. Хороший вай-фай и удобные столы и кресла притягивают сюда фрилансеров, проживающих где-то поблизости, а цены отпугивают лишних людей, обеспечивая тишину. Впрочем, к вечеру все меняется кардинально. Со столов исчезают ноутбуки и папки с документами. Появляются бокалы с пивом и алкоголем, недавние трудяги сотрясают стены хохотом и оставляют щедрые чаевые миловидным официанткам.

Свою вотчину Ромка содержал в идеальном порядке. Сверкающие чистотой бокалы стояли бочок к бочку. Каждая бутылка расставлена в строгом порядке. Неудивительно, что оставляя меня на посту, он заметно волновался. Зря, между прочим. Пользы, за неимением посетителей, от меня здесь никакой, как и вреда.

Я нахмурилась, подумывая, на что бы потратить время. Занятие следовало найти обязательно, ибо, остановись я хоть на полчаса, накопленная усталость свалит с ног. Строя мой график, Инесса чередовала ночные и дневные смены кое-как. К подобному пренебрежению режимом, в отличие от большой нагрузки, мой организм не привык, и это стало сказываться. Посему надо было двигаться как можно больше и быть все время при деле до выработки иммунитета к подобным скачкам.

Однако мудрствовать мне не пришлось. Едва я оглядела бар в поисках занятия, как звякнул колокольчик над дверью и зашла, вернее, вошла, как каравелла в гавань, она — Тамара Аркадьевна Коган.

Сухонькая старушка семидесяти лет, всегда одетая с иголочки в костюмы классического кроя из первоклассной шести и блузы из натурального шелка. Ее некогда темные волосы полностью посеребрены временем и убраны в идеальный пучок или «улитку» (в случае праздника). В прохладное время года или, напротив, в жару ее голову украшает неизменная шляпка (один из шкафов ее гардеробной от потолка до пола заставлен коробками со шляпами, тщательно подобранными под наряды и «подходящие случаи»). Левая рука слегка полусогнута, небольшая лакированная сумочка в стиле тридцатых годов на локте. Правой рукой она опирается на трость ручной работы. После гололеда двухлетней давности она стала ее вечной спутницей. Но и трость под стать своей хозяйке. Мастер-кудесник вырезал ее из дерева, украсив причудливым орнаментом по всей длине, заковав в сталь набалдашник. А по корпусу набалдашника выгравировал диковинную мозаику, в которой сведущий мог прочесть цитаты на древнеперсидском.

Когда Тамара входила в помещение, время в нем неизменно замедляло ход. Она приковывала к себе внимание людей, ровным счетом ничего для этого не делая. Но с ее появлением, ровно как и с уходом, стрелки часов и чувства людей начинали работать как-то иначе.

Вот и сейчас, звонко отбивая такт невысокими каблуками, она пересекла зал. Без всякой спешки и с присущей аккуратностью сняла пальто с воротником из меха чернобурки, определила его на вешалку, не забыв разгладить складки. Подхватила сумочку и, опираясь на трость, проследовала к барной стойке. Трое неподготовленных к такому зрелищу посетителей наблюдали за ней как под гипнозом.

Стойка была слишком высока для нее, как и барный стул. Но она не придала этому никакого значения. Поставила сумку на стойку, рядом положила толстую папку. Обычную канцелярскую папку для хранения бумаг. Прислонила трость к соседнему стулу и легко запрыгнула на понравившийся.

Я наблюдала за ней с замиранием сердца, готовясь ко всему и сразу и точно зная, что не смогу угадать. Тамара же, не обращая на меня внимания, бережно сняла перчатки из тонкой кожи пальчик за пальчиком и положила их на сумку. Только после этого, сложив ладошку на ладошку на манер английской королевы, она обратила на меня взгляд своих ярко-васильковых глаз и спросила немного хриплым от столь любимых ею крепких сигарет голосом:

— Что за идиот придумал название? «Флибустьер»! Х-м-м… Здесь такая скука, что любой порядочный пират давно бы удавился.

Едва сдерживая улыбку, я парировала:

— Все пираты вымерли еще во времена твоей молодости. Ты свела с ума последнего.

— Таков удел мужчин — сходить с ума по женщинам.

— И много их таких? С ума сводящих?

— Одна на столетие, — без тени сомнения пояснила Тамара. — Мой век уже миновал. Пришло твое время.

Позабыв про свои ноутбуки, все трое мужчин исподтишка наблюдали за нами, будто околдованные. Но не могли разобрать ни слова, так как Тамара не любила любопытных и в общественных местах предпочитала говорить по-арабски.

Я улыбнулась и спросила:

— Хочешь кофе и чизкейк? Так вкусно, как здесь, его нигде не готовят.

Тамара прищурилась и спросила:

— Подлизываешся?

— Самую малость, — еще шире улыбнулась я. Она хмыкнула, и в глазах ее показались смешинки.

— Что ж, тогда не смею отказаться.

Говоря, что чизкейк здесь вкусен как нигде, я не лукавила нисколько. Он и сырники составляли славу заведениям Инессы. А повар Люся являлась самым оберегаемым сотрудником. Инесса панически боялась, что конкуренты, как и она в свое время, переманят ее к себе вместе с клиентами-сладкоежками.

Когда первый кусочек коснулся ее губ, Тамара зажмурилась от удовольствия. Сладкое она любила и толк в нем знала, оттого ее «божественно» дорогого стоило.

— Хорошо, — отодвинув в сторону опустевшее блюдце и сосредоточившись на второй чашке крепкого кофе, сказала Тамара. — Я подобрела и вновь к тебе расположена. А теперь, скажи, доколе я все буду узнавать последней?

— Не все знания стоят того, чтобы тратить на них твое время.

— Все, что касается тебя — стоит.

Ее голос был привычно спокоен, но строгий взгляд и тревога, которую она не смогла скрыть, не позволили отшутиться. Я взяла ее руку в свою. Идеальный маникюр, старинные кольца из серебра, привезенные из разных уголков Востока. Во всем мире только у нее такие горячие добрые руки.

И я сказала тихо, бережно держа ее ладонь в своей:

— Я не могу каждый раз рыдать на твоем диване. Давно пора взрослеть.

— На моей памяти ты рыдала лишь дважды, — не терпящим возражений голосом сказала она. — Первый, когда умерла твоя мать. Второй — после похорон твоего отца.

Был еще и третий. Но тогдашние мои страдания Тамара посчитала детской неразумностью, ибо слезы из-за мужчины именно ей и являлись. По ее мнению, мужчины слез не заслуживали в принципе. И только столь юное создание как я могло себе позволить такую слабость. Сегодня я была с ней согласна и признательна за то, что об этой «слабости» она не вспоминает.

— Сути не меняет. Не ты ли учила, что кораблем своей судьбы я должна управлять сама.

— Конечно! — не допуская даже мысли об ином, воскликнула она. — Но и выбрасывать за борт свою команду я не учила.

— Я не выбрасывала…

— Нет?

— Нет. Хотела уберечь от ненужных переживаний. Все уже налаживается, переживать особо не о чем.

— Ты поэтому бегаешь с грязными тарелками? С твоим-то образованием?! Таким мозгам, знаешь ли, найдется применение получше… Уж лучше б замуж сходила, и то пользы больше. И опыт все же.

Тамара была замужем четыре раза. Каждый ее муж — воплощение героя приключенческого романа. И каждый был оставлен ради нового «опыта». При том, с каждым она умудрялась поддерживать неплохие отношения даже после бурного разрыва. О моем замужестве она подумывала давно и, подозреваю, начала подыскивать кандидатов. По какой-то причине она всегда считала, что однажды влюблюсь в мужчину, которому любая буря по плечу, а демон и архангел запанибрата. Бурь она мне не желала и надеялась, что тихая сытая жизнь в мирной гавани разучит меня мечтать о морях, что принесли ей так много боли и… счастья.

— Не переживай, — попробовала утешить ее я. — Это временно.

— Нет ничего более постоянного, чем временное.

— Не тот случай.

Почувствовав, о чем она заговорит сейчас, я инстинктивно отшатнулась. Но Тамара накрепко сжала мою ладонь, не давая улизнуть. Смотря на меня с грустью и надеждой, заговорила вкрадчиво:

— Так быть не должно. Ты и сама знаешь. Твои родители не позволили бы подобному случиться! Я обещала твоему отцу, что позабочусь…, а ты живешь, как беспризорник, по углам мыкаешься…

Я не любила вспоминать родителей. Меня не утешали счастливые воспоминания. Как не греет память об огне замерзшего под толщею снега. Напротив, прошлое ранило, делало невыносимее настоящее. И я прятала его в закромах собственной души, бессмысленно пытаясь запереть навсегда. Дело это зряшное, но и мне упрямства не занимать.

Родители были вместе большую часть сознательной жизни. Как посадили их вместе за парту в первом классе, так и шли по жизни плечом к плечу. Мое отношение к их идиллии менялось по мере собственного взросления и знакомства с реалиями и терньями жизни. Когда-то я считала, что их любовь — норма жизни. Встретились, полюбили, появилась я. И так до самой старости, рука в руке. Помнится, я одно время очень удивлялась, что мою руку никто не держит, что уже десятый класс, а нет такого же смешного мальчишки, как у мамы, чтобы тащил мой портфель и бережно укрывал мои плечи школьным пиджаком.

Во времена подросткового бунта я винила их в трусости. Дескать, вцепились в друг друга мертвой хваткой, потому что кишка тонка по сторонам посмотреть. Сидят в своем мирке, не видят красоты вселенной, чарующих горизонтов. Покрылись пылью, застыли в быте.

Как все было на самом деле, я осознала, лишь когда не стало отца. Они не воспринимали свои чувства как нечто великое или рутинное. Никогда. Они не смотрели по сторонам и не искали новизны не из страха, а потому, что никогда не ощущали в этом потребности. Им друг друга хватало с головой. Всегда. Они срослись плавниками еще тогда, в далеком детстве, и так и остались единым целым до последних дней.

Но самое страшное, что умереть в один день — это оказалось не про них. Однажды мама не проснулась. Ничто не предвещало беды. Она простилась с нами, пожелав спокойной ночи. А на утро он понял, что его жена, все также привычно сжимающая его ладонь, уже не принадлежит этому миру.

И все последующие годы без нее — сплошная агония. Бесконечная безжалостная боль. Остаток отведенного ему времени отец пытался барахтаться, но не чувствовал самое дыхание жизни. Для него она закончилась в то утро, когда она ушла.

Он был борцом по характеру. И старался идти дальше. Ради меня. Из упрямства. Потому что в движении проще не думать, не чувствовать.

Несколько лет без нее он провел в бесконечных поездках, уйдя в работу с головой. Он писал мне трогательные письма, дарил отличные подарки, часто звонил и всегда искренне интересовался моими делами. Но дни, что мы провели вместе, можно было пересчитать по пальцам. И каждый раз, оставаясь с ним, я видела, что рядом со мной ему тяжелее. Потому что он видит ее во мне. Потому что рядом со мной он особенно сильно чувствует, как дорого было то, что он потерял.

Все говорили, время лечит. Оказалось, нет. Лишь стало хуже. Отец испробовал разные способы, чтобы забыться. Работа оказалась самым действенным. Но алкоголь и чужих женщин он тоже пригубил.

И все бы ничего, да коллега, с которой у него случилась ничего не значащая мимолетная связь, отчаянно желала стать новой женой руководителя со столь высокой зарплатой и отличными перспективами. План был прост и испытан веками. Оказавшуюся в положении женщину отец не задумываясь повел в ЗАГС, только на бракосочетании он выглядел не то, как на трибунале, не то, как на смертном одре.

Свою дочь он не увидел. Сердечный приступ вернул ему утраченную по глупости свободу.

Ребенок стал не нужен моей мачехе. Но избавиться от него уже было невозможно. И через два месяца после смерти папы родилась девочка с его глазами. Видеть ее мне запрещено.

Пожалуй, наследство отца вполне компенсировало бы вдовьи горести. Но зная, что из себя представляет женщина, ставшая ему женой по его же глупости, он не оставил ей ничего. Еще до вступления в брак отец перевел все свое имущество на меня. Эта новость удивила и меня, и мачеху. Но оплакивая отца, я не придала этому значения, она же ринулась в бой.

На похороны переставшего быть нужным мужа она не приехала. Все знакомые, как один, сочувственно кивали, полагая, что женщина, находящаяся на сносях, попросту убита горем и просто обязана находиться под присмотром врачей, а не на кладбище.

Но помощь врачей ей была без надобности. Не тратя времени на никчемные формальности, она упаковала мои и родителей вещи и выставила на лестничной клетке. Замки в квартире родителей сменила, ясно дав понять, что за порог меня никто не пустит. Все деньги со счетов отца, к которым, как он думал, ни у кого нет доступа, растворились в воздухе.

Тамара билась за меня, как орлица. Мы не были родственницами по крови, но именно она, соседка по дому, вырастила меня, заменив дедушку и бабушку вместе взятых. Сколько себя помню, родители всегда оставляли меня на ее попечении: уходя в театр или отправляясь в командировку, выбегая на пять минут за детским питанием и так далее, и так далее, и так далее…

Не дождавшись от единственного сына собственных внуков, Тамара растила меня. Промывала мне разбитые коленки, скрывала мои двойки от родителей, учила считать и писать, понимать философию и арабскую вязь.

А еще она учила меня не сдаваться. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Но бороться против сестры я не смогла. Мачеха сделала правильную ставку. Я отступила без боя.

Стараясь не смотреть на Тамару, я спросила, точно зная ответ:

— Не видела ее?

— Нет, она так и живет у бабушки. Эта ее теперь даже на выходные не забирает.

