Жаба с кошельком

Дарья Донцова, 2003

Сколько раз Даша Васильева попадала в переделки, но эта была почище других. Не думая о плохом, она со всем семейством приехала в гости к своим друзьям – Андрею Литвинскому и его новой жене Вике. Хотя ее Даша тоже знала тысячу лет. Марта, прежняя жена Андрея, не так давно погибла в горах. А теперь, попив чаю из нового серебряного сервиза, приобретенного Викой, чуть не погибли Даша и ее невестка. Андрей же умер от отравления неизвестным ядом. Вику арестовали, обвинив в убийстве мужа. Но Даша не верит в ее вину – ведь подруга так долго ждала счастья и только-только его обрела. Любительница частного сыска решила найти человека, у которого был куплен сервиз. Но как только она выходила на участника этой драмы – он становился трупом. И не к чему придраться – все погибали в результате несчастных случаев. Или это искусная инсценировка?..

Глава 2

— Господи, — пробормотал Кеша, отступив в коридор, — что это?

Зайка заорала и прижалась к стене.

— Вика, — прошептала Маня, становясь зеленой, — это ее дольчики, она в них только что была, а теперь висит.

У меня возникло ощущение, что вокруг вязкое болото. Звуки практически исчезли, но глаза отчего-то не перестали четко воспринимать окружающий мир, они были прикованы к безвольно свисающим с потолка конечностям, неправдоподобно длинным и каким-то шишковатым. Ноги выглядели странно, через секунду я поняла, в чем дело, — у них отсутствовали ступни, внизу дольчики заканчивались культяпками.

— Прекрати визжать! — рявкнул Александр Михайлович и встряхнул Зайку.

Она поперхнулась криком и прижалась к полковнику.

— Там… висит, — прошептала она.

— Ну висит, — как-то равнодушно подтвердил Дегтярев, — пусть себе качается.

От такого безразличия я чуть не потеряла сознание. Конечно, полковник каждый день сталкивается на работе с трупами, он приобрел иммунитет к подобному зрелищу, но мы-то нет! И потом, как он может быть таким, стоя возле повесившейся Вики?

— Чего вы орете? — поинтересовался Дегтярев.

— В-в-вика, — прозаикался Андрюша, — она…

— Небось не слышит вас, — пожал плечами полковник, — пошли в столовую, я еще не наелся как следует.

Это было уже слишком! Я подскочила к Александру Михайловичу и с гневом заявила:

— Как ты можешь! О еде! Рядом с трупом!

— Чьим? — хмыкнул Дегтярев.

Зая подняла дрожащую руку и ткнула пальцем в дольчики:

— Ты не видишь? Вот!

— Что?

— Там!

— И чего?

Мое терпение лопнуло:

— Надо немедленно вызвать милицию!

— Зачем? — подскочил полковник.

— Дегтярев! — взвыл Кеша. — Сейчас же прекрати юродствовать! Не видишь, Андрею плохо!

Литвинский и впрямь навалился всем телом на косяк.

— Никак не пойму, — наморщился полковник, — о чем речь-то?

— Вика повесилась, — ляпнула Маня, — вон висит!

— Где? — вытаращил глаза Александр Михайлович.

— На крюке, — прошептала Зайка, — вон ноги.

— Ноги?

— Да.

— Чьи?

— Викины, — рявкнула я, — в цветных колготках!

Внезапно полковник расхохотался, вошел в кладовку и дернул за одну ногу, покачивавшуюся в полумраке.

Я зажмурилась. Нет, не зря говорят, что профессия накладывает несмываемый отпечаток на человека. Многие дантисты становятся садистами, а менты — преступниками… Ну полковник! Как он может так себя вести!

— Мама! — взвизгнула Маня. — Лук!!!

Я открыла глаза и ахнула. Под потолком болтались пустые колготки, на полу высилась гора из головок репчатого лука.

— Вы чего тут стоите? — раздался за спиной голос Вики.

