Созвездие жадных псов

Дарья Донцова, 2001

Волей рока я, Евлампия Романова, опять втянута в расследование загадочного убийства соседа по даче академика Славина. Убили его в кабинете Академии высшего образования. Он был там один. Причем вначале его застрелили, а потом, уже мертвого, ударили ножом. Говорят, Славина любили все. Даже его многочисленные жены и чада жили с ним в одном доме. Его дочь Ребекка просит меня найти убийцу отца – ей кажется, что это кто-то из близких. Ведь только они знали о тайном ходе в его кабинет. Я согласилась помочь, не подозревая, во что ввязалась... И тут вдруг погибает под колесами электрички последняя жена Славина – красавица Анжелика...

Глава 9

Инструктор при виде меня с хрустом потянулся:

— Опаздываете, мадам.

— Всего на пять минут, извините.

— Ладно, — благодушно засмеялся парень, — значит, маршрут такой: по набережной, мимо здания парламента, направо вверх до Красной Пресни, а там тормознем.

Я уверенной рукой ухватила баранку, весьма ловко отъехала и покатила по набережной. И ничего трудного в управлении машиной нет, подумаешь!

— Отлично, — одобрил парень, когда мы миновали Хаммеровский центр, — объясняю новый прием. Ну-ка, затормози у светофора на горке.

Я покорно нажала на педаль. Тут же свет изменился на зеленый.

— Давай, — велел учитель.

Я отпустила тормоз, хотела выжать сцепление, но не тут-то было. «Жигуленок» покатился назад, раздался тревожный сигнал. Я глянула в зеркальце. Прямо за мной стоял роскошный, сверкающий, серебристый «Мерседес».

— Ну еще разочек!

И вновь бедный «жигуль» рванулся вниз. Сзади уже гудели не переставая.

— Значитца, так, — совершенно спокойно резюмировал парень, — не получается, а почему?

— Может, отведешь машину в сторону и объяснишь?

— Ща сама поедешь!

— Так сигналят!

— Пусть объезжает, козел, у нас на стекле знак «Ученик за рулем»!

— Он не может, видишь, машин сколько!

— Купил «шестисотый» «Мерседес», придурок, а водить не научился, — фыркнул парень, — ничего, объедет. Слушай сюда, берешь ручник, поднимаешь, отжимаешь сцепление, газуешь и медленно отпускаешь ручник! Поняла?

— Ага, — кивнула я.

— Действуй!

Несчастный «Мерседес», очевидно, понял, с кем имеет дело, и покорился судьбе. Я принялась мучить «жигуленок». Светофор успел поменяться шесть или семь раз, когда несчастный автомобильчик наконец-то прыгнул вперед, проехал метров сто и очутился на трамвайных рельсах. Тут же раздался оглушительный звон.

— Сдай назад, — спокойно приказал учитель.

Я, в ужасе наблюдая, как на нас на огромной скорости надвигается ярко-красный трамвай, тут же послушалась.

— Блин! — заорал инструктор.

«Жигуль» мгновенно встал, хотя я и не нажимала на тормоз. Сзади раздался неприятный скрежещущий звук, от неожиданности я пребольно стукнулась грудью о баранку.

— А ну, вылезай, идиот! — завопил хозяин «мерса».

— Сиди, — велел инструктор и вышел.

— Белены объелся, ты мне фару разбил! — проорал мужик лет сорока, в дорогом летнем костюме.

— И где у тебя фара, на лбу? — спокойно поинтересовался шофер. — Над слепыми глазами? Чего же ты ее раньше не включил? На стекло глянь — «За рулем ученик». Значит, следовало держать дистанцию. Ща ГИБДД вызовем и поглядим, кто из нас ху!

— Сейчас доумничаешься, гондон, — прошипел водитель «мерса». — Эй, ребята!

Дальше события разворачивались словно в дурном анекдоте. Из салона выбрались двое юношей весьма характерного вида.

Несмотря на жуткую жарищу, от которой плавился асфальт, мальчишки были втиснуты в черные рубахи, того же цвета брюки и тупоносые кожаные ботинки на толстой подметке. Представляю, как у них потеют ноги!

— Не волнуйтесь, Игорь Серафимович, — сказал один, самый высокий, — ща мы этому козлу объясним, что почем!

Инструктор слегка побледнел, но стойко выдержал «наезд».

— Сам козел.

— Глянь, — протянул второй качок, — еще и разговаривает.