Разумеется, я не испытывала иллюзий на счет своих отношений с сестрой. Девичьей дружбы нам было не видать — мачеха попросту бы не позволила. Но все же знать, все ли с ней в порядке, мне хотелось. Увы, даже этого мне не дано.

–Тебе не в чем винить себя, Уля, — вкрадчиво начала она. — Отец оставил тебе все свое имущество. Только ты в праве распоряжаться им. Хочешь поделиться с сестрой — пожалуйста. В университете целый факультет юристов, найду того, кто все оформит. Но скитаться по углам вечно ты не можешь. Скоро у тебя самой появится семья, и ошибка твоего отца не должна перечеркивать твою жизнь. Он бы этого не допустил. А ты упрямишься и…

Я перегнулась через стойку и звонко чмокнула ее в щеку. Сказала, широко улыбаясь:

— Упрямой и помру! Лучше расскажи, как твои студенты? Всех отчислила, или есть кто живой?

Тамара опустила глаза и замолчала, сурово нахмурившись. Улыбка, как приклеенная, не сходила с моих губ. Продолжать этот разговор не было сил. Но давить она не стала. Махнула рукой и сказала:

— Двоечники. Сплошное расстройство. Что за поколение, не пойму? Все не то, что раньше.

Последние тридцать с лишним лет Тамара возглавляла одну из кафедр восточного факультета, работала на ней и вовсе с аспирантуры. И каждое предыдущее поколение ее студентов было куда лучше нынешнего. В этом она была невероятно постоянна. Студенты же ценили ее преподавательский талант и чувство юмора. Оттого, должно быть несмотря на то, что она была одним из наиболее требовательных преподавателей, на ее лекциях не бывало свободных мест. Студенты сбегали с назначенных расписанием занятий, лишь бы послушать ее.

— Следующее не подведет.

— Очень я в этом сомневаюсь…Я, кстати, тебе кое-что принесла.

Тамара пододвинула мне упитанную папку и, с любовью погладив ее, велела:

— Займись делом. А то скоро вконец деградируешь.

Обидно. Но я лишь вздохнула. Открыла папку и посмотрела с удивлением. Тамара же усмехнулась:

— Взять у меня денег даже в долг ты, конечно, не захочешь? — я замотала головой. Тамара вновь усмехнулась. — Тогда возьми и заработай. Я также попросила Эллочку присылать тебе заказы, если будет появляться что-то путное. Когда кто-нибудь из моих студентов решит взяться за голову и подучить язык, тоже пойдет к тебе.

Эллочка была давней приятельницей Тамары. Ей принадлежало одно из крупнейших переводческих агентств города. Все свое студенчество я работала на нее. Но сейчас обращаться не стала. Лакомые переводы в агентстве бывают не всегда, а деньги мне нужны срочно. Заработать в отеле — куда более быстрый и верный способ. К тому же я надеялась, что Тамара о моем бедственном положении не узнает. Если же совмещать…Перед глазами заискрилось светлое будущее. Понаблюдав за мной, Тамара хмыкнула:

— Улька, всех денег не заработаешь. Отдыхать тоже надо.

— Ты ведь сама говорила, что отдыхать я буду в следующей жизни.

— Это касается только учебы.

— Ага, я помню. Не деградировать.

— Именно!

Тамара грациозно покинула высокий табурет и прошествовала за пальто. Надела его без лишней спешки. Я наблюдала за ней с грустью, отчаянно не хотелось, чтобы она уходила. А может, просто хотелось пойти вместе с ней.

Достав из сумочки кошелек, она спросила:

— Сколько стоило угощение?

— Для персонала бесплатно, — пожала плечами я. Тамара прищурилась:

— Точно?

— Честное пионерское.

— Ты никогда не была пионером.

— Ага.

Причин не поверить в моем лице она не углядела. Покинув пост, я бережно обняла ее на прощанье. Она поправила мои волосы и сказала ласково:

— В твой ближайший выходной ты у меня на пироги. Хорошо?

— Обязательно. Только я пока не знаю, когда именно он будет.

— Не беда. Я жду тебя всегда. Всегда.

Уже оказавшись на улице, она вдруг обернулась и спросила, не сумев скрыть тревогу:

— Ты ведь не наделаешь глупостей?

— Не больше, чем обычно.

— Пусть так. Я в тебя верю.

Дождавшись, когда она скроется в переулке, я достала из кармана деньги за кофе и чизкейк и определила их в кассу. Придвинула к себе папку и занялась ее содержимым.

Полчаса спустя я вернулась к действительности и обнаружила перед собой мужчину, посматривающего на меня с явным интересом. Смутившись, я поспешно убрала документы в папку и спросила виновато:

— Простите, что вы заказывали?

— Кофе. Мне и моему другу.

Незнакомец кивнул в сторону своего столика, а я осознала, что прохлопала не только его заказ, но и появление нового посетителя. Я смущенно и поспешно ринулась к кофеварке, а мужчина не уходил. Поймав мой удивленный взгляд, вновь улыбнулся.

Он был чуточку похож на Тома Харди. Не внешностью даже, а раздолбайским видом и прищуром смеющихся глаз. Темно-синие джинсы, черная футболка из-под рукава которой показывался едва заметный фрагмент татуировки, на запястье несколько браслетов. Лет тридцать пять, плюс-минус. Плечистый, высокий. Темно-русые волосы, отливающие рыжиной, явно пытались подстричь по-модному, но они проявляли своеволие и лежали как хотели. И все же самыми примечательными в его внешности были взгляд и улыбка. Пожалуй, я легко могла бы забыть его лицо. Но улыбку и взгляд насмешливо-синих глаз вряд ли.

Цокая высоченными шпильками, со стороны отеля вошла Ирка. Подмигнув мне, незнакомец вернулся за свой столик. Странное чувство, что-то вроде предчувствия, сдавило грудь.

Доковыляв до стойки, Ирка взобралась на табурет. Презрительно усмехнулась, задержав взгляд на незнакомце и сказала наставительно, но так, чтобы слышала только я:

— Не трать время на этого нищеброда.

— Строгая ты. Может парень доспехи дома забыл да не при параде явился.

— Не дури, — поморщилась она. — Я мужиков насквозь вижу. И этого в свой список я даже подшофе не включу. Только в случае ядерной войны, и то для здоровья.

Не имея собственных списков, я поинтересовалась:

— И кто же удостоен быть в перечне?

— Разумеется, те, кто способен обеспечить мне достойный образ жизни. Босоте вроде этого места там нет. Как бы хорош он ни был.

— Ясно, — кивнула я и подхватила поднос с кофе. Спрашивать Ирку почему, имея целый список, она все еще ошивается за ресепшен отеля я не стала.

–…возьмись уже за ум! — тихо, но сердито, внушал «босоте» собеседник — респектабельного вида мужчина с аккуратно подстриженной седой бородкой. Подумалось, что где-то я это уже слышала сегодня.

Пока я ставила кофе на стол, он молчал, сверля взглядом своего более юного собеседника. Тому же все было ни по чем. К седовласому он явно относился с симпатией, но следовать его наставлению очевидно не собирался.

Я вернулась за стойку и догадалась-таки спросить Ирку:

— А ты зачем здесь?

— Инесса прислала, — поморщилась она. Видимо, исполнять поручение начальства считалось недопустимым падением, не достойным особ почти царского происхождения.

— Зачем? — поторопила я. По неизвестной причине Ирка раздражала меня с первой минуты знакомства. И общение с ней я пыталась сводить к минимуму. Как и она со мной (небось, из тех же побуждений).

— Ты сегодня с Ромкой в вечер работаешь.

— Так ведь Элька и Юлька будут, — удивилась я. Ирка поморщилась от моей непроходимой тупости. Но пояснила.

— Здесь какая-то пирушка будет, им втроем не справиться.

— О’кей.

Говорить больше было не о чем, но Ирка не уходила. Рассматривала меня колючим взглядом, заставляя чувствовать себя словно голой на морозе. Ее пухлые (стараниями косметолога) губы были окрашены в кроваво-красный, как и острые ноготки. Выглядело это вульгарно, как и две, явно излишне расстегнутые, пуговки на форменной блузке.

— Сильно устала? — услышали мы голос Инессы и вздрогнули от неожиданности.

Ирка тут же соскочила со стула и поспешила на свое рабочее место. Но у самого порога обернулась и посмотрела на Инессу так, что та вполне могла самовоспламениться. К счастью, этого не произошло. Да и Инесса не видела, что происходило за ее спиной. Разве что чувствовала. Она же задержала взгляд на моей папке с переводами, однако комментировать ничего не стала и пошла с обходом дальше. Вот и славненько. Я и раньше не думала таиться, теперь и вовсе не стану. Пока обхожусь без косяков, буду совмещать, а там посмотрим.

Окинув взглядом посетителей и убедившись, что никому и ничего от меня не нужно, я подвинула к себе папку. Но вновь звякнул звоночек над дверью. Губы против воли растянулись в улыбке.

Штакетина под два метра, Янка всегда служила отменным ориентиром в любой толпе и компании. Но даже и без выдающегося роста она была вполне способна привлечь к себе внимание — невероятная неуклюжесть являлась неотъемлемой частью ее образа.

Всего единожды уронив со звоном барный табурет, она таки оседлала его, не получив значительных травм и став похожей на жирафа, спросила, заискивающе заглядывая, мне в глаза:

— По десятибалльной шкале как сильно ты на меня злишься?

Я подумала-подумала и вынесла вердикт:

— Шесть.

Янка тяжко вздохнула. Мы выросли в одном дворе и знали друг друга на отлично. Посему моя обида, как и ее печаль, вполне понятны обеим.

— Я с самого утра пыталась до тебя дозвониться, чтобы предупредить, — заканючила она. Телефон, кстати, остался в номере, потому ей это и не удалось. — Тамаре невозможно сказать «нет». Она, как рентген видит на сквозь…

— А то я не знаю…кто тебя в своей комнате почти месяц прятал, когда ты на родителей обиделась, за то, что с Васькой Кожениковым в кино не отпустили?

— Я не такая стойкая, как ты, — тяжко вздохнула Янка и посмотрела жалостливо.

Я вздохнула, демонстрируя свое расстройство. Но злиться на Янку не умела. К тому же большинство ее промахов каким-то странным образом потом становилось славным приключением или приносило в жизнь что-то очень хорошее. Так и тот месяц в разгар учебного года оказался одним из самых счастливых в моей жизни. Родители уехали в командировку и оставили меня на попечение Тамары. Янка, никогда не знавшая слова «нет», жутко разобиделась на своих родителей за то, что ей вдруг что-то запретили. Собственно, Васька и нравился ей не особо, а после истории с кино она и вовсе решила, что он ей не чета. Оно и понятно, ведь ни единой попытки вызволить ее из высокой башни (родительской квартиры) предпринято не было, подобного невнимания к своей персоне она простить никому бы не смогла. Но демонстрировать родителям свое ослиное упрямство она продолжала, пока те окончательно не убедились, что против воли любимой дщери лучше не ходить. Конечно же, все понимали, где искать беглянку, и потому особых тревог за ее судьбу не испытывали. Но мы исправно соблюдали конспирацию и воображали себя неимоверно умными и хитрыми, чем, полагаю, изрядно насмешили Тамару. Но свою роль она тоже исполняла превосходно, и наш наивный авантюризм не был развенчан до самого возвращения папы и мамы. Тогда уж делать стало нечего, пришлось расходиться по домам.

В день, когда меня за шкирку вышвырнули из съемной квартиры, я как раз направлялась к Янке, но никого не застала дома. Мобильный к тому моменту оказался полностью разряжен и связаться с подругой не было ни единого шанса. Зато хостел подвернулся как нельзя кстати.

Тамара, конечно же, отлично знала, кто осведомлен о моей жизни лучше всех. Собственно, весь выбор из Янки и состоял. Лучше нее у меня подруги нет. А поскольку Тамаре до нее всего-то двор перейти, узнала желаемое она быстро и без особых усилий (спорить с Тамарой не решались даже храбрейшие из храбрейших, а Янка к ним явно не относилась).

Уплетая чизкейк, Янка рассказывала мне свои новости и старательно не спрашивала о моих. За это я была очень благодарна.

— Я, кстати, не только виниться пришла. Но и хорошую весть прихватила.

— Редкий зверь. Давненько в сих лесах их не встречалось.

— Помнишь Евпатовых? На маминых именинах?

— Нет. Не суть.

— Они квартиру для старшей дщери в Девяткино построили. Однушка. Дщерь на год минимум в Москву подальше от родительской опеки слиняла. Хоромы решили сдавать. Через две-три недели закончат ремонт, и можно въезжать. Не бог весть что, но перекантоваться вполне можно. И цена приличная.

После смерти папы около года я жила у Тамары. Признаться, это время я не помню вовсе. Оно запечатлелось в памяти, словно пункты документа, сухие факты, не отягощенные чувствами, воспоминания, картинами событий. Я без особого труда могла вспомнить, какие курсы прослушала в Университете, какие оценки получила на экзаменах. Но что именно происходило со мной в эти дни, интересными ли были лекции, сложными ли экзамены — нет. И так во всем. Все мои чувства словно кто-то выключил. Я двигалась по инерции, будто автомат. Делала то, что от меня ждали и не задавала вопросов, не испытывала никаких потребностей, кроме сна и голода. Мне абсолютно все стало безразлично.

Единственным чувством, разбивающим лед и тьму тогдашних дней, стала память о теплых ладонях Тамары. Она часто неожиданно обнимала меня и подолгу держала, пытаясь помочь мне справиться с пустотой и безразличием, пришедшим на смену звериной боли.

