Забытые-3: Хранители перемен

Дарья Гущина, 2022

Древние земли Шамира хранят немало загадок – ловушки Стужи разбросаны и по Обжитым, и по заброшенным пределам. Но не меньше тайн кроется и в самих героях. И мало обезвредить убийственные чары Забытого, надо ещё и понять, для чего мир позвал на помощь столько разных людей. У каждого есть своё важное место в истории, о котором необходимо узнать «до», чтобы помочь, а не навредить. А время тает. До «без четверти весны» и последнего нападения Стужи остаётся всего ничего. Третья и заключительная книга цикла.

Глава 3. Город-из-теней

От Алого осталось чуть больше, чем от его несчастного города-соседа. Угрюмые остовы домов, занесённые снегом и заросшие сосульками. Приличные куски разных городских стен. А в одной, дальней от нас и вроде бы первой городской, даже ворота уцелели — алые, как свежие розы. На общей белизне — снега, неба, солнца — они смотрелись дико и вызывающе, одиноко и уязвимо. Как празднично и не по-местному одетый чужеземец с радостной улыбкой в наш прощальный или поминальный день.

— Я направлялся сюда, да? — напряжённо уточнил Зим. — Из Приозёрного?

Я молча кивнула.

Он сбросил сумки, опустился на колени и зарылся пальцами в снег. Память, вспомнила я. Память снега. В землях, по которым прошлись Забытые, их сезоны замерли навсегда. И лежащий здесь снег, несмотря на прошедшие вёсны и лета, отлично помнил Стужу — или того, кто уничтожил жизнь и похоронил под сугробами останки города.

На меня легла тень, но это был всего лишь Вьюж — он сосредоточенно нарезал над Алым круги, не то что-то определённое высматривая, не то просто бдя. Вёртка давно рыскала под снегом. И Зиму лучше не мешать, да. И мне отчего-то до зуда хочется добраться до уцелевших врат. Да и тропка Светлы указывает: нам в ту строну.

— Это не Стужа, — сообщил дядя Смел угрюмо. — Наши постарались, племяша. Старая кровь, говорящие и пишущие. От безлетных оставалась снежно-ледяная крошка. От наших чар — пепел. И ничего кроме. Если от чьих-то чар что-то осталось, то это или пишущий, если немного, или говорящий, если побольше. Здесь, полагаю, пишущие, паскуды, развернулись. Расстарались, м-мать их.

— Есть шанс, что, получив предупреждение Мечена, они попытались создать оборону, но напортачили по неопытности? — спросила я, поглядывая по сторонам.

Последнее воспоминание Славны — солнечное зарево над городом. Это могла быть и попытка защиты, обернувшаяся горькой правдой: боевыми чарами старая кровь не владеет и внутренним солнцем в ярости управлять не умеет. Совсем.

— Очень крошечный, — проворчал дядя. — К тому времени они изучили десятки вернувшихся, и ни один из них не был опасен… настолько. Хотя… — он вздохнул и признал: — Может. И Приозёрный исчез по той же самой причине. Никто из нас прежде не сталкивался с напастью в виде обезумевшего чаровника непонятного свойства, и мы могли полыхнуть от того же страха. Ещё как. Искры же в Приозёрном, как ты помнишь, были. Здесь, вероятно, тоже.

— Я сейчас… — невнятно пообещала Светла.

Куколка высунулась из нагрудного кармана моей куртки, сверкнула глазищами, и недалеко от врат из сугроба мягко поднялся, распускаясь, солнечный цветок. Длинный тонкий стебель, многочисленные острые лепестки. И сердцевина, вспомнила я эти чары, присыпанная пеплом.

Всего лишь один цветок. Других искрящих, кроме Славны, в Алом не было.

Наставительница судорожно вздохнула раз-другой, но сдалась и снова тихо заплакала. Дядя сурово молчал, но молчание это чудилось полным ругательств. А на обломок стены у врат снова села знакомая снежная птица и посмотрела на меня так печально, так виновато… А потом Шамир взмахнул крыльями, и рядом вытянулись ещё два цветка поменьше. Один горел золотом, а по второму шли чёрные пятна гнили.

— Сгинул, значит, мразь, — удовлетворённо хмыкнул дядя Смел. — Убил, но и сам не уцелел. Туда тебе и дорога. Надеюсь, Шамир, ты тепло его встретил?

Льдистые глаза птицы сверкнули мрачным огнём.

— Как-то тебя подозрительно много, — заметила я, спеша к цветкам. — И чаруешь ты уже второй раз за день. Уж не освободил ли Вьюж вместе со своим осколком души ещё и твой?

Птица отрицательно качнула головой и повеселела.

— Он соскучился, — улыбнулась, отвлекаясь от горьких мыслей, Светла. — Истосковался и по общению, и по чарам. На изломе сезонов он всегда слаб и появляется только шаловливыми духами, но чем ближе к середине — тем больше силы.

— А чем ближе к очередному излому — тем её меньше? — сообразила я. — Нет, до «без четверти весна» тянуть нельзя.

Птица одобрительно кивнула. Я прибавила шагу. Задумалась об общении и кое-что вспомнила.

— Когда-то Шамир умел говорить через вещунов, — я нахмурилась. — Так он рассказал о случившемся Веселу, предупреждая. Мы об этом не знали и думали, что он вообще не говорит, лишь отголоски мыслей и настроя передаёт, и всегда понимали мир скорее на уровне ощущений. А сейчас он ничего не может рассказать толком, потому что говорящие из-за проклятья Стужи разучились творить вещунов? Других путей у Шамира нет, кроме как ветром подталкивать? — я посмотрела на птицу. — Да?

Она развела крыльями. И понимай это как хочешь.

