Стилист для снежного человека

Дарья Донцова, 2004

Вам доводилось есть салат оливье, заправленный сгущенкой? Нет? А вот гости, собравшиеся в особняке в Ложкино, смогли отведать сей деликатес. Безобразие, скажете Вы, и будете абсолютно правы! А все потому, что мысли любительницы частного сыска Даши Васильевой заняты не предстоящим приемом, а очередным расследованием... В ее доме отравили известную актрису Милу Звонареву. На семейство Васильевых ополчилась желтая пресса. В чем только их не обвиняют. Чтобы прекратить поток гадостей в свой адрес, Даше необходимо найти убийцу. Она почему-то точно уверена, что с Милой расправился ее всемогущий любовник, который когда-то пристроил никому неизвестную актрису на главную роль в фильм к именитому режиссеру… Даша неуклонно идет к своей цели, несмотря на разные странности, что ходят дома – то заявится пожить отпрыск старой знакомой стилист Женя – то ли девушка, то ли парень, сразу и не поймешь. А то в кладовой обнаружится настоящий… снежный человек…

Глава 2

Рассказывая мне сию трагикомическую историю, Костя то плакал, то ругался и, когда домой вернулись Аркадий, Зайка и Маша, почти заснул в гостиной, устав от истерики.

Кое-как Кеша доволок его до спальни и положил на кровать.

— Как же Мила не поняла, что общается с мужем? — удивлялась Машка.

Я пожала плечами.

— Понятия не имею.

— И зачем она полезла в тусовку часовщиков? — не успокаивалась Маруська. — Ведь знала, что супруг фанат часов. В Интернете полно чатов, где можно найти мужчину, ну с какой дури заходить туда, где тусуются единомышленники супруга?

— Завтра поговорю с Милой и все выясню, — пообещала я.

— Надо же быть такой идиоткой! — воскликнул Кеша.

— Ага, — кивнула я, — Костя дико зол, обещает убить Милку!

— Кабы он хотел лишить ее жизни, — усмехнулся Аркадий, — придавил бы в кафе в состоянии аффекта. Ерунда это, насчет убийства. Просто разведется!

— Может, помирятся, — вздохнула Манюня.

— Навряд ли, — насупился Аркашка, — она же ему изменила.

— Нет! — закричала Маня. — У них было первое свидание!

— Нравственное предательство хуже физического, — заявил наш адвокат, — она прикинулась свободной женщиной.

— Он сам хорош, — напомнила Зайка, — проделал то же самое! Назвался холостяком.

— Что позволено Юпитеру, не позволено быку, — заявил Кеша.

— Значит, вы боги, а мы коровы? — взвилась Маня.

— Какая ерунда, — зашипела Зайка, — ну пококетничала она немного, право, не стоит даже внимания обращать на такую малость!

Аркадий стал совсем мрачным.

— Я бы не простил!

Ольга изогнула правую бровь.

— Да? Даже меня?

— Тебя в особенности, — рявкнул муженек.

Зайка стала медленно наливаться краской.

— Ах так!

Не стану утомлять вас подробностями скандала. Скажу лишь, что в тот момент, когда в столовой вдруг установилась нехорошая тишина, грозное затишье перед тайфуном, собаки, всегда тонко чувствующие надвигающуюся бурю, шмыгнули в коридор. Увидав спешную эвакуацию стаи, я вскочила и, быстро пробормотав:

— Ой-ой! У меня в спальне окно открыто, пойду закрою, — ринулась за торопливо ковыляющим Хучиком.

Гневный крик Зайки застиг меня на пороге собственной комнаты. Я быстро заперла дверь и села в кресло около стола. Хучик шумно вздохнул.

— Да милый, — сказала я, поглаживая шелковую шерстку мопса, — на этот раз нам с тобой повезло, успели увернуться от пуль и стрел. Сиди теперь в спальне, не высовывайся, если не хочешь быть растоптанным боевыми слонами.

На следующее утро небо опять висело над землей серой подушкой. Может быть, поэтому мои глаза распахнулись лишь около полудня. Отчаянно зевая, я спустилась вниз и обозрела столовую. Так, мебель цела, окна тоже, на ковре не видно подсохших луж крови, следовательно, Аркадий жив.

— Ну и погода, — занудела Ирка, внося в столовую вазу с астрами, — льет и льет! Закончилось лето! У меня депрессия.

