Аленький цветочек для чудовища

Дарья Калинина, 2020

Полина не очень-то любила изнурять себя на цветочных плантациях, как она в шутку называла целую комнату фиалок, оставшуюся после смерти бабушки. Ей было некогда ими заниматься, а сестра Вера съехала с катушек – познакомилась с неким Учителем, который заставляет ее следовать всем канонам и постам. Полина свою сестру уже не узнавала, а та ничего и слышать не хотела. И в один далеко не прекрасный день Вера просто исчезла из дома! А вскоре в их квартире кто-то устроил настоящий погром, и все фиалки были безнадежно испорчены…

Глава 4

Молитвенный дом «объединенцев» расположился на пригорке, откуда на всю округу сиял серебряным блеском крест. Он был и не православный, и не католический, больше всего он напоминал голубя, распростершего в стремительном полете вверх свои крылья. Сам дом когда-то был самым обычным, жилым, он почти ничем не отличался от стоящих поблизости домов. Добротный, большой, с широкими оконными проемами и высоким многоступенчатым крыльцом.

Территорию ограждала высокая кованая решетка. А пройти внутрь удалось без всяких предварительных объяснений и переговоров, что сразу же расположило Полину в пользу этих людей. Толкнул калитку и сразу же оказался там, где тебе нужно. Только странно, как же они в наше время и без охраны? Хорошо, сейчас пришла маленькая безобидная Полина. А если бы какие-нибудь головорезы? Да просто воры! Люди несут в церковь пожертвования, значит, логично предположить, что другие люди могут пожелать эти пожертвования присвоить себе.

Но, присмотревшись, Полина обнаружила по углам видеокамеры, которые медленно поворачивались вдоль оси, следя за передвижениями гостьи.

— А ларчик просто открывался. Не такие уж простачки тут они все.

Полина немного трусила. Она не представляла, как ей начать разговор. Прямо в лоб прийти и спросить, где они держат Веру и Клавдию? А если ей ничего не скажут? Или начнут врать, что девушек тут нету? Или, чего доброго, и саму Полину возьмут в плен?

Внезапно Полина обнаружила, что ее уже встречают. На крыльце стояли юноша и девушка, примерно ровесники Полины. Они приветливо ей улыбались.

— Ты к кому?

Полина сперва растерялась.

— Я… Мне… Меня пригласил пастор Петер!

Все-таки нашлась! Молодец!

— Петера сегодня не было, — произнес юноша, нерешительно взглянув на девушку.

Та подтвердила более решительным голосом:

— Он уехал.

Полину так и подкинуло.

— На катафалке? Ой! То есть я хотела спросить, на «Опеле»?

Парень с девчонкой рассмеялись.

— Не ты первая, кто эту машину так называет. Как окрестили ее изначально катафалком, так и прижилось к ней. Петер часто этой машиной пользуется. Говорит, самый подходящий для пастора выезд. Позволяет помнить о бренности всего сущего.

— О чем?

— Что мы все не вечны.

— А где живет пастор?

Ребята пожали плечами.

— Где-то живет.

— Мне очень нужно его найти! — взмолилась Полина. — Помогите!

— Так чего легче? Позвони ему. Есть у тебя номер его телефона?

— Потерялся! — соврала Полина. — Потому и сюда приехала, что дозвониться не сумела.

Номер телефона ей ребята раздобыли. А потом деликатно отошли в сторонку, чтобы не мешать. Девушка, та и вовсе вскоре скрылась внутри дома, а вот юноша остался. Он прохаживался взад и вперед по двору, то и дело поглядывая на Полину. Кажется, она ему понравилась. Вот он и терся возле нее.

— Зайди к нам, согреешься, — предложил он девушке. — Уверяю тебя, никто тебя не укусит.

Почему бы и нет? Погода стояла уже весьма прохладная. Последний месяц осени выдался теплым, почти все время стояли плюсовые температуры. Но все-таки когда на улице пусть и чуть выше нуля, но влажно и дует сильный северный ветер, то ощущения складываются еще те. К тому же осенью дни коротки, уже смеркалось, и на улице было совсем неуютно.