К началу второго курса частым гостем в нашем обособленном мирке стал ее магистр. Павел. Пашка. Пашенька. Высокий красивый парень с добрыми умными глазами. Не без гордости Тамара признавала, что в отличие от всех ее студентов, в нем теплилась искра знания, и потому только ее вера в наше поколение не умирает. Подобная похвала дорого стоит.

Со временем я привыкла к нему и стала относиться как к привычной части своих выходных и будней. Мне не казалось чем-то особенным то, что он встречает меня после пар и, бережно придерживая за локоток, помогает перейти глубокую лужу. Я с благодарностью принимала его теплый шарф, когда становилось ветрено. И с заботой наливала ему горячий чай, желая, чтобы он согрелся. Никакой романтики. Только желание оберегать то, что дорого.

Когда он впервые поцеловал меня, я растерялась ужасно. А он смутился вслед за мной. Мы долго смеялись над этим и друг дружкой. Но думать о том, что все вовсе не так, как я привыкла считать, я уже не переставала.

Оказалось, всегда привычный к девчачьему вниманию Пашка, позабыл всех своих подружек. Оказалось, от всех них он отказался ради меня.

А тем временем, сын Тамары, приблизившись к сорока годам, таки сделал мать бабушкой. Его молодая жена родила близнецов. Не чая души в своей семье, он решил строить дом, выставил на продажу квартиру. На время строительства планировал перебраться к матери. Тамара уверяла, что на ее ста с лишним метрах места хватит всем. Ее семья уверяла меня в том же. Все они относились ко мне с большой теплотой, как и я к ним. Но дело было не в месте. Я была лишней. И мне это было куда понятнее их.

Пашка предложил жить вместе. Его родители трудились при посольстве на Кипре и приезжали в Петербург только на праздники, да и то не каждый год. Кроме того, помня о том, что сын — будущий мужчина, они обеспечили его собственным жильем еще во втором классе. Посему нашему совместному быту ничто и никто помешать не мог да и не стал бы.

Ничто, кроме моего страха.

Но он оказался упрямым. Даже упрямее, чем я. Все твердил, что мы должны быть вместе. Создать свою семью. Что я не могу быть частью чужой. И в один прекрасный день я сдалась. Тот день действительно был прекрасен, и я никогда о нем не жалела. Как и последующих годах, что провела вместе с ним.

И все же мы расстались. Наверное, оба выросли и стали ждать от жизни разных вещей. А может, все дело в том, что Пашка заслуживал большего и лучшего, чем я была способна дать ему. И отпустить его, пока горечь обид не прожгла нас насквозь, было лучшей идеей из всех приходивших в мою голову. Ведь, как бы там ни было, я любила его. Не так, как он хотел и заслуживал, но любила.

Тамара вновь забрала меня к себе. Некоторое время я усердно поливала ее подушки слезами. Подобного она стерпеть не могла и нашла лучшее лекарство — путешествие.

Она заставила меня принять участие в борьбе за университетский гранд. В борьбе за него я старалась ее не осрамить. И в один из вечеров, положив перед моим носом билет, она сказала не поддающимся сомнениям голосом:

–Ты улетаешь в пятницу. Когда вернешься, его не останется ни в твоей голове, ни в твоем сердце. Павел станет приятным и дорогим воспоминанием. И не более того.

Она оказалась права. Отчасти. Но несомненно то, что поездка пошла мне на пользу и помогла двигаться дальше. Правда, вместо планируемых четырех месяцев на Ближнем Востоке я провела шесть. А после окончания стажировки я задержалась еще на три дополнительных месяца, устроившись на время каникул на работу в славный бар на берегу Средиземного моря.

А по возращении моя одногруппница предложила снимать квартиру на двоих. Я согласилась с радостью. Семья Тамары уже жила в новом доме, но стеснять ее мне все же не хотелось. Еще я боялась, что она слишком хорошо знает меня, читает как открытую книгу. Зачем ей лишние волнения?

Весь последний курс квартирный вопрос был для меня закрыт. Я не волновалась о ночлеге, пачками переводила заказы и старательно писала диплом. А получив его, вновь оказалась в поисках угла. Причиной тому идиот-парень моей подруги. По неведомой причине он решил, что я горю желанием спать с ним. Это его заблуждение стоило мне подруги и любимой вазы, что я разбила о его голову.

Щедрая подружка дала мне неделю на поиски нового жилья. Провожая меня, она прятала глаза, точно зная, что ложь ее избранника о моих попытках посягнуть на его честь ничего не стоит. Но свой выбор она сделала, мне пришлось переезжать.

Особой проблемой это не стало, ведь тогда я уже устроилась на свою новую работу. Нашла недорогую квартиру и некоторое время прожила без проблем. Полученных при увольнении и ранее заплаченных денег мне хватило бы еще на насколько месяцев аренды. Но бабулька-одуванчик, у которой я сняла квартиру, пожелала поднять аренду сразу в три раза и без всякого предупреждения. На этот раз мне дали два дня на поиски нового жилья. По договору полагалось две недели и возвращение аванса, но спорить с полчищем ее родственников (а на «переговоры» со мной их явилось так много, что не все поместились в квартире) я оказалась не способна. Собрав практически все вещи (иногда их отсутствие является благом), я отправила коробки на дачу Янкиных родителей. Помня о том, что у меня имеется еще один день, побежала смотреть новые варианты. Это оказалось стратегической ошибкой. Свой чемодан (а в нем хранились все мои документы) я получала уже с полицией. Вот так я и оказалась в «Мими».

— Круто, — искренне порадовалась я. Идея о квартире, из которой меня не выбросят за шкирку, пришлась по душе. — Очень-очень круто!

— Хорошо, — радовалась за меня Янка. — А пока ждешь квартиру, можешь пожить у нас. Родители согласны. Мама давно мечтает тебя откормить… И на отель тратиться не придется.

— Спасибо, — чувствуя себя несказанно счастливой, сказала я. — Пока держусь. Здесь вполне нормально, не переживайте.

— Точно? — прищурилась Янка. Я закивала.

Окинув меня взглядом, она вздохнула:

— А подкормить тебя и правда не мешало бы…

Более хлебосольную семью, чем у Яны, найти довольно трудно. Они стремились накормить всех и каждого. Толк в еде и кулинарии знали и сами. Возможно, от этого все Янкины родственники были румяны и пышны, как свежевыпеченная сдоба. С ней же вышел казус. Вместо того, чтобы расти в ширь, еще в детстве она взяла курс на высоту. Вот и стала почти жирафой.

Но сегодня она была чуть ближе к правде, чем обычно. Все последние дни, заработавшись, я то и дело забывала поесть. Вспоминала о насущных потребностях уже после работы, но кухня была закрыта, а бежать в магазин или лазить в хозяйстве Люси без спроса не хотелось.

Впрочем, беспокоиться особо было не о чем. Ямочка на щеке стала виднее обычного, да и только. Пашка помнится, уверял, что она у меня очень милая. Он вообще частенько говорил, что я красавица. Мне же нравилось ему верить.

Росту во мне было куда меньше Янкиного. Всего под метр восемьдесят. Темно-каштановые волосы лежали тяжеленой косой до самой поясницы. Темно-карие глаза, пушистые ресницы. Губы цвета спелой малины да чуточку веснушек на щеках, едва заметных на нежно-бархатной коже.

Поболтав еще немного, с Янкой мы простились. Остаток дня прошел при полном отсутствии посетителей, что помогло мне заняться переводами. Вечер же выдался бурным, даже очень.

Торжество, о котором говорила Ирка, оказалось мальчишником пятнадцати удалых ребят. К ним добавилось несколько завсегдатаев и компания болельщиков футбола, шедшая со стадиона и решившая отметить победу во «Флибустьере». Официанток было трое, и горе-бедно мы справлялись. А бармен один. Ромка зашивался. В начале одиннадцатого клиентов еще прибавилось, стало понятно, что ему не сдюжить.

Бросив поднос на углу стойки, я шустро принялась исполнять заказ, что только что приняла. Ромка возмущенно шикнул:

— Иди в зал, без тебя разберусь.

— Эти коктейли я и без тебя смешаю, а ты другими заказами займись. Пятый стол сейчас скандалить начнет.

Ромка явно собирался выставить меня вон, но появилась Элька с новой порцией заказов, и он отвлекся. Обернувшись же, он заметил несколько бокалов с коктейлями на моем подносе. Вопросов больше не задавал, лишь подсказывал что где лежит, когда я долго не могла найти. К трем ночи мы сработались так, будто годами спина к спине трудились.

Зал заметно опустел, вытерев пот со лба, Ромка довольно улыбнулся. Не облажались. Чаевых заработали. Все отлично.

Настя выбежала покурить. Элька кокетничала с клиентом, в котором я без труда узнала утреннего незнакомца. Впрочем, судя по всему, ей он был знаком и познакомиться еще ближе она была совсем не прочь. От Насти я узнала, что зовут завсегдатая Тимуром, и Элька увивается за ним уже месяца полтора, не меньше. Видать, сегодня ей таки подфартило. А может, наш новый виски оказался для него крепковат.

— Где ты этому научилась? — сделав себе и мне по кофе, спросил Ромка.

— На Ближнем Востоке, — порадовавшись, что мое умение пригодилось, пояснила я. — Несколько раз я выигрывала учебные гранты. После окончания учебы, на время каникул устраивалась на лето на работу. В бар или отель.

И я рассказывала ему про удивительные дни, что провела в залитых солнцем жарких странах, про всякие забавности и неловкости, про соленый вкус моря на моих губах, про острые специи и душистые хлеба, а посетителей становилось все меньше и меньше.

Вдруг Ромка положил свою ладонь на мою. Я высвободила ее, стараясь не быть резкой, и сказала, смотря ему в глаза:

— Не стоит.

Он кивнул, соглашаясь, и больше мы к этому не возвращались. С чем я себя и поздравила — понимающие с первого слова мужчины всегда вызывали у меня уважение, к тому же, ваз на все макушки не хватит.

Ромка ушел пополнять запасы в кладовку, оставив меня за старшего. Элька во всю охмуряла клиента. Глаза слипались. Хотелось приблизить время закрытия, но оставалось лишь ждать. Я вытащила из-под стойки свои переводы и попыталась сосредоточиться на них. Когда же мне это удалось, от углового столика отлепился мужчина и уселся напротив меня. Скрыв досаду, я убрала папку обратно и натянула дежурную улыбку. Отвратный запах его одеколона забил легкие.

Чувствуя липкий взгляд на своей спине, я смешала ему коктейль. Но вопреки моим надеждам, он не отправился восвояси, к компании мужчин и легкодоступных женщин. На вид ему было лет сорок. Невысокого роста, худой неврастеник с бегающими толстыми пальцами. Редкая бородка обрамляет изрытое оспинами лицо. Дорогая рубашка в пятнах пота. На цыплячьей шее кадык, как инородный предмет, он бесконечно движется и колыхается отдельно от тела. Мерзкий тип. А взгляд еще отвратнее. Он пил свой коктейль и пялился на меня, точно зная, что слово поперек я не скажу — нужна работа. Пальцы левой руки нервно бегали по обложке дорого ежедневника. Хотелось прихлопнуть его как навозную муху.

— Знаешь, существуют куда более легкие и приятные способы заработать деньги… С твоим бюстом и ногами просто преступление торчать здесь…

— Не интересуюсь.

— Ты ведь не выслушала мое предложение…

Заставить его молчать я не могла. Он вещал тихим голосочком, а я пыталась присмирить себя. Вышло не очень. Перед глазами замельтешили черные точки. Кровь забилась в висках. Вечные предвестники беды.

То, что произошло дальше уже не подчинялось моей воле. Схватив нож, я не дрогнувшей рукой, молниеносным движением вонзила его в руку сутенера. Вернее, лезвие прошло аккурат меж его пальцев, не поранив кожу и пробив насквозь толстый ежедневник. В ужасе он отшатнулся от меня, едва не уронив тяжелый табурет. Его лицо покрыли жирные пятна пота. Губы задрожали от страха, глаза едва ли не повылезали из орбит. Я наблюдала за ним без всяких эмоций, точно зная, что в следующий раз не промахнусь.

Заикаясь от страха, он прошипел:

— С-с-с-ука, бе-бе-бешенная с-с-сука…

И ломанулся к выходу, будто бы его кто-то собирался догонять. Когда он был уже на улице, я крикнула:

— Эй!

Инстинктивно обернувшись, он остановился на миг. Я же, выдернув нож, швырнула в него ежедневник. Усмехнулась презрительно:

— Забыл.

Дверь с грохотом захлопнулась. Все посетители разом смолкли, обратив свой взор на меня. Гнетущую тишину нарушала лишь музыка. В этот момент вернулся Ромка. Недоумение на его лице показалось мне забавным.

— Теперь за старшего ты. Я подышу.

Вырвавшись на улицу, я прислонилась к шершавой стене. Холод обжигал тело, ныли ребра. Я прикрыла глаза. Ярость отступила так же быстро, как настигла меня.

Из бара вышла Настя. Принесла мне мою куртку. Прислонившись, как и я, к стене с явным удовольствием затянулась. Мы таращились на свет фонаря, чьи круги на асфальте казались особенно яркими в окружающей тьме.

— Не обращай внимания. Петюня ко всем новеньким подкатывает, свежую кровь ищет. А ты и правда так хороша, что… В общем, он скот. Не стоит даже думать об этом.

— Я видела его здесь и раньше.

— Некоторые гости Инессы любят девочек. Кто-то даже мальчиков. Петюня поставит любой товар и приберет, если кто напачкал.

— Ценный кадр.

— А то… Ирка, кстати, раньше его «бабочкой» была. Теперь зазналась. Еще недавно задирала подол, теперь подбородок.

Нельзя сказать, что услышанное удивило. Но все же некоторое время на осмысление понадобилось.

— Если решила стать честной труженицей, чего ж в отеле осталась?