— Там, — забормотал Андрюшка, медленно розовея, — там твои чулки!

— Ну да, — спокойно подтвердила Вика и всплеснула руками. — Кто же из вас весь лук рассыпал? Отвечайте, ироды! Зачем связки дергали!

— Лучше ты нам сообщи, — умирающим голосом пробормотала Ольга, — за каким чертом набила свои колготки луковыми головками?

— В журнале прочитала, есть такое издание, называется «Ваш огород», — объяснила Вика, — там было написано: если хотите сохранить урожай лука, положите его в плотные колготки, сто ден, подвесьте к потолку, и можете не сомневаться, весь год провисят. А у меня необыкновенный сорт, сеешь зимой, в мае уже головки, да такие сочные, сладкие, как яблоко. Вот я и решила последовать совету. Вчера весь день колготки набивала и подвешивала, а вы все разорвали, теперь собирайте, а я пойду принесу новые колготки. Вас тут много, вот и запихнете лук, да смотрите, аккуратно, по одной головке в ряд кладите, ясно?

С этими словами она ушла.

— Лук, — пробормотал Андрюшка, хватаясь за сердце, — хорошо, что на улице день и вы рядом. А пошел бы я вечером сюда один, точно бы умер.

— Кошмар, — подхватила Зайка.

— Я мигом понял, что-то не так, — заявил Кеша.

— И я, — влезла Маня, — слишком длинные ноги были.

Я хотела сказать, что сразу обратила внимание на непонятное отсутствие ступней, но тут Александр Михайлович противно захихикал:

— Ну вы даете! От Дарьи заразились? Ладно бы она завопила: висельник, висельник! Вполне в ее духе! Но ты, Кеша! Ей-богу, удивил!

Аркадий стал оправдываться:

— Тут полумрак, Зайка орет, мать рыдает, вот я и не разобрался сразу.

— И не думала рыдать! — возмутилась я. — Хотела как раз сказать, что висят ноги без ступней.

— Держите! — выкрикнула Вика, размахивая упаковкой шуршащей бумаги. — Да что у вас такой вид? Что случилось-то?

Андрюшка молча обнял жену.

— Я тебя люблю.

— Может, тебе температуру померить? — насторожилась Вика. — Похоже, заболевать начинаешь! Давайте не стойте, собирайте лук…

Мы сели на корточки и принялись за работу, слушая безостановочные указания Викули:

— Ровней, не так туго, не мните лук.

Потом Кеша подвесил связку, и все отправились в столовую пить кофе.

Торт, который подали к чаю, описать невозможно. Три этажа бисквита, прослоенного вареньем, взбитыми сливками и тертым орехом. Верх шедевра украшали фрукты, уложенные в затейливый орнамент.

— И в какой кондитерской берут такое чудо? — воскликнула я, проглотив огромный кусище.

— Обижаешь, начальник, — засмеялась Вика и положила мне на тарелку еще добрый ломоть, — такого не купить!

— Ты хочешь сказать, что сама испекла торт? — поразилась я, быстро расправляясь со второй порцией.

— Ничего хитрого, — пожала плечами искусная кулинарка, — сначала печешь коржи, каждый по отдельности, потом делаешь начинку. Хочешь, рецепт дам?

— Нет, — быстро ответила я, — спасибо, не надо, лучше уж у тебя полакомлюсь.

— Лентяйка, — хмыкнула Вика, — всего-то три часа уйдет на готовку.

Я молча потянулась еще за одним куском. Вот поэтому я и не люблю скакать вокруг плиты с кастрюлями. Топчешься весь божий день, а съедается приготовленное за десять минут, и никакого эффекта. Слопали вкусный обед, через пару часов снова голодные.

— Я вам сейчас чай налью в потрясающие чашки, — засуетилась Вика, — купила сегодня утром.

— Да? — удивился Андрюшка. — Ты мне ничего не говорила!

— Сюрприз, — протянула Вика, — тебе понравится, вот! — Жестом фокусника она открыла дверцы буфета.

