Витязь без шкуры

Дарья Калинина, 2015

Кошмар начался в воскресенье утром, вернее, вечером в субботу, когда мужей Киры и Леси – Лисицу и Эдика – срочно вызвали на службу. И больше о них не было ни слуху ни духу. Мало того, их непосредственный начальник, генерал, тоже исчез прошлым вечером и до сих пор не дал о себе знать. Подруги очень тревожились о своих любимых. Окольными путями узнав, что Лисица и Эдик провели ночь в клубе «Три корочки», подруги отправились туда. Там выяснилось, что их мужья покинули заведение под утро с двумя девушками. Адрес одной из них, Анжелы, подругам удалось раздобыть. То, что поведала им Анжела, повергло Киру и Лесю в шок. А дальнейшие события показали, что Лисице и Эдику грозит смертельная опасность…

Глава 4

Спускаясь вниз по лестнице, потому что лифт был занят, подруги услышали старческое кряхтение, а затем увидели пожилого мужчину, который с видимым трудом карабкался наверх, цепляясь, словно из последних сил, за деревянные перила.

В отличие от Леси с Кирой, которые просто посторонились, пропуская бедолагу, Анжела с радостным возгласом подскочила к нему:

— Дядя Володя!

Мужчина остановился на ступеньке, перевел дух, отчего вокруг распространился стойкий аромат сивухи, и взглянул на девушку:

— Анжелка! Ты, что ли?

— Я, дядя Володя!

— Давненько ты у нас не показывалась.

Дядя Володя стоял на своих двоих не совсем твердо и для надежности придерживался за перила. Предосторожность отнюдь не лишняя, потому что дядю Володю порядком штормило. Но на Анжелу он поглядывал с явной симпатией.

— Давно, давно я тебя не видел, — повторил он.

— Всего пару месяцев меня и не было.

— К Динке приходила, что ли?

— К ней, — кивнула головой Анжела. — Только не застала и вот ухожу.

Дядя Володя, казалось, был в курсе.

— И правильно, — кивнул он головой. — Рано ее сегодня и ждать нечего.

— Почему? — насторожилась в ответ Анжела. — Вы что, знаете, куда она пошла?

— Так, а чего тут не знать? С кавалером она унеслась.

— С кавалером? Каким кавалером?

— А кто ж его знает, с каким, — хмыкнул дядя Володя, который был сухощавым мужичком лет шестидесяти, слегка сутулым. — Он мне не представился.

— Но вы его видели?

— Ага, — кивнул головой мужчина, но тут же смутился: — То есть нет.

— Как это понимать, дядя Володя? То да, то нет?

— А так и понимай!

Было видно, что он сердится, но сердится, похоже, не на Анжелу, а на кого-то другого.

— Приехал, понимаешь, — сварливо произнес он, — барин какой! И Динка твоя тоже та еще дрянь!

— А что она вам сделала?

— Что мать ее, корова ненасытная, что она сама — воображуля кривоногая. Да еще братец у них уголовник и вор — подружку себе нашел наркоманку, к ним наркоманы толпами со всего района валят, наркоту у них покупают! Вот какие мне соседи попались! Живу с ними и мучаюсь. Каждый день как кошмар начинается. Тут хочешь не хочешь, а все одно в запой уйдешь.

И дядя Володя чуть ли не слезу утер. Видно, что переживал за свою нелегкую жизнь.

— И за все эти мои страдания неужели, спрошу я тебя, неужели я сотенной не заслужил?

— Да что вы! — воскликнула Анжела, чувствуя, что нужно проявить сочувствие к мужчине, так как это может быть полезным для дела. — А что за сотенная-то, дядя Володя? Она вам очень нужна? Может, мне вам ее дать?

Глаза старого пьянчужки блеснули.

— Да не надо мне от тебя ничего! — воскликнул он. — Это я нарочно, чтобы мымру позлить, так сказал.

— Какую мымру?

— Динку твою!

— А как же вы ее этим разозлили?

— Любопытно тебе? Расскажу.

Чувствовалось, что обещание Анжелы насчет соточки дядю Володю приободрило. Несмотря на то что он отказался, ему было приятно. Как говорится, дорог не подарок, дорого внимание.

