Созвездие жадных псов

Дарья Донцова, 2001

Волей рока я, Евлампия Романова, опять втянута в расследование загадочного убийства соседа по даче академика Славина. Убили его в кабинете Академии высшего образования. Он был там один. Причем вначале его застрелили, а потом, уже мертвого, ударили ножом. Говорят, Славина любили все. Даже его многочисленные жены и чада жили с ним в одном доме. Его дочь Ребекка просит меня найти убийцу отца – ей кажется, что это кто-то из близких. Ведь только они знали о тайном ходе в его кабинет. Я согласилась помочь, не подозревая, во что ввязалась... И тут вдруг погибает под колесами электрички последняя жена Славина – красавица Анжелика...

Глава 3

— Эй, Романова, — прошептал Ванька, незаметно для окружающих пиная меня ногой, — заснула в самый ответственный момент, шевели клешнями живей!

Я машинально задвигала пальцами, «Ямаха» взвыла. Неожиданно одна из женщин упала на холм и завизжала на высокой ноте, перекрывая саксофон:

— Славик, Славик, за что?! Господи, за что?!

Двое мужчин молча попытались поднять ее, но тетка продолжала:

— Славик, Славик, не пойду, не пойду…

От толпы отделилась девушка, стройная, высокая, просто фотомодель. Она быстрым шагом пошла к истеричке и резко сказала:

— Нора, прекрати немедленно концерт!

Женщина взвизгнула последний раз, потом спокойно поднялась, деловито поправила ленту на самом шикарном венке и прошептала:

— А почему мои цветы лежат в неподобающем месте, а Тамарин рваный букет в изголовье?

— Заткните ее, — велела девушка. — Андрей, Николай, чего стоите? Хотите скандала? Сейчас получите.

Из толпы вышли двое. Один, светловолосый, высокий, на вид лет тридцати, в безукоризненном черном костюме и ослепительно белой рубашке, слегка хриплым голосом произнес:

— Мама, пошли.

Второй, тоже блондин, но пониже, коренастый, с большим носом и брезгливо сжатыми губами, молча двинулся в сторону истерички. Когда он прошел мимо «Ямахи», на меня пахнуло своеобразным букетом из запахов дорогой парфюмерии, элитного коньяка и качественных сигарет. Так пахло когда-то от моего мужа Михаила, и я с тех пор невольно отшатываюсь от лиц мужского пола, благоухающих подобным образом.

Крепыш взял бабу за руку:

— Давай, Нора, хватит.

— Нет, скажи мне, Николя, — проныла Нора, явно не собираясь уступать, — ответь, отчего мой венок лежит вот тут, где-то сбоку, а Тамарин растрепанный веник у самого лица!

От кучи мрачно стоящих людей отделилась еще одна фигура, на этот раз женская, невысокая, в круглой шляпке с вуалью.

— Мама, — укоризненно произнес высокий блондин, — где же ты тут лицо нашла?

— Как же, Андре, — воскликнула Нора, — он лежит сюда ногами, а туда головой!

Дама в круглой шляпке спокойно подошла к холмику, выдернула из-под портрета небольшой букетик гвоздик, перевязанный черно-красной лентой, потом схватила огромный венок из темно-бордовых роз, с усилием перетащила его к фотографии и тихо сказала:

— Бога ради, Нора, никто ничего не делал специально, так тебе нравится?

— Так нормально, — кивнула головой Нора, — а главное, справедливо. Вы все знаете, что именно меня он любил больше всех! А ты, Тома…

— Хватит, — рявкнула длинноногая красавица, — людей постыдись! Андрей, тащи ее в машину!

Потом она повернулась к нам:

— Ну а вы чего расселись? Давайте живо складывайте дуделки — и в дом, надо помянуть Вячеслава, а не лаяться у свежей могилы, ну и дурацкая же идея пришла Норе в голову — нанимать ансамбль на поминки.

Народ потянулся к воротам. Я начала собирать «Ямаху». Надо же, какая активная девушка. «Дуделки!» Можно подумать, она сама заработала на свое сверхэлегантное черное платье, а главное, на огромные бриллиантовые серьги, которые зачем-то нацепила на похороны. И потом, при всей шикарности она просто глупа и нелогична. Ругаться неприлично не только у свежей, но и у «старой» могилы. На кладбище надо сохранять хоть…

— Эй, Лампа, — раздался за спиной шепот.

