Одиноким предоставляется папа Карло

Дарья Калинина, 2017

Пора, девочки, брать судьбу в свои руки. Нет мужчин рядом? Не может такого быть, вы просто плохо смотрели! Вон Таня нашла выход – присмотрела в своей деревне столярную мастерскую, а в ней настоящего папу Карло, который любого жениха за милую душу соорудит. И красив он, и пригож, и полено отборное, и молчит – на нервы не действует. А что жизнь в него надо вдохнуть, так какая российская женщина не очеловечит полено, если полюбит всем сердцем?..

Глава 4

Когда до Бобровки оставалось всего километра два, которые мопед мог преодолеть за считаные минуты, сидящий за спиной приятеля Костян внезапно воскликнул:

— Эврика!

Вован, который об Архимеде и его любимом выражении и слыхом не слыхивал, не входил как-то Архимед в сферу жизненных интересов Вована, услышав крик приятеля, от неожиданности чуть руль из рук не выпустил. Мопед сделал крутой вираж, едва не выронив своих седоков.

Вован с трудом выровнял мопед, затормозил и возмутился:

— Какая еще Эврика? Что ты меня пугаешь?

— Эврика, говорю!

— И где ты видишь эту бабу? — осведомился Вован, вертя головой по сторонам.

— Эврика — значит придумал. Придумал! Понимаешь?

— Что придумал?

— Как Барона найти!

— И как?

Павший духом Вован снова оживился.

— Как?

Но Костян сказал всего одно слово:

— Лушка!

Вован помолчал. Он чувствовал: что-то крутится в его не очень сообразительной голове, но что, пока не улавливал.

— Объясни.

— Мы попросим Лушку отыскать милого дружка. Если ей с ним понравилось, она его мигом отыщет.

— А если нет?

— Лушке понравилось, — заверил его Костян. — Ей вообще со всеми нравится. Такой счастливый характер у этой собаки.

Вован приободрился. Он привык доверять Костяну, который мало того что был гораздо умнее самого Вована, но еще был и скор на всякие выдумки. Вот и сейчас, как здорово он придумал! Они возьмут Лушку и с ее помощью отыщут Барона. Чего уж легче!

Но преграды возникали на пути наших друзей одна за одной. Первая проявилась в лице тети Тани, родной тетки Костяна.

— Куда собаку поволок? — грозно спросила она, выскочив на крыльцо. — Посади обратно на цепь. Арестованная она!

— Тетя, дай Лушке немного лапы размять. Отпусти ее с нами погулять.

Упрашивать Костян был мастер. Да и Луша, услышав заветное для всякой собаки слово «гулять», умоляюще подвывала и радостно помахивала пушистым хвостом. Выстоять против умильных собачьих глаз и красочных описаний Костяна тетка не могла. И махнув рукой: чего уж, все равно после ночной отлучки щенки у Лушки будут, отпустила племянника с собакой на короткий променад.

— Только с поводка ее на всякий случай не спускай. И сразу после прогулки назад на цепь. Хватит ей окрестных кобелей волновать. Пусть во дворе сидит, чтобы нам за нее не волноваться. Кому надо, тот сам к ней прибежит.

И зловеще усмехнувшись, тетка добавила:

— Прибежит, а мы его и встретим ласковенько.

И тут же ткнула пальцем в увесистое поленце, которое явно неспроста лежало на перилах крылечка. Там же лежало два десятка булыжников, самый большой с голову младенца, самый маленький с картофелину, пустая стеклянная бутылка из-под лимонада и три разновеликих обломка кирпича. Было ясно, что тетка вознамерилась во что бы то ни стало отучить всех деревенских кавалеров ухлестывать за ее Лушей.

Но самой Лушке было абсолютно все равно. Характер у нее был на редкость легкомысленный. Убедившись, что ее и впрямь берут гулять, она весело бежала вперед, помахивая хвостом. И друзьям даже показалось, что Лушка уже все забыла о Бароне. Всякое упоминание его имени оставляло Лушку абсолютно равнодушной.

— Тьфу ты! Вот шлендра! — выругался в сердцах Вовка. — Уже все забыла!