Дядя Володя набрал в легкие побольше воздуха, затем выдохнул, отчего запах сивухи, и так витающий на лестнице, еще больше усилился, и снова заговорил о своей нелегкой доле, которая заставила его жить бок о бок с жуткими мегерами, чертовой семейкой, двумя чокнутыми садистками и одним извергом. События изобиловали подробностями о таких изощренных злодеяниях соседей, по сравнению с которыми плевок в суп или горсть соли могли бы показаться сущими детскими шалостями.

Этот этап военных действий обеими сторонами был перейден уже много лет назад. И военная баталия давно перешла на новый уровень. Никто из соседей уже много лет подряд даже и помыслить не мог о том, чтобы оставить на кухне без присмотра свою еду, готовящуюся или уже готовую. Иначе блюдо обязательно было бы испорчено.

В ход шло все. И перерезанные провода у микроволновки, и испорченный шланг стиральной машины, и даже выкрученные лампочки в туалете. Выкрученные Диной специально для того, чтобы дядя Володя не мог пойти и облегчиться при свете, как уважающий себя человек, а делал бы это впотьмах и чуть ли не на ощупь.

— Даже в туалет меня не пускает! — жаловался он. — Говорит, если ты на унитаз не скидывался и краску не покупал, то нечего тебе комфортом пользоваться.

— Что? — невольно поразилась Анжела. — И унитазом вам не разрешала пользоваться?

Даже Кира с Лесей примолкли и уставились на этого старика, на время забыв о своих пропавших мужчинах.

— Лампочки в туалете и ванной каждый день выкручивала. И ведь не лень ей было, — то ли жаловался на соседку, то ли восхищался ею дядя Володя. — Ведь каждый раз сама лазила вкручивала, ссали они при свете, а потом на весь день уходили и лампочки всякий раз выкручивали. Чтобы мне, значит, в потемках пришлось бы свои дела делать.

— А вечером как же?

— Вечером, когда они с матерью возвращались, Динка лампочку опять вкручивала! — чуть ли уже не радостно подтвердил дядя Володя. — Ты представь только, какое насекомое? Да?

Анжела покачала головой.

— Мне трудно судить. Наверное, вы ее тоже здорово допекли.

— Выпить водочки я люблю, — признал очевидный факт дядя Володя. — Один у меня недостаток. А у соседей моих их тыща! Неужели не знаешь? Динка говорит, вы в школе вместе учились. Выходит, не разглядела, что она за фрукт?

— Я с Диной в школе не дружила. Мы с ней только последние года два-три как сблизились, да и то постепенно сходились. И со мной она всегда была милой. Конечно, она рассказывала, что недовольна, что вы не хотите скидываться на ремонт квартиры, но…

— Так милая моя! — воскликнул дед. — Я бы и рад скинуться на их ремонт, да с чего мне скидываться-то? Пенсия у меня маленькая, а что выпить я на эти деньги люблю, так каждый на моем месте запил бы или их бы давно придушил.

— Даже так? — поразилась Анжела. — Но тогда вам надо разъезжаться! Срочно!

— Так пытаемся. Мне и дочь то же самое твердит. Уезжать тебе надо, папа, говорит.

— И за чем же дело стало?

— Соседи мои! В них вся загвоздка!

— Они хотят уехать, вы хотите уехать, в чем загвоздка-то?

— Квартиру мы всю целиком на продажу выставили, так всем выгодней получиться должно.

— Если должно, почему же не получается?

— Да они всякий раз такую цену за квартиру заламывают, что все покупатели от нас шарахаются. И опять ко мне претензии: «Почему на ремонт квартиры не скидывался, сейчас бы мы ее с ремонтом дороже продали». Будто я виноват, что они от жадности своей уже не видят, где черное, а где белое.

— Да, трудно вам живется, дядя Володя, — пожалела его Анжела.

Старику ее слова были словно бальзам на сердце. Он снова взглянул на Анжелу с симпатией и сказал уже куда тише:

— Ну а про ту соточку я тебе так скажу… Не нужна она мне была, я специально того хмыря подкараулил.

— Какого хмыря?

