Горлица и лунь

Дарья Зимина

Из степей на земли княжеств напал незнаемый народ. Бортэ, дочь хана, желает удачи кочевникам и собственной безопасности. В городе Светлоровск князь Даниил с помощью мудрой матери Евпраксии пытается защитить Родину от новых врагов, а сестру Агафию – от нее самой. Бедной сироте Добраве приходится каждый день бороться за жизнь, дружбу и любовь. Но и в юртах, и в теремах, и в избах одинаково боятся люди волколаков, умеющих принимать облик зверей, птиц, рыб и творить, по народным поверьям, зло…

Глава 8

Слушай, Леший,

Чужой ли кто, иль Лель-пастух пристанет

Без отступа, аль силой взять захочет,

Чего умом не может: заступись.

Мани его, толкай его, запутай

В лесную глушь, в чащу; засунь в чепыжник,

Иль по пояс в болото втисни.

А. Н. Островский, «Снегурочка»

В крыльях горлицы мало силы. Только Агафия была волколаком. Оттого стрелой летела она против ветра и метели над золотыми куполами церковными, будто парящими (все вокруг белым-бело!), черневшими бревенчатыми боярскими и купеческими теремами, избами и мастерскими простого народа, высокой стеной с фигурками богатырей, хлопавших рукавицей об рукавицу, чтобы согреться. Княжна будто обнимала крыльями темное небо. Холодный воздух шевелил перья, да разве волколаку опасен мороз? Пусть кутаются в шубы боярышни, пусть лицо закрывают руками, когда слишком высоко над рекой взлетают весной качели. Доберется когда-нибудь Агафия даже до ясного солнышка и луны, хрупкой, как льдинка на луже. Жаль, не видно искрящейся глади полей и замерзшей Рюнды. Не всплывают похожие на шерсть медвежью конусы елок, снегом присыпанных. Не тянется легкий дымок из изб деревенских. А все же удивительная ночь — дикая, неистовая, будто сама вперед смельчаков несущая. Остался позади даже оплакивавший князя Ярослава Сороцк. Метелица утихала. Зоркими глазами смотрела Агафия вниз, больше всего и боясь, и желая увидеть неведомые кередские юрты.

Вдруг из леса, над которым летела княжна, раздался стон человеческий. Горлица встрепенулась и полетела вниз.

Там был леший ростом в два витязя из дружины княжеской, в плечах широкий, с обвисшим брюхом. Голое тело покрывал зеленый мох, из которого и зимой росли грибы ядовитые. Седые волосы и борода и кустистые брови прятали и нос, и рот, и лоб, и уши. Только два тусклых белых глаза — правый больше левого — смотрели на припорошенные снегом деревья равнодушно. Леший ноги — пятками вперед — переставлял тяжело, хрипя и отплевываясь. В сучковатых, как корни дуба, когтистых лапах держал он дубину тяжелую, от взмаха которой, видно, сломалась высокая сосна, придавив небольшого волка с грязно-серой, почти темной шерстью. Он кричал человеческим голосом! Крупная медведица с шерстью светло-бурой вразвалочку выскочила между лешим и жертвой его.

— Чего надобно, Хозяин леса?

— Пф! Волко-пф-лаки! Пре-пф-дали всех — с пф людьми яш-пф-каетесь!

— Разве волколак лешему не меньшой брат?

— Пф! Забыли пф! Все пф забыли! От-пф-чего не но-пф-сят кашу да пф хлеб в ле-пф-са? Не прости-пф-ли этого боги пф древние! Захлеб-пф-нуться от кро-пф-ви люди. Чую! За пф корот-пф-кую память. И волко-пф-лаки с ними! Пф!

— Разве мы принесли веру новую в эти земли? По порядку нынешнему волколакам после смерти в геенне огненной гореть положено, хоть всю жизнь молитвой да постом душу спасай. Среди людей живем в страхе вечном и горестях. В лес податься нельзя — лешие нападут. Знать, велика перед всем миром вина наша. Не губи. Отпусти без обиды.

— Пф! Не раз-пф-жалобишь пф меня! Кому пф верить? Волколаку? Пф! Бабе? Пф! Лукавые!

Волк под деревом притаился, прижал к голове уши и дрожал. У лешего из невидимого под бородой и усами рта вверх летел серебристый пар. Надо было придумать что-то.

— Пока ты со мной лясы точишь, у Рюнды мужики рубят лес. Я видела, когда сюда летела. Поспеши, уцепись за сани. Плох тот хозяин, кто за владениями своими спустя рукава следит.

Леший прищурил глаза, с шумом вдохнул в спрятанный род седыми прядями нос морозный воздух. Ничего не мог учуять он из-за ветра и снега. Развернулся и пошел к далекой Рюнде, не оставляя следов на глубоком мягком снегу, бесшумно. Тенью растворился он в зимнем лесу. Медведица подошла в сосне, обхватила лапами могучими ствол, поднатужилась так, что под черными губами заблестели клыки острые. Темный некрупный волк, скуля, выполз из ловушки.

— За спасение мое благодарствую, — сказала спасенная. Был ее голос странным — так звучали родные слова княжны в речах купцов заморских.

— Ты откуда? — любопытно стало Агафии. — Должно, издалека.

— Я родилась в этих краях, но в семье бедной, и была взята в плен ребенком малым. После долгих мытарств попала к принцессе Лан из Хуа-го. Как давно это случилось — и как далеко! После смерти госпожи стала я служить Бортэ-ханум, дочери Бату-хана.

— Того самого! Зверь он все-таки или человек?

— Я двадцать лет скиталась по степям, а он спал, пировал и ласкал пленниц в соседней юрте. Знаю, что предки Бату-хана с волками связаны²⁰, но сам он обычный вдовец, потерю супруги оплакивающий и к нуждам дочери своей внимательный. Нет в нем ничего, что пришлось бы кередам не по нраву, а детей все воспитывают на его примере, — рассказала волчица почти восторженно, но после будто опомнилась. — Слишком долго жила вдали от народа своего. Все перемешалось. Даже язык… Я ведь не поняла, что тебе говорил тот, страшный.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

20

Батый — прототип Бату-хана — происходил из рода Борджигин. Ученые связывают возникновение этого этнонима от слов «бөри» («волк») и «тегин» («принц»)