Сервиз был сделан из серебра с позолотой. Изящные чашечки, масленка — все с орнаментом.

— Похоже, он не новый, — сказала Зайка.

— Антиквариат, — гордо заявила хозяйка, — восемнадцатый век, а может, еще раньше сделали.

— Где ты его только достала! — покачал головой Андрюшка. — Очень изящная работа, глаз радует, дай-ка!

И он принялся вертеть в руках молочник.

— Узор на всех чашках разный! — воскликнула Маня. — Смотрите, у меня охота, у Зайки рыбная ловля, а у тебя, мусик, что?

— У меня дамы с кавалерами пляшут, — сообщила я.

— Наверное, чашечки от разных сервизов, — не успокаивалась Маня.

— Нет, — улыбнулась Вика, — раньше так часто делали. Этот сервиз называется «Отдых в деревне». Видите, на сахарнице карета с лошадьми, а на масленке домик с садом? И орнамент по краям, везде, на всех предметах листочки.

— Дорогая вещичка, — с видом знатока заявил Кеша.

— Мне почти даром досталась, — радостно ответила Вика, — всего за триста долларов.

— Да не может быть! — подскочила Зайка. — Тут одного серебра килограмма два, а еще работа.

— Мне просто повезло, — пояснила Вика, — знаете, как я люблю посуду, в особенности старинную! Но ты, Зая, права, цены на аукционах просто ломовые, я пару раз ходила, только без толку, всегда находился кто-то побогаче. А в магазинах одна дрянь выставлена, антиквары — хитрецы, что получше — на торги отправляют или постоянным покупателям звонят… Так вот, поехала сегодня утром на наш рынок, тут недалеко, возле МКАД, мы там творог берем у крестьян, сметану, масло. Хожу по рядам, вижу — бабулька стоит, с чашкой.

Вика, в самом деле страстная любительница посуды, заинтересовалась, подошла поближе и ахнула. Бабулька держала в руках изящную вещичку из серебра, явно раритетную и очень дорогую.

— Сколько хотите за безделушку? — прикинувшись равнодушной, поинтересовалась Викуша.

— А сколько дашь! — прокашлял божий одуванчик. — Полтысячи не жалко?

Викуша чуть было не сказала, что пятьсот баксов все-таки дороговато за одну чашечку, отдайте, мол, за триста. Но тут до нее дошло, что бабуля хочет пять сотен в рублях.

— Дорого тебе? — по-своему поняла молчание потенциальной покупательницы старушка. — Так и быть, за четыреста уступлю. Ты не сомневайся, видишь пробу? Хочешь, возьми блюдечко и сходи вон туда, в ювелирный магазин, они подтвердят: серебро это, без обману. Это наша семейная реликвия, да нищета заела, вот и продаю.

Викуша с радостью протянула бабульке деньги. Та, аккуратно спрятав ассигнации, спросила:

— А может, весь сервиз захочешь?

— Какой? — спросила Вика.

— Так чашка из набора, — пояснила старушка, — дома еще пять стоят.

Обрадованная неожиданной удачей, Вика сунула пенсионерку к себе в машину, отвезла ее по указанному адресу в деревню и увидела в буфете красоту писаную. Плохо понимавшая ценность сервиза старуха запросила за него триста баксов, и Вика с превеликой радостью их отдала.

— Ну что, попробуем чай из этих чашек? — потирала руки Вика. — В первый раз я такой сервиз видела недавно в антикварном, но он стоит десять тысяч баксов, вот и не купила. А тут такая феерическая удача. Эх, жаль, совочка для сахара нет, потерялся, похоже.

— И чего хорошего в старой посуде, — скривилась Маня, — не понимаю я этого! Лучше новую купить, зачем пить из плошек, которыми пользовались посторонние люди? Фу, по-моему, это негигиенично.

— Я их тщательно вымыла, — рассердилась Вика.

— Все равно, — уперлась Маня.

Чтобы загладить бестактность девочки, я быстро сказала:

— Викуля, налей мне чайку или кофейку.