— Погоди обзываться, — заступился за собаку Костян. — Может, она и не знает, что он Барон. Мы же их друг другу не представляли.

— Точно! А как же быть? Как нам объяснить Лушке, что от нее требуется?

— Поступим так. Отведем Лушку на то место, где они с Бароном впервые друг друга увидели. И посмотрим, как она себя поведет.

План приятеля показался Вовке совершенно дурацким, но, привыкнув за годы дружбы во всем подчиняться Костяну, он не стал спорить. Что касается Лушки, то как только они очутились в непосредственной близости от дома Виктора, собачка начала проявлять признаки сердечного волнения. Она томно вздыхала, повизгивала и оглядывалась по сторонам с таким видом, словно надеялась обнаружить своего любимого.

Замерев от восторга, Вовка шептал:

— Смотри, кажись, работает.

— А то! — отозвался Костян с гордостью, хотя еще несколькими минутами раньше и сам не был уверен до конца в том, что его план сработает. — Это же такая чувствительная собачка, что еще поискать.

А Лушка и впрямь наполнилась сентиментальными воспоминаниями под завязку. Скулеж теперь не замолкал ни на минуту. Собака вертелась и рвалась с поводка.

— Куда она тянет?

— Бежим в ту сторону!

И друзья побежали за Лушкой. Надо сказать, что неслась она словно стрела. Поспевать за ней было трудненько, но ребята очень старались. Они спустились с холма, пересекли лесок, миновали небольшой лужок. От дома художника их теперь отделяло километра полтора. Дальше шла березовая рощица, по которой Лушка совершила круг почета, а потом пошла заросшая молоденькими елочками просека, по которой Лушка побежала зигзагом, ловко огибая зеленые кустики с нежными, мягкими еще иголочками.

— Работает твой план, Костян! — в упоении шептал Вовка. — Работает!

Наконец Лушка притомилась бегать и остановилась с высунутым языком. Бока ее тяжело ходили. И хотя друзья и сами едва дышали, они все же насели на собаку с двух сторон.

— Ну?! Где?!

— Ищи!

Неизвестно, поняла их Лушка или просто испугалась воплей и дико вытаращенных на нее глаз, но она вдруг метнулась в сторону, да так резко, что вырвала поводок из рук зазевавшегося Костяна.

— Эй! Стой! Лушка, назад!

Но куда там! Лушки и след простыл. Друзья побежали за ней, надеясь, что поводок запутается в кустарнике и остановит собаку, но этого не произошло. Лушка в последний раз махнула друзьям хвостом и исчезла.

— Вот так нашли собаку! И вторую тоже потеряли!

Ребята были в отчаянии. Столько беготни, хлопот, возни и все напрасно! Хуже того, им еще и от тети Тани достанется. Она ведь предупреждала, чтобы держали Лушку покрепче. А они ее упустили. Ребята упали на траву и какое-то время просто лежали, пытаясь отдышаться.

А потом Костян произнес:

— Вован, не хрипи так. Мне жутко делается.

— Это не я.

— А кто? — удивился Костян.

— Я думал, это ты так дышишь.

— Нет, это и не я.

— Но если не ты и не я, тогда кто же?

Друзья одновременно задержали дыхание и прислушались. И внезапно где-то чуть в стороне от них раздалось то самое хриплое, тяжелое и со стоном дыхание.

— К-кто там? — дрожащим голосом спросил Костян.

Молчание.

— Кто там? — крикнул Костян погромче. — Эй! Кто там хрипит?

В ответ раздался собачий лай. Он был совсем близко и звучал призывно.

— Это Лушка! Она рядом.

И ребята побежали на лай. Вован бежал первым. Но пробежав несколько шагов по кустам, внезапно взмахнул руками в воздухе и с диким воплем полетел куда-то в высокие заросли.

— Вован!

— Я в порядке.

Голос Вована звучал приглушенно. Но когда Костян извлек приятеля из зарослей, то обнаружил, что видимых повреждений на нем и впрямь нет.

— Ты как?

— Не знаю. Споткнулся.

— Упал, очнулся, гипс?

— Нет, гипс не нужно.