— За нее Кузьма решил, — хмыкнула Настя. — Не любит делиться, а без присмотра оставить не решается.

— Муж Инессы?! — решив, что ослышалась, ахнула я. Настя хмыкнула.

— Они здесь все друг друга стоят. Кузьма изменяет Инессе с Иркой. Инесса ему с Илларионовым. То есть изменяла, пока управляющий в свой родной городишко не смылся. Видать, не выдержал ее темперамента. Ну да замена найдется, если уже не нашлась.

— Круто.

— То, что не в сказку попала уже поняла, не так ли?

По окончании смены я едва добрела до кровати. Хорошо хоть брести было всего-ничего. Стащив с себя одежду, рухнула как подкошенная и забылась мертвым сном. Но забыла закрыть окно, а в конце октября это чревато.

Проснувшись от жуткого холода, я поспешила исправить собственную оплошность. Но едва протянув руку к раме, замерла соляным столбом. Двор в этот час — одна темень. Жители дома и постояльцы спят. Небо не посветлеет до весны, снег не выпал, а городское освещение не работает (кто-то разбил единственный фонарь). С проспекта в арку иногда пробивается некий отблеск света, но тает, ничуть не тревожа тьму.

А в такой темноте хороших разговоров не ведется, богоугодные темы не обсуждаются. Вот и два мужчины, что по недосмотру остановились подле моего окна, пробудили в моей душе страх, объяснения которому я найти даже не пыталась.

–…зыбко все, рискованно. Такие люди замешаны! Ошибешься, и пуля наградой покажется.

— А ты не ошибайся. А проколешься, я и сам с тебя шкуру спущу!

— Что-ты, я не…

— Все, что от тебя требуется — четко следовать плану. И все. Твоя доля достаточно хороша, чтобы не облажаться. Или мне другого поискать?

— Что ты, что ты! Я в деле. Только…предчувствие у меня…

— Это не предчувствие, а моча, что по твоим ляжкам стекает. Не надо путать. К тому же продержаться надо всего несколько дней. И мы в шоколаде.

— А она? Она не подведет? Ведь, если…

— Она все это и придумала. Так что, смотри не испорти. Иначе…сам знаешь.

Ближе к обеду следующего дня я отправилась к Инессе за расчетом. Обычно к отелю я ходила улицей, но сегодня дождь шел стеной, и желания выходить из помещения я у себя не обнаружила. В голове с самого утра вертелся нечаянно подслушанный ночной разговор.

Чем он так напугал меня? Ну разговаривали два прохожих. Мало ли по какой причине им не спалось? Почему я так уверена, что их разговор имеет отношение к отелю? Они могли быть кем-угодно и говорить о чем-угодно! Жильцы дома, обычные прохожие, выпивохи… да мало ли!

И все же чувство приближающейся бури меня не покидало. И было очень страшно оказаться в самом ее эпицентре.

Миновав границу «Мими», я оказалась на цокольном этаже, соединяющем здание отеля и хостела. Основная часть этажа была отдана под спа-зону, оставшаяся — под подсобки, где хранилась всякая полезная и не очень утварь. Разумеется, постояльцы отеля о наличии подсобок знать не знали и видели только сверкающую белизной и чистотой спа-зону. А за массивной железной дверью прятались три просторных, забитых всякой всячиной помещения и узкий коридор, по которому я и шла. В отличие от гостевых помещений, на внутренних изрядно экономили при ремонте. И эта экономия давала о себе знать.

Старый фонд петербургских домов никогда не мог похвастаться отличным содержанием. Городские власти либо берегли бюджеты на поддержание порядка, либо деньги не доходили до цели. Одно несомненно — в реновации нуждался практически каждый дом. И каждый подвал. Причем до такой степени, что чинить и латать нужно было дома целиком, а не частично. Фрагментарный же ремонт проблему не решал.

Так, полностью реновировав выкупленные помещения, Инесса страдала от подвальных запахов жилой части дома, находящейся в ведомстве города. Ведь там никто и ничего не делал. Гниющие трубы, стоячая вода смердели весь отопительный сезон и, в отличие от паразитов, избавиться от них было невозможно.

Помещения цоколя, куда были вхожи постояльцы, тщательно проветривались, были сплошь уставлены поглотителями воздуха и имели отменную вентиляцию. Кладовки-нет. И я уже жалела, что выбрала короткий путь. Обоняние у меня было острым, и подобные запахи претили. Я прибавила шаг. Но тут одна из дверей открылась, и я лоб в лоб столкнулась с Кузьмой.

Он одарил меня таким взглядом, что я едва собственное имя не забыла. Промямлила виновато:

— Извините.

— Смотри, куда прешь! — рыкнул он. Но куда мягче сказал с обидой. — Опять где-то крыса сдохла. Как бы постояльцы запах не услышали… Ждем очень ценных гостей…

И снова на что-то рассердившись, зарычал грозно:

— Ты здесь навечно остаться решила?

Подобное в мои планы не входило. И я в припрыжку помчалась к Инессе. Переступив порог спа-зоны, я обомлела в изумлении. Инесса не поскупилась и наняла целую бригаду уборщиков со спецтехникой. Судя по темпу их работы и прилагаемым усилиям (под запредельно недовольным взглядом Кузьмы, вошедшего следом за мной), скоро все помещения смогут похвастаться стерильной чистотой. От избытка химии глаза начало резать, но всего через пару часов здесь станет тихо и умиротворенно, а в воздухе будет витать едва уловимый аромат лаванды.

Поднявшись на первый этаж, я едва не была сбита с ног подмастерьем повара. Он несся стремглав, прижимая к груди какой-то сверток. Выпучив глаза, он запыхавшись бросил мне виновато:

— Прости, прости…трюфели…срочно…очень срочно нужны…

Дальше я шла с заметной осторожностью. Уже не удивляло то, что сегодня на работу горничные отеля вышли все разом. Номера и помещения, где могли оказаться посетители, драили до зеркального блеска, с явным риском получить трудовые мозоли.

Из подсобки появился Леха, бармен отеля, с бережливостью минера он понес коробку с алкоголем в ресторан. Сколько стоили береженные им бутылки я даже представить боялась. Ромка шел за ним след в след. Происходящее ему очевидно не нравилось. Но он держался молодцом, нагоняи начальства сносил с присущим мужеством и с любовью натирал бокальчики, не особо рассчитывая на «жирные» чаевые от высоких гостей.

Честно говоря, я начала сожалеть, что вышла из номера. Вся эта суета и нервотрепка до стен «Мими» не долетали. Пустой хостел был погружен в сон, и желающих его потревожить не наблюдалось. Меня это устраивало всецело. А оплату я могла забрать и завтра. Куда полезла?

Впрочем, вопрос был риторическим. Что так, что эдак, Инесса уже все решила на мой счет, и увернуться от встречи с «дорогими» гостями я не смогла бы. Однако тот факт, что администраторам платят больше, чем официантам, меня утешил. Не смутило даже то, что придется работать с препротивной Иркой. Уж один день как-нибудь, да вытерплю.

Ну а пока у меня был выходной. Я до конца дня сидела в своем номере, трудясь над переводами. С теми, что принесла Тамара, было покончено. Но звонили из агентства, обещали прислать еще несколько, а значит, мне не придется думать, как себя занять в свободные минуты.

Я прикрыла устало глаза. На часах начало десятого. В голове полнейший сумбур. Надо бы прогуляться. Давненько я не была на свежем воздухе — так и одичать несложно. Выглянув в окно, я с удовольствием отметила, что дождь кончился. Пока он не успел передумать, побыстрее оделась и выскочила на улицу.

Было холодно и сыро. Но мне нравилось. В огромных лужах отражались огни фонарей и витрин. Они будто говорили всеобщей хандре и серости, что надежда есть. Даже в темноте сияет свет.

Теплого пальто у меня не имелось. Все собиралась купить, да не сподобилась. То одну брешь латала, то другую… В зимнем пуховике было беспощадно жарко. А в моей куртейке довольно холодно. Но жаре я предпочла холод — с ним можно бороться, если прибавить шаг. С обувью все по аналогии. Посему, обутая в видавшие виды кеды, я старательно обходила лужи и, надо сказать, неплохо поднаторела в этом. Да и асфальт успел подсохнуть после дождя.

Путь мой лежал известной с младенчества дорогой. По широкому проспекту, в обход дворов и улочек, прямиком в Александровский парк. На кронах его деревьев осень не оставила ни листочка. Исхлестанные ветром и дождем нагие деревья казались особенно хмурыми. Но пробивавшийся сквозь их ветви вид не добавлял мрачности атмосфере. Напротив, как бы намекал — подожди, время пройдет и наступит праздник. И в ожидании торжества в свете прожекторов парил над городом Ангел, смотря на продрогших прохожих со шпиля Петропавловской крепости. Освещенные бастионы казались особенно яркими на фоне окружающих сумерек. Троицкий мост загадочно мерцал тусклыми от тумана лампами.

А вода была неспокойна. Шторм не собирался оставлять город, лишь затаился на время, дав небольшую обманчивую передышку.

Успев прошмыгнуть на территорию крепости еще до закрытия, я заняла свое любимое место, на скамейке с видом на дельту реки — одну из лучших панорам города. В этот поздний час мы оказались с ней наедине. Нева и я. И никого кроме. Странным образом ее воды всегда притягивали меня, не отпускали. Вглядываясь в ее гладь или грозные волны, я искала спасенья и покоя, замирала от счастья, от души хохотала, мытарски пыталась найти ответ.

В годы студенчества, знакомясь с Востоком, я также частенько замерев сидела на берегах его морей. И в каждой волне чуждой бездны я чувствовала знакомый ритм, напоминавший о том, что где-то там далеко есть мой дом, и не все потеряно. Мне есть куда и для кого возвращаться.

Я любовалась перспективой, чувствуя, как уходит усталость, отпускают тревога и страх. Мое будущее оставалось столь же туманным, как и сегодняшний Петербург. Но силы идти дальше возвращались ко мне. Болезненные воспоминания об утраченном бежали под натиском штормового ветра. На смену им являлись планы, робкие, едва зародившиеся мечты.

— Не самое славное время для прогулки…

Вздрогнув, я испуганно посмотрела на очутившегося подле меня мужчину. Он широко улыбнулся и сел рядышком. В этой улыбке я узнала завсегдатая бара, Тимура.

Гадая, как давно он здесь и откуда взялся, я замешкалась и сразу не ушла. Теперь это казалось глупым и затеплилась надежда, что под натиском стихии он уйдет скорехонько.

Тимур протянул мне стаканчик с кофе. Только уловив дивный аромат, я осознала, как продрогла. С благодарностью приняв его, я пробормотала «спасибо».

Бережно держа его обеими руками, чувствуя, как тепло обжигает ладони, я сделала глоток и закашлялась. Отдышавшись, спросила ошарашенно:

— Это что за кофе такой?

Тимур отогнул полу своей куртки и продемонстрировал торчащую из внутреннего кармана флягу. Улыбнулся широко и безапелляционно заявил:

— Самый лучший в такие деньки.

Я хотела было поспорить, но обжигающее тепло уже побежало по венам. Его правота становилось очевидной. Уходить перехотелось. Тимур сидел молча и не мешал. И довольно быстро я успела о нем позабыть, остался только теплый кофе в моих ладонях.

— Никогда не встречал девушки с такими грустными глазами…

— Когда в торговых центрах заканчиваются распродажи, и не такое увидишь.

Шутку он не оценил. Усмехнулся и с еще большей пристальностью стал всматриваться в мое лицо.

Склонив голову на бок, я спросила с безобидной усмешкой:

— Что ты стараешься прочесть?

— Где?

— В моей душе.

Он рассмеялся. Смех у него был задорный мальчишеский. Казалось, даже свет освещавшего скамейку фонаря засверкал ярче.

— Ты удивительная.

— Как и любая другая.

— Вовсе нет.

— Именно так. Любая девушка удивительна ровно до той поры, пока не станет скучной.

— Но ведь с тобой подобного случиться не может, не так ли?

— Со мной случается много всего другого. И пожалуй, лучше быть скучной, чем такой занимательной.

— Например?

— Как-нибудь в другой раз.

— А он будет?

— Кто?

— Другой раз?

— Конечно. В этой или другой жизни. По сути, мы ведь все ходим по кругу.

— Только пока не научимся исправлять ошибки.

— Это было бы не так сложно, помни мы о них хоть чуть-чуть.

Тимур задумчиво вертел в руках стаканчик с кофе. Пожалуй, и в этой жизни было предостаточно того, что он предпочел бы не помнить. Мне же вдруг подумалось, что человек рядом со мной вовсе не так прост, как казался. И пожалуй, я совершенно точно не хотела бы знать ни одну из его тайн.

— Откуда ты, кстати, взялся? Еще и с кофе… В этот час здесь все закрыто.

— Я шел за тобой от отеля, — сказал он легко, будто так и должно быть.

— Зачем? — ошалела от такой откровенности я.

— Хотел пригласить на свидание. Но у тебя был до того грустный вид, что захотелось только обогреть, приласкать и закутать во все теплое, как брошенного котенка.

— Так себе комплимент.

— Это не комплимент — констатация факта.

— Конста…что?

— Не дури, — хмыкнул он. — Под деревенскую простушку закос не сработает. Печать интеллекта у тебя на лбу, и с этим придется смириться.

— Мрак… Как же дальше-то жить? Раз на лбу печать?

— Во всю мощь легких, иначе смысла нет, — хмыкнул он и вновь улыбнулся. — Так что, пойдешь?

— Куда?

— На свидание.

— Не-а.

— Что так?

Ожил его мобильный. Тимур вытащил его из кармана, а я углядела имя. Недовольство промелькнуло на его лице. Он явно хотел сбросить звонок, но я легко поднялась и поспешила к выходу, оставив его для разговора с Элькой.

