Жаба с кошельком

Дарья Донцова, 2003

Сколько раз Даша Васильева попадала в переделки, но эта была почище других. Не думая о плохом, она со всем семейством приехала в гости к своим друзьям – Андрею Литвинскому и его новой жене Вике. Хотя ее Даша тоже знала тысячу лет. Марта, прежняя жена Андрея, не так давно погибла в горах. А теперь, попив чаю из нового серебряного сервиза, приобретенного Викой, чуть не погибли Даша и ее невестка. Андрей же умер от отравления неизвестным ядом. Вику арестовали, обвинив в убийстве мужа. Но Даша не верит в ее вину – ведь подруга так долго ждала счастья и только-только его обрела. Любительница частного сыска решила найти человека, у которого был куплен сервиз. Но как только она выходила на участника этой драмы – он становился трупом. И не к чему придраться – все погибали в результате несчастных случаев. Или это искусная инсценировка?..

Глава 8

Встряхнувшись так, как это делает Хучик, когда вылезает из ванной, я пошла по Лесной улице. Нет уж, больше не стану развлекать себя походами по бутикам, сегодня не мой день, лучше найду маленькое уютное кафе, желательно с деревянной посудой, чтобы чашка с чаем, которую я уроню на пол, не разбилась, посижу там…

И вдруг глаза натолкнулись на вывеску «Юридическая консультация». Я пришла в полный восторг, на ловца и зверь бежит!

Дверь в помещение, где роились адвокаты, оказалась каменно-тяжелой. Я изо всех сил тянула ее на себя, потом покрепче уперлась ногами, дернула ручку, раз, другой, третий, вспотела, но не добилась результата. Устав, я уставилась на створку. Может, она заперта? Маловероятно, слева висит табличка «Мы работаем круглосуточно, чтобы вытащить вас из беды», ниже — наклейка со словом «Толкай». Кто такой Толкай? Хозяин консультации? Ведущий адвокат?

Я снова потянула дверь и в ту же секунду сообразила! Толкай! Ее следовало открывать не на себя, а совсем даже наоборот.

Обозлившись на собственную непонятливость, я изо всей силы пнула преграду ногой. Дверь легко, словно она сделана из картона, распахнулась, я влетела в темную прихожую. Удерживаемая сильной пружиной створка понеслась назад, чуть зазеваешься на пороге, и она даст тебе в лоб. Я шарахнулась к стене и незамедлительно сшибла деревянную вешалку, сиротливо стоявшую в углу.

Та стала падать прямо на стеклянный журнальный столик, где кучей громоздились газеты. Очевидно, это помещение предназначалось для клиентов, которые должны ожидать своей очереди к адвокату. Но сейчас в холле никого не было. Я ухитрилась поймать вешалку и без особых потерь поставить ее на место. Потом, глянув в большое зеркало, попыталась привести в порядок торчащие дыбом волосы. Ей-богу, сегодня звезды встали не в ту позицию. Может, бросить машину на стоянке и пойти домой пешком?

Слегка успокоившись, я вошла в зал и увидела двух мужчин, сидевших в противоположных его концах. Один, пожилой, седой, похожий на старый трухлявый гриб мухомор, спокойно читал газету; другой, молодой, по виду чуть старше Мани, пялился в компьютер.

— Здравствуйте, — кашлянула я.

Парочка обратила взоры на меня.

— Я нуждаюсь в адвокате, кто из вас свободен?

— Я, — хором ответили юристы.

Повисло молчание, потом «мухомор» просипел:

— Выбирайте, кто вам больше по вкусу, чему вы доверяете: опыту, уверенности или молодой глупой бесшабашности?

Я замерла, изучая «ассортимент». Честно говоря, мне не нравился ни один из предлагаемых вариантов. «Гриб» слишком старый, дышит с трудом, и с голосом у него беда, похоже, совсем связки от старости истерлись. А молодой небось ничего не умеет. Да, не зря они тут сидят вдвоем, остальные их коллеги, приличные адвокаты, занимаются сейчас делом.

— Так я вас слушаю, — прокашлял старик, — идите сюда!

Парнишка сердито сверкнул глазами и опять впился взглядом в монитор.

— Что у вас? — настаивал божий одуванчик. — Спор о наследстве? Развод? Все могу, без проблем, лучше меня нет!