— А хахаля Динкиного. Она с ним в загул собиралась на весь вечер, а то и на ночь отправиться. Вот я и решил ей настроение немного испортить.

— На всю ночь, говорите? — протянула Анжела. — Странно. А нам Людмила Петровна ничего про это не сказала.

— Так она, наверное, и не знала ничего. Ей Динка набрехала, что мужчина этот очень серьезный, положительный, в ней крайне заинтересован, холостой, может, и замуж позовет. Ну, Люда и растаяла. Она спит и видит, как бы ей дочь выгодно пристроить. А сам я слыхал, что подружке Дина совсем другое говорила.

— А что другое?

— Говорила, что всем хорош мужчина, да только женат.

— Женат?

— Ага. И жену свою очень любит, разводиться не будет, но вот насчет денег — это он не жадный.

Анжела задумалась. Женаты были их с Диной сегодняшние гости. Выходит, Дине все-таки удалось подцепить кого-то из двух их гостей? Вот интересно, кто это был? Рыжий или блондин? И как они встретились с Диной? Пока Анжела застирывала пиджак, взяли у Дины телефон? Или все-таки появился кто-то третий?

— А ребенок у него есть?

— У кого?

— У хахаля Динкиного.

— Про ребенка она ничего не говорила.

Кира и Леся, которые тоже с волнением прислушивались к разговору, невольно вздохнули посвободнее. Значит, все-таки не Лисица. Не то чтобы подруги всерьез опасались, что кто-то из их мужей окажется тем самым «хахалем», но беспокойство все же присутствовало.

А между тем Анжела вновь подступилась к дяде Володе:

— А что еще знаете про этого хахаля?

— То, что наглый он больно. Стекло в иномарке тонированное, он его даже не опустил, когда я к машине подошел. Три раза стучал, пока он щелочку соизволил приоткрыть, да такую маленькую, что через нее ничего и не видать. Сидит там у себя в машине, словно барин, и цедит мне так презрительно: «Чего тебе надо?» Представляешь? Мне, старому человеку, — и на «ты»! Может, я и люблю иногда немножко за воротник залить, но в тот момент, прошу тебя отметить, я был совершенно трезв!

Старик явно был человеком непростым. Наверное, Дине и ее матери тоже доставалось от их соседа.

А дядя Володя продолжал:

— Что, говорю, мне может быть от вас нужно? Вижу, говорю, человек вы небедный, машина вон у вас какая красивая. Дайте соточку на пиво бедному человеку, а я вас добрым словом помяну. Помогите, голова гудит, а денег на лекарство нету!

— И он вам дал?

— Через стекло просунул. Опускать не стал, а чуть приспустил и оттуда двумя пальцами подает.

— Вы его видели?

— Да какое там! Говорю же, разве через такую щель чего увидишь? Да еще он и башку-то совсем низко опустил, и в сторону отвернулся.

— И что? — с нетерпением воскликнула Анжела. — Блондин был за рулем или рыжий?

— С чего ты взяла? — удивился дядя Володя. — Почему блондин? Почему рыжий? Чернявый был затылок. Я даже сначала подумал, уж не Гермеска ли за сестрицей прикатил? Но нет, Гермеска тощий, а этот здоровущий кабан был.

— Значит, вы его рассмотрели?

— Только пальцы. Не пальцы, а сосиски. И все волосами поросли. Да еще перстень с камнем. Гермесу такой только присниться может.

Анжела машинально переспросила:

— Перстень? Какой еще перстень?

— Здоровущий такой, как шайба. Золотой. А в середине черный камень, а на нем вроде как инкрустация сделана.

— А вы не видели какая?

Анжела и сама еще не знала, будет ли толк от ее расспросов. Поможет ли рассказ дяди Володи найти мужей этих двух женщин или нет. Но если он прольет свет на то, где искать сейчас Дину, то какая-то польза им всем от разглагольствований дяди Володи должна быть.

— Перстень я очень хорошо рассмотрел. А картинка была такая: два циркуля, один раструбом вниз смотрит, другой наверх, золотые оба на черном камне. А в середине крупный брильянт.

— И вы все так хорошо запомнили?

