Дитя магии

Дарья Гущина, 2014

Во все времена звезды, предчувствуя угрозу, присылали в волшебный мир защитников – детей магии Двойных звезд, носителей необычного и редкого дара. Их появление давно научились предсказывать, указывая, в чьей семье родится необычное дитя. Лекс, предсказанное дитя магии, родилась с редким даром понимания природы, но без умений колдовать, – и не человеком, и не магом. Ее окружили защитой и воспитали как человека, но одна случайность изменила все, раскрыв правду – о родителях-волшебниках, о чудесах и опасностях мира. И она уходит из дома – учиться, узнавать себя, развивать свой дар, но даже не подозревает о том, что весь ее путь – это ритуал пробуждения силы. Той силы, от которой в темный час будут ждать чудес и помощи. В 2006 г. "Дитя магии" выходило в "Альфа-книге". Спустя восемь лет роман претерпел существенные изменения: полкниги переписано и отредактировано, полкниги – написано заново.

Глава 1. О пользе ночных прогулок и вреде чрезмерного любопытства

— Дей-ли! Знаешь, сколько сейчас времени?

Это она мне… С трудом подавив трусливое желание сигануть через подоконник и скрыться в кустах, я покорно спрыгнула на пол и опустила очи долу. Надо было по плющу — и сразу в свою комнату… Зря усталости поддалась…

— Знаю, — мой нарочито скромный голос явно не соответствует обстановке, и мама это, разумеется, заметила.

— О, небо, Лекс, как ты одета? Что это за лохмотья? И где, скажи на милость, ты бродила всю ночь?

Благо света мало, и она только лохмотья и заметила… А где хочу — там и хожу! Никогда прежде не интересовались, чем я занята, а тут проснулись, когда не надо! И вообще, мне уже восемнадцать, хватит у юбки держать!.. И так вся жизнь — из окон дома! И дома всё можно, а как за порог — так сразу «куда?» и «чтоб рядом с замком!» Только ночные побеги в лес и спасали, и я эту возможность сохраню!

— Всю ночь? — я в отчаянии обернулась к окну, на багровую полосу рассвета. — О чём ты? Я всего лишь выбралась на утреннюю прогулку. Понимаешь, предутренний лес, он… такой… — и запнулась под сердитым взглядом.

— Ой, не ври мне, — недоверчиво хмыкнула мама. — Какая может быть прогулка в середине ночи, после восхода Красной звезды?

— Ну, у меня бессонница…

— Лекс, хватит. Где ты была?

Моя обычно изворотливая фантазия озадаченно смолчала. А мама, понимая, что крыть мне нечем, стояла, скрестив руки на груди, и не сводила с меня строгого взора.

— Э-э-э… А ты что здесь делаешь в такую рань и в таком виде?

Мама, купившись на обманку, опустила взгляд на полы длинного халата, туже затягивая пояс, а я проворно проскользнула мимо неё к лестнице. Нет, лучше возвращаться так же, как и уходить, — через окно…

— Ладно, завтра поговорим! — пригрозила она мне вслед. — С отцом! И советую придумать более правдивые отговорки! И…

Добежав по тёмному коридору до своей комнаты, я хлопнула дверью, прерывая гневную мамину речь, и устало села у стены, вытянув ноги. Это дождь во всём виноват — если бы не он, я бы вернулась домой как обычно, за час до рассвета, когда родители ещё спят. И ведь всегда мне ночные прогулки сходили с рук! И никого не волновало, где меня носит, лишь бы рядом с домом и подальше от незнакомых личностей. И от малознакомых. А я и не возражала. С лесными обитателями мне проще найти общий язык, чем с людьми.

Ладно, после об этом. А пока…

Я заставила себя встать, раздеться и помыться. Вода, разумеется, давно остыла, света нет, но — надо… Тряпки, бывшие одеждой, спрятать, грязь и кровь с рук и лица смыть, и лишних вопросов поутру будет меньше. А лучше, чтобы их вообще не возникло. Чем меньше людей знает о легендарных существах-прародителях, тем вероятнее они выживут. Белый волк не раз замечал, что за ним давно охотятся, а сегодня я опять собственноручно прочищала, промывала и зашивала последствия этой охоты. И за наше многолетнее знакомство я ни разу не видела столь странной и страшной раны.

Надев ночнушку и на ощупь добравшись до кровати, я без сил рухнула на одеяло и обняла подушку. Всё, меня нет…

— Лекси, ты спишь? — в дверь коротко и знакомо стукнули.

