Хищный аленький цветочек

Дарья Донцова, 2014

Почему все мечтают по-своему устроить личную жизнь визажиста Степаниды Козловой? Вот и бабуля Белка, прознав, что любимая внучка собирается замуж за провинциального дизайнера Егора, тут же подняла на уши всю родню. Белке невдомек, что Егор полицейский и на самом деле Степа выполняет важное задание! Они с «женихом» должны втереться в доверие к хозяйке художественной галереи Елене Козиной – именно к ней ведут следы похожих преступлений: кто-то убил двух человек, устроив им перед смертью настоящий суд. Жертв ничего не связывало, кроме странных картин-открыток, полученных незадолго до отправки в мир иной. Их могли написать только в студии при галерее Козиной!.. Степа еще не знала: Егор – не самое страшное испытание. Впереди ее ждет вечеринка знакомств с целой вереницей женихов, один из которых продавец селедки, второй – Кентавр, а третий – Терминатор!

Глава 5

Когда у маленькой Сонечки обнаружили тяжелое заболевание, которое очень плохо лечится в России, но вполне успешно могут победить в Германии, Бирюковы сначала впали в панику. Потом кинулись в разные фонды, обратились в газеты, создали сайт в Интернете в надежде на человеческую доброту. Но особой материальной помощи семья не получила. Деньги на счет ребенка поступали, вот только очень медленно, а врачи постоянно твердили испуганным родителям:

— Времени мало, продавайте квартиру и везите девочку в Мюнхен.

А у Бирюковых, кроме Сони, еще четверо детей, нельзя же лишить их жилья. Положение казалось безвыходным, и тут Ольге позвонила Львова.

— Вам сумму на лечение в евро переводить? — спокойно, совсем буднично спросила женщина.

— Да, пожалуйста, — ответила Оля. — Сколько сможете, будем вам очень благодарны.

— Я полностью оплачу все расходы, — уточнила Жанна.

Несчастной матери показалось, что она ослышалась.

— Простите, что вы сделаете?

— Полностью оплачу все ваши расходы, — повторила бизнесвумен.

Дальнейшее напоминало сказку: Львова действительно дала деньги, Соню удачно прооперировали. Причем владелица SPA-салонов не оставила Бирюковых, полностью взяла их на содержание — покупала необходимое девочке очень дорогое лекарство, снабжала семью продуктами, за свой счет отправляла больную с мамой в Мюнхен на консультацию с врачом раз в три месяца. Понимаете, как родители относились к благодетельнице?

А потом Жанна сказала:

— У меня двадцать девятого сентября день рождения, самый грустный праздник в году.

— Почему? — удивилась Оля. — Надо позвать друзей.

— Ни с кем, кроме вас, я не общаюсь, — тихо пояснила Львова. — Я очень одинокий человек.

И Бирюкова устроила для спасительницы торжество. Дети выучили стихи, Ольга накрыла стол, а отец купил подарок. Когда Жанна вошла в квартиру, все зааплодировали, запели песню и целый вечер хвалили Львову, поднимали тосты за ее здоровье, говорили о своей любви и благодарности к ней. А маленькая Соня обращалась к благодетельнице не иначе как «мама Жанна». Отличный получился праздник.

Спустя сутки Львова позвонила вновь. Высказала благодарность за поздравления и заметила:

— Первого октября у меня день ангела.

Оля снова затеяла веселье.