Наставители пошушукались, совещаясь, и Светла предположила:

— Вероятно, у каждого народа старой крови были свои пути общения с Шамиром. Свои чары, чтобы слышать мир. И подозреваю, что через вещуна он мог общаться лишь с говорящими. Хотя сейчас и это было бы хорошим подспорьем.

— Зной Шамира отлично понимал, — припомнил дядя Смел. — Значит, наш путь тоже перекрыт проклятьем. Мы, конечно, приноровились… Но не так чтоб очень.

— Но и то хлеб, — возразила я.

Алый оказался немаленьким. И стена с вратами, и цветы вроде находились недалеко, но я до них топала и топала. Даже слегка запыхалась — на бег перешла, не выдержав. Очень уж хотелось поскорее цветы изучить. И узнать, что за сволочь сгубила двух беззащитных ребят.

— Не трогай пепел, — предупредил дядя Смел. — В склепе ты перебрала с памятью, и если сейчас голова не болит, то лишь потому, что выспалась. Одно новое знание — и придавит. И на насколько дней сляжешь. Погоди, пусть узнанное утрамбуется. Сами всё сделаем. У нас-то нечему болеть, — добавил с сожалением.

— Хорошо, — покладисто согласилась я.

И верно, не болит. Хвала солнцу. Как до Стужи добралась — так и забыла о какой-то головной боли. Но она, коварная, в любой момент может вернуться и с подмогой.

— Верн! — громыхнуло над Алым счастливое. — Это не я! Я досюда не дошёл даже!

Мне неожиданно полегчало. Вроде и не волновалась… а оказывается, волновалась. Хотя с чего бы вдруг?.. Сразу же понятно было, что Стуже здесь достались одни обломки. Что сами напортачили.

— Поздравляю! — крикнула в ответ. — Догоняй!

Думала, он ледяной горкой воспользуется, а знающий догнал меня знакомым по Лоскутному ветерком — чем-то средним между полётом на крыльях и моментальным перемещением безлетных.

Дядь, а у нас точно кроме паутины дорог ничего нет? А то я чувствую себя слегка… ущербно.

— Ты просто не всё знаешь о паутине, — загадочно отозвался дядя Смел. — И постоянно шевелиться полезно для здоровья. Для умственного особенно — на ходу можно многое обдумать.

Я насмешливо фыркнула — и согласилась. Да, полезно. Пару вёрст прошагаешь — пару проблем решишь. Да ещё и пару древних кладовых попутно вскроешь. Они, правда, то решённое заместят, добавив дел… но не будем о грустном.

Зим сиял и искрил, как свежий снег под ярким солнцем. Я едва удержалась от естественного напоминания: то, что его не было здесь, — ещё не повод для радости. Но удержалась. В последнее время мы так мало радуемся, что каждый повод, пусть и сомнительный, важен и нужен. Да и сам, поди, понимает, не дурак.

— Цветы, — я указала на итог солнечных чар, — видишь? Это поисковые чары. Они находят пепел погибшей искры и поднимают его из земли даже спустя столетия.

— А что он даёт? — любопытственно прищурился Зим.

— К сожалению, мало, — ответил дядя Смел. — Имя, возраст, внешность, принадлежность к определённой семье. Но нам другое важно — причина смерти. Это тоже на пепле отпечатывается.

Цветы наконец заискрили в сотне шагов от нас. И врата снова удивили — нетронутые, ни единой царапинки, ни пятнышка копоти. Точно в миг беды они находились не здесь — не в Алом.

А кстати… Это мысль. Это надо проверить. Шамир же полон чудес — до краёв и через край. А уж во времена создания древних городов то, что мы сейчас полагаем чудом, использовалось в быту как самые обычные чары.

— Верна, ты нас из кармана вытащи, — попросила Светла. — И к цветам поближе положи. А сама отойди.

Я послушалась. Цветы накрыло густой солнечной паутиной. Зим любопытственно вытянул шею, но, конечно, ничего рассмотреть не смог и разочарованно фыркнул. А я снова изучила врата и посмотрела на Шамира.

— Они куда-то ведут, да? — уточнила шёпотом. — И нам туда надо?..

В льдистых глазах птицы сверкнула улыбка. А после она взмахнула крыльями и исчезла, лишь осел обратно на стену растревоженный снег.

Знающий уловил суть и не поленился, сбросив рядом со мной сумки, обежать стену с вратами.

— Никуда они не ведут, — сообщил он громко из-за стены. — И ничего тут нет, даже развалин.

Я улыбнулась. Тут — нет, а там — есть. Правда, что это было за «там», я понимала смутно, но ощущала верность вывода. Врата кое-куда ведут. И нам надо туда сходить.

Когда Зим вернулся, у меня уже появилась догадка, основанная на изучении окрестностей и их особенностей. Я достала из сумки карту, расстелила её на сумках и довольно хмыкнула. Нет, не зря я в своё время её выпросила у чародела Смешена… На этой стороне врат — там, где находились мы, цветы и прежде шумел Алый, — обозначалось расплывчатое пятно. Словно врата, одни, без стены, отбрасывали немалую тень.

— Тень! — сообразил и знающий, бросив на карту цепкий взгляд. — Как я раньше-то не заметил… Здесь нет теней, Верн, хотя солнце вовсю светит. Ни от стен, ни даже от нас с тобой.

— Да, — кивнула я, обводя тёмную область на карте, — они все… тут.

— Не понимаю… — проворчал Зим, оглядываясь.

— Думаю, это тайная кладовая, — я запомнила очертания теневого пятна и сложила карту. — Мы забыли об этих чарах, а вот в старые времена они были очень развиты. Паутина дорог, например. Это же особое пространство, которое помогает срезать путь. И здесь, — я хлопнула ладонью по снегу, — тоже есть особое пространство. И оно прячет в тенях нечто важное.

