Камасутра для Микки-Мауса

Дарья Донцова, 2003

Меня нисколько не греет мысль, что не только я, Евлампия Романова, обладаю способностью вляпываться в скверные истории. Это же относится к нашему другу майору Костину. Случилось страшное – наш Володя женился! И теперь его ждет пожизненное заключение в четырех стенах с малопривлекательной женой Натой, которая еще и ухитрилась изменить ему в день свадьбы. Свидетельницей этого, конечно, оказалась я. Но черт меня дернул проследить за Натой, когда она назначила свидание любовнику. А там я стала ни много ни мало свидетельницей убийства. Хрупкая Ната застрелила любовника на глазах у толпы. Костин собрался уйти с работы – у мента не может быть жены-убийцы. Я должна помешать этому, тем более что припомнила одну деталь, которая говорит о том, что убийца не Ната. Я расшибусь в лепешку, но узнаю истину!..

Глава 1

В историю трудно попасть, но очень легко вляпаться. Согласитесь, приятно, когда при рождении ангел целует ребенка в темя и младенец получает какой-нибудь талант. Мне тоже досталась отличительная от людей черта. Нет, я не умею писать, как Татьяна Толстая, петь, как Галина Вишневская, и танцевать, как Майя Плисецкая. Мой талант особого рода: я гениально впутываюсь в приключения. Причем, как правило, в идиотские. Не далее как вчера я пошла на проспект за хлебом и увидела в скверике прелестную маленькую девочку лет трех, жалобно плачущую на скамейке. Дитя было хорошо одето и решительно не походило на побирушку: румяное личико, чистенькое платьице и золотые сережки в крохотных ушках. Слезы потоком текли по пухлым щечкам, а в ручках девочка сжимала пластмассовое ведерко. Я сразу поняла, что малышка потерялась, и подошла к ней.

— Где твоя мама?

Наверное, ребенок не умел еще как следует говорить, потому что, всхлипнув, девочка заплакала еще горше. Я огляделась по сторонам, мимо тек равнодушный поток людей.

— Не плачь, мы сейчас пойдем в милицию, и там сразу отыщут твою маму, — с этими словами я попыталась поднять девочку.

Та завизжала в диапазоне ультразвука и принялась бить меня ножками в дорогих лаковых туфельках.

— А ну оставь в покое мою дочь! — раздалось сзади.

Я обернулась и увидела разъяренную девицу на вид лет восемнадцати в красной мини-юбочке и ядовито-зеленой блузке.

— Зачем к чужим детям на улицах пристаешь? — прошипела «элегантная» девка.

— Это ваша дочка?

— Ну!

— Она так плакала!

— И че?

— Я решила, что она потерялась, — принялась оправдываться я, — хотела отвести бедняжку в милицию.

— Вали отсюда, — нахмурилась девица, — сама роди и таскай потом детей по отделениям, а к чужим не подходи.

— Зачем же вы бросаете крошку одну! — Я решила все же пристыдить мамашу.

— Тебя не спросила, — рявкнула та, — вовсе она не одна, я тут в кустах стояла.

— Но почему?

— Блин, — со злостью выплюнула родительница, — наказала ее, орет, песком бросается, не слушается, вот и посадила тут одуматься.

— Так нельзя!

— Иди в…. — посоветовала девица, — че привязалась? Больше всех надо, да? Сколько народу мимо прошло, одна ты примоталась. Вали, пока я милицию не позвала!

Пришлось уйти с таким ощущением, будто съела муху. Шагая к метро, я приняла твердое решение: все, больше никогда не стану вмешиваться ни во что, но тут увидела, как пожилой мужчина бьет поводком маленькую лохматую собачку, и мгновенно налетела на него:

— Не смейте мучить животное!

Дядька вздохнул, отпустил шавку, и та моментально цапнула меня за ногу. От неожиданности я заорала. Моська рвала зубами мои джинсы, явно желая прогрызть не только брюки, но и кожу, мускулы, кости…

— Оттащите ее! — завизжала я.

Мужчина вновь шлепнул бестию поводком. Собачонка села, выплюнула порванный край штанины и нагло оскалилась.

— И что вы меня учить вздумали? — спокойно спросил пенсионер, с явным трудом поднимая пса. — Артур у нас пока маленький, не понимает, что людей нельзя хватать, играть ему охота, вот учу потихоньку, но не больно совсем. Зачем вы вмешались? Я вам за штаны деньги платить не стану, сами виноваты.