Через неделю у Жанны была годовщина создания фирмы, и она отмечала ее не с подчиненными, а с Бирюковыми. Затем Львова пожаловалась на депрессию, которая всегда начинается у нее в ноябре, когда умерла ее мать, тогда семья организовала что-то вроде поминок…

Медленно, но верно жизнь Бирюковых превратилась в проведение постоянных вечеринок для спасительницы Сонечки. И дети, и Сергей, и сама Оля были заняты по уши. Два-три, а то и четыре раза в неделю они выпускали специальную стенгазету, разучивали стихи-песни, готовили угощение, покупали подарок, а затем на все голоса нахваливали Жанну Сергеевну за ум, красоту, милосердие, клялись ей в любви, присягали на верность, падали ниц. Ольга устала от череды праздников, ей надоело славить Львову. А еще категорически не нравилось, что все ее дети, которых бизнесвумен заваливала подарками — купила им крутые мобильники, ноутбуки, обещала оплатить их учебу за границей, стали звать ее «мамой Жанной».

Бирюкову нельзя назвать неблагодарным человеком, она прекрасно понимала, что делает для их семьи Львова, поэтому всегда старательно готовила очередное пиршество. Но ей хотелось побыть с мужем и ребятами в своем доме наедине, без благодетельницы. А тут еще старшие девочка с мальчиком начали проситься переночевать у Львовой… Ольге стало казаться, что Жанна Сергеевна потихоньку отнимает у нее детей, разрушает их семью. Милосердная дама представлялась многодетной матери похожей на плющ, обвивающий каменную стену дома, — он, конечно, придает зданию внешнюю красоту, но расшатывает «усами» кирпичную кладку.

В конце концов Оля решила слегка остудить отношения и сказала Львовой:

— На зимние каникулы нас пригласила в гости моя подруга из Киева.

— Вот здорово! — обрадовалась Жанна. — Когда летим? Или едем на машине? Хочется полюбоваться на один из самых красивых городов мира.

— Мы уедем на десять дней, — уточнила Бирюкова.

— Без меня? — сообразила бизнесвумен.

— Простите, — соврала Ольга, — но у приятельницы крохотная квартирка, там с трудом мы-то поместимся. Вы не обидитесь?

— Конечно, нет, — засмеялась Жанна. — Ненавижу скученность.

Бирюковы отключили телефоны, приказали детям не говорить «маме Жанне», что они не покидали Москву, и провели праздники в полном восторге в свое удовольствие, без посторонних.

На одиннадцатый день Оля звякнула Львовой и сообщила:

— Мы тут!

— Отлично, — вяло ответила благодетельница. — Хорошо повеселились?

— Ой, какое там! Оказывается, приятельнице требовалось помочь с ремонтом, мы клеили обои, циклевали паркет, — изобретательно солгала Бирюкова. — Устали, измучились. Вы к нам приедете?

— На этой неделе вряд ли, дел по горло, — сухо заметила Жанна и отсоединилась.

Тринадцатого января на счет Бирюковых должны были упасть деньги на лекарство для Сони, но сумма не пришла. И тут Оленька вспомнила визит Зины, ее слова: «Не жить Егорке из-за моей несдержанности». Бирюкова перепугалась до полусмерти и вместе с детьми и мужем помчалась к Львовой.

Увидев компанию в разноцветных шапочках, с цветами-подарками в руках и узнав, что Бирюковы в полном составе явились к ней домой, дабы отпраздновать Старый новый год, Жанна криво улыбнулась.

Всю ночь гости хвалили хозяйку, танцевали вприсядку, целовали-обнимали «мамулечку», и в конце концов Львова оттаяла.

Деньги на лекарство пришли, Оля перевела дух и поклялась себе никогда более не пытаться прервать череду праздников.

С того дня Бирюковы стали личными скоморохами бизнесвумен. Жанна оказалась эмоционально ненасытной, развлекать ее требовалось постоянно. Обращаться к благодетельнице иначе как «наша любимая мамочка» запрещалось. Утро Бирюковой начиналось со звонка в дом Львовой. Оля спрашивала:

— Как спалось нашей любимой мамочке?

— Ничего, вот только спина побаливает, — капризно сообщала Жанна.

— Боже! Дети, Сережа, нашей любимой мамочке плохо! — кричала Ольга. И обещала собеседнице: — Сейчас приедем к тебе, сделаем массаж, сварим куриный бульон.