— Снег о нём смолчал, — заметил знающий.

— Значит, оно было создано до, — я убрала карту в сумку и стянула завязки. — До уничтожения города. До Забытых. И, может, до Алого. Древняя кладовая старой крови. Подозреваю, не наша — не искрящих.

— А ключ — всё то же солнце? — предположил Зим, задумчиво щурясь то на алые врата, то на небо. — Теневые дороги паутины же получаются от солнца, так?

— Солнце Шамира — ключ вообще ко всему, — напомнила я. — К жизни, к чарам и, само собой, к тайнам.

— Сможешь взломать чужую кладовую?

— Солнце — ключ ко всему, — повторила я, встав.

Наставители ещё не закончили. Да что они там ищут, если более-менее всё понятно?.. Разве что пепел убийцы как следует поворошить, чтобы точно знать, откуда он такой взялся…

Я осталась ждать у сумок, а Зим по своей привычке отправился бродить по развалинам. Я понаблюдала за тем, как он то из одного окна высунется, то из другого, но больше от нечего делать. Наши спутники, обшарив останки города, ничего интересного не обнаружили и заслуженно отдыхали. Вёртка — на своём месте, Вьюж — на стене рядом с вратами, сложив совиные крылья.

Забавный у нашего безлетного всё-таки облик… Интересно, зачем он смешал в себе столько всего разного? Что-то от птицы, что-то от зверя, а игольчатый гребень — от пустынной ящерицы.

— Говорящий, — громко и зло сообщил дядя Смел.

Я от неожиданности едва не подпрыгнула:

— То есть?..

Цветы до сих пор скрывали чары наставителей, но раз дядя заговорил, то они закончили.

— Интересно, как они в прежние времена умели себя заговаривать, — отметила Светла. — Никого в свою жизнь не пускали. Закрывались со всех сторон чарами и прятались за ними, как за десятью городскими стенами и под двадцатью крышами. Вся жизнь — сплошь тьма. И мы её так светом и не пробили.

— Но зато узнали об этом забытом умении говорящих, — дядя шумно вздохнул. — Ну и о том, кто этот грязный паскудник. Убийца. Я-то думал, пишущий. А вот нет. Но имечко-то — оцени, племяша, — Ближен! А?

— Ну, для Забытых он таковым и стал, — заметила я, наблюдая, как чары наставителей осыпаются золотой пылью и впитываются в снег. И гаснут цветы. И куколка неловко вертит головой. — Можно попросить Нему проследить за его потомками. У нас один говорящий точно ненайденный — тот, который создавал и смущал «недо-», направляя их путём Забытых. Найти бы заразу. Вдруг он этого, Ближена, потомок? Или хоть какой-нибудь родственник?

— У нас и кровь теперь есть, — ухмыльнулся дядя Смел. — Треть капли, тень тени, но и то помощь. Права ты, племяша, Стужу уничтожить мало. Всю гнусь надо вытравить. До единого.

— Прежде нам везло, — я подняла куколку и вернула её в нагрудный карман сумки. — Глядишь, и теперь всё сложится.

— Везло? — хмыкнул дядя. — Всего лишь?

— Ну ладно-ладно, Шамир это, а не везение, — согласилась я. — Вовремя пинал и правильно направлял. Но и везло тоже. А вдруг бы знаний о паутине в склепе не оказалось? Вдруг бы они под проклятьем были? Я бы не успела вовремя до Зима добраться.

— Тем, кто прав, не может не везти, — убеждённо сказал дядя Смел и зычно рявкнул: — Зим, эй! За дело!

Знающий бодрым вьюжным ветерком слетел с ближайшей крыши, подхватил сумки и заинтересованно поднял брови.

— Обойдём врата, — я взяла свою сумку, перекинув её через плечо. — А там… Солнце, да, Светла? Ты что-нибудь знаешь о таком «теневом» пространстве?

— Увы, — с сожалением признала наставительница, — ничего. Я даже не знаю, чьих оно рук — пишущих или говорящих. Или безлетных. Но будьте начеку. Оба.

Я напряглась. Зим, напротив, воодушевился. Кажется, после того, что он узнал благодаря Стуже, знающий был не прочь проверить себя в деле. Глаза так и искрят боевым задором. Хорошо это или плохо? Время покажет.

— На рожон не лезь, — попросила я серьёзно. — Иногда полезнее быстро унести ноги.

— Приготовлю горку, — кивнул Зим, но меня не обманул. Прежде чем драпать, он намерен подраться. Что бы нам ни встретилось.

— Вьюж, пойдёшь вперёд? Вёрт, отдыхай пока. Пролезем в кладовую — на тебе наши спины и всё, что учуешь. Ну, с Шамиром.

С обратной стороны врата Алого тоже оказались нетронутыми чарами и временем. Бликовала свежая покраска, сияли металлические скобы. Ни ржи, ни пятен копоти. Лишь огрызки покалеченной стены вокруг напоминают о разрушительной силе старой крови.

Мы с Зимом переглянулись, и я сжала в ладонях солнышко, постепенно увеличивая его в размерах.

— Тень, — первым заметил знающий. — Смотри, Верн. Появилась.

И точно: от меня медленно поползла, удлиняясь, кривая тень.

Врата тихо скрипнули. Мы снова переглянулись.

— За мной, — почему-то шёпотом предупредила я, увеличивая солнце, и осторожно шагнула вперёд.

Зим поотстал.