— И чего ты ждала в октябре? — улыбнулась я. — Нет причины для отвратительного настроения. В России непогода начинается в августе, климат у нас такой. Вот если бы летом снег пошел, тогда, понимаю, было бы от чего расстраиваться. А так! Осень она и есть осень!

— Ну с летом нам тоже не шибко повезло, — вздохнула Ирка, — хорошо еще, что в этом году оно пришлось на выходные!

Я хихикнула и перевела разговор на другую тему.

— Где все?

— Так рабочий день, — пожала плечами Ирка.

— А Костя?

— Еще в семь уехал.

— Ты у него в комнате убери, — распорядилась я, — вещи развесь, то, что помялось, погладить надо.

— Какие вещи? — вытаращила глаза Ирка.

— Костя поругался с женой, — стала я растолковывать домработнице, — он временно поживет у нас!

— А вот и нет, — радостно воскликнула Ира, — утром он кофе попил и сказал Аркадию: «Ну, спасибо, поеду». Кеша ему говорит: «Оставайся, хочешь — твоим разводом займусь?» А этот Костя как заорет: «Еще чего, судиться со всякими! Пристрелю и дело с концом». Хлопнул дверью и унесся. Никакого чемодана не оставлял. Во мужики…

Я перестала вслушиваться в бормотание Ирки. Значит, Костик решил вернуться домой, слава богу, он не останется у нас! Просто счастье. Может, я покажусь вам жестокой эгоисткой, которая радуется, что докучливый гость отправился восвояси под предлогом физического уничтожения жены, только Костя вовсе не собирается пристреливать Милу. У него и оружия-то нет. Думаю, супруги повздорят, повыясняют отношения и помиряться. Мне лезть в это дело не следует. Милые бранятся, только тешатся.

Я выпила кофе и решила заняться разбором гардероба. Следует навести в шкафу порядок, убрать тонкие, летние вещи, перевесить поближе осенние кофточки, пересмотреть обувь, изучить шарфы, перчатки… Во всяком случае, дня на три работы хватит, а там посмотрим чем заняться. Если честно, мне в жизни делать нечего, а идти на службу не хочется. Перспектива вбивать в головы юношей и девушек знания французской грамматики совершенно меня не радует. А больше ничего я не умею!

Но валяться день-деньской на диване тоже не способна. Многие женщины, не желающие трудиться на благо общества, успешно реализуют себя на ниве домашнего хозяйства, превращаются в истовых кулинарок, самозабвенных бабушек, вяжут, шьют… Но я не люблю готовить, рукоделием заниматься тоже. Аньку и Ваньку мне не доверяют, справедливо полагая, что избалую малышей до безобразия. Поэтому я очень рада, когда находится некое дело, не слишком занудное, занимаясь которым я не сойду с ума от тоски и злости.

Не успела я направиться к лестнице, чтобы подняться на второй этаж, как йоркшириха Жюли, залившись истерическим лаем, рванулась в прихожую. У нас живет много собак, но среди них всего два пса, Банди со Снапом призваны служить охраной. От престарелой пуделихи Черри и меланхоличного Хучика никто не ждет караульной работы. Но вот парадокс! И пит, и ротвейлер даже не вздрагивают, если в дом пытается войти чужой человек. Прыть и агрессию проявляет лишь йоркшириха. Наивные люди, увидав впервые, как на них налетает существо, похожее на волосатого таракана, умиляются до слез, наклоняются и, сюсюкая: «Уси-пуси, мы, оказывается, лаять умеем», — пытаются погладить Жюли.

И это их большая ошибка. Несмотря на крохотный рост и отсутствие веса, Жюли отважна. В ее маленькой, цыплячьей груди бьется сердце тигра. Йоркшириха полна стремления защитить свою территорию и всех живущих на ней. Поэтому, заметив около своей морды чужую длань, Жюли ничтоже сумняшеся вцепляется в пальцы опрометчивого незнакомца. Зубы у нее мелкие, острые, и работает ими она, словно строчит на швейной машинке, быстро-быстро, больно-больно.

Кстати, любого из наших псов можно купить. Банди продаст родную мать за блинчики, Снап мигом побежит за куском вульгарной колбасы, Хучик теряет остатки воспитания при виде пастилы, а Черри готова на любые поступки, желая получить сыр. И только Жюли гордо отвергает подачки, из чужих рук она не возьмет ничего!

— Гав-гав, — заливалась сейчас йоркшириха.

— Иду, — крикнула Ирка.

— Скажи, никого дома нет, — малодушно попросила я.