— Что же не запомнить, если прямо перед носом у меня этот перстень был? Когда он мне пятитысячную протягивал.

— Вы же говорили, что соточку? — удивилась Анжела.

— Просил я у него соточку, верно, а протягивал он мне пятитысячную.

Анжела изумленно смотрела на дядю Володю и качала головой:

— Повезло вам.

— В чем?

— Такие деньги вам подарили.

— Подарили, — горько хмыкнул Володя. — Как бы не так! Не удалось мне разбогатеть.

— Почему?

— Подружку твою спросить надо любезную. Ноги бы ей выдернуть, шалаве этакой! Вышла в этот момент из дома, деньги прямо у меня под носом из рук этого человека выхватила и кричит: «Ничего ему не давай, он пьяница и нам за ремонт очень много должен!»

— Так вы же не делали ремонта?

— Ну все равно что-то им приходилось менять. Без унитаза ведь сидеть не будешь? И ремонт в ванной они сделали, чтобы мыться не так страшно было. Но только они и все места общего пользования хотели отремонтировать.

— Но это нормальное желание.

— Да они это свое желание за мой счет организовать хотели, — возразил дядя Володя. — Мне-то никакой ремонт на хрен не нужен. Я и без ремонта живу как мне нравится. Для меня, хочешь знать, в темноте поссать — это вообще не проблема. Это она, дура, себя наказала! Каждый день гимнастикой заниматься приходилось. Вверх-вниз, вверх-вниз, стремянку принеси, стремянку унеси, стремянку разбери, стремянку убери… Небось не потолстеешь, людям гадости делая.

Дина и впрямь была худенькой. Но Анжела постаралась вывести разговор в прежнее русло:

— А что про пять тысяч-то?

— Не взял я их! — воскликнул дядя Володя с плохо скрытой досадой. — Не успел! Динка перехватила их у меня. Машину быстро с другой стороны обежала, юла, да и запрыгнула в кузов.

— В салон?

— Ага, внутрь, — подтвердил дядя Володя. — И укатили! А я стоять остался. И такое меня зло взяло, что прямо хоть пропасть. Что же это, думаю, такое делается? Что за жадность этих баб такая обуяла? Ну что я им сделал? Пью? Но я ведь тихо пью. Дома в комнате закроюсь, меня они пьяным и не видели никогда. Друзья ко мне никогда не ходят, боятся этих ведьм. Жена бывшая иногда заглядывает, такая же стерва, если честно сказать. От нее убег, к другим еще хуже попал. Жена моя немного с моими тутошними мегерами дружит. Даже не то что дружит, но пытается мосты навести.

— А вы уже не пробуете?

— Да ну их к лешему! И Динку, и ее мать! Но чтобы прямо перед носом выхватить у меня деньги, которые ей не принадлежат, это уже чересчур!

Анжела молчала. Что бы еще спросить у болтливого деда, оказавшегося таким неожиданно полезным?

— А что за машина была?

— Белая, — охотно откликнулся дядя Володя. — Внедорожник. «Ауди».

— Ого, — оценила Анжела. — Может, вы еще модель и номер запомнили?

— Номер у него крутой: А001ХО. А модель Q7. Этот же хмырь сегодня утром Динку около десяти утра привез, а потом где-то около двух часов дня снова за ней заехал. Динка его уже ждала. Даже спать не легла, как матери наврала. Все по квартире шагала, его поджидала. С подружками трепалась, хвасталась, какую жирную рыбку поймала. А мать свою специально за покупками сплавила, чтобы та ничего не слышала. Еще и денег ей дала, и много — двадцать тысяч!

Анжела слушала и не слышала кляуз дяди Володи. Другая мысль билась у девушки в голове. Белая «Ауди» — внедорожник! Так ведь это же та самая машина, которая сегодня утром забрала рыжего и блондина! Выходит, это с ними провела все утро ее бедовая подружка? Но почему Анжеле она ничего об этом не сказала?

Или машина была какая-то другая, просто похожая? Нет, не может такого быть, чтобы это было просто совпадением. Не могли Динке дважды за один и тот же день попасться две похожие белые «Ауди». Или могли? Но если это та самая машина, то как же Дина ее разыскала?