Полина с благодарностью приняла приглашение, поднялась на высокое крыльцо и оказалась в самом обычном офисном здании. Тут было тепло, светло и чисто. В холле висело распятие, под которым стоял накрытый белоснежной скатертью столик, на котором лежала гостевая книга. Больше ничего не указывало на то, что этот дом является еще и церковью.

— Сегодня будний день, поэтому у нас пустовато, — объяснил ей Евгений. — Но посмотрела бы ты, сколько собирается народу в выходные дни! Особенно на воскресной службе!

— Ты тут работаешь?

— Служу.

— Так ты священник?

— Пока что я помощник. А вот Елена, ты ее уже видела, она — пастор.

Полина покачала головой. Сказанное не укладывалось у нее в голове.

— Девушка — пастор?

— А почему тебя это удивляет?

Полина не знала, что ей сказать. В тех храмах, которые посещала она, женщина к главному таинству, к самой церковной службе, не допускалась. Хотя Полина читала, что раньше, еще в первые века существования христианства, на самой его заре, помогать священнику служить литургию могли некие инессы — невинные девушки, так поняла Полина.

— К тому же муж Елены тоже пастор.

Так пастор еще и замужем. Стало быть, она даже и не девственница! То есть про невинность, непорочность и обет безбрачия тоже можно было забыть. Ну, наверное, для пасторов этой церкви это было и необязательно. Определенно, в этой объединенной церкви все было очень необычно. Но сказать это вслух Полина постеснялась. Ведь ее так хорошо тут приняли. Евгений суетился возле гостьи, как мог. Полину угостили печеньем в виде ракушек. Потом ей дали стакан жидкости красного цвета, по вкусу напоминающую виноградный сок, только очень терпкий и сладкий. У Полины даже слегка закружилась голова. Но Евгений все время был рядом, он усадил Полину в удобное кресло и встал рядом.

— Мне бы надо позвонить Петеру, — напомнила ему Полина.

— О, конечно! Позови меня, когда закончишь разговаривать.

И после этого Евгений предоставил ее самой себе.

Полина почему-то была уверена, что пастор окажется вне зоны доступа или попросту не возьмет трубку, но она ошиблась. Пастор Петер ответил. Голос у него был приятный, и разговаривал он вежливо. Представился. Спросил, с кем имеет честь разговаривать. В голосе слышался легкий акцент, и почему-то это возмутило Полину до крайней степени.

— Где Вера, негодяй? Куда вы ее дели?

— О ком вы спрашиваете? Я не делал никому зла.

— Не притворяйтесь, — злобно прошипела Полина в трубку. — Я все знаю! Это вы увезли их обеих! И Клавдию. И Веру! На своем катафалке! Я в полицию пойду. Все им про вас выложу! Где девушки?

— А вы кто? Случайно, не Полина?

— Ну, допустим.

— Сестра о вас тревожилась. Как вы?

— Я-то в порядке! А вот у вас будут проблемы. Похищение людей — это вам не шуточки. Я в полицию пойду!

— В полицию идти не надо, — стал серьезным пастор. — Девушкам угрожает опасность.

— Да! От вас!

— Не от меня, а от другого человека. Я помог Клавдии и Вере скрыться от него. Увез их и спрятал в безопасном месте. Туда этот тип за ними не проберется.

— А кто он такой?

— Я пока не могу вам его назвать. Но я его почти нашел. Сегодня я его схвачу. Может быть, уже через час он будет у меня в руках. Максимум, через два. В любом случае, я вам об этом сообщу.

— Вы что, один поедете на его задержание?

— Он тоже один, — успокоил ее пастор.

— Вам нужна поддержка!

— Вы имеете в виду полицию? Нет, спасибо. Полиция же может его спугнуть, поэтому я вас и прошу никуда не ходить, а особенно в полицию. Там работают такие дуболомы, которые больше дров наломают, чем принесут пользы.

Полина немножко помолчала и буркнула:

— Я хочу поговорить со своей сестрой.

Вроде бы голос пастора внушал ей доверие, но кто его знает… Лучше было перестраховаться.