Нехорошо усмехаясь, юноши двинулись к моему учителю. Тот, мигом нырнув в «жигуленок», достал монтировку. Я испугалась до жути и кинулась к хозяину «Мерседеса», который преспокойно курил, облокотясь на капот.

— Погодите, он не виноват!

Игорь Серафимович вздернул правую бровь, смерил меня сверху вниз оценивающим взглядом и поинтересовался:

— А ты кто?

— Да я сидела за рулем и не посмотрела назад, трамвая испугалась!

— Ага, — хмыкнул Игорь Серафимович, — и давно рулишь? Права когда получила?

— Я только учусь.

— Пока за рулем ученик, за все его действия отвечает инструктор, — возразил хозяин «мерса».

— Не надо его бить, — взмолилась я, — давайте я заплачу за вашу фару, и делу конец.

Игорь Серафимович вытянул губы вперед и переспросил:

— Значит, денег дашь? И сколько?

Я подумала секунду и сказала:

— Ей-богу, не знаю, сколько стоит такая фара. Двести пойдет?

Игорь Серафимович тяжело вздохнул.

— Триста, — быстро добавила я, — только простите, больше с собой нет.

Парни в черном с большим интересом вслушивались в нашу беседу.

— Давай, — сказал хозяин.

Я открыла кошелек, вытаскивая розовенькие бумажки, и протянула Игорю Серафимовичу:

— Вот.

— Что это?

— Как? Деньги. Только же договорились, триста рублей.

Внезапно хозяин «шестисотого» начал хохотать, одновременно залились смехом и парни в черном. Даже мой инструктор хихикнул. Я откровенно не понимала, в чем дело.

— Вот что, берите деньги, хотя мне их ужасно жаль, но, раз я виновата, делать нечего, и давайте разъезжаться.

Но Игорь Серафимович в изумлении рухнул на кожаное сиденье «Мерседеса» и затрясся в конвульсиях.

— Триста рублей! И тебе их жаль! Что же ты хотела с этой суммой сделать, горемыка?

— Фруктов детям купить, а себе романов детективных, нечего ржать, забирай, и все, — обозлилась я.

— Небось муженек у тебя круче Рокфеллера, — веселился наглый Игорь Серафимович, — отслюнил бабе целых триста рублей!

Вот тут я озверела окончательно. Кто дал право этому богатому придурку издеваться надо мной? Твердым шагом я подошла к «мерсу» и заявила свистящим шепотом:

— Нечего из себя самого богатого корчить, и покруче есть. Рядом с Биллом Гейтсом ты нищий, понял, урод? А триста рублей, между прочим, половина пенсии по старости. Небось у тебя у самого мать в детстве полы мыла за восемьдесят рублей в месяц! Забирай деньги и сваливай отсюда, козел!

Парни присвистнули. Инструктор, воспользовавшись тем, что они отвернулись, вскочил в «Жигули».

Игорь Серафимович внезапно серьезно спросил:

— И кем же ты служишь?

— Я не служу, а работаю, музыкантом, играю в ансамбле на синтезаторе, а вообще я — арфистка, окончила консерваторию.

— Что здесь происходит? — раздался грубый голос.

Я оглянулась, от белой машины с ярко-синими полосками на боках отделился кабанообразный милиционер.

— Так, — продолжал он и, моментально оценив ситуацию, накинулся на меня: — Назад не глядели? А что в правилах сказано, зачем водителю дано зеркало заднего вида? Ну? Зеркало заднего вида служит для подачи заднего вида в глаза водителя. И когда им не пользуются, выходит ДТП.

— Что? — окончательно обалдев, поинтересовалась я. — Что?

— ДТП, — вновь произнес три загадочные буквы мент, — ну, оформлять начнем?

— Погоди, — остановил его Игорь Серафимович, — я без претензий, она заплатила, целых триста рублей!

— Сколько? — захихикал постовой.

— Ты чем-то недоволен? — ледяным голосом произнес хозяин «мерса».

— Коли разобрались, так разъезжайтесь, — велел служивый, — живей, живей, освобождайте проезд, ишь, встали, пробку устроили…

Я пошла к «Жигулям», Игорь Серафимович высунулся в окно:

— Эй, арфистка!

— Чего тебе? — притормозила я. — Денег больше нет.

— Тебя как зовут?

— Евлампия.

— Умереть не встать! Врешь!

— Господи, как ты мне надоел! Уезжай, бога ради, и отвяжись! — взвилась я.