Срезая путь к отелю дворами и переулками, я думала о нем и его «приглашении» с раздражением, но довольно быстро ход моих мыслей изменился, и о Тимуре я позабыла. Как ни крути, а собственные проблемы меня волновали куда больше чужой скуки.

То, что день приятным быть не обещает, стало понятно, едва я вышла из номера. Заслышав мои шаги, из комнатушки для персонала меня позвала Алена. Она отчаянно торопилась, нервно натягивала на себя форму отеля и, не сбавляя темпа, просвещала меня:

–Инесса вызвала меня ни свет ни заря. Просила выйти за Эльку в ресторан. Платит вдвойне, поэтому я не против сегодня побыть официанткой. Но вся эта спешка меня нервирует.

— А что с Элькой?

— У нее вчера было какое-то супер-пупер свидание в дорогущем ресторане. Но, видать, рабоче-крестьянскому желудку диковинные морепродукты не пошли. Вместо ночи любви заполучила пищевое отравление. Ужас, в общем.

— Не свезло.

— А то. После такого на второе свидание рассчитывать не приходится, — закивала сочувственно Алена. — Ты, кстати, сегодня без завтрака.

— Почему? — обиделась я. Замещая всех и вся, я частенько не успевала поесть и не слишком печалилась на этот счет. Но утренняя кружка кофе — это святое.

— В хостеле все номера свободны, только ты живешь. Вот Инесса и велела не тратить время на завтрак, а тебе идти к Люсе. Перекусишь там.

— В пятом номере семья жила, — вспоминала я вчерашних сотрапезников, не желая идти в отель до начала трудового дня.

— То было вчера. Сегодня только ты. Съехали постояльцы. Новых больше, чем неделю, ждать не приходится.

— Неужели нет желающих пожить в «Мими»? — не поверила я. Алена, пытаясь совладать с непослушными кудрями, поморщилась:

— Есть, конечно. Но Инесса на этой неделе велела брони не подтверждать.

Не знаю почему, но я насторожилось. Деньги считать супруги Рудзенко умели, и подобное мотовство казалось подозрительным. Дорогие гости — это, конечно, понятно. Но закрывать целый хостел ради их визита — странно. Тем более странно, что милые сердцу руководства постояльцы будут жить не здесь, а в отеле.

В отель мы отправились вместе. Аленка заспешила в ресторан, а я на кухню к Люсе. Сырники в ее исполнении примирили меня с действительностью и настроили на нужный лад. Посему за ресепшен я встала, демонстрируя лучшую дежурную улыбку из всех возможных.

Инесса вышагивала по лобби, как генерал на плацу перед парадом. Подмечая все детали и не стесняя себя любой придиркой, она осматривала каждый миллиметрик. Кузьма замер в углу, готовый в любую секунду броситься на подмогу дражайшей половине (или дать деру, что более вероятно).

Едва у центрального входа наметилось движение (подъехала черная иномарка), Инесса бросилась к ресепшен и расплылась в улыбке. Признаюсь, подобная улыбочка способна больше напугать, чем вызвать симпатию, но не мне судить высокое начальство. Кузьма еще больше забился в угол. Ирка приосанилась, молниеносно расстегнула пуговку белой блузки, дабы явить миру красный бюстгальтер (за что только что получила нагоняй от Инессы, не желавшей видеть свой отель притоном).

Тем временем из дорогой иномарки показался представительный мужчина средних лет. Во всем его облике не было ровным счетом ничего привлекательного. Самый обычный клерк, каких по сотне в каждом бизнес-центре. Оставив багаж портье, гость засеменил к ресепшен. Улыбка держалась на лице Инессы как приклеенная, но взгляд изменился. Заметив в супруге перемены, Кузьма побледнел. Гость же деликатно обошел стоявшую на его пути хозяйку (которая, к слову, не удостоила его приветствием) и, положив паспорт на стол, сказал:

— Моя фамилия Иванов…

Кем бы ни был господин Иванов и какими бы ветрами его не занесло в «Коко», он явно не входил в число «дорогих гостей». По неведомой причине Инессе это очень и очень не понравилось. Она уже собралась перехватить у меня его паспорт и выставить чужака за дверь, но тут на пороге появился еще один гость.

Толстяк невероятных размеров вошел, вернее, вкатился в лобби и, подпрыгивая, словно шар, покатился по дорожке в нашу сторону. Инесса бросилась к нему со всех ног, распыляя смрад притворно-лестной радости:

— Дорогой наш Владислав Витальевич! Сколько лет, сколько зим?! Хорошо ли вы долетели? Удачно ли…

Стараясь не отвлекаться на поток хозяйской лести, я зарегистрировала Иванова. Брони на него не имелось, дядя явился экспромтом. Забрав у меня ключ, он с явным облегчением поспешил к лифту. Я машинально отметила, что серебряный кейс, который гость накрепко сжимал в руке, он не отпустил ни на секунду, не доверил портье.

Толстяка выпало регистрировать Ирке. Впрочем, регистрации как таковой не было. Вопреки всяким правилам, имена толстяка и последующих гостей нигде не учитывались. Им вручались ключи от номеров и только. Как и в хостеле, бронирование номеров отеля было приостановлено более чем на неделю, что особенно сильно подчеркивало неуместность пребывания Иванова в сих стенах.

Инесса поморщилась, заметив перемены в Иркином гардеробе, и бросила на Кузьму такой взгляд, что жив он остался только чудом. Ирка же явно почуяла запах больших денег и на пути к ним сворачивать (и одеваться) не собиралась.

Следующий гость, Владимир Буньков, явился только через пару часов. Одетый в джинсы и рубаху, выделяющийся на фоне бледных лиц океанским загаром, плейбой вошел в сопровождении двух не по погоде легко одетых девиц (присмотревшись, я поняла, что девицы — близняшки). Он шумно здоровался с Инессой, не забыв ухватить ее за зад. Сопровождавшие его шкафы-охранники (в количестве трех штук) похабно улыбались, наблюдая за происходящим (а лучше бы по сторонам смотрели). Получив ключи от своих номеров, новоприбывшие отбыли, не забыв заказать самое дорогое шампанское и разнообразные яства.

Гость из номера тридцать шесть, Игнат Форменов, оказался едва ли не полной противоположностью плейбою Бунькову. Высокий, сутулый и худой как щепка, одетый во все черное, он ступал по лобби беззвучно. Инессу удостоил лишь слабым кивком. Сопровождавшие его четыре охранника были похожи друг на друга, как братья-близнецы, и таких как они — половина России. Бьюсь об заклад, шкафов Бунькова они сделали бы на счет раз.

Ужимки и улыбочки Ирки, ровно как и ее прелести, он проигнорировал. Мазнул равнодушным взглядом, с трудом отличив от мебели, и ушел к себе, попросив не беспокоить.

Но наибольшее впечатление все же произвел Юсуф Аббасов. Ему было изрядно за пятьдесят, но выглядел он на ранние сорок. Среднего роста, широкоплечий. Без единой волосинки на голове, но с невероятно пушистыми ресницами. Восточные корни сказались на его внешности, манерах, тембре голоса и интонации. Он говорил мягко, но никогда не упускал своей цели, заставлял прислушиваться любого собеседника. Его темные яркие глаза, будто подведенные черным карандашом, смотрели на собеседника приветливо, даже ласково, но видели в нем не больше, чем в сочном стейке на тарелке.

Он был одет в классическое кашемировое пальто, наброшенное на плечи поверх костюма тройки. Эксклюзивный галстук был завязан в замысловатый узел и сколот баснословно дорогой, но практически незаметной булавкой.

При одном взгляде на него мой барометр опасности принялся зашкаливать.

На шаг позади него шел смуглый черноволосый мужчина. Он был силен и подтянут, зорко подмечал все и всех вокруг.

А еще его сопровождала женщина. При виде нее у Ирки свело зубы. Она действительно была чудо как хороша. Великолепная фигура, длинные светлые волосы слегка завиты, небесно-голубые глаза смотрят на мир устало и чуть надменно. Зябко кутаясь в манто из соболя, она придерживает его точеной ручкой на груди. На длинных пальцах саркастично переливаются бриллианты. Отбивая шпильками такт, она привычно и послушно шла за своим мужчиной. Не показывая скуку, не слушала Инессу (подобные сцены повторялись везде, где они бывали и успели порядком ее утомить). Красивая птичка в золотой клетке. Завидует лишь та, кто волю на вкус не испробовала.

— Фархад, — обращаясь к черноволосому охраннику, сказал Юсуф. — Проводи Анну в номер. А нам с Инессой нужно поговорить.

Рассыпаясь в комплиментах, Инесса повела его в свой кабинет. Кузьма хотел отправиться с ними, но быстро понял, что супруга видеть его не желает. На какой-то момент он не сдержался, ущемленное мужское самолюбие дало о себе знать. Его лицо исказило лютой злобой. Правда, Инесса видеть это не могла — уже скрылась с гостем в коридоре. Я поспешно отвернулась — становиться свидетелем подобных сцен чревато последствиями.

— Пошли со мной! — рыкнул он Ирке. Та тут же потрусила следом за боссом.

Дождь зарядил с невиданной силой. Оставшись с Сашкой (портье) вдвоем, мы молча следили за потоками воды, мчащимися по проспекту. В такую погоду на улицу выйдет только псих. Я порадовалась, что у меня нет ни единого повода оказаться за пределами теплого лобби отеля.

Но тут, наплевав на правила, подле самого входа остановилась машина. Демонстрируя недюжинные скорость и ловкость из салона вынырнул и тут же оказался в лобби незнакомый мужчина. Отряхнув капли воды с пальто, он приветливо улыбнулся Сашке, а затем и мне. На вид ему было немного за тридцать. Темноволосый, высокий и плечистый. Он был красив, как бывали красивы лишь герои старых черно-белых фильмов. Типичный европеец — приятная улыбка, сдержанная вежливость и ни намека на то, что в уме и на сердце.

Я занервничала. Понятия не имея «дорогой» ли это гость или дождем принесенный постоялец, я не знала что делать. Ирки, как назло, нигде не было видно. Инесса в своем кабинете, что ничуть не проще. Не могу же я оставить его здесь и броситься к ним. Может просто позвонить?

— Добрый вечер, — тем временем улыбнулся незнакомец. И словно почувствовав мое замешательство, сказал с улыбкой. — Инесса бронировала для меня номер. Обычно я останавливаюсь на четвертом этаже в люксе с балконом…

Желая себе не облажаться, я ответила ему столько же вежливой улыбкой и заглянула в журнал регистрации. Так и есть. Люкс с балконом. Последняя безымянная бронь.

Я протянула ему ключи. Взяв их, он ненадолго задержал мою ладонь в своих пальцах. Ничего эротичного, всего лишь действенный способ привлечь внимание. Стоило мне посмотреть на него, как он тут же разжал пальцы. Тая улыбку в уголках губ, представился:

— Константин. И спасибо… Ульяна.

Имя он прочел на бейдже. Ничего необычного, дежурная вежливость. Но мне отчего-то стало приятно.

Подождав, пока гостя умчит лифт, я принялась звонить Инессе в кабинет. Трубку она сбросила сразу. Кузьма и вовсе не подошел к телефону.

Чертыхаясь, я кусала губы и гадала что делать. Если я все-таки ошиблась? Если этому человеку здесь не место? Какой-нибудь самозванец или…Кем еще мог быть Константин я придумать не смогла. Ясно одно, в отеле что-то происходит. Что-то важное, не терпящее посторонних глаз и ушей. Если же я впустила чужака, меня уволят без всякой попытки оправдаться (второй раз за месяц!).

Вконец изведясь, я оставила Сашку на боевом посту вместо себя (он не возражал, так как тоже начинал трястись мелкой дрожью из-за разгулявшейся фантазии о наделанных нами «непоправимых ошибках»). По уму, мне, конечно, следовало идти к Инессе. Но Юсуф все еще находился в ее кабинете, а нежеланием говорить со мной по телефону она ясно дала понять, что тревожить ее не стоит. Делать нечего — иду к Кузьме.

Вариант оказался так себе…Кузьма даже кабинет не потрудился закрыть. И в приоткрытую дверь я наблюдала примерзкую сцену. Передразнивая на все лады свою супругу, Кузьма костил ее на чем свет стоит, перемешивая ругань со всхлипами. Под ним, опрокинутая на стол, с задранной на спину юбкой, постанывала Ирка. Ее грудь обнажилась, выскочив из красного бюстгальтера. Форменная блузка сплошь измята. Свою любовницу он мог видеть только со спины, от того кромешная скука на ее лице была от Кузьмы скрыта. Ее профессиональные стоны давали ему ощущение мужской полноценности. Впрочем, вовсе не факт, что он желал молодую любовницу, вполне возможно, что сей акт — идиотская попытка реванша, самоутверждения, пакостнейшее средство рассчитаться с женой.

За ресепшен я вернулась на первой космической. Щеки пылали от стыда. Ощущение того, что я искупалась в грязной смрадной жиже не покидало. Хотелось вымыть руки с мылом, а лучше горячий душ с мочалкой.

— Я никуда не уходила. Понял?

Сашка посмотрел удивленно. Но изумление на его лице сменила саркастическая ухмылка.

— Что, Кузьма опять Ирку в кабинете жарит?

Выражение моего лица Сашку рассмешило. Отсмеявшись, он попытался меня утешить:

— Не переживай. Такие сцены для нас не внове. Он как от Инессы схлопочет, разом Ирку расстилает.

— Она ведь не может об этом не знать? — жалобно спросила я, не веря, что подобное возможно.