Я обернулась и заорала от неожиданности:

— Ты!!!

— Тише, — шепнул Володя Костин, — не на базаре стоишь, спокойно, нечего визжать.

— Как ты сюда попал? Знал покойного?

— Служба привела, — вздохнул приятель.

Володя Костин работает в системе МВД и дослужился до звания майора. Мы знакомы давно, он наш хороший, верный друг. Более того, наши квартиры находятся на одной лестничной клетке. У Костина однокомнатная, из которой он сделал «двушку», просто уничтожив кухню. Да и зачем ему, холостому и бездетному, «пищеблок»? Ничего, кроме электрочайника и не надо, все равно ест он у нас. Так что Володина кухня больше похожа на гостиную, где по недоразумению стоят холодильник и мойка. Вместо плиты у него панель с двумя конфорками, кстати, очень удобная вещь для тех, кто не собирается печь пироги. А представить себе майора, выпекающего пироги, я не могу.

— Что за работа такая, на похороны ходить?!

Володя глянул на меня:

— Потом объясню.

— Ты и на поминки поедешь?

— Да.

— Эй, Романова! — заорал Ванька. — Ну ты просто тормоз! Давай, давай, нам надо вперед всех приехать!

— Ладно, вечером поболтаем, — сказала я и побежала к «девятке».

Димка унесся на «Мерседесе», словно пуля, выпущенная из пистолета. Мы поехали достаточно тихо. Я расслабилась и бездумно смотрела в окно. Мелькали дома, магазины, потом вдруг показалось широкое шоссе, появился и исчез транспарант «Магазин «Три кита».

— Слушай, а куда мы едем? — изумилась я.

— Поминки будут у покойного на даче, — спокойно пояснил Ванька, — в Алябьеве.

— Ну ничего себе! И где же, адрес какой?

— Соловьиная аллея.

Так это противоположный от нас конец поселка, и я там почти никого не знаю.

Мы свернули влево и покатили по узкой дороге, впереди показались первые дачи писательского поселка.

— Слышь, Романова, — пробурчал Ванька, — сегодня отыграем, и все.

— Как это все? — не поняла я.

— Ну, перерыв устроим. Надоело, налабухали на лето, отдохнуть охота. Какой смысл в Москве париться, заказов мало идет. Впрочем, если хочешь, можешь одна с «Ямахой» кататься, за оркестр сойдешь.

— Не, Ваняшка, — покачала я головой, — не хочу, жарко очень, и потом без вас я не смогу, лучше подожду до осени, посижу на даче, почитаю детективы, телик посмотрю, кайф!

— И мы с Танькой на дачу, — вздохнул Лыков, — хоть я и не люблю кверху жопой на огороде стоять. У тебя что растет?

— Крапива, — ухмыльнулась я, — на щи. Была зелень, да дети с собаками повытоптали, а я и не расстраиваюсь. Нет, и не надо, лучше куплю, у меня при виде грядки и семян сразу мигрень начинается.

— Счастливый у тебя характер, — вздохнул Ванька, — моя Таняха просто ненормальная. Кабачки, тыквы, помидоры, огурцы, клубника. Мрак! Одной воды для полива три бочки надо, а водопровода нет, таскаю в баклажках из речки. Ей-богу, никаких заготовок не захочется!

Мы пропрыгали на ухабах, свернули на бетонку и въехали в широко распахнутые железные ворота.

Дом был высотой с наш, но в ширину намного превосходил его, два крыла и средняя часть, просто усадьба. Небось тут чертова туча комнат.

Безукоризненно вежливая горничная провела нас на задний двор. Там, под цветным шатром, был сервирован стол, а чуть поодаль сооружена эстрада. Не успели мы устроиться на помостках, как стали появляться люди.

Часам к пяти вечера присутствующие окончательно забыли, зачем собрались. Кое-кто, довольно сильно набравшись, отправился в дом на мягкие диваны. Небольшая группка фальшиво выводила песню, а один из участников, потный мужик в очень измятой и очень дорогой шелковой рубашке, подошел к помосту, вытащил сто долларов, слегка покачиваясь, влез на эстраду, сунул зеленую бумажку мне в вырез сарафана и прогудел:

— Эй, ребята, «Мурку» могете?