— Нет, я убегаю на работу, — останавливала ее порыв Львова. — Сама к вам вечером загляну.

Жизнь Бирюковых превратилась в постоянное прислуживание той, от кого зависела жизнь Сони. Сергей делал в квартире Львовой мелкий ремонт, мыл-заправлял ее машину, привозил продукты. Оля убирала, стирала, готовила. Жанна Сергеевна очень часто говорила:

— Я на себя трачу копейки, лишь бы Соня осталась жива.

У бедной матери после этих слов появлялось некомфортное ощущение, что ради своей дочери она отнимает у Львовой честно заработанные ею тяжелым трудом деньги. Но противнее всего было изображать любящих родственников. Однако Бирюковы очень старались, потому что понимали: Сонечке пить лекарство надо не менее пяти лет, месячный курс стоит четыреста пятьдесят тысяч рублей, и если Жанна перестанет давать деньги, ребенок окажется в могиле.

На второй год такой жизни Сергей начал прикладываться к бутылке, а Олю стали мучить боли в желудке. Ни один врач не мог понять, что с ней — анализы хорошие, а женщина ничего съесть не может.

А еще Ольге пришлось бросить занятия по истории искусства, которые были организованы владелицей одной из художественных галерей. Сами понимаете, у многодетной матери нет особого времени на самосовершенствование, но Оля после рождения Сони, чтобы не превратиться в робота, исполняющего домашние обязанности, записалась на бесплатные лекции, каждый четверг с семи до десяти вечера ходила слушать рассказы о живописцах и картинах. И вот из-за общения с Жанной лишилась единственного любимого досуга.

Бирюкова подошла попрощаться к владелице галереи, не выдержала, расплакалась, рассказала, почему больше не сможет посещать занятия. Но чем искусствовед могла помочь слушательнице? Она подарила Бирюковой авторский экземпляр книги об импрессионистах, на том и расстались.

Изменилось и отношение детей к благотворительнице. Вначале и старшие, и младшие были в эйфории от дорогих подарков, которые им покупала Львова, но потом градус восторга начал падать. Ребята поняли, что мобильные телефоны, компьютеры и прочие радости следует ежедневно отрабатывать. У детей теперь не было времени на простые ребячьи радости, вроде похода с приятелями в кино или на общение в Интернете. Но еще хуже оказалось то, что им почти некогда стало делать уроки, в их дневниках появились двойки. Младшие заныли: «Почему из-за Сони всем должно быть плохо? Это ей лекарство покупают, а не нам. Надоело каждый день веселиться». Львова же говорила им: «Бог с ней, с учебой, не переживайте из-за плохих отметок, я вас устрою на платное отделение в любой институт».

Оля поняла, что еще немного — и благодетельница полностью развалит ее семью, необходимо дистанцироваться от пиявки. Но где потом найти денег на медикаменты?

И вдруг Львову убили. Услыхав новость, Бирюкова в первый момент заликовала. Ура, они избавились от вампира! Но через минуту пришел ужас — а как же Сонечка?

Вскоре выяснилось, что благодетельница завещала Бирюковым все, что имела. Узнав от нотариуса о наследстве, мать Сони зарыдала от радости: больная дочка сможет получать лекарство. Потом Оля испугалась. Что, если полиция посчитает их с мужем убийцами? Бирюкова обожает детективы, а во многих криминальных романах написано: первыми под подозрение попадают те, кто заинтересован в смерти жертвы. А кто оказался в выигрыше после гибели Жанны Сергеевны?

Оля с Сергеем посовещались и решили: если к ним придет полиция, надо сказать, что его родители дружили с матерью и отцом Львовой, а сама Жанна крестная Сони. Бизнесвумен собственных детей не имела, вот и считала ребятишек друзей родными, помогала семье материально, а также составила завещание в их пользу. Когда следователь Малкин задал Бирюковым ожидаемый вопрос: «Вы, очевидно, хорошо знали Львову?» — они выдали заготовленную версию, расхвалив бизнесвумен, но подчеркнув, что та была замкнутым человеком, ни малейших подробностей о своей личной жизни даже им не рассказывала.