— Знает, конечно. Но, видать, ей настолько на Кузю нашего плевать, что его выходки давно ее не задевают. Она даже Ирку трогать нужным не считает.

— Ужас какой. Почему же они не разведутся?

— Кто их, богатеев, поймет? Может, деньги делить не хотят или знают друг о друге что-то такое… — задумался Сашка, но развивать опасную тему поостерегся. — В общем, не парься. Они друг друга стоят. Инесса с Иллариновым тоже ничуть не скрывались. Последний год она и вовсе в его квартире жила, Кузьму только здесь и видела. Супругов Рудзенко это целиком и полностью устраивает, тебя и вовсе волновать не должно.

Сашка был прав. Но проснувшаяся во мне брезгливость утихать не собиралась. Скорее бы уже съехать отсюда да найти нормальную работу. Тамара права, мне не место здесь. Нужно срочно куда-то перейти. А то потом новогодние праздники, компании уйдут на каникулы, до середины зимы вовсе не устроиться будет…

— Какой он? — желая отвлечься он тягостных мыслей, спросила я. — Илларионов? Говорят, весь отель на нем держался…

— Это правда, — закивал Сашка. — Мужик он суровый, но справедливый. При нем мы пахали, как лошади, но в шоколаде были. Кузьма ненавидел его люто, но боялся до жути. Клиентов под завязку в любое время года, деньги рекой. А теперь… и полгода не прошло, такой развал…

— Инесса его уволила?

— Честно говоря, я не знаю, что произошло, — почесал нос Сашка, видимо, этот вопрос ему самому покоя не давал. — Последний рабочий день Илларинова ничем особым не отличался. Он ходил довольный, что ремонт в подвале и спа-зоне наконец доделали — целая эпопея была, я тебе скажу… Да и в кабинете Инессы все было готово, закончили тот ужасный портрет. Видела?

— Ага. Эрмитаж плачет.

— Вот-вот…А через пару дней Инесса сообщила, что у Алексея Сергеевича что-то в семье случилось, и он сорвался с места да в родные края первым самолетом отбыл.

— Всякое бывает.

— Бывает. Да только времени прошло уж очень много, чего б ему не вернуться?

— Может не хочет. Место получше нашел…

— Возможно, — согласился Сашка. И с грустью добавил. — Я вот тоже ищу, но пока ничего.

Пользуясь разговорчивостью Сашки, я хотела побольше узнать о «дорогих гостях», но подумав, рисковать не стала. У Инессы везде свои уши, и откровенность Сашки вовсе не означает, что он не сдаст меня, едва увидев хозяйку.

Та, в свою очередь, появилась минут через двадцать. Вернее, вначале пришла недовольная Ирка и с таким лицом встала за ресепшен, что хоть в проруби топись. Инесса же излучала концентрированную радость, провожая Юсуфа до лифта. Стоило же тому скрыться с глаз, ринулась на нас:

— Какого черта вы мне трезвоните, не видели что ли, что я с гостем?!

Округлив глаза до неприличия, Ирка недоуменно уставилась на Инессу. Физиономия ее приобрела поистине идиотский вид. Я сказала виновато:

— Извините. Моя вина. Приехал еще один постоялец. Я не была уверена, что это тот, кого вы ждали, и хотела уточнить.

Инесса охнула и заметно побледнела. Проигнорировав меня, спросила у Ирки грозно:

— Кто?

Но ответить той было нечего. Судорожно пытаясь придумать, что сказать, она хлопала глазами и раздувала щеки. Я вклинилась в затянувшуюся пантомиму:

— Молодой мужчина…

Инесса слушала меня внимательно, но данное мною описание гостя никакого эффекта не произвело. Складывалось впечатление, что, в отличие от предыдущих постояльцев, Константина она раньше в лицо не видела, знакома не была, но ждала столь же рьяно, как и остальных.

— Вот что, — смерив Ирку, знавшую куда больше моего о происходящем здесь и о прибывающих гостях, испепеляющим взглядом, Инесса приказала Сашке. — Принеси-ка мне лучшего шампанского. Пойду приветствовать нашего гостя.

Из его номера она вернулась минут через десять, не больше. Но судя по довольной улыбке, я не облажалась. Константин был одним из тех, кого она так ждала.

После того, как все новоприбывшие разошлись по номерам, надобность во втором администраторе отпала. Инесса тут же отправила меня на помощь Люсе. Признаться, я была готова слинять куда угодно, лишь бы с Иркой рядом не оставаться. Она, словно открытое пламя, обжигала исходящей от нее ненавистью. Не знаю, что послужило тому причиной, но находиться в радиоактивной зоне я считала вредным для своей психики.

Люся же веселила меня забавными байками, простодушно рассказывала о забавах и тяготах своей большой и дружной семьи. Не таясь и не жадничая, она поведала мне свои рецепты и накормила вкусняшками до отвала. Часы, проведенные с ней, не казались работой. Скорее, помощью родной бабушке на кухне. Разве что миску из-под крема облизать не дали, а так по духу то же.

В отеле не было установлено время обедов и ужинов, только завтраков. Остальные блюда приготовлялись и подавались на стол по мере получения заказов. С учетом того, что постояльцев практически не было, а гостей с улицы пускали только в бар, особого наплыва не предвиделось. Но, словно сговорившись, «дорогие гости» явились в ресторан все и разом. Разрумянившаяся Люся и ее коллеги геройски справлялись с наплывом гостей, а вот Аленке одной было не разорваться. Недолго думая, Инесса перебросила меня к ней на выручку. Сменив форму в третий раз за смену, я ринулась на подмогу, не забыв забрать говядину с угрем и джемом из оливок для господина Иванова.

Надо признать, атмосфера в зале ресторана была на любителя. Гости в сопровождении дам рассосредоточились по столикам. Игнат женского общества не искал и предпочел ужинать за одним столом с боевыми товарищами, остальные же охранники сидели поодаль, выбрав стратегически важные места (остается надеяться, что всерьез нападения они не ожидали). За каждым столиком шел неспешный разговор (Буньков так и вовсе иногда громогласно смеялся). При этом каждый гость показательно игнорировал остальных и в то же время неустанно следил за ними, стараясь делать это незаметно. Присутствие Иванова на общем фоне особенно выделялось. На него посматривали с удивлением и явным подозрением. Мне также показалось, что Инессе не раз пришлось оправдываться за его присутствие в отеле.

— Одного не хватает, — расставляя новые блюда на поднос, шепнула я Алене. Она посмотрела с недоумением. — Должен быть еще один гость, из люкса на четвертом. Константин.

— Он заказал ужин в номер, — на ходу пояснила она. — Я уже отнесла.

Когда же все заказы оказались исполнены, мы с Аленой притихли в уголке, переводя дух и надеясь, что аппетит гостей более не разыграется. Украдкой рассматривая гостей, она вдруг сказала:

— Что-то мне тревожно. Погубит меня моя жадность…

— В смысле?

— На кой черт я вместо Эльки вышла? — поморщилась она. — Лишняя смена меня не спасет, а здесь… Не знаю что, но шкурой чувствую, неладное. Гости мутные до жути. Богатые и опасные. И глотку друг другу перегрызть готовы без всякого повода. А мы с тобой, подруга моя, аккурат посреди волчьего логова оказались.

Возразить было нечего. Я сама думала также. Занесло же меня в дебри непроходимые, леса дремучие…

— Благодарю, — тепло улыбнулся Юсуф, когда я принесла еще вина. Анна скользнула по мне равнодушным взглядом. Она не притронулась ни к одному из блюд, что он заказал для нее.

Меня вновь кольнуло чувство жалости. Как в третьем классе, когда мне не позволили выпустить лань из клетки с чугунными прутьями в зоопарке. Помню, я плакала, а папа утешал, говорил, ей там хорошо. О ней заботятся, ухаживают, вкусно кормят, и никакой зверь не нападет. Да, ей хорошо. Также хорошо, как и Анне здесь.

Вытянувшись на диване в гостиной хостела, Аленка блаженно прикрыла глаза. Обычно персоналу подобная вольность не позволялась, но сегодня постояльцев нет, а камеры видеонаблюдения во владениях Инессы отключены на время пребывания «дорогих гостей».

— Все, больше никого не замещаю. Хоть пожар, хоть потоп — я пас. Только моя должность, только моя смена. Пусть кто-нибудь другой пашет.

— Какого числа у тебя платеж по ипотеке списывается?

Не меняя позы, Аленка швырнула в меня подушкой. Но промазала, так как мое кресло стояло чуть в стороне. Усевшись с удобствами, я пила чай с булочкой (опять забыла нормально поесть, но добрая Люся в обиду не дала) и дрыгала ногами. Я была почти счастлива. Но любопытство (оно сродни природной глупости) не давало покоя.

— Аленка, почему из-за них такой переполох?

— Хрен их знает, — почесав нос, задумчиво констатировала она. — Меня Инесса во все это не посвящает — рожей не вышла. А те, кто в курсе, молчат в тряпочку и явно делают это не задаром.

— Так они не первый раз приезжают? — изумилась я и едва не расплескала чай.

— Даже не первый год, — хмыкнула Аленка. — По весне и по осени шороха наводят. Состав только немного меняется. Толстяк, дылда и этот…восточный здесь как по часам. Остальные раз на раз не приходятся.

Поставив опустевшую чашку на пол, я улеглась в кресле поудобнее и все же не удержалась:

— Зачем они здесь?

— Кто их знает? — зевнула Аленка. — Я поначалу пыталась узнать, но мне быстро дали понять, что вопросы неуместны.

— А сама что думаешь?

— Раньше я считала, что здесь казино. Подпольное, само собой. Но…

— Но? — поторопила нетерпеливо я.

— Нет ни единого помещения, где бы я не побывала. И поверь, если бы казино существовало, я бы знала. К тому же, гости бы являлись не раз в полгода, а раз в неделю, а то и чаще. Иначе смысла нет…

— Что же тогда?

— Мне кажется, они кого-то ждут…

— Кого? — опешила я.

— Не знаю. Но кого-то очень-очень важного.

Я задумалась. Могла ли быть логика в ее словах? Или Аленка просто перечитала детективов? Решить я не успела, она ошарашила меня вопросом:

— Уля, а у тебя с Ромкой что-то есть?

— Один раз он подержал меня за руку. Это считается?

— Нет.

— Хорошо. Если что, я не претендую. Тишина в личной жизни, то немногое, что меня сейчас радует и абсолютно устраивает.

Аленка перевернулась на бок и доверчиво сказала:

— Он сюда из-за меня устроился. Мы встречались когда-то. Он детдомовский, о семье мечтал. Говорил, во мне весь его мир…

— А ты?

Аленка вновь уставилась в потолок. И молчала очень долго. Так долго, что мне стало страшно от того, что она может произнести, в чем признаться с несвойственной ей откровенностью. Но, видно, заблудшие, а может, просто несчастные души друг друга чувствуют и тянутся:

— У меня было столько отчимов, что я их даже по именам не всех помню. И каждый колотил меня, что есть мочи. Матери было плевать. Она не пила, работала на хорошей работе. Но за что-то люто ненавидела меня. Сколько себя помню, столько вижу этот ее взгляд полный ненависти и такой злобы, что… Она выбирала мужиков гнилых, но ее они не трогали. Зато на мне отрывались только так. Когда мне исполнилось пятнадцать, стало совсем худо. Я, знаешь ли, расцвела… И когда один из них решил, что колотить меня больше неинтересно и есть занятие куда приятнее, я сбежала из дома…Мать с того дня я не видела больше… У бабушки была подружка, божий одуванчик, они до самой ее смерти дружили. На похоронах она говорила, что коли перепечет, могу к ней переехать жить. Там я до совершеннолетия и прожила. Страх, что мать меня вернуть захочет или заберут в детдом — единственное, что омрачало то время. Но никто даже не подумал вспомнить обо мне. Бабуля была замечательная. Очень. Мы хорошо жили, школу я не бросила. Днем училась, вечером полы мыла. Потом она умерла…Я сняла студию в доме, где Ромке после детдома квартиру дали, так и познакомились…Но я все испортила. Вначале все думала, что он как мои отчимы, все подвох искала. Потом поняла, как неправа. И так стала бояться, что что-то страшное мне от матери передалось, что такой же как она стану… Мне казалось, я делаю правильно, что рву с ним. Что он найдет получше, чем я…

— Не нашел?

— Он иногда уходит с кем-то из посетительниц после смены…С Элькой встречался. Ничего серьезного. Но однажды это случится. Он встретит хорошую женщину и…

— А если это ты? Ведь недаром он все еще там, где ты, и думать не думает, чтобы место получше найти… С его опытом это было бы несложно.

Алена устало потерла лицо ладонями. Поднялась через силу и сказала обреченно:

— Сегодня ночую здесь и платить за номер не стану. Инесса пусть что говорит. Сил никаких. Вот так и бывает. Берешь кредит, чтобы был свой дом. А сил до него добраться уже и нет, спишь по углам.

— Одно хорошо, что угол хорош и простыни накрахмалены. А Инессе мы ничего не скажем.

Утро началось с белых чайных роз, едва заметно оттененных бледно-розовым перламутром. Пушистый букет был красиво упакован в нарядную коробку и перевязан шелковой лентой. Отпустив курьера, Ромка поставил их перед моим носом. От недосыпа я соображала плохо, а мелкий противный дождь, что не кончался с вечера, окончательно добил мой позитивный настрой. Вздохнув, я спросила смиренно:

— В какой номер нести?

— Ни в какой, — хохотнул Ромка. — Доставка на твое имя.

Не испытывая ни радости, ни умиления, а лишь удивление, я вытащила из-под ленты небольшую карточку. «Той, что любая буря не страшна». Нет, все-таки удивление явилось. Прочитав из-за моего плеча карточку, Ромка констатировал:

— Бред.