И Анжела принялась вспоминать поведение Дины сегодня утром, когда они прощались. Ох, неспроста Анжеле показалось поведение Дины странным. Хотя бы вспомнить, как она от Анжелы рванула. Ни остаться не захотела, ни такси не вызвала. Похоже, ее подружка услышала от рыжего или блондина или от обоих разом какое-то очень соблазнительное предложение. Потому сразу и убежала от Анжелы, едва только эти двое покинули их двор.

Небось у них была встреча назначена за углом. А почему Дина хотела это от Анжелы утаить, тоже понятно. Анжела ее всю ночь на свои поила, кормила и развлекала, а как с кавалерами кататься, так она одна умотала.

Но тут же Анжела покачала головой, возражая самой себе. Нет, не похожи те двое были на заинтересовавшихся Динкиными прелестями. Едва смотрели на нее. Да и на саму Анжелу, если честно, тоже не очень-то смотрели. Все больше друг с другом переглядывались. И все же какое-то предложение от них Динке поступило. Ну неспроста же она так быстро от нее в пять утра умотала, а дома только в десять появилась. Пять часов где-то каталась! На белой «Ауди». И не одна!

И тут Анжелу осенило. В машине был еще кто-то третий! Шофер! Чернявый. Наверное, это он и стал ухажером для Динки. Видимо, пока Анжела возилась в ванной, блондин и рыжий позвали с собой Дину, чтобы она составила компанию их чернявому приятелю, заехавшему за ними на белой «Ауди». Зачем им это было нужно, дело десятое. Сейчас важно понять, где и у кого искать Дину.

Пока Анжела рассуждала про себя, дядя Володя подвел итог своему рассказу:

— А мужик этот просто до неприличия богатый был. Потому что я сам своими ушами слышал, как Динка подружке по телефону хвасталась, что мужчина этот бабками сорит, словно мусором. Что у него прямо в машине сумка стоит, до самого верху полная пятитысячными банкнотами. И что Дине он дал целых пятьдесят тысяч, и еще даст, и очень много, если она у него попросит.

Анжела снова покосилась на Киру с Лесей. В курсе ли они сами, какие богатые друзья есть у их мужей? Но что Кира, что Леся — обе женщины стояли с одинаково изумленными лицами. Похоже, разъезжать по городу с битком набитыми деньгами сумками — такого в заводе ни у них, ни у их мужей не наблюдалось.

Попрощавшись с дядей Володей, подруги пошли вниз. А вот Анжела еще немного задержалась, чтобы сунуть пьянчужке пару сотенных бумажек. Дядя Володя делал вид, что брать деньги не хочет, но Анжела настояла, сказав:

— Это вам в качестве моральной компенсации за поступок Дины.

После чего поспешила вниз, где Анжелу с нетерпением уже дожидались ее новые знакомые — Кира и Леся.

Конечно, все уже узнали в этих двух молодых женщинах наших веселых подруг, умелых сыщиц и просто хороших людей — Киру и Лесю. Но тут надо объяснить, как получилось, что, вместо того чтобы сидеть у себя дома в «Чудном уголке» и наслаждаться безоблачным семейным счастьем, две подруги мотались по городу в поисках своих мужчин, озабоченные и несчастные.

Предчувствие чего-то ужасного, какой-то непонятной грядущей беды появилось у Киры с Лесей не сегодня и даже не вчера. Проблемы начали подваливать одна за другой постепенно, словно подготавливая подруг к тому, что скоро их будет еще больше, они станут нарастать, как снежный ком, и можно только надеяться, что этот ком не похоронит под собой их дом, весь уклад жизни или… или даже саму их жизнь.

Первые ласточки — вестницы больших неприятностей появились много месяцев назад, когда работы у Эдика и Лисицы внезапно прибавилось. Они и всегда работали, не считаясь с субботами, воскресеньями и праздничными днями. Если служба требовала, чтобы мужчины пришли на работу к восьми утра первого января, то поднимались в шесть и ровно в восемь были на своем рабочем месте или в любом другом месте, куда приказало явиться их начальство.