Но наша домработница плохо видит грязь и пыль, а слушать хозяйские указания ей недосуг. Поэтому, проигнорировав мои слова, Ира распахнула дверь и заорала:

— Здрасти, здрасти! Дарь Иванна! К вам пришли!

— Придушить тебя мало, — шепнула я домработнице, потом, навесив на лицо самую радостную улыбку, воскликнула:

— Мила! Какими судьбами?

Звонарева поставила на пол бочкообразную сумку.

— Не выгонишь, если поживу у вас? Мы с Костей разводимся.

— Очень рада! — закивала я, потом спохватилась. — Конечно, не тому, что вы разрываете отношения, а твоему приезду.

— А я вот испытываю истинное счастье, — топнула ногой Милка, — просто эйфорию, когда думаю, что наконец-то лишусь милого супруга и его отвратительной, гадкой, мерзкой, косорылой маменьки…

Я сочувственно кивала головой, чувствуя, как меня охватывает тоска. Все, день пошел прахом.

Увы, мои самые мрачные предчувствия оправдались. До ужина Мила безостановочно рассказывала о своей жизни и о той ситуации, которая поставила семью Звонаревых на край развода. В ее интерпретации события выглядели не так, как у Кости.

Оказывается, Мила совершенно случайно попала в чат. Ей на электронную почту пришло письмо с предложением заглянуть на сайт некоей фирмы, торгующей книгами по искусству. Звонарева набрала адрес, поняла, что влезла невесть куда, хотела уходить, но тут ее внимание привлек парень по имени «Конрад». Ни о каких часах они не беседовали, Конрад обожал, как и Мила, театр, поэтому беседа крутилась вокруг последних постановок. И на свидание Мила отправилась лишь с одной целью: Конрад, оказывается, служит в театре под руководством режиссера Бродько и пообещал своей знакомой билеты на премьеру. Мила обрадовалась, увидеть постановку Бродько почти невозможно, коллектив выступает в крохотном зале, места в основном занимают его знакомые. Поэтому Мила, естественно, ответила:

— Да, — и помчалась в «Ириску» на встречу.

С Конрадом она виртуально общалась всего ничего, два раза, и беседа шла лишь о театре!

Я молча кивала. Спорить с Милой бесполезно. Пересказать ей мою беседу с Костей? А смысл? Что изменится? Ну поймаю я Милку на лжи, мне-то от этого не горячо и не холодно!

Внезапно Милка заревела и унеслась в ванную. Я пошла за ней и тихо спросила:

— Может, теперь, когда мы вдвоем, расскажешь правду?

— Ты мне не веришь? — всхлипывала Звонарева.

— Ну…

— Я очень люблю Костю, — вдруг заявила Мила, — затеяла все это лишь для того, чтобы… э, да ты не поймешь! И никто не поймет! Вышла глупость, я не на такое рассчитывала!

— А на что ты рассчитываешь? — быстро спросила я.

Но Мила молча вытерла лицо и ушла.

Когда домой вернулись все члены семьи, Мила повторила свой рассказ. Аркашка никак не отреагировал на услышанную информацию, Зайка тоже промолчала, даже Маня ухитрилась удержать язык за зубами, лишь Дегтярев с милицейской простотой поинтересовался:

— А чего ты в кафе поперлась?

— Билеты взять, — простонала Мила, — два, для себя и мужа! Всегда о нем заботилась — и вот награда!

— Так попросила бы пропуска у администратора оставить, — продолжал удивляться полковник, — так всегда поступают.

— Но он предложил «Ириску»!

— И чего? Ты могла отказаться!

Мила залилась слезами.

— Вот вы какие! Ясно! На стороне Кости находитесь. Меня вон! Хороши друзья! Все! Ухожу! Повешусь! Под поезд брошусь!

Машка понеслась обнимать Милу. Зайка метнула в Александра Михайловича убийственный взгляд.

— А чего, — залопотал Дегтярев, — я только спросил!

— Довел бедняжку до слез! — воскликнула я.

— Не следует изменять мужу, — вдруг очень спокойно заявил Кеша.

— Меня тут ненавидят! — заголосила Мила. — Хороши друзья! Пришла в тяжелый момент жизни, попросила помощи! Все! Ухожу! Дашка, вызови такси!

— Моя мать, — хорошо поставленным голосом человека, приученного часами выступать перед аудиторией, заявил Аркадий, — носит имя Дарья. Она не коза, чтобы откликаться на Дашку!