— А что ещё я могу делать в такую рань?.. — простонала я в подушку. Кажется, только-только глаза закрыла…

Из коридора донёсся смех. Папа.

— Посмотри на часы, дочь, и скажи, что я разбудил тебя рано.

Я села и сонно уставилась на круг солнечных часов. Уже… давно перевалило за полдень?.. У меня же встреча на носу!..

Быстро скатившись с постели, я ворвалась в ванную, на ходу выпрыгивая из ночнушки, умылась и заметалась по комнате в поисках одежды. Так, последние штаны — в крови, а в юбке по лесу далеко не уйдёшь, а придётся… А рубаха где чистая, хоть одна?.. Я захлопала дверцами шкафов и загремела ящиками. А ещё я со вчерашнего вечера ничего не ела, но где-то яблоки оставались…

Отец, с подозрением прислушивавшийся к грохоту, поинтересовался:

— Лекс, ты встала? К тебе можно?

Не найдя ничего чистого, кроме праздничного, я быстро застегнула рубаху и затянула шнуровку зелёного платья, заодно закатав рукава и заправив длинный подол за пояс.

Вернусь — займусь одеждой…

— Извини, пап, я… ещё не готова! — а расчешусь по дороге…

Отец же, подметив в моём голосе нервные нотки, вошёл без предупреждения, застав меня на подоконнике.

— Ты куда? — нахмурился он.

— По делам, — и торопливо послала ему воздушный поцелуй, — потом поговорим!

— А ну вернись!.. — начал он, метнувшись к окну, но поздно.

Уцепившись за плющ, я быстро сползла со второго этажа вниз, перебежала через дорогу и скрылась в лесу.

— Маленький сорванец!.. — донёсся до меня рассерженный вопль отца. — Эх, Лекс, Лекс…

Да, я такая, и ничего не могу с собой поделать. Сколько себя помню, постоянно где-то бегаю, теряюсь, пропадаю… Да ещё и живность разную домой тащу — от полёвок и сороконожек до воронов и волчат. И дня не могу просидеть в четырёх стенах — без леса мне душно и тоскливо.

Зазевавшись, я едва не споткнулась о древесный корень. Терпеть не могу опаздывать! И время, как назло, бежит так быстро — и намного быстрее меня… Я свернула с тропинки, поднырнула под низкими ветвями и поспешила напрямик, через лес. Ещё десять шагов — и я выйду к холму… А вот и наш любимый Дуб-прародитель. А вот и он…

Я остановилась, переводя дух. И как сильно он изменился, хотя прошло-то всего три года!.. Под низкими ветвями сидел, ссутулившись, опершись локтями о колени и лениво жуя сорванную травинку, темноволосый парень. Я помнила его беззаботным, задорным, смеющимся. И откуда только взялись этот отстранённый прищур, эта хмурая складка на переносице?..

Улыбнувшись, я обогнула холм, взобралась по склону, подкралась к сидящему со спины и закрыла ладонями его глаза.

— Лекс? — он легко развёл мои руки, встал и обернулся.

Так, теперь мне ещё и голову нужно задирать, чтобы посмотреть в его лицо… И в зеленовато-карих глазах потух прежний шаловливый огонёк, они смотрели прямо и серьёзно.

— Что они с тобой сделали?.. — вырвалось у меня.

— Помогли повзрослеть, — и Яртан, мой друг детства и непременный участник всех хулиганских проделок, улыбнулся. — Зато ты… ничуть не изменилась. Только похорошела.

— Это всё платье, — отмахнулась я. — А в остальном… — босые ноги, порванный подол, закатанные рукава, взъерошенные волосы, свежая горящая царапина на щеке…

–…не обращай внимания? — подмигнул он, передразнивая меня. — Как же мне не хватало этих слов…

Мы обнялись. А вот ямочки на его щеках остались неизменными… На радостях я тихо хлюпнула носом. Мы родились по соседству с разницей в один день, но вместе справляли дни рождения, вместе росли, вместе озорничали, вместе получали от родителей на орехи и помогали друг другу переносить наказания… А потом Ярт уехал учиться. А я осталась — издеваться над своими наставниками, не выходя из дома. И мы не виделись три долгих года. Он как нормальный парень писал редко, но как хороший друг много и обо всём. Однако выбраться сумел только сейчас, да и то…

— Сегодня в ночь уезжаю, — тихо сказал Ярт.