Ага, именно эту фразу «мы лучшие» слышу каждый день из радиоприемника, таким образом «Русское радио» нахваливает себя. Но я очень хорошо помню, как один раз поехала по делам в местечко под Коломной и с огромным удивлением обнаружила, что на расстоянии пятидесяти километров от Москвы «Русское радио» исчезло из моей автомагнитолы. Вот вам и лучше! Нельзя доверять тому, кто бахвалится!

Решительным шагом я приблизилась к парнишке, села около его стола на стул и спросила:

— Тебя как зовут?

— Дима, — растерянно ответил тот и тут же поправился: — Дмитрий Павлович.

— Диплом имеешь?

— Могу показать, — оскорбился «зеленый» адвокат.

— Не надо, — улыбнулась я, — что заканчивал?

— Юрфак МГУ.

— Хорошо, — кивнула я, — нанимаю тебя защитником, речь идет об убийстве.

— Ошибку делаете, милейшая, — проскрипел «гриб», — опыт — это главное!

Но я пропустила мимо ушей брюзжание старичка. Лично мне комфортней иметь дело с молодым парнем, чем с шатающимся от слабости дедулькой.

Целый час мы с Димой обсуждали дело, потом он выписал мне квитанцию и сказал:

— Вам скидка, как моему первому клиенту.

Я улыбнулась:

— Говорят, я приношу удачу, вот увидишь, после меня клиенты к тебе толпой пойдут!

Дима хихикнул, я встала, запуталась ногой в свисающем с его стола шнуре, пошатнулась и упала в проходе. Мне на спину шлепнулся телефонный аппарат.

— Не разбился?! — воскликнул Дима.

— Вроде нет, — ответила я, кряхтя и пытаясь встать на ноги, — отлично себя чувствую.

— Я про телефон, — радовался паренек, — целехонек!

«Гриб» зашелся в кашле.

— Ну-ну, — прохрипел он, — ну-ну, спаси господь вашего клиента.

— Вы бы, Альберт Валентинович, лучше вспомнили, как утопили Каранышева, которого судили за мошенничество в особо крупных, — дрожащим голосом отбивался Дмитрий Павлович, — прокурор потребовал шесть лет, а после вашей замечательной речи мужику десятку вломили, такое вы впечатление на судью произвели!

«Мухомор» побагровел и стал издавать такие жуткие звуки, то ли крик, то ли кашель, что я вылетела в ужасе в коридор. Не хватало только стать свидетельницей его кончины на рабочем месте!

Решив больше сегодня не испытывать судьбу, я пошла к Прокофьеву и принялась звонить в дверь.

— Кто там? — пропищали изнутри.

— Сергей дома?

— Какой?

Вопрос меня слегка удивил.

— Прокофьев! А что, их тут несколько?

— Нет, — гремя замками, ответил кто-то, — для порядка интересуюсь!

Дверь распахнулась, перед глазами открылся длинный коридор, увешанный тазами. На пороге стояла крохотная бабулька, обутая, несмотря на теплый июнь, в валеночки.

— Чего тебе, деточка? — тоненьким голосочком осведомилась она.

И тут до меня дошло, квартира-то коммунальная!

— Мне нужен Сергей Прокофьев.

Бабуся поморгала выцветшими глазками:

— А ну пошли ко мне.

Мы протиснулись в довольно просторную комнату, обставленную допотопной мебелью.

— Садись-ка, — велела старушка, — рассказывай про себя все, без утайки, муж есть? Пьяница?

— Нет, — обалдело ответила я.

— А дети?

— Двое.

— Эхма, — вздохнула старушонка, — надеюсь, собак не держишь?

— Пять их у меня, еще две кошки, хомяки, жаба… Да в чем дело? Какая вам разница, кто у меня живет?

— Ишь ты, — обозлилась бабуся, — когда сюда въедешь и в соседках окажешься, поздно будет локти кусать. Хватит с меня, и так всю жизнь с алкоголиками прожила, имею право хоть на старости лет спокойно деньки скоротать, а тут ты с зоопарком!

— Так вы решили, что я здесь комнату купить хочу!

— Ну да, Серега свои хоромы продает, у него две залы, и у меня тут одна. Деньгами где-то разжился и решил отдельно жить. Прямо удивительно, откуда только средства взял!