В отвратительном настроении я приехала домой, нарвалась на Лизу, которая моментально с укоризной заявила:

— Лампудель, сколько раз говорить! Не ходи через стройку, иди в обход!

Возле нашего дома начали возводить новое здание, площадку огородили, и путь до метро увеличился вдвое, поэтому многие жильцы, в том числе и я, предпочитают пролезать сквозь дверку в заборе и прыгать через ямы и кучи битого кирпича. Лизавета этого не одобряет.

— Я шла по тротуару! — сказала я сущую правду.

— А джинсы, — фыркнула девочка, — где так порвала?

— Это собака. — Я объяснила ситуацию.

Лиза выслушала меня и вздохнула:

— Ты неисправима! На фиг суешься куда не надо?

Я пошла в ванную, стащила брюки, хотела сунуть их в стиральную машину, но потом, оглядев вконец испорченную штанину, зашвырнула их в тот шкаф, где лежат тряпки, и принялась умываться. Лизавета права. Ну действительно, зачем я везде сую свой нос? Нет бы пройти спокойно мимо — и брюки были бы целы, и нервы не истрепаны!

В свете вчерашних событий утром я приняла историческое решение: даже если семь братков будут мучить кошку, спокойно пройду мимо, не повернув головы в их сторону. Но, слава богу, на улице не возникло никаких неприятных ситуаций, и я спокойно добралась до районного отделения милиции, где работает Андрей Коп. Андрюшкин папа — литовец, и на самом деле его фамилия звучит так, что и не выговорить, и не написать: Копсчявичус. Где-то в начале пятидесятых Витас, так звали папу, приехал в Москву и через некоторое время «обрубил» у фамилии хвост, что, в общем-то, было понятно. Витасу и в голову в то время не пришло, что у него родится сын, который пойдет работать в милицию, где его фамилия вызовет град насмешек. Впрочем, Андрюшкины коллеги давно привыкли и перестали насмехаться, а вот граждане, пришедшие в отделение со своими проблемами, начинают возмущаться, когда дежурный им говорит:

— Обратитесь к Копу.

Население сейчас поголовно смотрит американские боевики, и то, что янки зовут своих полицейских копами, знает даже грудной младенец.

Я поднялась по лестнице на второй этаж, прошла по длинному, выкрашенному серо-зеленой, унылой краской коридору и толкнула обшарпанную дверь. Перед глазами возникло крохотное помещеньице, чуть больше туалета. Андрюшка занимает в отделении какой-то пост. Вроде он является начальником отдела уголовного розыска, но не спрашивайте у меня подробности, я их не знаю и должность тоже не назову правильно. Одно могу сказать — раньше он сидел в довольно большой комнате вместе с другими коллегами, а теперь имеет собственную кубатуру, где поместились устрашающий железный шкаф, выкрашенный темно-коричневой краской, письменный стол и два стула. При этом учтите, что Андрюхин вес зашкалил за сто кило, а рост его почти два метра и выглядит он в этом «офисе», словно пограничный столб на кухне.

— Ну, явилась! — нахмурился Андрюшка. — Договаривались же в десять! А сейчас пол-одиннадцатого.

— Опоздала, — без тени раскаянья согласилась я.

— Вот и сиди теперь, жди, пока я освобожусь, — мстительно заявил Андрюха и вышел в коридор.

Я устроилась за его письменном столом и огляделась. Стены были выкрашены той же жутковатой серо-зеленой краской, мебель приобретена при царе Горохе, окно с грязными, лет десять не мытыми, стеклами, да еще, несмотря на теплый август, заклеено. И если вы думаете, что кто-то просто поторопился подготовиться к предстоящему зимнему сезону, то глубоко ошибаетесь. На раме красуется пожелтевший от старости пластырь.

Ну отчего в милиции так убого? Ладно, я согласна, денег у начальства на ремонт нет, но неужели самому не противно сидеть в таком убожестве? Я бы давным-давно помыла окно, купила бы нормальную офисную лампу и приволокла из дома стул.

Ну да, здесь бывают уголовники! В конце концов так им и надо, пусть ерзают на продавленных сиденьях, но самому-то каково на таком крючиться! Может, сделать Андрюшке на день рождения подарок? А что, скинемся и купим ему приличное офисное кресло! Правда, оно скорее всего не войдет сюда…

— Здравствуйте, — раздалось с порога, — как я рада, что вы женщина!