— Эх ты! — обрадованно, что с приятелем ничего серьезного не случилось, воскликнул Костян. — На ровном месте споткнулся!

— Я не на ровном. Я обо что-то споткнулся.

— Обо что же?

— Я не знаю.

Костян вернулся к тому месту, откуда друг отправился в свой недолгий полет, и тут снова услышал тот самый стон. Раздвинул высокую траву и увидел на земле лохматую шкуру, возле которой сидела Лушка и виляла хвостом. В первый момент Костян даже не понял, что это такое грязное и мокрое лежит на земле, игрушка, что ли, детская, невесть как попавшая сюда, в лес, как вдруг подошедший к нему сзади Вован закричал:

— Да это же Барон!

— Барон!

— Молодец, Лушка! Нашла своего дружка! Это же я об него споткнулся!

Костик в это время вгляделся в лежащего на земле пса и ахнул.

— Ох! Что с ним случилось? Смотри, он полумертвый!

Друзья кинулись к лежащей на земле собаке. Но и без осмотра было ясно, что дела у Барона плохи. Иначе не стал бы он здесь валяться и так страшно стонать. Видимо, пес провалялся так уже довольно долго. Кровь на нем запеклась, шерсть слиплась, и от собаки очень плохо пахло. Двигаться самостоятельно пес не мог. И малейшая попытка сдвинуть его с места вызывала у собаки жалобный стон.

— Погоди, маленький! — приговаривал Вовка. — Погоди, милый! Сейчас все будет хорошо.

Собаку требовалось доставить к дороге, а потом к врачам. Друзья не обладали какими бы то ни было медицинскими навыками, но даже им было ясно, что еще немного — и бедному животному пришел бы конец. Барон скончался бы если не от потери крови и болевого шока, то от перегрева и жажды — это уж точно.

— Считай, два дня здесь провалялся. Ни еды, ни питья. Хорошо еще, что сегодня похолодало. В жару он бы точно издох.

У друзей была с собой поллитровая бутылка воды, из которой они оба отпили лишь по одному глотку, так что в ней еще оставалось порядочно. И весь остаток воды ребята вылили прямо в пасть Барону. Судя по тому, как жадно лакал он языком воду, шанс у пса еще был. Как ни мало воды досталось собаке, что такому громиле два маленьких стакана, но все же вода заметно приободрила пса. Он открыл глаза и даже сделал попытку подняться на ноги, но левая задняя лапа у него тут же подкосилась, а за ней и правая, и пес тяжело рухнул на землю.

— Похоже, у него лапа сломана.

— И хорошо, если только она одна. У него и ребра как-то странно торчат. Никак тоже сломаны.

— Ребра — это ерунда! — храбрился Вовка. — Я один раз на футболе упал, так у меня сразу три штуки были сломаны, и ничего. Главное, что позвоночник цел, так мама сказала.

— Уверен?

— Раз поднялся сам, значит, хребет ему не перешибли.

Несмотря на оптимизм Вована, состояние пса было угрожающим. В нескольких местах на запекшейся и слипшейся шкуре проступали свежие кровавые пятна. Видимо, кровь запеклась, но при движении раны открылись, и кровь потекла снова. В общем, без медицины точно было не обойтись. Пес страдал невыносимо, и надо было поспешить с его госпитализацией.

— Как же нам его до дороги дотащить? Он тя-желый.

— Волоком!

Друзья сняли с себя рубашки, связали их концами и как можно осторожней положили на наспех сооруженные из подручных средств носилки тяжеленного пса. Потом взялись за рукава и, Вован сзади, Костян впереди, потащили пострадавшего к дороге. Первое время они волновались, выдержат ли носилки. Но в ткани было столько синтетики, что она хотя и тянулась, но угрожающего треска не было слышно. Барон не протестовал, он вообще перестал реагировать.

Двигаться ребятам приходилось медленно и крайне осторожно, чтобы еще больше не травмировать собаку. Но Барон не шевелился. Он больше не издавал ни звука, и лишь тяжело ходящие бока говорили о том, что собака еще жива.

— Кто же это его так?

— Может, зверь какой. Виктор хоть и говорил, что Барон всем волкам жару дал, да и на старуху бывает проруха.