Сейчас, получая прибыль от SPA-салонов, Бирюковы тратят деньги в основном на покупку медикаментов и продуктов для Сони, а то, что остается, кладут на счет. Они решили для себя, что никогда не воспользуются даже копейкой на личные нужды, в том числе и на покупку столь необходимой семье просторной квартиры. В банке копятся средства, которые пойдут исключительно на образование детей. Еще Бирюковы отчисляют двадцать процентов с каждой получаемой суммы в благотворительный фонд, заботящийся о больных ребятишках. А вот переступить порог бывшего жилища Жанны ни Оля, ни Сергей не способны. Они прекрасно знают, что, продав «двушку» Львовой и выставив на торги свою «трешку», смогут приобрести достойное жилье, но начать операцию с недвижимостью не спешат…

— Поймите меня правильно, — плакала Ольга, заглядывая в глаза Панова, — Жанна Сергеевна нас до сих пор словно на крючке держит. Я раз в неделю на могилу ее езжу, убираю там, скоро памятник поставим. В последнее время мы с Сережей ее просто ненавидели, и теперь нам стыдно — получается, она с того света за таблетки для Сонечки платит. Но через несколько лет, надеюсь, необходимость в лекарстве отпадет, вот тогда мы избавимся от Львовой навсегда. Если же продадим ее квартиру, то постоянно, входя в новые хоромы, будем думать, что опять надо благодарить ее. Поверьте, мы не убивали Жанну, просто не способны на это.

— И мы же не знали про завещание, Львова о нем ничего не говорила, — тихо добавил молчавший во время разговора Сергей. — Представления не имели, что она нам все оставит. От Жанны зависела жизнь нашей дочери, вот мы перед ней все на задних лапках и плясали. Терпеть благодетельницу не могли, но пылинки с нее сдували. Не в наших интересах было ее жизни лишать.

Вадим Олегович по банковским документам легко установил, что в разное время бизнесвумен помогала еще семи ребятам, и проверил их родителей. Четыре семьи давно уехали за рубеж, одна попала в авиакатастрофу, а две пары с головой ушли в церковную жизнь. Все оказались вне подозрений. А еще нотариус, заверивший завещание, рассказал, что Жанна составляла подобное распоряжение многократно, отписывала имущество и бизнес родителям подопечного ребенка, а потом, взяв под опеку другое дитя, меняла наследников.

Пока Панов разбирался со Львовой, Николай Михайлович отправился в дом к Сизову и стал методично обходить соседей. Все, как один, рассказывали о геройском прошлом Валерия Яковлевича, отмечали крайнюю замкнутость Кати и болезненность ее маленького сына. Андрюша постоянно хворал, неделями сидел дома и казался на удивление пугливым малышом. Если крошка ехал вместе с мамой в лифте, а в кабину подсаживался какой-нибудь мужчина, Андрей прятал личико в колени Кати и не отрывался от нее, пока попутчик не выходил.

Дергачев, не узнав ничего нового, слегка приуныл. А потом ему вдруг пришла в голову простая мысль. Некоторое время назад Сизов сменил квартиру, перебрался из трехкомнатной в «двушку». Согласитесь, ведь немного странно ухудшать жилищные условия, если учесть, что твоя незамужняя дочь вот-вот родит ребенка? Большинство людей в ожидании прибавления семейства, наоборот, желает по возможности расширить жилплощадь. Но, может, на этот шаг Сизова заставила пойти бедность? Ребенок, появляясь в семье, приносит не только радость, но и требует больших расходов.

Николай Михайлович поехал по старому адресу Сизова, и там соседи спели о Валерии Яковлевиче совсем иную песню.