Врата снова скрипнули, приоткрывшись, и из чёрной щели дохнуло чем-то таким… Точно там, в теневом пространстве, совершенно не было воздуха. Или был, но очень старый, застойный и почти непригодный для дыхания. Как…

— Пишущие, — моментально понял дядя Смел. — Помнишь тайник в стене, племяша? От Мирны? Они что, заразы, совсем не дышат, что ли? Что за блажь? Чем мы там дышать будем?

Вьюж покрутился у врат, понюхал тяжёлый воздух, обернулся и покачал головой. Мол, напустил бы ветра, да нельзя.

— Наверное, это необходимо для сохранности письма, — предположила Светла. — Но раз пишущие — тоже люди, то они там выживали. И мы выживем.

— Но выметаться оттуда надобно поскорее, — озабоченно добавил дядя. — Зим, чары не трогай. Ещё порушишь что-нибудь. Пишущие этого не простят. В чужое сакральное место лезем — давайте с уважением. На своих двоих зашли — на своих двоих и вышли.

— А мне кажется, что выживали там одни вещуны, — я сморщилась, наращивая в ладонях солнце.

Врата, чувствуя его жар, медленно расползались. Щель ширилась. А тьма за вратами, кажется, становилась лишь гуще, ощетинившись на дневной свет.

— Вещуны сами по себе не передвигались, — возразила Светла. — Они привязаны к хозяину и всегда находились рядом. Иногда их оставляли в определённом месте, привязав к нему чарами, но для этого пишущим нужно было дотуда добраться. И провести там много времени. Не бойся.

А я вроде и не… Разве что чуть-чуть. Не по себе. В чужое же сакральное место без приглашения лезем, да.

Вёртка предупредительно вылезла наружу и обвилась вокруг меня вторым поясом, живо поглядывая по сторонам. Вьюж подышал тьмой, чутко шевеля носом, и первым скользнул в щель. А я ещё немного постояла рядом с вратами, ожидая, когда они распахнутся шире.

— Гробницы?.. — прошептал Зим возбуждённо.

— Не знаю, — отозвалась я тихо. — Посмотрим.

— Ваши впускают всех, кто помнит, — продолжал знающий. — А эти? А если одного чаротворного солнца мало будет?

Врата распахнулись ещё шире — я уже пролезу, а Зим пока нет.

— На месте разберёмся, — я напряжённо наблюдала за чернильной тьмой. — Всё равно писать никто из нас не умеет. И за пишущих мы не сойдём. Или нас пропустят, или нет. Третьего не дано.

Всё, теперь и Зим пролезет.

— Не подведи, Шамир, — я подняла на вытянутой руке своё солнышко. — И покажи, зачем мы внезапно лезем в очередную кладовую, а не за записями торопимся. Пожалуйста.

Вьюж не возвращался. Наставители встревоженно примолкли. Я осторожно проскользнула в щель, сделала пару шагов и подбросила солнце в воздух, быстро слепив второе. Не помогло. Тьма по-прежнему отражала или всё-таки поглощала любой свет. Даже я ничего не видела, что уж о Зиме говорить.

— Стой, — слышала я, однако, по-прежнему хорошо и лучше обычного человека. И шаги знающего расслышала, и чётко отметила его местонахождение.

Зим замер. Я погасила оба ненужных солнца, попятилась, ухватила своего спутника за рукав и попросила Вёртку:

— Иди вперёд, Вёрт, и предупреждай. Обо всём — от порогов и ступеней до…

А подруга придумала кое-что получше. Повертелась у моих ног, что-то почаровала, и я вдруг, моргнув, поняла, что… вижу. Пол слишком близко. И потёртые носки валенок… своих. И Зимовых сапог — рядом. Вёртке тьма нипочём! И я могу смотреть её глазами!

И, как выяснилось чуть позже, не только я. Когда я крепче перехватила руку Зима, между нашими запястьями вспыхнула искра и протянулась нить. Знающий тряхнул головой, моргнул и удивлённо уставился на меня.

— Я тебя вижу!.. — поведал он шёпотом. Огляделся и восторженно добавил: — И город!..

Да, когда Вёртка перебралась на мои плечи, я тоже это увидела: нас окружал город — город во тьме… город из теней. Ровные ряды пустых домов без крыш — словно продолжение верхних построек. Словно дома, как столбы, частично вкопали в землю. И, напрягая глаза, я даже «потолок» рассмотрела — дома упирались в него четвёртыми этажами, и он накрывал их, как полотенце чистые кружки. А ворота мерцали позади нас узкой алой расщелиной.

Был ли спуск в зачарованное теневое подземье из верхних домов? Наверное. Но, поди, лишь для посвящённых.

— Держимся друг за друга, — предупредила я, отыскав взглядом Вьюжа.

Я обычно видела в темноте так, точно предметы светились изнутри, разгоняя мрак. А вот Вёртка — так, точно сама была солнцем, и её лучики отражались от любых поверхностей как от зеркала.

— И здесь нет теней, — первым заметил Зим.

— Пошустрей, ребятки, — напряжённо поторопил нас дядя Смел. — Чары Вёртки небесконечны. Пока она даёт вам и свет, и воздух, но может быстро устать питать двоих.

Да, и воздух… почти нормальный.

Вьюж появился на крыльце ближайшего дома — вышел сквозь дверь и кивнул головой: мол, сюда. И я заподозрила, что дядя Смел ошибся. Это не пишущих кладовая, нет. Или — не только их. Если в наш нижний город впускали всех подряд, то почему бы нечто такое, общее, не обустроить и другим народам старой крови? Особенно в преддверии большой беды, когда не до гордости?

— Не может быть, чтобы нужное нашлось так быстро… — недоверчиво проворчал Зим, следуя за мной.