Как только они достигли места, где могла появиться связь, ребята опустили Барона на землю и позвонили Виктору. Услышав, что Барон нашелся, но состояние его критическое, Виктор немедленно воскликнул:

— Где вы? Я еду к вам!

И к тому моменту, когда друзья доволокли пса, который последние метры казался им весящим не меньше тонны, Виктор уже ждал их на дороге. Он поспешно ощупал пса и вынес вердикт:

— Перелом лапы и ребер. Возможны внутренние повреждения.

И пощупав еще немного, с облегчением добавил:

— К счастью, обе пули прошли навылет.

— Пули? — ахнули ребята.

— Ранения пулевые.

Вот оно что! В Барона стреляли. Ребята были потрясены. А вот сам Виктор бодрости не терял.

— Судя по характеру входа и выхода пуль, вряд ли они задели какие-то жизненно важные внутренние органы. Но все-таки окончательно все покажет обследование в клинике.

— Повезете его в больницу?

— И немедленно! Поможете мне загрузить его в машину?

Перед транспортировкой жена Виктора сделала Барону два укола.

— Глюкоза, чтобы поддержать силы, — пояснил он. — И обезболивающий препарат. А все остальное уже будет на усмотрение врачей.

Уколы помогли почти мгновенно. Барон стал дышать свободней. И взгляд у него прояснился. Он даже успел лизнуть руку хозяину и, как показалось друзьям, с благодарностью посмотрел на них. Потом машина Виктора уехала, а друзья с притихшей Лушкой побрели к себе назад в Бобровку.

Несмотря на выматывающий день, усталости они не чувствовали. Сказывался попавший в их кровь адреналин. И чувство, что сделали доброе дело, тоже придавало сил.

Внезапно Вован похлопал себя по карманам, остановился и воскликнул:

— Вот я растяпа!

— Ты чего? — удивился Костик.

— Потерял!

— Что?

— Ножик свой посеял!

— Ну ты недотепа! Потерять такой нож!

Нож у Вована был отменный. С десятью лезвиями, пилочкой, ножничками и даже миниатюрной ложечкой и такой же крохотной вилочкой. Но если последние два предмета были явно лишними, то сами лезвия были острыми и отлично держали заточку. Нож был швейцарским, его Вовану привез из Европы дядя. И стоил такой ножик больше сотни евро, деньги по нынешним временам и доходам самого Вована астрономические. Никогда Вовану не приобрести себе другого такого ножа.

Разумеется, Костян за друга расстроился.

— Как же ты его потерял? Где? Вспоминай!

Вован наморщил лоб и начал вспоминать.

— Я им ветки срезал, чтобы носилки для Барона сделать. И рубашки наши я тоже им кромсал.

— Значит, там и оставил?

— Наверное, там.

— Ладно, пошли назад.

— Пошли.

Вернуться на то место, где друзья нашли Барона, не представляло особого труда. Весь путь четко прослеживался по смятой ногами друзей траве. Немножко поблуждав, они вышли к тем самым кустам, в которых столько времени провалялся несчастный пес без всякой надежды на спасение. Никто, кроме Лушки, его бы здесь не нашел.

Ножик Вована ребята увидели сразу и почти одновременно бросились к нему, стукнувшись лбами. Столкновение получилось сильным. Раздался сухой звук, как при ударе дерева о дерево. А ребята охнули и одинаковым жестом схватились за ушибленные лбы. Удержать равновесие им тоже не удалось, и они дружно плюхнулись на траву. Сидя на собственной пятой точке и потирая лоб, Костян ошеломленно смотрел на своего друга. Вован тоже таращился на него. Потом он улыбнулся, а Костян захохотал. Повалившись на траву, они несколько минут только и делали, что хохотали, сами не зная почему. Это была их эмоциональная реакция на произошедшее.

Растерянная Лушка прыгала рядом с ними. Ее маленький собачий мозг был не в силах понять, что происходит. И она, кидаясь то к одному, то к другому юноше, лизала их и жалобно поскуливала. Наконец истерический припадок у ребят закончился. И отпихивая любопытную Лушу, которая всюду лезла своим любопытным мокрым носом и мешала им, друзья раздвинули траву и подняли ножик.