Но пастор разочаровал девушку:

— Увы, сейчас это невозможно.

— Ага! — торжествующе произнесла Полина. — Так я и знала, что вы их похитили и удерживаете у себя силой! Учтите, я уже добралась до вашей объединенной церкви. Я сейчас тут. И если вы не вернете мою сестру, я вас тут так ославлю, мало вам не покажется! Верните Веру! Похититель!

— Никого я не похищал, — запротестовал пастор. — Что вы! А с вашей сестрой я не могу вам дать пообщаться, поскольку я сам сейчас не рядом с ней. Если хотите, она вам перезвонит.

Вот так все будет легко и просто? Полина несколько опешила и сбавила тон.

— Да, пожалуйста, — пробормотала она. — Пусть она мне позвонит. Я и правда очень тревожусь за Веру.

— Ждите.

Пастор не простился. И, вообще, Полине показалось, что он на нее немного обиделся. Если он и впрямь делает доброе дело, помогает Клавдии и Вере скрыться от таинственного злодея, покушавшегося на их жизни, то нападки Полины должны были показаться пастору обидными.

— Ладно, — пыталась успокоить себя Полина, — еще неизвестно, правду ли он мне сказал. Вера-то не звонит!

Но Вера позвонила. И была сердита.

— Ты чего затеяла? — спросила сестра у Полины. — Зачем ты меня всюду ищешь?

— Интересное кино! С работы звонят, ты там не появляешься. Клавдию ее студентки тоже потеряли. Что происходит? Куда вы обе делись?

— Никуда! Не твое дело! Занимайся своими делами. Через пару дней все разрешится, и я вернусь.

— А этот Петер? Он кто?

— Он нам с Клавдией помогает.

— Вы там уверены, что ему можно доверять?

— Что за наезды на Петера? — возмутилась Вера. — Поверь, он прекрасный человек!

— Он и есть твой Учитель?

— Что за глупости? — засмеялась сестра. — Нет, конечно!

— А кто тогда Учитель?

— Не твое дело!

— А с Клавдией ты своего Учителя уже знакомила?

— Полина, отстань со своими глупостями.

— Ответь мне! Знакомила или нет?

— Нет.

— А фотографию его ей показывала?

— Нет! Достаточно?

— Последний вопрос. А борода у твоего Учителя есть? Ответь, и я отстану.

— Да! Есть у него борода!

— Черная?

— Да! Теперь все?

— Как я могу найти твоего Учителя? Может, это он напал на вас с Клавдией! Это нужно проверить!

Но у Веры было уже другое на уме.

— Слушай, а ты сейчас вообще где? — спросила она изменившимся тоном.

Теперь в голосе сестры слышались и тревога, и волнение.

— Где-где! У «обновленцев»! Как, по-твоему, я могла еще раздобыть телефон пастора, чтобы он позвонил тебе, а ты мне. Иначе ведь мне до тебя было не дозвониться.

В общем-то, Полина даже успокоилась. Голос сестры звучал привычно сварливо и недовольно. Находись Вера в смертельной опасности, небось не так бы разговаривала с единственной ниточкой к спасению. Но, может, сестра просто не догадывается, что она в опасности.

— Полина, — неожиданно ласково попросила сестра, — будь так добра, останься пока в храме у пастора. Люди там хорошие. Они тебя примут, обогреют, развлекут. А домой ты пока что не езди.

— Что значит не езди? У меня, между прочим, полно домашнего задания. Если с тобой все в порядке, я должна уроками заняться.

— Нет, домой ты пока не езди.

Полина снова заволновалась. Чтобы Вера запрещала ей делать уроки?

— Почему мне нельзя домой?

— Послушай, я твоя старшая сестра, и ты должна меня слушаться!

Вера вновь начала раздражаться. И Полина почувствовала, как где-то глубоко, в животе или даже еще глубже, зарождается ответная волна негатива.

— А если я не захочу? Что тогда? Ты-то не больно меня слушаешься.

— Полина, я тебе приказываю!

Очевидно, на этом возгласе терпению Веры пришел конец, потому что в трубке прозвучал сигнал отбоя. Почти сразу позвонил пастор. Голос его вновь звучал ровно и приветливо.