Руководителем Эдика и Лисицы был старый генерал разведки по прозвищу Таракан, которое он получил за свои длинные, торчащие в стороны усы. Таракану было скучно в отставке, тем более что организованный его трудами и заботами «Чудный уголок» теперь уже не нуждался в постоянной опеке и мог функционировать без пристального внимания со стороны генерала — учредителя.

Таракан был военным до мозга костей, он служил всю жизнь. Даже сейчас, будучи человеком преклонного возраста, продолжал дело защиты страны. И если еще несколько лет назад словосочетания «защита Родины, служба на страже интересов Отечества» могли вызвать у кого-то на губах ироничную улыбку, то теперь улыбаться никому и в голову не приходило. А самих Эдика и Лисицу все чаще и чаще вызывали на службу во внеурочное время, мужчины иногда и домой не возвращались ночевать, ели и спали прямо на работе или где они там находились — подругам это было неизвестно.

Кира с Лесей еще так сильно дергались потому, что никогда точно не знали, чем в данный момент занимаются их мужчины. Все, что касалось службы их мужей, теперь находилось под грифом «Совершенно секретно». И если раньше они знали, что Лисица возглавляет компьютерную службу в отделе, то сейчас Кира с Лесей могли лишь предполагать, что он занимается все тем же, но в чем конкретно заключались получаемые от Таракана задания, подруги не знали и даже догадаться не могли.

И несмотря на близкое соседство (Таракан жил всего в нескольких домах от них, тут же, в «Чудном уголке»), давнее знакомство и то, что старый генерал относился к ним почти как к родным дочерям, подруги все же никогда не могли с уверенностью сказать, правда ли то, что сказал им старый разведчик о том, где сейчас находятся Эдик с Лисицей, или ложь.

Для Киры с Лесей, которые привыкли быть в курсе всего, что происходит с их мужчинами, такое положение дел было сущей пыткой. Наверное, не будь у них малыша Славки, родившегося у Киры с Лисицей, они бы совсем спятили от многочасовой, а иногда и многодневной неизвестности, которая теперь стала для них обычным делом.

Но ребенок здорово их отвлекал от тяжелых мыслей. Славка был непоседливым, очень жизнерадостным малышом и, конечно, требовал к себе много внимания.

Однажды, когда Славка, оставленный без присмотра буквально на несколько минут, умудрился пробраться на кухню, Кира даже воскликнула:

— Скорее бы уж он пошел в садик!

Но ее можно было понять. В кухне, куда Славке было строго-настрого запрещено заходить одному, был устроен настоящий погром. Славка проник на запретную территорию и похозяйничал там от души, свернул все что мог и сам едва не пострадал.

К тому, что ребенок постоянно выгребает из шкафов все, что в них есть, подруги давно привыкли. Замки не помогали, потому что Славка отличался завидным свободолюбием. Замки вызывали в нем настоящую ненависть, он стремился их уничтожить в принципе. И с упорством, достойным лучшего применения, Славка при каждом удобном случае дергал дверцы шкафов изо всей силы. И делал он это до тех пор, пока что-нибудь не ломалось.

Так что, дважды сменив ручки, подруги пришли к выводу, что лучше уж они вообще забудут про замки, а внизу, в пределах досягаемости Славкиных цепких пальчиков, оставят лишь те предметы, которые никак не способны навредить малышу. И в тот же день счастливый до невозможности Славка стал обладателем целой коллекции кастрюль, сковородок и прочей небьющейся бытовой утвари. Теперь он мог сколько угодно ползать по дому с кастрюлей на голове и вооруженный половником или толкушкой для пюре.

Но когда это резвое чудо догадалось, что можно к столу подставить табуретку, а к табуретке — маленькую скамеечку и что с помощью такой лесенки можно забраться на стол и проверить, что же хранится у мамы и тети на втором уровне шкафов, терпение Киры лопнуло. Услышав шум, она вбежала в кухню как раз в тот момент, когда Славка уже падал на пол, увлеченный тяжелой банкой с крупой. Кира сделала огромный рывок и успела подхватить сына. Банке повезло значительно меньше, она упала и разбилась с таким грохотом, что Славка испугался и расплакался.

Конец ознакомительного фрагмента.