Имидж напрокат

Дарья Донцова, 2016

Надо же было Евлампии Романовой так удачно упасть с лестницы – ничего не повредила, только головой немного стукнулась. Правда, подруга уложила-таки ее по блату в дорогой реабилитационный центр. В первый же день, отправившись на экскурсию по бывшему имению графа Милова, где сейчас находится клиника, Лампа стала свидетелем гибели одной из пациенток. Чтобы прийти в себя, вышла Лампа в старинный парк, дошла до беседки, а там… натолкнулась на очередную загадку. Кому принадлежит механический голос из забытого кем-то телефона? И загадок тех целый букет. Откуда в Москве взялся заморский жук-древоточец? Что означают черепушки на браслете медсестры? Как монашка может быть чьей-то прапрабабушкой? Сложно Лампе со слегка сотрясенной головушкой найти ответы. Но ничего невозможного нет!

Глава 7

— Зачем это надевать? — удивилась Фаина.

— Чтобы к нашей группе никто бесплатный не присоединился, — объяснила Лика. — Вы кровные денежки заплатили. А полно людей, которые готовы на халяву меня послушать. Увидят, что вам что-то интересное рассказывают, и примкнут без приглашения. Подумают, будто никто не заметит, как они задарма развлекаются. Разве это честно по отношению к вам, отдавшим собственные деньги? Поэтому наденьте курточки. К одинаково наряженной компании нельзя примазаться, вмиг вычислят.

Все молча надели ветровки.

— Какие вы у меня красивые… — умилилась Анжелика. — Ну, слушаем, растопырив ушки. Мы находимся в Подмосковье. Много лет тому назад, в тысяча семьсот втором году, у графа Милова, которому принадлежала куча земель под Москвой, занедужила жена Марфа. Все вроде нормально у женщины, ничего не болит, а сил, аппетита и настроения нет. Лечили бедняжку лучшие врачи тех лет, но толку было ноль, несчастная графиня продолжала чахнуть. Милов понял, что от докторов толка нет, и обратился к знахарке Авдотье. Та пообщалась с Марфой и поставила диагноз: черная тоска, горькое уныние. То есть на современном языке — депрессия.

— Это от большого количества свободного времени, — заметила Фаина. — По себе знаю: бегаешь белкой в колесе, дел невпроворот, и времени на глупые мысли об одиночестве не остается. Но если заказов нет — все, начинает в голове всякая ерунда кипеть.

— Милов решил, что надо как-то веселить супругу, — повысила голос Анжелика, — и построил для нее театр. Вон там круглое здание видите?

— Да, — хором ответили мы.

— Муж по всей России искал актеров, музыкантов, — щебетала Анжелика, — выписал из Германии доктора, который знал чудодейственную гимнастику. Не стану вас утомлять долгим рассказом, главное, что через год княгиня…

— Графиня, — поправила телезвезда, — вы так сначала назвали Марфу.

Анжелика моргнула.

— И то и другое правильно. Отец ее был князем, муж графом.

— Повезло бабенке, — вздохнул Шурик. — Выздоровела она?

— Да, — кивнула Лика. — Даже родила пятнадцать детей и восемь собак.

— Круто! — захихикала Фаина. — Младенцы, понятное дело, от мужа. А псы от кого?

— Женщина не могла произвести на свет щенят, — отрезала Ольга Викторовна. — Глупое вранье, следовало придумать нечто, хоть отдаленно похожее на правду.

Личико Анжелики покрылось розовыми пятнами. Мне стало жаль приветливую девушку, скорей всего студентку, которая зарабатывает на жизнь, водя экскурсии, поэтому я сказала:

— Трудно говорить, когда тебя постоянно перебивают. Лика имела в виду, что графиня завела кучу собак.

Гид посмотрела на меня с благодарностью.