Он был в полном порядке, только немножко испачкался. Вован бережно вытер его о штаны.

А Костик между тем заметил кое-что интересное.

— А это еще что? — пробормотал он.

Неподалеку от ножика в траве лежала еще какая-то блестящая штуковина. Это был необычной формы тонкий металлический стержень, который блестел холодным стальным блеском. С одной стороны он был заметно тоньше и заканчивался резьбой. А с другой он был плоским и заканчивался странной углубленной выемкой. Какое-то время друзья просто смотрели на него, не понимая, как этот предмет мог здесь очутиться. Потом Костян протянул руку и поднял стержень. Он оказался довольно увесистым. Ясно, что сталь была отличного качества, не какой-нибудь там дешевый сплав.

— Как ты думаешь, что это такое?

— Не знаю.

— И откуда он мог здесь взяться?

— Тебе не все равно? Вряд ли эта штука связана с Бароном.

Углубление было с остро заточенными краями. Металл был качественный, явно хорошо держал заточку, но крови на нем и впрямь не было. Если бы преступник использовал этот штырь как оружие, то на нем должна была остаться собачья кровь.

— Все равно в лесу такие железки сами по себе не растут. Это тебе не гриб.

— Согласен.

— Думаешь, он очутился здесь случайно?

Это тоже было вряд ли. Стержень блестящий, проваляйся он под открытым небом подольше, обязательно бы потускнел, а то и заржавел. Но он выглядел совершенно новым, словно недавно из магазина.

— Вроде на нем даже смазка есть.

Вован повертел железку, поднес ее к самым глазам и внезапно сказал:

— Здесь на нем что-то вроде клейма.

— Где?

— Вот!

Вован ткнул в неприметную точку, которую Костян тоже видел, но счел просто дефектом металла. Несмотря на ухоженный вид, наличие смазки и блеск металла, поверхность стержня была буквально испещрена мелкими выбоинками, заполненными чем-то черным, возможно грязью. Казалось, когда-то эта железка повидала всякого, а потом попала в заботливые руки, которые отчистили ее, насколько это было возможным, отполировали, смазали и заточили. Но крохотные щербинки, как следы от прошлой боевой жизни, все-таки остались. Некоторые были не больше песчинки, другие доходили размером чуть ли не до пшеничного зернышка.

И вот в одной из этих выбоинок и пряталось клеймо, которое углядел глазастый Вован.

— И что там? Видишь?

— Какой-то четырехугольник… и еще какие-то буквы. Точно не разобрать. Увеличительное стекло нужно.

— Лупа тебе подойдет?

— Сгодится. У тебя есть?

— Так у дяди Севы есть.

Дядей Севой звали отца Алины и Глеба, тех светловолосых брата с сестрой, которые тоже участвовали в ночном визите в дом художника, а сегодня целый день мотались по округе в поисках Барона. Но повезло не им, повезло найти собаку именно друзьям.

— Отец у них нумизмат, монеты собирает и прочий металлический хлам.

— Знаю я. С металлодетектором по округе шастает, старые заброшенные деревни шерстит. От домов уже и следа не осталось, дерево давно сгнило, а вот монеты дольше держатся, они еще в земле лежат.

— Дядя Сева мне как-то свои находки показывал. У него одной только меди — медных монеток — целый горшок скопился. И каждую новинку он через лупу разглядывает. У него их целая куча.

— Монет?

— И монет тоже. Но я о лупах сейчас говорю. Пошли к нему, он нам поможет.

И приятели, сунув в карманы свои находки и взяв Лушку за поводок, отправились назад в Бобровку.

Там их уже ждали, поскольку Виктор сообщил остальным участникам об успешном окончании поисковой операции. Собрался и стар и млад. Причем взрослых было значительно больше, чем молодежи.

— Молодцы! Поздравляем!

— Наслышаны о ваших подвигах!

— Как вам это удалось?