— Может, — возразила я, спеша к дому. — Мы не должны ничего тут искать — это не наше место. Не человечья кладовая, в смысле. И не кладовая искр. Мы должны тут узнать. Сакральные предметы или древние знания пишущих нам, Зим, не нужны, да и не отдаст их никто. Здесь точно есть свои стражи тайн. А вот узнать — да, нужно. Не спрашивай, что. Понятия не имею. Но точно что-то из потерянного и забытого прошлого.

Общего прошлого старой крови, раз вход — общее же для всех старокровных солнце.

Под нашими быстрыми шагами ни пыль не взметнулась, ни ступеньки не скрипнули. Казалось, здесь вообще ничего нет, кроме тьмы и векового одиночества. Вьюж снова вернулся в дом, пролетев сквозь стену. И я взялась за дверную ручку без сомнений. Почти понимая, кто нас встретит.

Дверь открылась внутрь бесшумно и без неприятностей. Я быстро перешагнула через порог. Зим последовал за мной и присвистнул.

Ничего. Небольшая и совершенно пустая комната без признаков дверей, окон или лестниц. И Вьюж сидит на полу, сложив крылья, и смотрит на меня так, точно я что-то знаю — то есть знаю, что делать дальше. А значит… так оно и есть.

Общее для всех место — и общее для всех нас солнце?..

В моей левой руке вспыхнуло солнце, и я произнесла то единственное, что знала — что не так давно подсмотрела в памяти Ясена:

— Город впустит того, кто захочет. Гробницы — того, кто знает. Склеп памяти — того, кто помнит. Но всякий пришедший должен быть верен народу искр… — и поправилась: — И народам старой крови.

— Наконец-то! — из стены выглянул вещун — сотканный из сотен искр невысокий силуэт: чёткий, глазастый, длинноволосый. Прищурился на нас подозрительно, оценил моё солнце и выбрался целиком. — И века не прошло! Говорящего не привели? Почему?

— Не сложилось, — коротко и вежливо ответила я.

— Жаль, — он недовольно поджал губы.

— Огнен, ты! — вмешалась Светла, и впервые со времён склепа памяти в её голосе зазвучало веселье. — Каким ворчуном был, таким и остался! Но как же я тебе рада!

Вещун уставился в одну точку над моим плечом, и я кожей ощутила чужое присутствие за своей спиной — чужое, но родное. Наставительница притаилась тенью — осязаемой, охраняющей.

— Светла? — протянул он недоверчиво и прищурился: — Вот так да! А ты что тут делаешь?

— Наставительствую, — рассмеялась она. — Верна мне не кровная, но Шамир в порядке исключения разрешил. Время-то нынче, после Забытых и с ними, сложное. Трудное. Любая помощь не лишняя, особенно тем, кто гоняется за Стужей.

— А ты всё такая же боевая, — неодобрительно покачал головой вещун говорящего Огнена. — И всё тебе мало, да?

— Мы тут не лишние, не? — шепнул Зим.

— Погоди, сейчас дойдём до главного, — прошептала в ответ я.

— Хорошей драки мало не бывает, — улыбнулась Светла и сразу посерьёзнела: — Особенно когда Шамиру нужна помощь. А ты-то здесь почему? И зачем?

— Ну вот, — я подмигнула знающему.

Вещун подобрался, насупился:

— Да дело это, проклятое, с Забытыми… Отца моего убили ещё до их появления. Весела. Ты его мало знала, зато братец твой… Ох, братец твой, Светла, куда он влез, дурак молодой… Он всё это придумывал — Забытых-то. Тогда-то я не знал, это мне потом мои рассказали. Когда я здесь обживался. А ты и сейчас не знаешь, поди, а?

— Нет, — голос наставительницы помертвел.

— Это Ясен услышал Шамира — и о том, что стихийных сил слишком много скопилось, и о том, какие они вредные. Для мирного будущего. А потом поделился его страхами с остальными. И придумал, как совместить потоки силы для вернувшихся. И участвовал. И это его силу использовали для первых опытов. Да то ли не рассчитали… то ли нарочно убили. Знаешь, что он Зноем был? Другим всю силу для памяти отдал, а на себя не хватило. А ещё говорят, Стужа его на Гиблой тропе чем-то проклял, чтобы вернуть и использовать как Забытого, но тот быстро очухался и затеял месть. И искрящих как-то предупредил, чтобы никто в это дело больше ни ногой. Хотя они и сами поняли. Не дураки… в отличие от некоторых из нас.

Светла не то фыркнула, не то всхлипнула. А вещун сурово продолжал:

— А отец мой сгинул, но кое-что мне успел передать. Предупредил, что правды не скажет, не то я следом за ним отправлюсь, но велел все наши самые полезные знания и умения сохранить в вещуне. И спрятать в любой кладовой знаний. И я успел, Светла. До того как Стужа, сволочь эта недобитая, проклял старую кровь. Да, я знаю, что он. Ни у кого другого сил бы на это не хватило. Искрящие сильнее всех пострадали, потому что ни одного помощника для Стужи не нашлось. Мы — меньше, и, смешно сказать, благодаря предателям. Мы быстро нашли в себе это проклятье и поняли, чьих оно рук. Благо кладовых знаний у нас всегда много было. Повсюду.

— И вы поняли, что потеряли? — осторожно уточнила я, когда вещун на вдох-выдох замолчал.

— Нет, — он посмотрел на меня. — Мы это лишь ощущали. Знаешь, как всю жизнь с длинными волосами проходили — и вдруг короткие. Остались старые привычки, с длиной связанные. Осталось понимание, что можно её вернуть. И, — он выпятил грудь, — остался я. Спасибо отцу. Вещунов проклятье не коснулось. Мне нужен говорящий. Шамир обещал, что в тихое время приведёт ко мне потомка.