— Могем, — ответила я, выуживая купюру, — запросто.

Димка с Ванькой переглянулись, и дальше вечер потек по знакомому руслу: «Мурка», «Зайка моя», «Калина красная»… Потом «быстренькое» и «тихонькое».

В районе одиннадцати девушка, похожая на фотомодель, дала Димке конверт и сказала:

— Теперь поешьте — и свободны.

На столах высились горы еды. Я окинула взглядом это изобилие.

— Пирожки возьми, — тихо шепнул один из официантов, мужик лет сорока, в красном костюме с золотыми пуговицами, — а рыбу не трогай, говно, а не рыба.

Я улыбнулась:

— Спасибо. А пирожки какие замечательные, мои дети все бы съели.

— Погодь, — велел гарсон, — ща все сделаем!

Он исчез, я принялась за пирожки. И впрямь, тают во рту. Ванька с Димкой сразу ухватились за бутылки. Но я не стала с ними ругаться. Вечер закончен, расчет произведен, моя доля в сумочке, и с ними в машинах мне сегодня не ехать, дойду до своей дачи пешком. Пусть оттянутся перед отпуском. Жены у них суровые и ни капли мужикам на отдыхе не нальют. Погода стоит теплая, ежели напьются до свинячьего визга, переночуют в автомобилях, не декабрь на дворе.

От души поев, я осмотрелась по сторонам. Володи Костина нигде не было видно, небось узнал, что хотел, и уехал. Я пошла к воротам.

— Эй, Ямаха, погоди! — раздалось сзади.

Официант протягивал мне несколько туго набитых пакетов и коробку. Я заглянула в один пластиковый мешок: много кульков и горлышко бутылки.

— Что это?

— Бери, бери, не сомневайся, с блюд положил, не с тарелок, — заботливо сказал официант.

— Спасибо, но…

— Да ладно тебе, — отмахнулся мужик, — детям снесешь, пирожки, салаты, а бутылевич мужику.

— Я не замужем.

— Правда? Значит, с подругами выпьешь. Да не стесняйся, гляди, сколько всего осталось, забирай. Эти денег не считают.

Я хотела было отказаться и сказать, что совершенно не нуждаюсь, но лицо официанта лучилось такой радостью и благодушием, что я невольно пробормотала:

— Ну спасибо тебе, теперь неделю в магазин не пойду.

— Видишь, как здорово, — ответил он и быстрым шагом двинулся в сторону дома.

Я вышла из ворот и побежала по узенькой тропинке вверх. Идти было недалеко, минут пять, не больше.

В нашей даче приветливо горел свет. На веранде у стола удобно расположились Кирюша, Лиза и Володя.

— Чего принесла? — оживились дети.

— Объедки с барского стола, — ответила я и поинтересовалась: — Вовчик, останешься на ночь?

— Естественно, — ответил майор и сунул Муле в пасть кусок сыра. Мопсиха щелкнула челюстями, сыр исчез. Тут же подлетела Ада и завертела жирным задом, за ней, почуяв, что раздают сыр, ломанулись Рейчел и Рамик. Володя продолжал угощать собак.

— Ни фига себе, объедки! — завопила Лиза. — Пирожки, пирожные, сырокопченая колбаса, салаты…

Они начали пробовать принесенное.

— Эх, жаль, нет осетрины, — вздохнул Кирюша.

— Рыба была отвратительная, — фыркнул Костин, — просто дрянь.

После ужина мы перебрались с террасы в большую комнату, и дети включили видик. Володя и Кирюшка расположились в креслах, Лиза легла на диван, я пристроилась у нее в ногах, и к нам моментально залезли Муля и Ада, тут же затеяв возню.

— Что за фильм? — зевая, поинтересовалась я.

— Боевик, Костя Рябов принес, — откликнулся Кирюша.

На экране мелькали лица, слышалась стрельба. Я закрыла глаза. Тут Лизавета поинтересовалась:

— А зачем этой тетке дали конверт с фотографиями и деньги?

Я уставилась на экран. Худенькая блондинка, звезда американского кинематографа, только что разорвала бумагу и вертела в руках снимки, на столе валялись купюры.

— Эта тетка — сообщница наемного убийцы, — пояснил Володя, — сам киллер на встречу с заказчиком, естественно, не пошел, послал ее. Деньги — это аванс.