Я повернула голову и увидела хрупкую даму в красивом светло-бежевом, явно очень дорогом костюме.

— Здорово, что вы женщина! — повторила она. — Вы меня поймете!

— В общем, я тоже довольна, что не мужчина, — ответила я.

— Вот, я пришла к вам!

— Ко мне? — изумилась я. — Но зачем?

Женщина села на покосившийся стул, сцепила перед собой холеные руки и заявила:

— Моего мужа, Анатолия Аргунова, убили.

— Боже! — ужаснулась я. — Кто?

— А это вам и предстоит выяснить, — спокойно ответила дама, — берите заявление.

— Но почему вы решили обратиться ко мне?

— А к кому еще? — рассердилась посетительница. — Сидите в кабинете, начальница… Надеюсь, этого, противного такого, уволили?

Все стало ясно. Она приняла меня за сотрудницу милиции. Я раскрыла было рот, чтобы объяснить недоразумение, но тут в кабинет влетел Андрюшка и забасил:

— Марина Егоровна! Какой сюрприз! Опять к нам!

Женщина покраснела.

— Думала, вас, слава богу, уволили!

— Так не за что, — засмеялся Андрей.

— Очень даже есть за что! — обозлилась Марина Егоровна. — Почему не берете у меня заявление об убийстве Толи?

Андрюша ничего не ответил, взял трубку, набрал номер и без всяких эмоций заявил:

— Коп у аппарата. У нас снова здорово, подъезжайте.

— Вы с кем разговариваете? — напряглась Марина Егоровна.

— Это по служебной надобности, — ответил Андрей и велел: — Ну-ка, Лампудель, освободи место.

Я встала. Приятель втиснулся за стол и голосом, полным сочувствия, спросил:

— Напомните мне, как обстояло дело.

Марина Егоровна вздрогнула. Ее лицо приобрело какое-то странное выражение, словно у нее внезапно парализовало лицевые мышцы.

— Мы с Толиком сидели вечером дома. Квартира наша расположена на первом этаже, на окнах нет решеток. Конечно, это неразумно, но Толя говорил, что он не хочет ощущать себя заключенным. Стояла жара, хоть было уже девять часов. Мы посмотрели фильм, потом началась программа «Время». Толик увлекся новостями, я же пошла на кухню и стала готовить ужин, чистила картошку, разделывала селедку, в общем, провозилась больше получаса. Внезапно она замолчала.

— Может, водички? — участливо предложил Андрей и вытащил из стола бутылку «Боржоми» и пластиковый стакан. — Выпейте. Хорошо освежает…

— Когда я вернулась в комнату, — не обращая внимания на предложение Андрея, монотонно продолжала Марина, — Толик был мертв.

— Кошмар! — прошептала я. — Как же так!

Марина Егоровна повернулась ко мне:

— Кто-то влез в окно и убил моего мужа.

— Зачем? — не успокаивалась я.

Женщина всхлипнула.

— Не знаю, Толя никому, слышите, никому не причинил в жизни зла. Его все любили, уважали, ценили. Доктор наук, видный ученый… Мой муж воспитал сотни учеников, им написаны десятки книг, множество студентов читают его учебники.

— Но кто-то все же убил вашего мужа, — пробормотала я.

Андрюшка сердито глянул на меня, раскрыл было рот, но тут в кабинет вошел довольно полный мужчина в очень дорогом костюме и сказал:

— Простите, Андрей Викторович.

Вообще-то папу Андрюшки, как я уже говорила, звали Витас, но отчество Витасович трансформировалось в Москве в Викторович.

— Ничего, Юрий Сергеевич, — с явным облегчением заявил Андрей.

— Извините, бога ради!

— Да ерунда, я все понимаю.

Юрий Сергеевич повернулся к Марине Егоровне:

— Пошли, дорогая.

Она сидела, не шелохнувшись.

— Вставай, — решительно потянул ее за руку Юрий, — нам надо ехать.

— Куда? — голосом сухим и бесцветным спросила Марина.

— Ты разве забыла? — фальшиво удивился Юрий. — Мы же собирались сегодня в «Крокус-сити» подъехать, коврик в ванную купить.

Лицо Марины слегка порозовело. Она кивнула и встала. Юрий обнял ее за плечи и подтолкнул к двери. Она, словно гигантская кукла, сделала несколько шагов, потом резко остановилась:

— Его убили.