Ах, Шамир…

— Однако пока он привёл к тебе того, кто знаком с твоим потомком, — весело сообщила я.

Я говорящих-то знаю — раз, два, и обчёлся. Это или Травна, или Нема. Вернее, как шепчет внутренний голос, Нема.

Да, вот так… да.

— Отсюда мне ходу нет, — с сожалением сообщил вещун. — Я привязан к этому проклятому дому похлеще сторожевого пса. Да и из города нашего ни одной живой душе просто так не выбраться. Вот вы, детки, знаете, как выбираться, а? — и его глаза хитро заискрили.

И мне бы встревожиться, но я воодушевилась.

— Ни одной душе? — повторила я быстро. — Душе? То есть если мы Стужу сюда затащим, он тоже застрянет?

— А ну-ка, подойди-ка, девонька, — неожиданно ласково попросил вещун и протянул руку. — А дай-ка я посмотрю, что ты о нём знаешь. Когда-то я, живой, хорошо мысли читал, а это… Это всего лишь отражение меня. Осколок души. Но кое-что тоже умеет, не только знания хранит.

— Подойди, — мягко подтолкнула меня Светла. — Не бойся.

Да я и не… Ну чуть-чуть если только…

Вещун смотрел на меня очень долго, пристально, ищуще. У меня аж голова от его взгляда разболелась, точно я опять чужих воспоминаний перебрала.

— Да, — произнёс он наконец и улыбнулся — зло, понимающе… предвкушающе, — он отца убил. Безлетный. Забытый. Никаких сил не пожалею, если сюда заманите. Затащите. И я захлопну врата. И смогу продержать их запертыми. Я не один, — добавил мягче. — Нас тут несколько — вещунов очень старых, сильных говорящих. Мы поможем.

— Не может быть всё так просто… — снова не то удивился, не то возмутился Зим.

— Может, мальчик, — вещун покровительственно кивнул. — Может. Шамир готовил всё это не один год. И даже не десять. Он повзрослел и поумнел, всё придумал и просчитал. Не вы бы пришли — он бы других привёл. В своё время — в нужное ему время. Может. Ты просто не понимаешь. Ты знаешь, что наш мир — живая душа. Ты знаешь — и ты не знаешь. Знаешь, что живая, но не понимаешь… насколько. Это не просто птичка, малец. Не просто волшебная птичка.

Зим поджал губы и смутился как всегда, когда его учили жизни старшие и опытные. Я украдкой сжала его ладонь и примирительно заметила:

— Он на пути к пониманию, Огнен. Для обычного человека поверить в иной путь, найти его и ощутить под ногами — уже достижение.

— Вероятно, — теперь вещун уставился на знающего, как недавно смотрел на меня. — Всех, кого Шамир выбирает в помощники, непросты, и ты, мальчик… — и он обнаружил искомое на удивление быстро. И аж присвистнул: — Вернувшийся! Глазам своим не верю! Старый вернувшийся! Из первых!

Как вы всё это видите?! — мысленно взвыла я от досады. — Как?! Ну вот как?! Почему я не могу рассмотреть, а?

— Потому что, — хитро улыбнулся мне Огнен, — у тебя есть тело. Телесные возможности глаз весьма ограничены. Нам, духам, видно куда больше. Вы способны лишь ощущать чужую душу и разбираетесь в ней всю жизнь, тогда как нам она видится вторым телом. И душа, и все её особенности. Покажи, мальчик. То, что носишь с собой всю жизнь, но до сих пор не понимаешь, для чего.

— Карту, — тихо подсказала я.

Зим свободной рукой забрался под куртку, расстёгивая рубаху.

— Сам-то я и так вижу, — вещун склонил голову набок. — Вам хочу показать. Хотя это следовало давно сделать твоим, девочка, наставителям.

— Другой работы хватало, — не то сердито, не то виновато проворчал дядя Смел.

— И в самом деле, Огнен, — в голосе Светлы тоже почудилась вина.

— Так и скажите, что просто не обратили внимания, — добродушно хмыкнул вещун. — А теперь смотрите оба, дети.

Я повернулась к знающему, а он опустил глаза.

Карта изменилась! Ух!

— Это же Обжитые земли! — не поверил Зим. — Это же уже не пределы! Это же Солнечная долина!

— И это местонахождение Стужи, да? — я обернулась к Огнену.

— Перво-наперво это проклятье Забытого, — вещун задумчиво прищурился. — И что он в него вложил… сказать не берусь. Но точно должна быть защита для себя, любимого. И подчинение. Но раз ты, малец, здесь, значит, с подчинением у него ничего не вышло. Или не успел применить, или в чары кто-то вмешался. Скорее всего, второе. Вмешательства много вижу. Однако хорошо бы это проклятье показать безлетному, он точнее скажет. И, да, девонька, думаю, ты права. Это область, где можно найти Стужу.

— Спасибо! — вдохновилась я.

Хороша зацепка! И ещё одна разгаданная загадка!

Знающий же отчего-то посмурнел, опустил голову и снова занялся одеждой.

— А мы, Смел, этого не заметили, — расстроилась Светла. — И неизвестно, когда бы увидели перемену. Спасибо, Огнен.

— Не стоит, — вещун качнул головой. — Одно дело делаем, друзья мои. Одно общее дело. И ты права, Светла. Забот у вас, конечно, больше. Это я тут так соскучился, что сразу всё вижу. На покой бы… — он тряхнул длинными искристыми волосами: — Приведите мне говорящего. До Стужи. Чтобы я успел передать знания. На проклятье Забытого они не больно-то лягут, но мы поможем сотворить нового вещуна и слить всё в него.

— Шамир снимет проклятье, — заметила я. — Когда мы Стужу на Гиблую тропу отправим.