— Полный.

— А кто такой «Т.»?

— Понятия не имею. Думаю, это все-таки ошибка. Оставлю на стойке, если кто-то хватится, искать не придется.

Букета никто не хватился. Но и я про него совершенно позабыла. Посему улыбающийся Тимур со вопросом: «Ну как?» вызывал у меня очередной приступ недоумения.

— Что «как»?

Судя по его довольному виду, мне и самой полагалось знать, о чем речь. Более того, я явно должна была прыгать от счастья и светиться как лампочка. Просвещать меня он не собирался и, все чему-то радуясь, явно от меня чего-то ожидал. Более того, его вопрос очевидно не касался меню, ибо заказ он делать не спешил. Капитулировав, я попросила:

— Конкретизируй, пожалуйста.

Тимур явно огорчился. Но не растерялся. Ловко придвинул букет и спросил, не ожидая иного ответа, кроме как положительного:

— Нравится?

— А-а-а… — протянула я. — Так это ты «Т.»?

— А кто еще? — опешил он. И правда, разве много имен и фамилий начинается с этой буквы? Только он один и есть!

— Извини, — покаялась я. — Не признала. Элька поправится — передам.

Тимур нахмурился. Но тут же вновь просиял. Была тучка на солнечном небе, и вот уже нет. Забавный парень. Лицо — открытая книга, все эмоции на виду. Вот только глаза все смеются да смеются. И кажется мне, что кто-то явно водит меня за нос, изображая лишь то, во что я неминуемо (по версии актера) должна поверить. Только вот зачем?

— Вообще-то это тебе.

Понятное дело, что никакой иной реакции, кроме как восторженного повизгивания от меня не ожидалось. На подобное я была не способна, но и казаться черствым сухарем не хотелось. Растянула губы в улыбке и сказала проникновенно:

— Мне? Ох, как это мило, и как они прекрасны!

Тимур расправил плечи, чувствуя себя героем. Я слегка к нему наклонилось (упасть в объятия мешала барная стойка) и прошептала доверчиво:

— Только я мышей боюсь.

— Мышей? — обалдел он. — Каких мышей?

— Ну тех, — еще более доверительно говорила я. — Которые на сеновале живут. Ты ведь туда меня зовешь?

Тимур хрюкнул от неожиданности. Ромка поспешил скрыться в подсобке, дабы не захохотать в голос.

— А ты забавная…

–Это я еще не выспалась. А как высплюсь, вообще — огонь.

Тимур улыбнулся. И на этот раз вполне искренне, никакого диссонанса взгляда и мимики. Глаза, как известно, зеркало души. А он, похоже, чужакам ее не демонстрирует.

— Сделай мне, пожалуйста, кофе.

— С сырниками?

— С ними.

Заказ был подан. Попыток ухаживать за мной более не предпринималось, о букете, как и об утренней хохме, я позабыла сразу и не вспоминала более. Иногда я ловила на себе взгляд Тимура, но не предавала ему значения. Клиентов, что на меня не пялились, можно было сосчитать по пальцам одной руки, и интерес Тимура не казался чем-то существенным. К тому же я старательно избегала всякого внимания мужчин, не желая еще больших проблем в своей жизни — с теми, что есть, и то пока совладать не могла. Героя дамских грез, способного по щелчку превратить Золушку в Королеву и навсегда укрыть ее от всех бед, я встретить не ожидала, уверенная, что их среда обитания — страницы книг и экраны кино. Хотя, конечно, имелся шанс встретить какого-нибудь пирата-авантюриста, но мне не хотелось пасть жертвой чужих чар, став одной из многих, а не единственной (роль жертвы мне всегда претила).

Куда больше Тимура меня тревожил Константин. Выбрав столик в углу, он затаился там, словно опасный хищник, и наблюдал с интересом за происходящим, будто решая, напасть ему сейчас или еще полениться. Сценка с Тимуром его позабавила, но работа за ноутбуком увлекала куда больше. Где находились остальные гости, я не имела понятия, лишь надеялась, что свидеться с ними не придется. Напрасные надежды.

И получаса не прошло, как в бар вошла Анна. Одетая не по погоде в легкое шелковое платье, она куталась в дизайнерский палантин и посматривала на дождь за окном с явным неодобрением. Она казалась мне райской птичкой, которую злые браконьеры вырвали из тропических лесов и привезли в холодную Европу, ко двору пресыщенного вельможи.

Она была одна. Похоже, по отелю ей разрешалось прогуливаться без сопровождения. Но только по отелю, ни шага в сторону. А то…

Голос у нее оказался чуточку хриплым. Наверное, мужчины приходили в неописуемый восторг, когда она говорила с ними. Несмотря на ранний час, Анна заказала довольно крепкий коктейль. Пока Ромка смешивал его, она стояла возле стойки, задумчиво складывая из салфетки неизвестную природе фигурку.

Посетителей было всего трое. Тимур, Константин и двоечник-студент из завсегдатаев. Элька говорила, он живет в доме напротив и просиживает здесь недели напролет, не желая слушать нравоучения родителей, но с размахом тратя их деньги.

Взяв бокал на длинной ножке, Анна окинула взглядом зал, выбирая столик. Вдруг все краски исчезли с ее лица. Во взгляде не то страшнейшая мука, не то свирепый страх. А может, коктейль из обоих столь скверных чувств.

Бокал выскользнул из ее руки. Вдребезги разбился о пол, некрасивой лужей разлился по плитке. Звон битого стекла прокатился по залу и потерялся меж пустых столов.

Тимур резко встал. Печатая шаг, покинул бар. Он не удостоил ее и взгляда. Но сведенные зубы и спрятанные в карманы куртки кулаки говорили о многом.

Анна не пошевельнулась. Смотрела вслед ему с безмолвной тоской. И стояла так довольно долго, все еще на что-то надеясь или пытаясь решиться. Наконец, она резко развернулась и бросилась вон.

За этой немой и столь красноречивой сценой скрывалась история. Яркая и явно драматичная для всех участников.

Я зевнула, не испытывая ни интереса, ни сострадания к чужим мытарствам. Достала переводы и постаралась сосредоточиться на них. Пристальный взгляд Константина некоторое время мешал мне, но потом я привыкла. К тому же щедро оставленные им чаевые полностью искупили столь незначительное неудобство.

Ближе к вечеру господин Иванов пожелал выпить виски. Заказал бутылку в свой номер. По неведомой причине Инесса удостоила именно меня чести отнести заказ (обычно номера обслуживал ресторан отеля, а не бар). Но уж лучше тихий Иванов, чем оргия перезагорелого плейбоя. Бармен ресторана жаловался, что в номерах Бунькова и его свиты со вчерашнего вечера дым коромыслом стоит. Впрочем, о шикарных чаевых он тоже упомянуть не забыл.

Бережно придерживая драгоценную жидкость (учитывая стоимость напитка, который предпочел гость, драгоценная — самое верное описание), я вошла в лифт и даже успела нажать на кнопку нужного этажа. Неожиданно, словно джин из лампы, появился Фархад, охранник Юсуфа. Я даже не успела его заметить, а он уже стоял подле меня. Причем не было никакой нужды до такого минимума сводить расстояние между нами.

— Какой этаж? — с небольшим акцентом спросил он. А я пискнула:

— Четвертый.

Он был выше меня на полторы головы, оттого смотрел сверху вниз. Его близость была мне откровенно неприятна. Но, что особенно непонятно, мне стало очень страшно. Каждой клеточкой я ощущала, что человек рядом со мной может сделать мне очень-очень больно. И боль моя будет сластью для него. Также, как страх забавой сейчас.

Когда же лифт наконец домчал меня до нужного этажа (это мгновение показалось нестерпимо долгим), я вылетела из кабины с невиданной прытью. Фархад же весело мне подмигнул и последовал на пятый этаж, к боссу.

К своему стыду признаюсь, что от страха меня стало трясти. Да так, что сразу успокоиться не получилось. Я прислонилась спиной к стене и, зажмурившись, некоторое время была вынуждена глубоко дышать, считая в обратном порядке от ста.

Когда же мне удалось унять собственные эмоции, я поспешила к номеру Иванова. Мне было стыдно за себя. Но вспоминая Фархада, я признавала, что страх мой — вовсе не игра разгулявшегося воображения.

Несколько утешал и тот факт, что свидетелей мой трусости не имелось (за исключением обидчика, конечно). На четвертом этаже жили только сам Иванов да Константин. Над ними Юсуф и его сопровождение. На третьем Игнат и Толстяк со свитой. А на втором Буньков с компанией. На первом этаже жилых помещений не имелось.

Бесшумно ступая по ковровой дорожке, я, уже вполне успокоившись, постучала в дверь Иванова.

— Привет!

Охнув от удивления, я инстинктивно отступила назад и приготовилась извиняться за то, что по глупости перепутала номер. Константин же, напротив, улыбнулся мне ободряюще и, углубляясь в роскошные покои, сказал:

— Милая девушка с редким именем принесла вискарь. Сегодня ты угощаешь, мой друг.

Номер Иванова состоял из спальни и гостиной. Был просторен и светел (когда за окном не стоял ноябрь). Увидев меня, он поспешил убрать с журнального столика какие-то документы и только после того, как они исчезли в его портфеле, улыбнулся приветливо. Константин замер в кресле, наблюдая оттуда за мной как кот за мышкой.

Оставив алкоголь и закуски, я поспешила уйти. Замешкавшийся Иван Иванов, попросил:

— Подождите секундочку…

Я замерла, стараясь выглядеть непринужденно, но чувствуя, как возвращается недавняя дрожь. Иванов же вовсе не желал мне зла. Напротив, достав из портмоне несколько крупных купюр, он протянул их мне. Поблагодарив, я выдавила из себя дежурную улыбку и покинула номер. К счастью, мужчины были слишком заняты своим разговором, чтобы обратить внимание на какую-то официантку, и мой бледный вид их ничуть не заинтересовал.

Воспользоваться лифтом я не решилась. Держа поднос подмышкой, стала спускаться по лестнице. Но миновав всего несколько ступенек, замерла в испуге и вжалась в стену, стараясь слиться с ней воедино.

Голос Фархада с нотками восточного колорита я узнала мгновенно, а вот с узнаванием его собеседницы наметились проблемы. Голос у девушки был слегка писклявый и ранее я его явно не слышала. Но то, как она перед ним заискивала, казалось отвратительным.

— Ты все поняла? — нажимом повторил он. Девица залепетала:

— Да поняла я, поняла! Делов-то…Не в первой мужику порошок в пойло сыпать…

— Ну посмотрим, — хмыкнул Фархад. — Облажаешься — то, что с тобой в Рязани сделали, раем покажется…

Послышались шаги. Скрипнула дверь. Видимо, Фархад покинул черную лестницу и вошел в коридор. Но прежде чем дверь за ним закрылась, девушка севшим голосом спросила:

— Ты уверен, что мужик копыта не откинет? У меня свой порошок есть, проверенный. А этот я никогда не использовала.

— Разве тебе есть до этого дело?

По наступившей тишине легко можно было сделать вывод, что разговор окончен. Фархад удалился. Некоторое время ничего не происходило. Костя на чем свет свое столь невыгодное положение, я стояла подобно статуе и не решалась сойти с места, дабы не выдать себя.

Девица же немного повсхлипывала. И едва слышно бормоча ругательства (видимо, пришла в себя или попросту знала, что Фархад ее не услышит), стала спускаться вниз. Звон ее каблуков о кафельный пол позволил мне незаметно прокрасться к двери на третий этаж, где я и затаилась. Конечно, мне следовало бежать отсюда со всех ног. Но природная глупость не позволила. В приоткрытую щелку я все же посмотрела, кем была собеседница Фархада. Ею оказалась одна из близняшек Бунькова.

Чертыхнувшись, я поспешила покинуть отель с его мутными постояльцами и поскорее вернуться в бар. Сейчас он казался мне островком спокойствия.

Поскольку сегодня мне выпала дневная смена, уже в девять я была свободна. Рухнув на кровать поверх покрывала, я блаженно прикрыла глаза. Наконец-то этот чертов день кончился! Полежу пять минуток и в душ, потом пару часиков на перевод и спатеньки. А завтра выходной и…

Стук в дверь заставил вздрогнуть. Без всякой на то причины стало неимоверно неспокойно. Пожалуй, живя я не в хостеле, притворилась бы, что меня нет дома. Но свет из номера пробивался в коридор, да и с улицы его было видно. Стараясь унять дурные чувства, я открыла дверь.

За порогом стояла Инесса. Но удивиться я не успела. Выражение ее лица устранило во мне все эмоции, кроме тревоги. Я посторонилась, давая ей возможность пройти. С запоздалой поспешностью окинула взглядом номер (но не имея время на отдых, я попросту не успевала устроить здесь беспорядок, так что краснеть было не за что).

Инесса была человеком совершенно противоположным мне по натуре. Но единственно общее у нас имелось — обе предпочитали думать на ходу. Однако площадь номера не позволяла пройтись, не задев при этом мебель или стену. Поморщившись, она уселась в кресло и сразу перешла к делу:

— Сегодня работаешь в ночь.

Я собралась было возразить и даже воздуха в легкие успела набрать, но Инесса сурово нахмурила брови и велела строго:

— Дослушай. Не перебивай.

Я смиренно кивнула. Облокотилась о стену, ожидая продолжения. Инесса смогла удивить:

— Эльвира очень меня подвела со своей болезнью. Очень. Наши гости требуют особого отношения. Болезненно переносят любые изменения и чужих людей…Но выбора нет. Сегодня тебе придется выйти за нее.

Я не смогла скрыть удивления. Последняя Элькина смена досталась Алене. Следующая должна была наступить только через две недели. За этот срок она должна была вернуться в строй. Тем более, Ирка звонила ей накануне, посему мы знали, что все налаживается.