Я поперхнулась, а Мила вскочила, уронила на пол тарелку от безумно дорогого сервиза и завизжала:

— Понятно, гоните меня вон!

— Сядь, — велела Ольга, — успокойся. Никто тебе не запрещает у нас оставаться.

— Как же, — в режиме ультразвука вещала Мила, — а этот…

Щеки Зайки слегка порозовели.

— Этого зовут Аркаша, — процедила она, — если ты забыла, напомню. Воронцов Аркадий, мой муж!

— Ага, — ехидно прищурилась Мила, — все вы тут мужья с женами! Отличненько устроились! Думаете, раз не в Москве живете, так о вас и не говорят. Ошибаетесь! Кстати, Дашка, народ в непонятках пребывает. Отчего ты со старым ментом связалась? Вроде денег полно, неужто никого поприличней не нашла, а?

Я уткнулась носом в чашку и сделала вид, будто очень увлечена чаем. Знаю Милу много лет и очень хорошо понимаю: сейчас она не владеет собой. У нее есть одно, сильно осложняющее ей жизнь качество. Если Милка разволновалась, испугалась или на всех обиделась, она начинает нести чушь, пересказывать услышанные сплетни. А последних Мила знает просто неимоверное количество, потому что госпожа Звонарева обожает ходить по тусовкам. В нормальном состоянии Милка ведет себя вполне прилично и никогда не «щиплет» собеседника. Но стоит ей потерять душевное равновесие, как гадости начинают вываливаться из нее и разбегаться подобно тараканам, застигнутым врасплох яркой вспышкой света. Поэтому сейчас злиться на Милку нельзя, она неадекватна. Единственное, что меня на данном этапе удивило, это то, что, оказывается, люди до сих пор обсуждают наши отношения с Дегтяревым, я наивно считала, что все давным-давно успокоились и занялись более животрепещущими новостями.

— С меня довольно, — рявкнул Аркадий.

Потом он встал, схватил Милку за локоть и вытолкнул в коридор со словами:

— До свиданья, более никогда не приходите сюда. Вам отказано от дома.

Аркадий, постоянно выступающий в суде и регулярно читающий для собственного удовольствия речи великих юристов прошлых лет Плевако, Кони и иже с ними, иногда начинает говорить словно персонаж из девятнадцатого века. «Вам отказано от дома».

— Пошла на фиг! — заорала Зайка, бросаясь за Милкой.

— Вали отсюда, — подхватила Машка.

Я снова уткнулась в чашку. Вот это по-нашему! «Пошла на фиг» и «Вали отсюда», а то «Вам отказано от дома».

— Сволочи! — всунулась назад Милка. — Ага! Суки богатые! Чтоб ваши деньги вместе с домом сгорели! И… и… желаю уроду сдохнуть!

Изящный пальчик Милы, украшенный старинным кольцом с большим изумрудом, ткнул в Хучика.

Я вздохнула. Мила совсем потеряла голову, случается с ней на нервной почве такая петрушка. Завтра будет, плача, просить у нас прощения. Но вот ведь какая! Вроде ей плохо, с мужем разлад, а дорогое колечко нацепить не забыла. Мила не так давно приобрела это старинное украшение в скупке, в Питере, и теперь постоянно ходит с ним, изредка приговаривая:

— Да, жизнь-то как изменилась! Запросто могу себе теперь изумруды покупать! Экая красота, снимать не хочется!

Словно почувствовав, что в его адрес сказали гадость, мопс вздрогнул и заскулил. В ту же секунду Машка схватила вазочку с вареньем и метнула ее в Милу. Манюню с детства отличает полнейшая неспособность попасть мячом в кольцо, поэтому сейчас хрустальное корытцо угодило в стену. Темно-красная, вязкая субстанция медленно потекла по светло-бежевой поверхности. Зайка молнией кинулась к Миле, в руках она сжимала бамбуковый поднос. Звонарева побежала по коридору, Аркадий, тяжело дыша, открыл дверь, ведущую в сад, и вышел на террасу, прямо под противный, мелкий дождь.

— А ну наподдай ей, — закричала Маша, подлетая к Александру Михайловичу, — эй, проснись!

Дегтярев опустил журнал.

— Что?

— Давай, догони Милу, — злилась Машка, — ей надо вломить!

— Кому? — заморгал полковник.

Манюня рассердилась еще сильней.

— Ты ничего не слышал?

— Ну…

— Журнал читал!