— А снимки? — спросил Кирюша.

— Ну, ребята, вы даете, — ухмыльнулся майор, — как же исполнителю жертву узнать? Правда, иногда ему ее показывают, но чаще всего и у них, и у нас система одна, деньги и фото в конверте забирает посредник.

Я почувствовала, как в висках быстро-быстро застучали молоточки. А Володя как ни в чем не бывало продолжал:

— Тут сегодня ребята анекдот рассказали, про киллера. Значит, так. Стоят два убийцы в подъезде. Один другому говорит: «Слушай, наш-то объект всегда в семь с работы возвращается, а сегодня, смотри, уже девять, а его нет. Я так волнуюсь, не случилось ли чего?»

— А вот еще, — подпрыгнул Кирюшка. — Нанимает один человек киллера и говорит: «Поедете по адресу: Новослободская улица, дом 129, квартира 3». — «Простите, — перебивает убийца, — а сколько я получу?» — «200 тысяч долларов». — «За такие деньги номер квартиры можете не сообщать».

Володя вздохнул:

— Слишком похоже на правду, чтобы быть смешным.

Я осторожно поинтересовалась:

— А со Славиным что случилось? Ему ведь только шестьдесят стукнуло…

Как правило, Володя не любит распространяться о делах, лежащих у него в сейфе, но сегодняшняя жара, очевидно, повлияла и на его мозги. К тому же он изрядно устал, а потом отлично поужинал и принял сто пятьдесят граммов коньяку.

— Пошли покурим, — сказал приятель.

Мы вышли во двор и сели на скамейку под одуряюще благоуханным кустом жасмина.

— Славина убили, — пояснил Володя. — Ты хоть знаешь, кто он был такой?

Я покачала головой.

— Нет, но, судя по дому и гробу, не самый бедный человек.

Володя с наслаждением затянулся, выдохнул дым и, глядя, как тоненькая голубенькая струйка запутывается в листве жасмина, сообщил:

— Славин Вячеслав Сергеевич совершенно уникальный человек, во всяком случае, я других таких не встречал. Он — ректор и единоличный хозяин им же созданной Академии высшего образования. Как только разрешили частные вузы, академик Славин основал свой. Шесть факультетов — экономики, юриспруденции, иностранных языков, психологии, социологии и рекламы. Сотни студентов, лучшие преподаватели, великолепные общежития. Он, пользуясь тем, что запросто вхож к Лужкову, выбил для своего учебного заведения отличное место, в Матвеевском, тут рядом, построил гигантское здание и студенческий городок по аналогии с западными кампусами. При том что деньги он брал немалые, желавшие учиться становились в очередь… Вот так, просто титан.

— Ну и что тут уникального? — удивилась я. — Удачливый бизнесмен, и только.

— Он был доктор наук, профессор и академик.

— Подумаешь, вон Святослав Федоров тоже гениальный ученый был, но при этом имел и явный талант хозяйственника.

— Понимаешь, — проникновенно сказал Володя, — мы опросили безумное количество людей: преподавателей, знакомых, просто друзей Славина. Все в один голос твердили — Вячеслав был необыкновенно добрый, отзывчивый человек. Ни у кого не нашлось ни одного плохого слова в его адрес.

Одним он помог написать и защитить диссертацию, других устроил на работу, третьим оказал материальную помощь, четвертым выбил квартиру, пятым… Словом, добрые дела его можно перечислять бесконечно.

За всю жизнь он ни с кем не поругался и не имел врагов. Узнав о смерти Славина, люди совершенно искренне плакали.

Ты же видела, — продолжал Володя, — что творилось на кладбище и на поминках. Сотни четыре пришло, не меньше, и никаких злобных разговоров, только скорбь.

— Случается, наверное, такое, — пробормотала я, — правда, редко.

— Еще учти, — спокойно бубнил майор, — что у Славина было четыре жены и две любовницы.

— Подумаешь, у некоторых и больше бывает.

Володя засмеялся:

— Не, ты не поняла! Они жили все вместе.

— Как? Все четверо?

— Ну почти. Во всяком случае, жены Славина дружили между собой, огромная семья, там черт ногу сломит в родственниках. И все в шоке, рыдают навзрыд.

— А как он погиб?

Костин аккуратно загасил окурок, засунул его в пустую банку из-под лосося и сказал:

— Убили его очень странно.