Инесса резко поднялась. Но ударившись о край кровати, вновь была вынуждена вернуться в кресло. Поборов раздражение, тщательно взвешивая слова, принялась объяснять (разговор давался ей с большим трудом, и чем больше она хмурилась, тем меньше мне хотелось знать подробности, в которые меня спешили посвятить).

Но ума остановить ее мне не хватило. Только тогда я еще не знала, что цена за собственную глупость окажется довольно высока и едва не будет стоить мне жизни.

— Наши гости прибыли в Санкт-Петербург из разных стран. Они старые…друзья. И иногда встречаются… проводят вместе досуг.

Произнеся последнюю фразу, Инесса нервно дернулась. Только позже я поняла, что именно заставляло ее так сильно нервничать. Сейчас же хлопала глазами и пыталась понять, что требуется непосредственно от меня.

–…наши гости очень любят тишину, — в который раз повторила Инесса. — Обеспечить их покой — основная задача персонала отеля. Обслуживание на высочайшем уровне — также безусловное требование к отелю. Именно поэтому ты и Роман сегодня будете присутствовать на игре и подавать напитки. Ясно?

Когда не работают мозги, включается интуиция. Моя вопила от протеста. Ее голос я уважала, ибо она спасала меня не раз.

— Простите, но я сегодня с самого утра работала в баре и…

— За одну смену я плачу как за месяц официанткам. В качестве бонуса можешь не платить за номер до конца месяца.

Победила жадность. Подсчитав сколько я заработаю за неделю, я засунула все свои опасения куда подальше и со счастливой улыбкой на лице добровольно полезла в петлю. Еще и поблагодарить Инессу за предоставленную возможность не забыла.

И все же, когда она ушла, чувство реальности постепенно стало ко мне возвращаться. Нервно барабанив пальцами по трюмо, я таращилась в одну точку и пыталась понять во что именно ввязалась. Выходило, что информации у меня с гулькин нос. Инесса пестро украсила фантиками описание моих новых задач и раз сто подчеркнула, как для отеля важны гости. Но что именно мне предстоит делать, так и не было объяснено.

Чертыхаясь, я помчалась в отель на поиски Ромки. Узнав об их с Аленкой истории, я больше не удивлялась тому, что их смены всегда совпадают. Ромка явно подстраивал свой график под нее, хотя бы так оставаясь рядом. А может, боялся, что в его отсутствие кто-то может ей навредить.

Но сейчас Аленка уже ушла домой. Ромка же, как сказала Инесса, тоже обслуживает гостей. Их вечеринка начнется почти через час, уходить ему смысла нет. Значит, должен быть где-то здесь.

Первая же попытка оказалась удачной. Ромка разместился на упаковках с пивом в кладовке и с аппетитом поедал приготовленную Люсей пасту. Влетев в кладовку, я заперла ее изнутри и для верности подергала за ручку. Ромка наблюдал за моими действиями с любопытством, позабыв про свой ужин.

Из хостела в бар я неслась как ураган, даже дыхание сбилось. Посему, плюхнувшись на ящик по соседству, заговорить я смогла не сразу. Ромка же, кивнув на запертую дверь, спросил:

— Мы играем в прятки, или ты собралась предаться со мной греху?

— Я не сплю с чужими парнями.

В его карих глазах появилась невиданная мною доселе ласка. Небывалая нежность. С невероятно теплыми нотками в голосе он спросил:

— Аленка о нас рассказала? Считает, я все еще ее парень?

— Это вы уж как-нибудь сами обсудите, — строго велела я и, перейдя на шепот, пересказала разговор с Инессой.

На Ромку он особого впечатления не произвел. Слушал он меня внимательно, но и лопать макароны не забывал. Это показалось обидным.

— Ты хоть слушаешь меня?

— Слушаю, — отставив в сторону пустую тарелку, кивнул он. — И паришься из-за этого ты напрасно. Наше дело маленькое — наливать богачам выпивку да держать язык за зубами.

— А они…ну… — сформулировать свои опасения я не сумела, зато покраснела как рак.

Ромка по-дружески похлопал меня по плечу и сказал с усмешкой:

— Не боись, даже твои прелести им без надобности. Ребятки сюда в покер приехали играть. А когда игра идет, им до женщин дела нет. Как и до всего мира, пожалуй. Так что, считай, ты сегодняшний вечер в кругу импотентов проводишь, посему даже нескромные взгляды тебе не грозят.

— Точно? — с надеждой спросила я. Ромка улыбнулся широко:

— Точно. Они сюда раз в полгода приезжают. Неделю играют до победного. Или до последнего гроша — здесь уж кому как повезет. Состав игроков меняется, но незначительно. Самые удачливые или те, кому еще есть на что играть, возвращаются вновь. На место выбывших приходят новые. Из новичков здесь только Буньков да мужик из люкса на четвертом.

— Константин?

— Он. Остальные — тертые калачи. Хотя, случается, пустыми тоже уходят. Но, видать, есть на что возвращаться.

— Ромка, — вконец испугалась я. — Нас за это казино в цугундер не отправят?

— Так это не казино, — хмыкнул он. — Встретились несколько друзей в картишки перекинуться. Ничего противозаконного.

— Тогда зачем им Инесса?

— Ее задача следить за тем, чтобы ничто не омрачало их покой, — пожал плечами Ромка и, невольно переходя на шепот, добавил. — У Инессы крутые связи в известных кругах, потому в ее отеле игра и проходит. Она отвечает за то, чтобы игрокам никто не мешал. Ни менты, ни бандиты… И отвечает за их безопасность, пока они на территории отеля.

— Им что-то угрожает? — всполошилась я. Ромка усмехнулся.

— Когда на кону такие деньги — еще как.

О том какие именно деньги на кону, я смогла оценить совсем скоро. Но по какой-то странной причине впечатления они на меня не произвели. Возможно, из-за того, что в игре фигурировали суммы с таким количеством цифр, что мой гуманитарный мозг был попросту не способен их воспринимать. Какой бы ни была причина, я могу лишь порадоваться, что моя алчность оказалась также незначительна, как и азарт. Меня не притягивали деньги игроков и не томил азарт самой игры. Единственное, чего я в действительности желала, так это чтобы игра поскорее закончилась. И сохранить на плечах голову, больше всего, конечно.

Площадкой для игры послужил конференц-зал отеля. Он, как и все хозяйственные помещения, включая кабинеты Инессы, Кузьмы и управляющего, выходили окнами во двор. Туда же «смотрели» дешевые номера отеля на верхних этажах. В этот заезд в части из них расположилась свита игроков, в другой — не жил никто.

Зал же по случаю большой игры претерпел значительное преображение. На окнах появились тяжелые гардины (с улицы окна были закрыты ролл-жалюзи, надежно скрывающими происходящее от любопытных глаз). По периметру то там, то тут были расставлены глубокие кресла и подле них небольшие столики, сплошь заставленные закусками. Посреди зала установили тяжелый круглый стол из массива дуба.

В правом углу разместили барную стойку, неотъемлемым атрибутом которой стали Ромка да я. На другом конце зала за небольшим кофейным столиком коротала время Инесса. Каждый вечер она, словно натянутая струна, сидела без движения все те часы, что шла игра, зорко следила за всем и каждым, снабжала игроков фишками и вела учет чужим победам и поражениям. Не меньшей зоркостью отличался Кузьма, занявший позицию в кресле по правую руку от жены. Но в отличие от своей супруги, он вовсе не казался гарантом порядка и чистоты игры. Напротив, походил на алкоголика, после незначительной завязки оказавшегося на винно-водочном складе. И если игроков манила игра, то его исключительно деньги. Шорох фишек, размер ставок, звучащие суммы — все это доводило его до дрожи, будоражило ум, вызывая тревогу. Хуже того, реакция Кузьмы была заметна окружающим. Но по какой-то причине не вызывала нареканий ни у них, ни у Инессы. Впрочем, такие личности, как он, вполне могли быть неотъемлемой частью картежного мира. Я подобных тонкостей знать не знала да и не пыталась вникнуть.

Стоило игрокам войти в зал, как все присутствующие, не сговариваясь, вытянулись по стойке смирно. Гости поменялись местами с хозяевами, чувствовали себя вольготно, расслаблено, как дома. Инесса и Кузьма, напротив, с трудом скрывали напряжение.

Игроки неторопливо, перешучиваясь, расселись за столом. То ли по случайному совпадению, то ли по некоему уговору в зале не появлялось более одного охранника на персону. Иванов так и не появился, что еще раз подтвердило мою догадку, что в отеле он чужак.

Буньков явился в сопровождении близняшек. На обоих ультра-мини платья (и пусть во мне говорит ханжа, но их вполне можно было не надевать, и так все распрекрасно видно). Юсуфа сопровождала Анна. Она, напротив, была воплощением элегантности. Платье в пол на тонких бретелях изумрудно-зеленого цвета. Роскошное ожерелье с бриллиантами на точеной шее. Светлые волосы убраны в замысловатую прическу. А в глазах загадка и легкая грусть.

Без Фархада тоже не обошлось. Заприметив меня, мерзавец подмигнул, будто мы старые друзья. Уселся у входа и стал как будто незаметен, только блеск его черных глаз выдавал живой интерес к происходящему. Телохранитель Игната также предпочел занять позицию у двери. Так они и сидели — две на редкость опасные статуи.

Сторожила же Бунькова плюхнулся в кресло позади стола, на подлокотники которого уселось по сестрице. Обе хихикали и то и дело посылали воздушные поцелуи Бунькову. Я все пыталась понять, которую из них увидела с Фархадом. Но так и не преуспела.

Когда напитки, фишки и карты были розданы, началась игра.

Пожалуй, это были самые скучные часы в моей жизни. Распаляясь все больше и больше, игроки вели бой не на жизнь, а на смерть (если бы только капиталов…). Группа поддержки тех из них, кто пришел не один, переживала не меньше, так как финансовое благополучие одних напрямую зависело от успеха или провала других. Даже по началу скучающая Анна заметно оживилась, когда карты оказались благосклонны к Юсуфу, значительно приумножив его и без того явно немалое состояние.

А я и Ромка отчаянно боролись со сном, радуясь, что в прокуренном помещении, окутанным полутьмой (яркий свет присутствовал лишь над покерным столом), не видно наших кислых лиц. Из дремоты нас выводили лишь заказы игроков, но случались они не так часто, посему приходилось без всякого дела сидеть за стойкой и наблюдать за чужим безумием.

Однако стоило одной из близняшек сменить дислокацию, как сонную одурь с меня как рукой сняло. Покачивая бедрами, она приблизилась к бару и заказала «Мохито». На свое место не вернулась, ожидая пока Ромка сделает коктейль. Она наблюдала за игроками с тем же выражением лица, что и ранее. Не имелось ни единой причины, считать, что девица затеяла что-то недоброе.

Но в какой-то момент…это длилось долю секунды! Я заметила, как их с Фархадом взгляды встретились. Он разжал ладонь и вновь свел пальцы в кулак. Показалось ли мне или нет? Был ли это тайный знак или ничего не значащее движение?

Пока я думала над этим, девица отлепилась от стойки и пошла назад, но сменила маршрут, решив обойти стол с другого конца. По понятным причинам игроки не терпели, когда кто-то ходил за их спиной, но когда она неожиданно склонилась над столом и подхватила лежащую там зажигалку, лишь улыбнулись. Еще бы, ведь ее роскошный бюст шестого размера едва не выпал из платья. Даже сухарь Игнат равнодушным не остался. Одарив Константина томной улыбкой, она колыхнула еще раз бюстом и вернулась в свое кресло.

Никто не заметил то, что увидела я. Даже Ромка. Потянувшись за зажигалкой, она с ловкостью, способной восхитить даже Гудини, высыпала в бокал Константина какой-то порошок. Что бы это ни было, оно тут же растворилось в виски без всякого следа, не успев привлечь ничье внимание. Следуя лучшим практикам заговорщиков, порошок девица хранила в перстне и использовала без всякого труда, уловив подходящий момент.

Впрочем, утверждать, что никто ничего не заметил, я все же не берусь. Константин был в ударе. Он и Юсуф сегодня явно в фаворе Фортуны. Другие игроки подобным похвастаться не могли, но и особых причин для жалоб тоже не имели. Деньги, что они оставляли на карточном столе, были для них подъемными, хоть и прощаться с ними никто желания не имел.

Вмешиваться в происходящее я не смела. Кто знает, к чему все это приведет? Я подниму шум, а дальше? Рикошет убивает не хуже прямого выстрела. Жизнь же у меня всего одна.

«Как и у него,» — напомнил внутренний голос и, не успев даже осознать, что творю, я обнаружила себя подле Константина.

Он посмотрел на меня с удивлением, успев лишь поднять бокал от стола. Я склонилась к нему и, подставляя поднос, произнесла тихо (как и всегда, чтобы не мешать игрокам):

— Заменить? Лед совсем растаял.

Взгляд его внимательных глаз скользнул по моему лицу. Он кивнул и с присущей вежливостью ответил:

— Да, спасибо. Двойной.

Протянув бокал, к которому так никто и не притронулся, Ромке, я шикнула так, чтобы было слышно только мне и ему:

— Вылей. Виски сделай новый.

Вопросов он не задавал. И не хуже присутствующих контролировал свои эмоции. В точности сделав то, что я сказала.

Поставив виски рядом с Константином, я удостоилась машинального «спасибо». Он ни на секунду не отвлекся от игры. Но оба мы отлично знали, что никакого льда в бокале не было. Он не добавлял его в напиток. Ни в баре, ни в номере Иванова, ни здесь.

Конец ознакомительного фрагмента.