— Снять-то снимет, — кивнул вещун, — но мы-то — не вы. Мы-то не вспомним. И у вас наших знаний нет. Я должен успеть передать их хоть одному. И не только я. Если Стужа придёт сюда, мы все силы отдадим, чтобы его задержать. И тогда передавать знания будет некому.

— Извини… — смутилась я.

— Так что это за место? — осторожно вмешался Зим. — И почему отсюда не уйти?

Вещун улыбнулся:

— Потому что мы на это место указали. Мы его сотворили. И наделили теми свойствами, которые нам нужны, чтобы питать вещунов. Примерно так искры создают паутины дорог… или спрятанные дома. Или свои скрытые земли. Шамир так создал Гиблую тропу. И у безлетных с пишущими тоже есть свои зачарованные кладовые. Ну, искра? — и он весело подмигнул мне.

— Уйти отсюда можно лишь вашим коридором-указанием, да? — я хорошо помнила то, что подсмотрела в склепе памяти. — А разрушить его можно?

— Можно, — не стал обманывать Огнен. — Но на это потребуется много сил. И времени.

«Твоё дело — загнать Стужу в западню, — сказал недавно Равс. — В такое место, откуда он не сможет удрать. Слушай Шамира. Он укажет».

Вот и… указал. Что ж я такая несообразительная-то… Но я загоню. Я не я буду, но Стужа сюда придёт.

— А спрятанные дома искр? — Зим очнулся от своих хмурых мыслей, стеснений и прочего. И внимательно посмотрел на вещуна. — Они такое умеют? Задерживать и не выпускать?

— Старые — да, — Огнен одобрительно улыбнулся. — И они посерьёзней наших кладовых. Вопрос в другом: сохранились ли они? Новые-то, поди, есть, но они не чета прошлым.

— Этого я не знаю, — призналась я сразу.

— Это вряд ли, — тихо ответила Светла. — Стужа, конечно, знал, где мы будем прятаться и как трудно ему будет нас достать. Если искр полегло так много… то наши земли, дома и зачарованные кладовые были уничтожены Забытыми ещё до того, как они появились в людских городах.

— А «потеряшка» нужна для другого, — заметила я. — Старой крови где-то надо спрятаться от Стужи. Подставляться, умирать от его рук и питать Забытого силой точно нельзя. Иначе нас никакие зачарованные дома от него не спасут.

Нам это замечательное местечко для западни сойдёт, да. Осталось притащить сюда как можно больше интересного «сыра» и дать знать Стуже, куда ему очень надо попасть до «без четверти весны».

Зим открыл рот для нового вопроса, но Вьюж, тихо сидевший у стены, вдруг встрепенулся и тревожно сверкнул глазами. И Вёртка тихо запищала, предупреждая.

— Время! — заторопил нас дядя Смел. — Пора обратно. И живее, ребятки, живее. Огнен, соблаговоли указать путь.

— Жду говорящего, — снова напомнил вещун. По-человечески выдохнул и прошептал: — Возвращайтесь к воротам в город.

И нас подхватил солнечный ветер. Мгновение короткого полёта — и вот уже мы снова у алых врат, хватаем ртом воздух, вцепившись друг в друга. И Вёртка спешно ползёт в спячку — сильно щиплет копчик. И Вьюж тревожно ходит вокруг нас, убеждаясь, что мы почти в порядке. И Шамир птицей садится на приоткрытую створку.

— Многое… не узнали, — раздосадовано пробормотал Зим, едва отдышавшись.

И на снежно-белый мир ложились первые закатные тени. Долго мы продержались…

— Всего и не узнаем никогда, — я застегнула куртку и поправила сумку. — И сейчас это неважно. Сейчас, Зим, не это важно. Главное нам показали — подходящую западню. А всё остальное я и без Огнена вспомню, когда мы Стужу прищучим.

— Ты совсем его не боишься? — знающий улыбнулся.

— Боюсь, — призналась я, ёжась. — Ещё как. Аж трясти начинает, как вспомню. Но я верю Шамиру — и с каждым днём, с каждый открытием всё больше. Он не просто задумал нечто туманное и грандиозное, как с вернувшимися. Нет, у него есть хорошо продуманный план. И несколько запланированных чудес. Вот увидишь, всё получится. Главное, нам сдюжить. И не подвести его.

Зим украдкой подтянул штаны, расправил плечи, выпятил грудь и решил:

— Приведу сюда Стужу.

— Обсудим ближе к делу, — отмахнулась я, высматривая путеводную тропу Светлы.

Ещё же двадцать вёрст до Приозёрного… Шамир, а может, горками?.. Что-то я… притомилась. Можно? Вот спасибо! Надоели эти пределы хуже горькой редьки… Хочу помыться нормально, поесть и в постель — тоже в нормальную. Хоть на одну ночь перед следующей горой работы. У нас же есть немного времени дух перевести, да?..

— Я приведу, — повторил знающий. Светлые глаза заискрили нездоровым азартом. — Сам он не пойдёт — хитрый, старый, не надо его недооценивать, Верн. И тебе его не заманить — тебе Стужа вряд ли поверит. А вот у меня шанс есть. Сдаться. Сломаться. Приползти под крылышко и за своей памятью. Надо только «сыр» нарыть… хороший. Чтобы Стужа точно клюнул.

— Обсудим, — повторила я тише, остро понимая… что не хочу. Не хочу отпускать его одного к Стуже. И, может, и не отпущу.

Завтра будет день — и будет пища. И неловко сменила тему:

— Ты горками хотел до Приозёрного? Да, можно. Больше нам здесь делать нечего.

— Ты против, — не отставал Зим. — Почему?