— Кофе не в эти чашки, — бормотнула Вика.

— Почему? — удивилась Зая.

— А бабушка предупредила: они только под чай, от кофе портятся.

И она загремела в буфете посудой, на свет появились фарфоровые изящные чашечки.

— Кофе сюда налью, — сообщила Вика, — так, кому что?

— Мне, естественно, чай, — плотоядно потер руки Андрюшка, — терпеть не могу кофе.

— И мне чаю, — хором ответили мы с Зайкой.

— Хочу кофе, — быстро сказала Маня.

Я подавила улыбку. Маруська никогда не употребляет этот напиток, он ей активно не нравится, просто она не хочет прикасаться к антиквариату.

— Я тоже, пожалуй, кофейку, — протянул Кеша.

Мне стало совсем смешно. Брезгливый до болезненности, Аркашка избрал ту же тактику, что и Манюня.

Дегтярев же отказался и от того, и от другого.

— Позже, — сказал полковник, — я так объелся, что в меня ничего не вольется.

Домой мы поехали около полуночи. Кавалькада машин вырулила на шоссе. Кеша, посадив около себя Маню, как всегда, нажал на газ и унесся далеко вперед. Александр Михайлович, обладатель черного «Запорожца», безнадежно отстал, он не слишком уверенно чувствует себя за баранкой. Зайка молча рулила по Ново-Рижской трассе. Я сидела около нее, зевая и борясь со сном.

Вдруг Зая притормозила.

— Ты чего? — очнулась я.

— Меня тошнит, — пробормотала она и рванулась из машины.

В ту же секунду я почувствовала резь в желудке, потом к горлу подступило что-то мутное, тяжелое. Пришлось бежать за Зайкой.

Минут через десять мы кое-как пришли в себя, умылись, поливая друг другу на руки воду из бутылки, утерлись бумажными носовыми платками и вернулись в машину.

— Интересное дело, — пробормотала Ольга, — с чего это нас прихватило?

— Не знаю, — прошептала я, чувствуя, как к горлу снова подкатывает что-то отвратительное.

Зайка глянула на меня, я на нее, и в ту же секунду мы снова понеслись к канаве. Если честно, давно мне не было столь плохо. Голова кружилась, ноги дрожали, по спине тек холодный пот, в желудке ворочался раскаленный еж с торчащими в разные стороны иглами.

— Боже, — простонала Зайка, рухнув на сиденье, — умираю!

У меня было то же ощущение. В сумочке ожил мобильный.

— Мусик, — заорала Маня, — вы где?

— Еще на Новой Риге, — прошептала я, — на тридцать пятом километре.

— Что случилось, вы сломались?

— Да, — еле слышно ответила я и навалилась на Зайку.

Она откинулась в кресле и попыталась натянуть на себя плед, которым мы укрываем в машине Банди.

— Холодно мне, холодно, — лепетала она, — прямо трясет всю.

Меня тоже начал колотить озноб, и я решила включить печку, но вместо рычажка обогревателя ткнула пальцем в радио. «Это любовь, — понеслось из динамика, — что без денег делает тебя богатым, это любовь, о которой в книжках ты читал когда-то».

— Выключи, — прохрипела Зайка, — умоляю.

Но я не смогла пошевелить рукой, пальцы весили по сто кило каждый.

— Дай пакет, — еле слышно попросила Зайка, — из бардачка вынь.

— Не могу.

— Меня тошнит, скорей, дай.

— Не могу.

— Сейчас салон испачкаю.

— Ерунда.

Зайка попыталась наклониться и не сумела. Я в полном отчаянии поняла, что не могу ей помочь, меня словно парализовало. Перед глазами затряслась мелкая черная сетка, в ушах тоненько-тоненько запели комары. Последнее, что я увидела, перед тем как потерять сознание, было лицо Александра Михайловича с широко раскрытым ртом. Полковник рванул дверцы машины, Зая стала падать к его ногам, и тут свет померк.