— Ну жена умерла, наверное, ее бизнес продал!

Старушонка визгливо рассмеялась:

— Кто бизнес продал?

— Сергей!

— Чей?

— Так Светы, жены своей покойной.

— Хи-хи-хи, — развеселилась бабуська, — бизнес! У Светки! Ну уморила, пьяница она была, алкоголичка запойная, бутылки у вокзала собирала, вот и весь ее доход. Да сколько раз она ко мне приходила и ныла: «Зинаида Власьевна, дайте десяточку. Серега получку принесет, тогда и верну!» Я-то сначала кошелек расстегивала, а потом перестала, никогда она долги не возвращала!

— А мне говорили, что Светлана зашилась!

— Нет, так и умерла. Выпила на улице и в сугробе заснула, а ведь и не такая старая была.

— Вот бедняга!

— Так ей и надо, — отмахнулась Зинаида Власьевна, — какой толк от пьяницы! Хорошо, детей не настрогала, а то вот у нас, в семьдесят второй, Ныкины проживают, глушат водку, а ребятки оборванные да голодные шляются. Старший тоже к рюмашке прикладываться стал. Вчера иду из магазина, а он мне навстречу, бредет, спотыкается, это в тринадцать-то лет!

— Что же Сергей жену не лечил?

— Сам хорош, — отмахнулась старушка, — тоже употребляет, но правда, не до такой степени, как Светка, он все-таки из приличной семьи. Работает нормально, чего-то изучает, объяснял мне, а я забыла!

Тут из коридора послышался грохот.

— О, — оживилась Зинаида Власьевна, — Сергей пришел, он всегда таз роняет! Эй, Сережа, иди сюда, покупательница заявилась!

В комнату заглянул худой дядечка с болезненно-бледным лицом.

— Вы по поводу жилья?

Я кивнула.

— Тогда пошли ко мне, — оживился Сергей.

Мы оказались в коридоре, а потом в просторном помещении с огромными окнами.

— У меня тут две комнаты, — словоохотливо принялся объяснять дядька, — все просторные, по двадцать метров, окна во двор, шума никакого. Соседка одна, да она на ладан дышит, помрет — вся квартирка вашей будет.

— Что же вы съезжаете? — медленно спросила я.

— Центр надоел, — быстро ответил Сергей, — он для богатых людей, тут цены чудовищные. Я в Марьино собрался или в Братеево.

— И вы с женой вдвоем жили в этих комнатах? — удивилась я.

— Так раньше здесь куча народа была, — охотно пояснил Сергей, — отец, мать, два моих брата, бабушка с дедом, тетка с дядькой. На головах друг у друга сидели, а потом умирать начали, один я и остался, словно перст, никого вокруг.

И он уныло уставился в грязное окно. Я внимательно разглядывала мужика. Грязные редкие волосы прилипли к яйцеобразному черепу, длинный нос свисает почти до подбородка, маленькие, близко посаженные глазки мечутся под неожиданно широкими бровями, узкие губы кривит ухмылка, плечи покрыты перхотью, костюм заношенный, грязный, и пахнет от Ромео немытым телом.

Перед глазами встал Андрюшка: красивый, статный, великолепно одетый, благоухающий дорогим одеколоном, веселый, с белозубой улыбкой, богатый.

И Вика решила бросить такого мужа, чтобы соединить свою судьбу с этим обмылком? Ну, простите, в это я не поверю никогда!

— А жена ваша где? — Я решила начать издалека.

— Умерла, царствие ей небесное, — широко перекрестился Сергей, — пила очень, вот до пятидесяти и не дожила.

— Значит, она не была удачливой бизнес-леди?

— Кто? — вскинул вверх брови Сергей.

— Ну ваша супруга, Светлана.

Прокофьев хмыкнул:

— Бизнес-леди! Алкоголичка горькая, побирушка. Похоронить не на что было и не в чем, спасибо Зинаида Власьевна чистое платье дала, а то бы пришлось в грязной куртке в гроб класть!

Что же ты, милый человек, не заработал несчастной на саван, чуть было не спросила я. Сергей, словно услышав мой невысказанный вопрос, слегка порозовел и стал оправдываться:

— Я-то в НИИ сижу, зарплаты еле-еле хватает на макароны, да еще Светка все пропивала.