— Что же странного?

— Да все, — пробормотал Володя. — Он погиб в кабинете. Некто из пистолета выстрелил ему прямо в сердце. Причем секретарша уверяет, что никто в кабинет не входил. Она сидела в приемной. Славин позвонил и сказал:

«Леночка, не пускай пока никого, хочу отдохнуть».

Он был в кабинете один. Секретарша отфутболила несколько человек, рвавшихся к ректору. Никаких подозрительных звуков она не слышала. Дело происходило в четыре часа дня. В восемнадцать Лена забеспокоилась. До сих пор еще ни разу Вячеслав Сергеевич не устраивал себе столь длительного отдыха. В приемную без конца рвались посетители, и в конце концов секретарша решилась побеспокоить шефа.

Сначала она пробовала связаться с ним через «интерком». Но Славин не откликнулся. Леночка ощутила легкий укол недоумения, но особо не забеспокоилась. Вячеслав Сергеевич никогда не жаловался на самочувствие, он отличался просто железным здоровьем и невероятной работоспособностью.

Лена осторожно заглянула в кабинет. Шеф лежал на большом диване, прикрывшись пледом. Все сразу стало на свои места.

Профессор иногда ложился отдохнуть. Обычно полчаса дневного сна ему хватало, чтобы потом вновь трудиться до полуночи. Просто сегодня он по какой-то причине отключился на больший срок.

Лена вышла в приемную и сказала всем жаждавшим дорваться до Славина:

«Через час, не раньше, он очень занят, уехал в администрацию президента».

Шикарный «шестисотый» «мерс», принадлежавший академику, преспокойненько сверкал намытыми боками на стоянке, и кое-кто из ждавших недоверчиво хмыкнул. Но Леночке было все равно, что о ней подумают. Хорошая секретарша обязана прикрывать босса. В начале восьмого Лена подошла к дивану и сказала: «Вячеслав Сергеевич, проснитесь».

Ответа не последовало. Вот тут уже она удивилась и взяла профессора за плечо…

На ее вопль сбежались люди не только с первого, но и со второго этажа. Лена голосила на одной ноте: «Убили, убили, убили…»

Началась суматоха, приехала милиция.

— И знаешь, что самое странное? — спросил Володя.

— Ну?

— Во-первых, ему выстрелили прямо в сердце, а во-вторых, ткнули острым и длинным ножом в шею.

— Да, как-то это чересчур.

— Не в этом суть, порой убийца входит в раж и наносит жертве десятки смертельных увечий. Странно другое.

— Что?

— Сначала был выстрел. И здесь, похоже, работал профессионал. У пистолета имелся глушитель, и пуля попала прямо в цель. Стреляли почти в упор, когда Славин спал.

Причем киллер точно знал, что целиться надо на два пальца ниже левой лопатки, словом, скорей всего это заказ. Потом нанес удар в затылок, но не сразу, а примерно через час после выстрела. Ну кем надо быть, чтобы действовать таким образом?

Действительно, странно. Выстрелить, подождать час и схватиться за ножик. Зачем?

— Умер он когда?

— Да сразу, как выстрелили, и киллер это знал. И еще кое-что. Пистолет с глушителем, правильная точка, выбранная для того, чтобы гарантированно убить, причем сразу, — все говорит о том, что работал профессионал. Оружие валялось в комнате. Револьвер новый, отпечатков нет, словом, глухо, как в танке.

Но ножа не нашли. А Леночка сказала, что никаких режущих и колющих предметов в кабинете не было. Только ножницы и абсолютно тупой серебряный кинжальчик. Большего бреда я в жизни не встречал.

— Да уж. А на похороны ты зачем приехал?

— На людей посмотреть, — вздохнул Володя, — на родственников безутешных и друзей. Сдается мне, кто-то из них в курсе дела, но кто? Славина любили все без исключения.

Я хмыкнула. Интересно получается, все обожали, но ведь некто устроил академику досрочный билет на небеса? Значит, среди толпы обожателей нашелся человечек, таивший злобу. И потом, ну скажите, разве можно прожить на свете шестьдесят лет, создать успешный бизнес и не иметь врагов? Да он что, был святым, как Фома Аквинский? Хотя неизвестно, сколько бы недругов нажил Фома, займись он созданием собственного университета.