— Нет, скажи, как твое имя.

— Евлампия! Представилась уже!

Секунду мужик молчал, потом расхохотался и крикнул, отъезжая:

— До встречи, арфистка!

Я влезла в «Жигули», но на этот раз на место пассажира. Инструктор ловко повернул направо, и мы понеслись в потоке машин. Я чувствовала, как у меня бешено колотится сердце и слегка подрагивают ноги.

— Ну приколистка, — пробормотал шофер, — триста рублей такому парню предложила!

— Ну и что? Мало, да?

Парень хмыкнул.

— Фара от «шестисотого» «мерса» стоит как минимум пятьсот!

— Доложил бы еще двести и купил, я давала больше половины стоимости!

Инструктор глянул на меня, вздохнул и произнес:

— Долларов. Фонарик тянет на полтыщи «зеленых»!

Я чуть не лишилась чувств.

На следующий день около десяти утра я звонила в квартиру Яковлевой с твердым желанием заставить девчонку сказать правду. А то, что она мне наврала, теперь я знала точно. Вчера вечером я рассказала Ребекке о визите, и та сообщила страшно интересную информацию. Оказывается, папа никогда не звал ее Бекки, говоря, что эта кличка больше подходит для болонки. И еще, он, естественно, делал своим дамам дорогие презенты, никогда не забывал про дни рождения и праздники, но… но роз не дарил. По очень простой причине. У него была аллергия на них, причем не только на цветы, но и на варенье из лепестков и лосьон для лица «Розовая вода».

— У нас в саду полно всего растет, — пояснила Ребекка, — но королевы цветов нет! Отец начинал чихать, кашлять… Его секретарша Леночка съездила как-то в Болгарию на море и привезла духи «Розовое масло». Облилась с ног до головы и явилась на работу. Был настоящий скандал! Бедный отец чуть не скончался и отправил Леночку домой — переодеваться и мыться.

Так что таскать охапки роз «будущей жене» Славин не мог, впрочем, и называть дочь Бекки тоже.

Палец нажимал на звонок, наконец за дверью загремело, и высунулась девушка лет двадцати. На голове у нее было скрученное тюрбаном розовое махровое полотенце.

— Что надо? — весьма невежливо осведомилась она. — Трезвон подняла!

— Я к Лене.

— Так ей и звони.

— Простите, она говорила — три раза…

— А вы уже пять нажали, — злобилась девчонка.

Я протиснулась в щель и пошла по коридору. На стук никто не открывал. Я осторожно нажала на ручку, белая дверь приоткрылась.

— Лена, можно?

Ответа не последовало.

— Лена, разрешите?

Вновь ни звука. Я пошире открыла дверь и заглянула внутрь. Комната пуста. Хозяйки нет. Может, она только что встала и пошла мыться?

Но в огромной ванной, где угрожающе гудела газовая колонка, нашлась только крохотная девчушка, старательно чистившая зубы. Чтобы дотянуться до здоровенной раковины, ребенок взобрался на деревянную скамеечку.

Я продолжала поиски и зарулила на просторную кухню, утыканную столиками. С веревок, протянутых под потолком, свисало сохнущее исподнее, «семейные» трусы в голубой горошек, угрожающего размера розовые атласные бюстгалтеры и невероятное количество детских колготок всевозможных цветов.

На секунду мне показалось, что я нахожусь на съемках картины Алексея Германа «Мой друг Иван Лапшин». Тот же убогий интерьер, отбитая эмалированная раковина, сработанная в 50-х годах, две чугунных плиты с «крылышками», на дверях духовок написано: «Газоаппарат», и даже точь-в-точь такая же толстая бабища в красном ситцевом халате, жарящая с утра пораньше котлеты. От запаха жирного мяса меня замутило.

— Кого надо? — поинтересовалась тетка, подбрасывая на сковородку огромный кус топленого масла.

Стараясь не дышать, я ответила:

— Лену Яковлеву.

— Последняя комната по коридору.

— Ее там нет.

— Здесь тоже не бывает, — хмыкнула соседка, — она не готовит совсем, чай только пьет или по кабакам шляется, актриса!

— Не знаете, в каком она театре играет?

— В погорелом, — припечатала баба и перевернула котлету.

Стало понятно, что больше здесь ничего не узнать.

— Слышь, — неожиданно сказала тетка, — у Гульки спроси, они дружкуют, третья дверь от ванной.

Конец ознакомительного фрагмента.