— Точно. А к Милову стали обращаться другие дворяне, у которых жены беспричинно лили слезы. К началу девятнадцатого века имение Миловых превратилось в больницу для страдающих, как тогда говорили, от «черной меланхолии». Огромное здание имело форму буквы «П». В левом крыле располагались палаты, где печаль изгоняли врачи, а в правом разместилось то, что мы сейчас именуем СПА, там недужные принимали всякие ванны, массажи, занимались танцами, рисованием, пением, разными ремеслами. Здесь по помещениям беспрепятственно ходили кошки-собаки, кроме того, были оранжерея и контактный зоопарк. Антидепрессанты в таблетках тогда еще не придумали, но в этой лечебнице успешно избавляли пациентов от дурного настроения. Вокруг клиники образовалась деревня Захаркино, в ней жил обслуживающий персонал, врачи, медсестры. После коммунистического переворота в больнице устроили госпиталь, затем сделали центр реабилитации для членов большевистской партии, который просуществовал до начала перестройки. Бесплатные путевки сюда выдавал лучшим работникам профсоюз. Двадцать четыре дня — и человек снова огурчик. Методы психологической реабилитации использовались те же, что и при графе: бальнеолечение, физкультура, прогулки по парку, хорошее питание. В середине восьмидесятых заведение закрыли, а в девяностых усадьбу приобрел Валерий Борисович Милов.

— Родственник графа или однофамилец? — заинтересовалась я.

— Прямой потомок, — улыбнулась Анжелика. — К тому же прекрасный врач. Сейчас в Захаркине один из лучших медцентров мира. Вы помните мои слова, что здание выглядит как буква «П»? Теперь в правом флигеле находится многопрофильная клиника, а в левом отделение для тех, кто борется с депрессией, ожирением, реабилитируется после операций. Оборудованы и палаты для бесплатных больных. Валерий Борисович милосердный человек, он понимает, что у некоторых людей нет денег на лечение, и помогает малообеспеченным. Нынешний владелец восстановил больничный храм, создал музей, рассказывающий о роде дворян Миловых, первыми придумавших, как лечить «черную меланхолию». Что ж, пойдемте гулять по территории. Осмотрим оранжерею, контактный зоопарк…

— Я не буду трогать грязных животных, — перебила экскурсовода Елена.

–…Парк, фонтан, библиотеку, увидим разные здания, программа у нас насыщенная, — не обращая внимания на заявление Зайчевской, договорила Лика. — Ну, вперед!

Примерно час мы бродили по окрестностям и наконец оказались перед запертыми коваными воротами, над которыми висели две видеокамеры.

— А там что? — полюбопытствовал Шурик. — Вроде в глубине сада виднеется дом.

— Это бывший дворец графов Миловых, — ответила Анжелика, — сейчас частное владение, зайти туда без приглашения хозяина мы не имеем права.

— И кто у нас обладатель сей постройки? — снизошла до вопроса Ольга.

— Валерий Борисович Милов, — после короткой паузы ответила экскурсовод.

— Ну ваще! — позавидовал Саша. — Мне бы такую халабудку… Почему одним достается однокомнатная квартира на первом этаже дома, который прямо на МКАД построили, а другим дворец? Не хилое бунгало доктор себе отжал. Сколько там народа живет?

— Он женат? — задала новый вопрос дама из телевизора.

— Простите, но ни малейшими знаниями о частной жизни владельца клиники я не располагаю, — призналась Лика, — я с ним лично не знакома. Пойдемте, покажу нечто интересное.

— Шоколадно мужик устроился! — не успокаивался Шурик.

— Вон там вдали стоит полукруглое здание. Пошли, зайдем в него, — предложила Анжелика.

— Оно такое старое, — разочарованно протянула Фаина, — просто развалюха.

— Тут все древнее, — возразила Ольга.

— Но остальное чистое, аккуратное, отремонтированное, — парировала Фая, — а это прямо фу какое.

— Вы правы, — согласилась с ней Анжелика. — Бывший роддом снаружи оставили таким, каким он был в советские времена. При графах здесь появлялись на свет незаконнорожденные дети. Аборт в царской России никто делать не брался, соблазненные незамужние девушки приезжали сюда, производили на свет малышей и потом отправлялись в монастырь замаливать грех. Крошек отдавали на воспитание в хорошие семьи. Мы сейчас зайдем внутрь. Вообще-то группы в бывший роддом пока не водят, но вы все мне так нравитесь, что я сделаю для вас исключение. У нас будет, так сказать, эксклюзивный визит. И если повезет, мы увидим призрак одной из тех мамаш. Они ведь до сих пор бродят по зданию.