Почему-почему, балбес ты эдакий…

Я подняла на него глаза и жёстко сказала:

— Потому что сначала надо узнать, какие чары вшиты в твоё проклятье. Ты можешь уйти к Стуже самим собой, в себе и с делом, а вернуться тем древним безумцем на поводке. Помни, каким ты был во времена Забытых — хотя бы по нашим рассказам. И если в тебе найдут хоть одну искорку, способную сработать подчинением, ни к какому Забытому ты не пойдёшь. И вообще… Запру в «потеряшке». Или маме с дедом сдам на попечение. У меня дед знаешь, какой? С ним не забалуешь. Клюкой по хребту как приголубит — сразу поймёшь, за что и почему. И что больше так не будешь.

Знающий хмыкнул, «поугас» — но меня не убедил. Если он решил влезть в заброшенный дом — всё равно влезет. Мы это уже несколько раз проходили.

Я вздохнула, понимая, что ему опять нужно честное признание — чтобы поверил и задушил в себе дурные мысли, — отвернулась, прищурилась на далёкие закатные полосы и осторожно начала:

— Ты понял про моего деда, да? До Гиблой тропы и знающих я росла под строгим домашним надзором. И лишь оказавшись в общине, поняла, что такое свобода. Делать что хочется. Думать о чём нравится. И даже мечтать — о чём мечтается, а не что дед велит. Я люблю свою семью, и такое воспитание… оно правильное. Для нас. Для молодых и дурных искр, которые рвутся в бой с пелёнок. Правда, иногда кажется, что потому-то нас по юности и взрывалось так много: потому что сначала вообще ничего нельзя, а после можно всё и сразу.

Шамир-птица склонил голову набок, не сводя с меня внимательных немигающих глаз. И, показалось, даже наставители затаили дыхание, прислушиваясь. Вот совершенно не собиралась прилюдно изливать душу, но…

— Два года среди знающих — глоток свежего воздуха, — продолжала я тихо. — Делай что хочешь, лишь бы на благо Шамира. Наставитель Ветрен никогда меня не заставлял. Задания давал на выбор: куда хочешь — туда и поезжай, а не хочешь ехать далеко — выбирай любой город и бди там всю осень. А как она кончится — хоть в спячку залегай до следующей рыжей луны. Но — случилась Солнечная долина. Тихна с Гордой. Дыхание Стужи. Тени Забытых. Новая старая опасность. Знаки Шамира и его шёпот, — я обернулась к Зиму. — Знаешь, что я сделала?

Он понял — по серьёзным глазам видела. Но всё равно закончила:

— Я забыла о себе — о своих мечтушках, хочушках и немогушках. Сразу задавила в себе сопротивление и всяческие свои начинания, потому что понимала: Шамир знает лучше. И Забытые — это не то дело, где нужно моё «а вот я…» Иногда наши с ним потребности совпадали, но чаще нет. Я шла туда, куда нужно, и делала то, что должно. Хотя большую часть пути я не понимала, что меня ждёт, с чем придётся воевать и что откапывать. И что узнавать. Я, Зим, невозможно от этого устала — это выматывает больше бесконечных дорог и ловушек Стужи. И я тоже очень хочу заявить: «Я туда пойду, я то сделаю», но я молчу и не дёргаюсь. Потому что…

–…Забытые — не тот случай, где нужны наши начинания, — повторил знающий.

— Вот именно. Забытые — это то, где мы должны делать не то, что душа велит, а то, что надо. То, что давно придумано и распланировано тем, кто старше и умнее. И лучше нас с тобой знает Стужу и его слабые места. Конечно, если бы Шамир нашёл свободного вещуна, он бы объяснил, что и зачем, — я посмотрела на птицу, и она, подтверждая, кивнула. — Но он пока может лишь направлять. И хорошо, что хотя бы так помогает. И чем мы ближе к Стуже — тем заметней его помощь. Чтобы мы справились наверняка. Понимаешь?

— Извини, — Зим вздохнул и повёл плечами. — Я понял. Спасибо. Пойдём?

— Давай пока без горок, — я привычно поправила сумку и первой направилась к тропе Светлы. — Воздухом подышим. Место подходящее найдём и перекусим. Или до горок лучше не надо?

И чуть-чуть возмутимся и посопротивляемся своим временно распланированным жизням, да. Хоть так.

— Я же не Стужа, — весело напомнил знающий. — Я такое, как во вратах, не создам. Это не горки, Верн. Это просто ледяные дорожки. И попутный ветер в спину. Как на санях без ездового пса.

Скрипнула, закрываясь, алая створка, когда Шамир бесшумно поднялся в небо и исчез в золотых облаках. Врата замкнулись и замерли в ожидании. Вьюж опустился на землю и лениво потрусил за нами по волшебной тропе. Наставители, судя по ощущениям, ушли — я не чувствовала их, как прежде. И мы с Зимом, став ещё на шажок ближе друг к другу, неторопливо направились к Приозёрному. И мне на душе стало легче.

Выскажешься через не могу, отведёшь душу, увидишь чужое понимание, разделишь ответственность — и так отпускает…

— Он что, Верн, и правда клюкой?..

— Махал много, да. Мальчишкам под зад мог наподдать. Но меня не трогал. Любил очень. Хотя и ворчал, что дурости и воли во мне много.

— В тебе?!

— И был прав. Довели же они меня до беды — и до Гиблой тропы. Но я не жалею. Бесконечно учиться при сплошном «нельзя» и «вот когда вырастешь» — это очень скучно.

— А я бы поучился. Расскажешь потом, в каких кладовых самое нужное и интересное хранится?

— Конечно.

Главное, чтобы мы до него дожили — до этого греющего душу и щемящего «потом».