— Ну что? — ласково спросил он у Полины. — Успокоились?

Нет, Полина не успокоилась. Наоборот, после разговора с сестрой ей стало только хуже. За несколько секунд Полина успела проанализировать сказанное сестрой и теперь понимала, что говорили они с Верой совсем не о том. Она хороша! Нашла тоже время, чтобы цапаться с Верой! Надо было выстроить диалог более конструктивно. И Полина горько корила себя.

Как же она могла забыть про этого подозрительного типа — Учителя. И оказывается, у него есть борода. И Клавдия с ним не знакома и никогда его не видела. Значит, она и узнать его не сможет. И когда ей показали его на видеозаписи из метро, Клавдия этого человека не узнала, потому что Вера никогда не знакомила своего обожаемого Учителя с Клавдией.

— Что же мне делать?

Полина судорожно пыталась припомнить все, что Вера когда-либо рассказывала про своего Учителя. Поначалу, пока Полина не выразила своего резко негативного к нему отношения, Вера рассказывала про этого человека много и охотно. Правда, рассказы ее не носили никакой конкретики. Она рассказывала, какой Учитель умный, замечательный, талантливый, одаренный. Но какими именно талантами он так щедро одарен, не говорила. И где Учитель проявляет свой замечательный ум, тоже осталось за кадром.

— Как же мне его найти?

Полине хотелось убедиться в том, что Учитель — это не тот человек, который покушался на жизнь Веры и Клавдии. Хотя, с другой стороны, зачем Учителю понадобилась жизнь Веры? Сестра его обожает, готова служить ему во всем, покорна его власти, слушается. Зачем же убивать такую ценную рабыню?

— Может, Вера его достала? Таскалась всюду за ним. Приставала. На работу она не ходила, а из дома убегала. Куда таскалась? Вывод очевиден: к своему любимому Учителю. Надоело тому Веру рядом с собой терпеть, вот он и решил от нее избавиться.

Но тут же Полина напомнила самой себе, что Учитель возник в жизни Веры раньше, чем на нее стали совершаться покушения. И что покушения начались до того, как Вера стала проводить все свое свободное время рядом с Учителем. Именно из-за покушений Вера и вынуждена была прекратить посещать работу и занятия в хоре. А потому версия Полины о том, что это Учитель мечтает избавиться от настырной Веры, а заодно и от Клавдии, оказалась несостоятельной.

И все-таки Полина не могла избавиться от мысли, что Учитель каким-то образом связан с покушениями. Может быть, его фигура внушала Полине такие сильные подозрения, потому что она ровным счетом ничего про него не знала? А что мешает Полине поехать домой и хорошенько поискать ответ на свой вопрос в вещах у сестры? Если до сих пор Полина этого не сделала, потому что ей мешали врожденная порядочность и привитые родителями хорошие манеры, то сейчас обстоятельства изменились.

— Чрезвычайная ситуация требует чрезвычайных мер.

К этому времени за окнами уже совсем стемнело. Ветер еще больше усилился. И Полина с тоской представляла себе, как будет добираться домой через весь город. Правда, Вера не велела ей ехать домой, но это какая-то явная глупость. Куда же Полине ехать на ночь глядя, если не домой? Завтра надо в училище, писать контрольную, к которой еще никто не подготовился. Вере-то хорошо, засела где-то и носа наружу не кажет. А Полине что, прикажете у чужих людей по углам мыкаться?

— И все-таки как не хочется никуда двигаться!

Сначала ей придется топать до остановки автобуса, потом ждать его, трястись не меньше получаса до ближайшей станции метро. Но ближайшая она к Стрельне, а на самом деле на самой ветке станция конечная. И находится на противоположном конце города от дома Полины. Значит, Полине предстоит еще и на метро пилить от края и до края. Да с двумя пересадками. И потом еще топать до дома две остановки, которые преодолеть в хорошую погоду и со свежими силами — сущее удовольствие, но сейчас такая прогулка станет кошмаром. Конечно, можно будет сесть на маршрутку, но ту еще подождешь, а когда и придет, то придется брать ее штурмом, потому что рабочий день заканчивается, и народ рвется домой к своим диванам и телевизорам.