— Да, — признался Александр Михайлович, — очень интересная статья попалась, про королевский двор…

— Тут скандал, все орут, а он с журналом! — подскочила Машка.

Александр Михайлович ухмыльнулся.

— Так у нас всегда кричат! Если на каждый вопль внимание обращать, облысеешь!

Манюня глянула на обширную плешь, украшающую макушку Дегтярева, и захихикала. Я постаралась спрятать улыбку.

— Что-то случилось? — решил вклиниться в реальную жизнь полковник.

Машка раскрыла рот, и тут из прихожей раздался сначала звонок домофона, потом стук входной двери, затем крик, шум и вопль, ужасный, леденящий душу. Подобные звуки человек способен издавать лишь в крайних случаях.

Не задумываясь, мы все вместе ринулись в прихожую.

В углу, около встроенного шкафа, обнаружилась красная, растрепанная Зайка. Губная помада у Ольги размазалась, тушь с ресниц стекла на щеки. На пороге маячил… Костя, около его ног высился темно-коричневый, перетянутый ремнем чемодан. А посреди прихожей, на красивой серо-бежевой плитке, лежала Мила. Руки ее были широко разбросаны, ноги поджаты. Мое сердце екнуло.

— А ну, подвинься, — велел мне Дегтярев и шагнул к Миле.

Окружающие стояли молча, словно играя немую сцену из бессмертной комедии Гоголя «Ревизор». Александр Михайлович наклонился к Звонаревой, потом присел около нее, затем быстро вытащил из кармана мобильный, нажал на кнопки и сухо велел:

— Игорь? Немедленно к нам, всех. Да, сюда, в Ложкино. Пока не знаю.

Потом он спрятал сотовый в карман и резко спросил:

— Что произошло? Отвечайте четко, дело серьезное.

— Я выбежала из комнаты, — прошептала Маня, тыча пальцем в неподвижно лежащую Милу, — по дороге потеряла тапки и остановилась.

— А я ее догнала, — подхватила Зайка, — и треснула подносом!

— Бамбуковым? — уточнил Дегтярев. — Тем, что со стола прихватила?

— Ага, — кивнула Ольга.

— Дальше, — потребовал полковник.

— Она обернулась и сказала…

— Что? Говори!

— Ну… пошла ты…!…! — выпалила Зайка.

— Продолжай.

— Больше она ничего не говорила.

— Упала?

— Нет, подлетела к двери, а тут звонок.

— Он затрещал в ту секунду, — вступила в разговор до сих пор молчавшая Ирка, — когда Людмила как раз замок открыла. Створка распахнулась, а там… Костя!

— Он ее схватил, — перебила Ирку Ольга, — и давай бить. Во, по щеке!

— Ага, по левой стороне!

— Затем в живот.

— И в спину.

— Как закричит: «Убью на…!»

— Скрутил Милку, через колено перегнул.

— Да, да, точно, прямо всю ее так вывернул и орет: «Ща попляшешь, попрыгаешь, будешь знать, как по мужикам шляться».

— Милка как завопит…

— Угу! Во весь голос, а он ей в рот что-то сунул!

— Я ничего не совал, — отмер Костя.

— Я все видела, — затопала ногами Зайка, — руку ей прямо между зубами засунул.

— Нет!

— Да.

— Нет!!!

— Да!

— А ну замолчите, — рявкнул полковник.

Неожиданно присутствующие послушались. Пару секунд в холле висела тишина, затем из коридора послышались шаги, и голос кухарки Катерины спросил:

— Чего вы тут раскричались? Ой! Случилось что? Мама! Ей плохо! Надо врача звать. Дарь Иванна, ну чего столбом стоите, живенько на охрану звоните, пусть хоть наша Анна Сергеевна из медпункта придет. О господи! Где телефон? Сама звякну.

— Не надо, — резко ответил Дегтярев.

— И че? — уперла руки в бока Катерина. — Оставить человека так? Не видите, ей плохо!

— Мила умерла, — ответил полковник, — ничего не трогайте, наши уже едут.

Я вцепилась в косяк.

— Ты уверен?

Александр Михайлович кивнул.

— Да, Аркадий, уведи женщин, пусть в столовой сидят.

Ирка завизжала и опрометью ринулась в свою комнату. Зайка закрыла лицо руками, Маня стала пятиться ко входу в баню, я же перестала вдруг слышать, перед глазами откуда ни возьмись появилась серая вуаль. Сквозь трясущееся полотно тумана я увидела, как Костя сначала пошатнулся, а потом упал прямо у входа.