Я ухмыльнулась. Ну вот, добрались и до привидений. А я-то все ждала, когда же гид сообщит о фантоме, который разгуливает по ночам по коридорам, бряцая цепями и завывая на разные голоса.

— Мне страшно… — кокетливо протянула Фаина.

Шурик приосанился.

— Я с тобой.

Девушка взяла его под руку.

— Да, так мне спокойнее. Можем идти.

— Дом крепкий, рухнуть не может, в нем сохранилась прежняя обстановка, смотрите под ноги, чтобы не споткнуться, — заботливо предупредила Анжелика, отпирая с помощью карточки электронный замок. — Обратите внимание на входную дверь, ее украшает дивная резьба.

— Посередине что-то написано, — прищурился Шурик. — По-старинному. Буквы как на иконах моей бабки.

— «Ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал», — продекламировала Лика. — Помните чьи это стихи?

— Пушкина, — уверенно ответил Шурик. — Он все написал, потому что Пушкин — наше все.

— Оскар Уайльд, — поправила я, — баллада Редингской тюрьмы. «Ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал. Один — жестокостью, другой — отравою похвал. Коварным поцелуем — трус. А смелый — наповал».

— Вау! Во дает! — восхитился Шурик. — Шпарит, как по-написанному!

— Браво! — зааплодировала Лика. — Всегда спрашиваю у экскурсантов, кто автор, и редко слышу правильный ответ. Все называют Пушкина, которого вряд ли читали, разве что «Евгения Онегина» в школе проходили.

— Оскар… как? — спросила Фаина. — Не знаю такого.

— Я видела фильм «Портрет Дориана Грея» по его книге, — вставила Елена.

— Знаю творчество литератора наизусть, но не считаю нужным демонстрировать свою эрудицию, это неприлично, — разозлилась Ольга, которой не понравилось, что не она является центром вни-мания.

Анжелика открыла дверь.

— Пошли.

Мы вошли в круглый холл. Гид щелкнула выключателем, под потолком вспыхнула люстра.

— О! Какая лестница! — восхитилась Елена. — Резные перила, ступеньки с орнаментом…

— Пятнадцатый век, — затараторила Анжелика, — здесь ничего никогда не реставрировалось. Сейчас дом пустует.

Я опустила глаза. Лике надо бы поработать с датами. В начале экскурсии она говорила, что Милов построил комплекс в тысяча семьсот каком-то году, а тут вспомнила о временах дедушки Ивана Грозного.

— Почему? Такое шикарное помещение! — удивилась Елена.

— У дома плохая репутация, — заговорщицки понизила голос экскурсовод. — Да, оно прекрасно, на потолке сохранилась чудесная роспись…

Все подняли головы.

— Ангелы очень смешные, — сказала Фаина.

— Тут красиво, но аура ужасная… — протянула Анжелика. — Ощущаете холод?

— А мне жарко, — возразил Шурик.

— По спине озноб прошел, — передернувшись, объявила Фая, похоже, она легковнушаема. — Прямо по позвоночнику.

— А все потому, что некоторые несчастные матери, когда у них забирали младенцев, бросались с лестницы вниз, — проухала совой Лика. И показала рукой: — Вон оттуда, с площадки второго этажа. Ее стали называть «бельэтаж Офелии» по имени первой несчастной горничной, спрыгнувшей с этого места в тысяча триста сорок пятом году.

Я, обозревавшая скульптуру у стены, прикусила губу. Однако Анжелика уж слишком небрежно обращается с датами и фактами. Прислуга никак не могла лишить себя жизни в четырнадцатом столетии, до постройки здания оставалось еще много-много лет. И очень сомнительно, чтобы самоубийца откликалась на имя Офелия, скорей уж на «Прасковья» или «Евдокия».

— Мама-а-а! — истошно заорал женский голос.

Я вздрогнула, оторвалась от созерцания мраморной статуи и поняла, что вопли издает Фаина.

— Мама-а-а-а! — визжала она. — Там… на перилах…

Я посмотрела на балкон Офелии и… увидела висевшую на перилах балюстрады женскую фигуру.

— А-а-а! — завизжала теперь и Ольга. — Там покойник!

— Спокуха, бабы, — велел Шурик, — ща гляну. Если впрямь трупешник, влипли мы с вами, полиция примотается, всю печень исклюет.