И так Полине стало тоскливо от всей этой перспективы, что прямо жить расхотелось. Двигаться, во всяком случае, точно не хотелось. Тут в кресле было так тепло и уютно сидеть, прямо не хотелось никуда уходить.

Но тут с вопросительным видом рядом с девушкой появился Евгений.

— Все наши разошлись. Ты сама-то готова ехать?

— Прости, — встрепенулась Полина. — Я уже ухожу. Не подскажешь, в обратную сторону где находится остановка?

— А зачем тебе остановка? Я тоже возвращаюсь домой. Я тебя подвезу.

— Правда?

Полина искренне обрадовалась. Хотя бы часть пути она проделает быстро и с комфортом. А на метро прокатиться, это ей только за удовольствие. И пересадки — это тоже не проблема, на пересадочных узлах часто играют и поют музыканты, с некоторыми из них Полина была даже знакома. К тому же Полина не забывала про свое расследование. И, садясь в машину к Евгению, попыталась у него выведать про красную спортивную машину с откидным верхом.

— Нет, у нас в приходе ни у кого такой машины быть не может. Зазорно ездить на такой дорогой тачке, когда всюду столько бедности и нищеты.

— Это где? — удивилась Полина. — У нас?

— Во всем мире.

Если во всем мире, то Полина была согласна. В Африке, к примеру, люди очень бедно живут. И воды питьевой у них нету, и детки заморенные, и с эпидемиями беда.

Но сама Полина к нищим относилась с осторожностью после того, как несколько раз подкармливала работающего у них в училище дворника Салмата. Был он узбек, и совершенно скудно одетый, он казался Полине воплощением бедности. Но когда тот показал ей фотографии своей семьи, то Полина свое мнение изменила. За спинами многочисленных тетушек, бабушек, братьев и детей Полина разглядела огромный дом, а за ним виднелись фруктовые сады, до самого горизонта засаженные черешней, персиком и виноградом и также принадлежащие семье Салмата. Так что был еще большой вопрос, кто из них двоих был бедным. Кажется, никто. Но где-то бедность и впрямь процветала. И Полина была согласна, что негоже покупать себе дорогие обновки, если где-то по мусорным отвалам лазают босые дети, выбирая себе крохи на обед.

По дороге выяснилось, что Евгений еще и живет в той же части города, что и Полина.

— Тогда я тебя до твоей станции метро подвезу. Или даже до дома. Чего уж там! Сто километров для бешеной собаки — не крюк. Ты согласна?

Полина была целиком и полностью только «за» и согласна. На улице совсем стемнело, похолодало, даже высунуть нос из теплого салона машины было страшновато. Так они и доехали. Слушали музыку. Болтали. И очень славно провели время. Хорошенько познакомились, можно сказать, даже подружились. Евгений оказался милым и воспитанным. Ему явно нравилась Полина. И он не меньше пяти раз пригласил ее к ним в воскресенье на службу.

— Будет очень красиво. У нас очень хороший объединенный из певчих нескольких церквей хор.

Хор! Этими словами Евгений больно задел Полину за живое. Девушка тут же помрачнела. С момента разговора с пастором Петером прошло уже больше двух часов. Он обещал ей позвонить, как только что-нибудь прояснится. Но раз не позвонил, значит, преступник так и не был пойман.

— Если ты сама хоть немного разбираешься в нотах, тоже можешь прийти на прослушивание. Я договорюсь. Мы всегда рады новым свежим голосам.

— Петь в вашем хоре? Свежим голосом?

Полина задумалась. Было в этих словах что-то цепляющее. Но что? Петь в хоре. Свежий голос. У них в училище в хоре уже много лет подряд пели одни и те же голоса. Как-то так сложилось, что почти весь хор состоял из девочек, студенток последнего года обучения. В прошлом году в хоре пели еще несколько девочек с других курсов, преимущественно старших, в их числе была и Вера. А теперь в хоре остались лишь те, кто сейчас учился на последнем курсе. А новых голосов не появилось. Вера, например, этому удивлялась и даже огорчалась.