— Да, да, — хором ответили Андрей и Юрий.

Потом второй добавил:

— Поехали за ковриком, Андрей Викторович разберется.

— Он не берет у меня заявления, — тоненьким, жалобным голосом протянула Марина.

— Ну что вы, — улыбнулся Андрей, — давайте откроем дело.

Марина протянула ему листок. Андрюша положил его на стол и улыбнулся.

— Поезжайте спокойно в «Крокус-сити», как только возникнет хоть малейшая ясность, я мигом сообщу.

Марина кивнула и вышла. Юрий поставил возле стола пакет.

— Не побрезгуйте, Андрей Викторович, молдавский, натуральный, не «Хенесси» поганый.

— Зря вы это, — покачал головой майор.

— Уж извините, — еще раз сказал Юрий и тоже ушел.

— Вот горе-то, — вздохнул приятель, вынул из пакета пузатую бутылку коньяка и поставил ее в сейф. Потом он взял листок, полученный от Марины, разорвал его на мелкие кусочки и выбросил в корзину.

— Что ты делаешь? — удивилась я. — Это же заявление!

Андрей достал сигареты.

— Марина сумасшедшая.

— Да ну? И Толика не убивали? Она рассказала неправду? Ее муж этот Юрий?

Андрей принялся рыться в ящиках стола.

— Сейчас да, однако пару лет назад она и впрямь была замужем за Анатолием Аргуновым, но он умер.

— Сам?

— Точно, — кивнул Андрюшка. — Кстати, все услышанное тобой — абсолютная правда. Они и впрямь смотрели телек, потом Марина ушла на кухню, оставив мужа у экрана, а когда вернулась, Анатолий был мертв. Только в его смерти не было ничего криминального, обширный инфаркт, или, как говорили в старину, разрыв сердца. Никто к ним в окно не лазил, эксперт совершенно точно установил причину смерти. Анатолий жаловался на сердце, даже собирался делать операцию в кардиологическом центре, но не успел.

— Но почему Марина пришла к тебе?

Андрюша захлопнул ящик.

— Крыша у нее поехала. Прикинь, какой шок баба пережила. Жарила муженьку котлеты, положила их на тарелочку, внесла в комнату, а там труп! Провела пару месяцев в психиатрической клинике, память она потеряла. Потом кое-как восстановилась, но, вот парадокс, начисто забыла про мужа и про то, что была замужем. Детей у них с Аргуновым не было, родственники и коллеги по работе ее жалели, ни о чем не напоминали. Она и пошла в загс с Юрием. А потом вдруг — бац! — вспомнила правду, и теперь ходит сюда и требует открыть дело. У нее прямо идея-фикс — отыскать того, кто убил Анатолия. Этот Юра просто святой, представляешь, каково терпеть возле себя бабу с таким прибабахом?

— Да уж, — пробормотала я, — но мне она не показалась психопаткой.

— Так в основном она совершенно нормальная, — пожал плечами Андрей, — работает в столовой поваром.

— Погоди, но она говорила, что ее покойный супруг доктор наук, великий ученый.

— И что?

— Ну как-то это не вяжется с женой-поваром.

— Может, он поесть любил, — парировал Андрей, — а насчет доктора наук… Сейчас много всяких таких развелось негосударственных структур, академиями называются, университетами, а их сотрудники все сплошь академики и профессора, только к настоящей науке они никакого отношения не имеют, диссертаций не писали, на ученом совете их не защищали и на ВАКе не утверждали. Фуфло, одним словом, но звучит красиво: «Профессор академии небеснокосмобиологических наук, заведующий кафедрой астропрогнозирования развития личности». А на самом-то деле что? Гороскопы он людям составлял за деньги.

— А учебники? Толпы студентов?

Андрей встал.

— Ну учится же кто-то в этой кретинской академии. Ну что, так и будем ерунду обсасывать? Знаешь, сколько психов сюда ходит? Сам скоро идиотом стану. Пошли, у меня только два часа! А задача сложная, давай шевелись, Лампудель.

Я вышла в коридор и стала наблюдать, как приятель, ворча, роется по карманам в поисках ключей от кабинета. Задача нас и впрямь ждала не простая, потому что завтра в десять утра Володя Костин идет в загс со своей невестой, а мы с Андрюшей должны купить ему подарок на собранные приятелями деньги.