Но-шпа на троих

Дарья Донцова, 2003

Я, Евлампия Романова, заделалась крутым диджеем. Ну, а если перевести эту фразу на русский язык, то с недавних пор я веду музыкальную передачу на радио «Бум». Но фишка в том, что мне в срочном порядке нужно научиться говорить на языке тинейджеров. А параллельно с этим я, как всегда, веду расследование. Исчезла моя приятельница Галка Сорокина. Но домочадцы и не собираются ее искать. Муж уверен, что супруга убежала с любовником. Но я в это не верю! Во-первых, болтливая Галка ни словом никому из подруг не обмолвилась о новом любовнике. Во-вторых, она такая жадная, что никогда бы не оставила свои драгоценности бывшему муженьку. И зачем она в день своего исчезновения отправилась к экстрасенсу? Короче, Галка явно попала в беду, и, кроме меня, помочь ей некому. Так что, Лампа, бери ноги в руки и вперед!!!

Глава 9

Борька встретил меня у охранника.

— Эй, Романова, двигай сюда.

Я не успела опомниться, как он втянул меня в лифт, довез до второго этажа, протащил по длинному коридору и втолкнул в небольшую комнату, заставленную кожаными диванами, произведенными в тридцатых годах прошлого столетия. Если вы когда-либо смотрели кинофильмы о застенках НКВД, то сразу представите, о чем речь. Отчего-то наши кинематографисты любят запечатлевать чекистов, сидящих на таких черных, мрачных, чуть проваленных диванах.

— Устраивайся, — велел Борька.

Я плюхнулась на скользкие подушки.

— Значит, так, — зачастил Крюков, — у тебя сегодня гость, певец Луис.

— Кто?

— Дед Пихто, — мигом обозлился Борька. — Слушай внимательно!

— Извини, я не поняла, какой певец? Он тенор, баритон или бас?

Крюков замер с раскрытым ртом.

— Луис? Фанерщик.

Я растерялась:

— Столяр?

Борька заморгал, потом спросил:

— Ты издеваешься?

— Нет, конечно, ты же сам только что заявил: Луис — фанерщик.

— Романова! — взвыл Борька. — Умереть не встать! Луис поет под фанеру, усекла?

Я с трудом пыталась сориентироваться.

— Под фанеру? В каком смысле? На ней играют? А как?

Крюков закатил глаза:

— Романова, ты что, пролежала всю жизнь в нафталине? Не знать про фанеру! С ума сойти. Фанера — это запись. Луис только бегает по сцене, приплясывает и разевает рот. Честно говоря, он полный ноль. Все его хиты сделаны звукорежиссером в студии. Неужто ты не слыхала про такое?

Я кивнула:

— Уж не настолько я отстала от жизни, просто не знала, что данное явление называется «фанера». Откровенно говоря, я не слежу за популярной музыкой.

— Ладно, — успокоился Борис, — едем дальше. Луис завалит к тебе на полчаса, задашь ему пару «оригинальных» вопросов, типа: ваши творческие планы или: о чем вы думали, когда сочиняли песню «Очи синие», и дело с концом. Луис треплив, любого диджея переговорит. На всякий случай возьми.

— Это что? — спросила я, беря листок.

— Информация о Луисе, — скривился Борька, — ну там, родился, женился, развелся, женился, развелся, в общем, всякая лабуда.

— Зачем она мне?

— Вдруг пригодится. Потом Луис уйдет, затем будет перерыв на новости и викторина. Плевое дело! Задаешь вопросы, режиссер выведет в эфир ответы зрителей, давай пошли.

Борька вскочил и резво впихнул меня в крохотную комнатенку, все свободное пространство которой занимал стол, над ним висело два микрофона, рядом стояли стулья. Я села слева, увидела большое окно и женщину, сидевшую по ту сторону стекла перед большим пультом. Она помахала мне рукой и сделала такое движение, словно надевала шапку. Я поняла ее правильно и натянула на голову лежащие на столе наушники.

— Влетаем в четыре двенадцать, — раздался в моих ушах мелодичный голос, — сначала колокольчики, затем блямки, и понеслось. Вылететь тебе надо в двадцать сорок, позже никак, унесет.

— Извините, я первый раз в студии, — робко сказала я.

— Ничего, — успокоила меня режиссер, — все когда-то случается впервые. Видишь красную кнопку?

— Да.

— Скажу «начинай», смело ткни в нее и говори, все понесется в эфир. Закончишь, выключишь. Ничего хитрого. За минуту до конца я дам музыку в «ушки», и все. Не боись. Ну, ни пуха тебе.

Я затряслась мелкой дрожью. Господи, ну зачем я согласилась на эту авантюру? Ведь сейчас опозорюсь на всю страну. И потом, где гость?

— Начинай!

Я беспомощно посмотрела по сторонам. Делать-то чего? Сижу одна!

— Начинай!

В состоянии грогги, я нажала на выступающую из стола кнопочку. Вмиг над окном вспыхнула красная лампочка.

— Давайте же, — потребовала режиссер, — эфир не терпит пустоты.

Я проглотила слюну и пролепетала:

— Добрый вечер…

— Громче!

— Здравствуйте, товарищи, то есть, господа, дамы и кавалеры…

— С ума сойти! — восхитилась режиссер.

Я покрылась потом. Дальше-то что делать?

— Добрый вечер…

— Хорош здороваться! — рявкнула режиссер.

Я растерялась окончательно, но тут по моим ногам пробежал легкий сквозняк, и в соседнее кресло опустился молодой парень в сильно потертом джинсовом костюме. Поверьте, никогда в жизни я так не радовалась гостю, как в этот момент.

В моем голосе появились твердые нотки.

— Добрый вечер всем, кто с той стороны радиоприемника.

— Я офигеваю, — ожила режиссер, — ты, между прочим, не у «Спидолы» сидишь, чукча!

Но я решила не обращать внимания на вечно недовольную тетку.

— У нас в студии гость, певец Луис. Здравствуйте!

— Приветик, — прогундосил паренек, распространяя запах мятной жвачки.

— Расскажите о ваших творческих планах, — бодро оттарабанила я.

Луис поерзал на стуле, кашлянул и сказал:

— Ну… типа… того… этого, ясно?

— Нет, — совершенно честно ответила я и, решив, что он плохо расслышал вопрос, задала его снова.

— Уважаемый Луис, расскажите, пожалуйста, нашим слушателям о своих творческих планах.

Внезапно певец повернулся ко мне и с выражением неземного удивления в голосе воскликнул:

— Втыкалово не работает.

— Вы о чем? — не поняла я.

— Ну я не втыкаюсь!

— Во что? — изумилась я, судорожно ища глазами розетку.

Бог их разберет, этих певцов новой эстрады. Вдруг ему нужно, чтобы почетче выражаться, подключиться к электросети.

— Мы на какой говорильне сидим? — не успокаивался Луис.

Конец ознакомительного фрагмента.