— Я не понимаю, почему девочки-первокурсницы не приходят к нам петь. На прослушивание приходят, успешно его преодолевают, но на первую репетицию не являются. Когда у них спрашиваешь, отвечают, что передумали. И убегают. Даже поговорить не хотят, не позволяют себя переубедить, словно боятся, что мы станем убеждать их пойти в наш хор. И это странно, потому что на прослушивании они однозначно хотели, чтобы их взяли. А потом вдруг все меняют свое мнение. И ладно бы одна-две! Так ведь нет же, все! Хором!

И сейчас Полина подумала, что надо бы ей расспросить тех претенденток, которые внезапно и резко изменили свои желания. Саму Полину петь в хоре не приглашали, да она и не рвалась. Вера же сказала, что ее одной будет достаточно, двух сестер другие девочки могут и не выдержать, потому что конкуренция за главные партии в хоре была жесткая, на всех их не хватало, а Клавдия упорно отдавала все сольные номера одной Вере. Упрекнуть ее за это было нельзя, голос у Веры и впрямь был чудесный. Высокий, чистый, когда она пела, казалось, что звук поднимается к самим небесам.

У других девочек таких выдающихся вокальных данных не было. Тем не менее все они тоже претендовали на выступление соло. Быть на подпевках никто не хотел. Всех в хоре охватила какая-то непонятная мания величия. И это положение чрезвычайно тревожило Веру на протяжении уже нескольких лет. Особенно остро вопрос поднялся после того, как Вера училище закончила, но из хора так и не ушла. А значит, не освободилось и вакантное местечко солистки. Вера по-прежнему собиралась выходить впереди всех на сцену, и овации хотела собирать тоже она.

— Вот ты и дома!

Полина очнулась от своих мыслей и взглянула на улицу. Знакомый двор. Знакомые стены. А вот и окна их квартиры.

— Ой! — спохватилась девушка. — А почему у нас свет горит?

— Где?

— У нас в квартире в окнах горит свет.

— Может, ты забыла выключить перед уходом?

Полина покачала головой. Чтобы она забыла выключить свет, такое было маловероятно. Хотя бы и убегала она в большой спешке, но выключен ли газ, вода и свет — это она проверяла на автомате. Точно так же, как смотрела, не оставлен ли включенным утюг. Единственный свет оставался в комнате с фиалками, там фитолампы горели по двенадцать часов в день. Но окна бабушкиной комнаты выходили на другую, северную сторону дома. А сейчас свет горел в окнах бывшей комнаты родителей, которую после их отъезда заняла Полина.

— А в своей комнате я свет даже не включала сегодня. Как встала, сразу на кухню пошла.

— Может, твоя сестра вернулась?

Это предположение Полину обрадовало.

— Вот было бы хорошо! Ну, я побегу!

Но когда она вышла из машины, то обнаружила, что Женя стоит рядом с ней.

— Ты чего?

— С тобой пойду.

— Провожать меня не нужно, — замялась Полина.

— Это уж ты позволь мне решать, что нужно, а что не нужно, — мягко, но непреклонно заявил в ответ юноша. — Если там вернулась твоя сестра — это хорошо, поздороваюсь, откланяюсь и уйду. А если там кто-то другой?

— Кто? Родители? Они бы сообщили о своем прилете.

— Поправь меня, но ты говорила, что на твою сестру уже были покушения?

— Да.

— И преступник до сих пор не изобличен и не схвачен?

— Ну… да.

— Значит, он может поджидать твою сестру в вашей квартире?

С этим было трудно спорить. Хотя Полина и считала, что со стороны злодея очень глупо включать всюду иллюминацию, оповещая о своем прибытии, она все же с предложением Жени согласилась.

— Хорошо. Поднимись.

Вдвоем они загрузились в лифт. Вдвоем поднялись на нем. Вдвоем подошли к двери. Но тут Полину охватило какое-то странное чувство. Ей было страшно войти в собственный дом. Полина переминалась перед дверью, которую знала до последней трещинки, и не могла заставить себя дотронуться до дверной ручки.