— Надо же, — покачала я головой, — а мне вот рассказывали, будто она жутко богатая, вас содержала.

— Чего только люди не придумают, — вздохнул Прокофьев, — кто ж наврал такое?

— А Нина Супровкина.

Сергей быстро глянул на меня:

— Я такую не знаю.

— Ну как же, — заулыбалась я, — она хозяйка дачи, где вы много лет весело проводили время с Викой Столяровой, да и живете вы в одном подъезде.

Прокофьев попятился.

— А, точно, забыл, что она Супровкина. А вы кто?

— Частный детектив.

— Кто? — обомлел дядька и забегал по мне противными крысиными глазками.

— Частный детектив, — повторила я, — такой человек, который, не жалея себя и не считаясь со временем, копается в навозе, дабы отрыть жемчужины истины.

Сергей сел и устало сказал:

— Простите, не понимаю.

Преодолевая брезгливость, я осторожно устроилась на краешке стула с засаленным сиденьем и резко спросила:

— Вы знаете, что Вика в тюрьме?

— Да.

— Вас вызывали на допрос?

— Да.

— И что вы рассказали?

— Правду.

— Какую?

Неожиданно Сергей прижал к груди кулаки и зачастил:

— А что делать было? Да, встречались, но потом разошлись, я с женой решил остаться.

— С алкоголичкой? С пьяницей?

— Любил я ее, поймите, любил!

— И ходил к Вике на свидания?

Над верхней губой Сергея выступила цепочка мелких капель.

— Я же мужчина, — сообщил он.

— И что?

— Мне нужна женщина, — заявил обмылок, — а Светлана, увы, совсем ни на что не была годна. Вот так и жили, Вика для тела, жена для души. Тянулось все это, тянулось, а потом и разорвалось, я остался со Светкой, а Вика назло мне замуж выскочила, за богатого. Ну а после жена померла, я Вике-то и позвонил. Она, конечно, с радостью снова встречаться стала. Только я в убийстве ее мужа не участвовал, это она сама придумала.

Мне стало противно, но до истины докопаться надо.

— И вы платили Нине Супровкиной по тысяче долларов в месяц за дачу? Откуда деньги-то взяли?

— Я? Что вы! Мне такую сумму и за год не заработать!

— Но на дачу вы ездили?

— Да, довольно часто, раз в неделю точно! Так себе домик, на один бочок скособоченный, да и от электрички далеко, только надо же было где-то устроиться. Вика сказала, что ее подруга бесплатно пускает.

Я принялась рыться в сумке, отыскивая сигареты. От этого мужика так воняет, что единственный способ избавиться от тошноты — воспользоваться «Голуазом».

— Значит, дачу Нина предоставила вам бесплатно?

— Ага, — кивнул Сергей, — кто бы мог подумать, что так получится, страсть господняя. Ну зачем Вика пошла на преступление! Теперь ведь посадят!

— С вашей легкой руки, — рявкнула я.

— И чего, — прищурился Прокофьев, — мне, по-вашему, следовало соврать? Сказать, что знать не знаю Вику?

Когда я выскочила из пропахшей потом берлоги на улицу, воздух Тверской, наполненный бензиновым смогом, показался мне упоительным. Нет, что-то здесь не так! Я все-таки достаточно хорошо знаю Вику, она не могла иметь никаких дел с этой потной жабой! Да от него на расстоянии ста метров противно сидеть, не то что… ну, сами понимаете, о чем я толкую!

И потом, Нинка говорила одно, Сергей другое, кому верить? Ладно, сейчас нужно катить домой, а завтра с утра я вновь отправлюсь к Нинке, поговорю с ней по-другому, похоже, она наврала мне с три короба!

В Ложкино я прилетела голодная, злая и обнаружила, что моя ванная превращена в парикмахерский салон. Повсюду были расставлены бутылочки с шампунями и валялись пустые тюбики из-под краски. Маруська, укутанная в полотенце, сидела на моей кровати, поджав ноги, голова ее была похожа на шлем инопланетянина, волосы прослоены фольгой, и из них торчало нечто, похожее на спицы.

— И чего вы у меня устроились? — устало спросила я, стягивая льняные брючки.

— А где? — пожала плечами Маня.