Чуть ли не половина жителей Бобровки высыпала на улицу, чтобы встретить своих героев. Друзья были порядком удивлены такому ажиотажу. Конечно, они сделали благое дело, нашли и тем самым спасли раненую собаку от верной и мучительной смерти. Но не слишком ли несоразмерно народное ликование? Все-таки в размерах Бобровки сей подвиг ничтожно мал.

И ладно бы одни ребята выбежали, но тут и взрослые мужики проявили интерес. Стоят, по плечам хлопают, спрашивают, как это у них получилось. Хвалят! Благодарят! С чего бы такая всеобщая любовь просыпалась на головы двоих пацанов, которых раньше те же мужики едва замечали?

Но все оказалось просто. Пока они искали запропастившийся ножик Вована и потом топали до деревни, Виктор на машине уже успел довезти своего Барона до ветеринарной станции, где собаку осмотрели, сделали рентген и вынесли утешительный вердикт.

— Пес ослабел после перенесенных мучений, шутка ли — почти двое суток без еды и питья, но его жизни ничего не угрожает. Переломы задних лап без смещения, кости срастутся и даже хромоты не останется. И серьезных внутренних повреждений тоже не наблюдается. Раны затянутся, будет как огурчик.

И на радостях Виктору захотелось быть добрым и щедрым по отношению ко всему остальному миру. Он немедленно позвонил в Бобровку и в порыве приступа щедрости пообещал подарки ребятам и выпивку всем взрослым жителям, участвующим в поисках. Разумеется, таких взрослых тут же набралось десятка два, хотя на самом деле вначале в поисках участвовал один лишь дядя Сева, который возил своих детей — Алину и Глеба — на своей машине по окрестностям Бобровки, которые он знал лучше многих коренных местных жителей.

Но дядя Сева в общем ликовании не участвовал, может быть потому, что спиртного не любил. Мог выпить одну-две рюмки по случаю какого-нибудь большого праздника. Но вообще за застольем он по большей части скучал, как-то тяготился застольными разговорами и старался побыстрее слинять назад к своим истинным интересам и находкам.

С ними он проводил время с куда большим удовольствием, только о них и рассуждал с энтузиазмом. Какая-нибудь ржавая кругляшка могла привести его в настоящее исступление, потому что являлась когда-то пуговицей, принадлежащей солдату-пехотинцу времен Северной войны со шведским королем Карлом Девятым. А уж когда он нашел слиток серебра граммов около ста восьмидесяти, оказавшийся древнейшей гривной, восторгу и вовсе не было предела.

— А я ведь его почти хотел выкинуть. Что, думаю, за железо? А это не железо, это серебро, только очень низкой пробы. Куча примесей в нем, потому и звенело как железо.

Гривна была размером с указательный палец на мужской руке. Потертая, обрубленная с одного края. Как объяснил тот же дядя Сева, при необходимости от нее отрубали кусочки серебра, которые потом расплющивали, чеканили на них то или иное изображение, и называлась такая монета рубль — рубленая.

И вертя так и этак слиток перед своим носом, дядя Сева не уставал изумляться простоте и правильности нравов в прежние времена.

— Ведь никаких бумажек не признавали. Серебро — это серебро. Золото — золото. А медь — она и в Африке медь.

Вот об этих и многих других своих находках, которые ему случалось поднимать из земли или находить на местах проживания или торжищах и ярмарках, дядя Сева и мог рассуждать часами. Так что друзья совсем не удивились, когда Алина на вопрос, где дядя Сева, указала друзьям на маленькую пристройку и сказала, что отец там. Сама девушка, частично от любопытства, а частично потому, что ее сердце давно и прочно опутали буйные кудри Костяна, пошла за ними. Алину даже не смущал маленький рост Костика. Ей казалось, что в этом и заключается его обаяние.

Если бы только сам предмет обожания Алины мог догадываться о чувствах девушки. Если бы Костику хоть намекнули о том, что симпатичная ему девушка и сама не прочь была бы завязать с ним близкие отношения. Каким бы счастливым человеком он был. Но пока что ни Костик не догадывался, ни Алина ему не открывалась. Каждый из них страдал втихомолку, втайне от других. И конца этой их обоюдной глупости, которую люди почему-то между собой называют любовью, пока что не предвиделось.