— Внизу, в гостиной.

— Ну, не знаю, — протянула девочка, — Зайка тут решила, сейчас Ирка все уберет.

Не успела Маня закрыть рот, как в спальню ворвалась домработница. Я ойкнула, голова ее была выкрашена в цвет взбесившегося баклажана, пряди стояли под углом в девяносто градусов и были какие-то ребристые, странные, словно изломанные. Ирка из вполне симпатичной особы превратилась в персонаж фильма «Звездные войны».

— Ну как? — радостно воскликнула она. — Впечатляет?

— Просто слов нет, — промямлила я, но оказалось, что основное испытание ждет меня впереди.

В комнату, словно торнадо, влетела Зайка. Я онемела. Ее белокурые прядки, еще сегодня утром красиво подстриженные, прикрывающие маленькие ушки и точеную шею, сейчас приобрели цвет, вернее, оттенок, нет, цвет… Простите, никак не могу подобрать слова. Видели ли вы когда-нибудь перья павлина? Если да, то можете представить, что творилось у Ольги на башке. Во-первых, она постриглась самым идиотским образом: на макушке «ежик», по бокам более длинные прядки, на лоб падает асимметричная челка, прикрывающая левый глаз. Но даже эта стрижка была бы вполне приемлема, если бы не колер. Каждая волосинка у корня была нежно-розовой, потом делалась красной, бордовой, лиловой и темно-синей.

Я в ужасе повернулась к Мане.

— Ты тоже такой станешь?

— Нет, — бодро воскликнула она, — у меня основной тон зеленый!

— Классно вышло, — удовлетворенно заявила Зайка, щупая свою макушку, — завтра съемочную бригаду столбняк хватит. Пошли ужинать.

В столовой уже сидел Кеша, слава богу, его волосы выглядели привычно.

— Слышь, Зая, — сказал наш адвокат, — ты на ночь свет-то не выключай.

— Почему? — спросила женушка, кладя себе на тарелку половинку отварной морковки и три зеленые горошинки.

— Кровать у окна стоит, — меланхолично пояснил Аркадий, — луна сейчас ярко светит, проснусь ненароком, увижу тебя и испугаюсь.

— Дурак, — прошипела Зайка.

— Да и не один я за сердце схвачусь, — как ни в чем не бывало вещал Кеша, — любой забьется в припадке!

— А вот и нет! — рявкнула Ольга.

Тут в столовую с двумя бутылками пива в руках вдвинулся Александр Михайлович. Он на секунду замер на пороге, потом уронил «Гинес» и взвизгнул:

— Елки-палки! Это что такое!

— Говорил же, — ухмыльнулся Кеша.

Дегтярев перекрестился.

— Оля! Бог мой! Ну и прическа!

— Молчи, — процедила Зайка, — ничего не понимаешь!

Но полковник все никак не мог успокоиться.

— Ира! А у тебя! Мама родная! Ты лохмы в вафельницу засовывала?

Домработница скорчила гримаску:

— Ну, Александр Михайлович! Вы же совсем в моде не разбираетесь. Теперь мне осколки собирать! Ну отчего бутылки-то уронили?

— От восторга, — захихикал Кеша.

Зайка треснула мужа по затылку и ушла. Маня, прихватив пару пирожков, кинулась за ней. Ирка, ворча, подбирала то, что осталось от пивных бутылок. Одна Маргоша преспокойно сидела над полной тарелкой. Я посмотрела на ее ужин и ахнула: четыре котлеты, гора макарон с куском сливочного масла, граммов сто, не меньше, полбатона и тазик с салатом оливье, щедро сдобренным майонезом.

Я схватила всю эту красоту, переставила на буфет и спросила:

— Ты похудеть решила?

— Да, — грустно ответила Маргоша, — только очень уж кушать хочется!

— Терпи, это потом пройдет!

— Не могу, умираю прямо.

— Тебе до голодной смерти с таким весом далеко.

— Ой, тяжело, — заныла она, — силы воли у меня нету, может, закодироваться? Говорят, помогает!

Я встала.

— Ты куда? — спросила Марго.

— За телефонной книжкой, — вздохнула я, — позвоню Соне Балуевой, она от ожирения кодировалась, двадцать кило потеряла. Узнаю адрес, и завтра поедем.