— Куда? Зачем? — удивилась я. — Ты ведь только что приехал…

— Я ведь предупреждал, — он отвёл взгляд, — у меня вообще нет свободного времени. Вот если бы мы учились вместе…

— Думаешь, мы бы учились? — я ухмыльнулась.

— Кто знает, — друг тоже ухмыльнулся, — а вдруг бы ты взялась за ум? Но ладно обо мне. Рассказывай!

Я послушно заговорила, перебирая свои немногочисленные приключения, а над нашими головами щебетали птицы, жужжали мошки и догорал закат. И, посмеиваясь над едкими замечаниями Ярта, я невольно отметила одну странность: время словно… замерло. Застыло. Не смолкали ни на мгновение птицы. Не тревожил волосы ветер. Не менялся золотисто-красный закатный узор. Возможно ли, что природой нам дано чуть больше времени?.. Но ведь это же… волшебство, которого не существует в моём простом человечьем мире!.. Волшебство есть только в сказках бабушки!

Или…

Мы замолчали. Нам ещё так много нужно было обсудить, многое вспомнить, многим поделиться, о многом помолчать… Но молчание стало первым признаком того, что всё хорошее однажды заканчивается. И замершее время, резко набрав ход, в одно мгновение стёрло закатные краски кистью мглистого сумрака. На ветвях Дуба-прародителя вспыхнули зеленоватые огоньки. Слишком быстро…

— Уже?..

— Пора, — тихо отозвался он.

— Возвращайся скорее, ладно?

Ярт кивнул, быстро поцеловал меня в щёку и торопливо спустился с холма, растворившись в вечернем сумраке. Я тоскливо посмотрела ему вслед. Он всегда был единственным человеком, не считая родителей и пары наставников, с которым я общалась… А теперь он снова уехал, и у меня остаётся только лес. И Белый волк. Да, и мне… пора домой. В замок. За нагоняем. Только по лесу немного прогуляюсь за яблочной заначкой…

Домой я вернулась за полночь. Тенью обойдя замок и убедившись, что все его обитатели мирно спят, я пробралась к любимому плющу. Наверняка в коридоре поджидает засада, а скандалить с родителями и портить настроение не хотелось. Вот утром, когда пройдёт впечатление от долгожданной встречи, можно будет устроить разборки (а в том, что они состоятся, я уверена), а пока — перекусить и спать.

Забравшись по зелёному ковру на второй этаж, я угнездилась на карнизе и замерла, услышав доносящийся из комнаты тихий разговор.

— Это твоя вина!.. — обвинял разгневанный шёпот мамы.

— Почему моя? — негромко сердился в ответ папа. — На нас обоих лежит ответственность за воспитание…

Ну, родители, ну, хитрецы… Догадались, что я, так нелепо попавшись утром, вряд ли снова воспользуюсь «парадным» окном, и решили застать меня в собственной комнате! А мне тогда куда?.. Я заозиралась. Не приведи небо, и тут поймают…

— Вспомни, как ты всегда с ней носился! — продолжала обвинительную речь мама. — «Лекси, Лекси, солнышко, золотце»!

— А ты запрещала наказания и всегда вставала на её сторону!

— А ты её разбаловал! — не отступалась мама. — Разве можно ребёнку вроде Лекс никогда ни в чём не отказывать?

— Но она и не ребёнок уже, кстати.

Кажется, их спор затянется… Я приуныла. Похоже, ночевать придётся либо в лесу, либо на карнизе, либо в комнате для гостей. Ладно, первый раз, что ли… Встав, я взялась за ветку плюща и…

— Из-за нашего потворства или по иным причинам… Но она — не нашего мира. Не звёздного. И не светлого, — сухо резюмировал папа. — Она живёт инстинктами, мимолётными желаниями, как велит душа. А жить по велениям души — это путь тёмного. Мы живём по разуму, но Лекс этого не принимает.

В смысле? Не поняла…

— Подобное всегда тянулось к подобному, — и отец, словно мои мысли читая, задумчиво произнёс: — сила — к силе, мир — к миру, способности — к способностям. Свет — к свету, а тьма — к тьме. Конечно, у нас есть в побочной ветви тёмные… Но Лекс должна быть светлой, а в ней, против обычая, проявляется тьма.

Тьма?! Да я добрейшей души человек! Да! Всех жалею и спасаю! Мне даже ветку сломанную жалко — кажется, что больно дереву! Нет, ну не без эгоизма и по своим причинам помогаю, конечно, местами и для своей пользы… Но всё же!

— Потому что её дар отличается от нашего? — устало предположила мама. — Она не внешнюю силу использует, как все волшебники, а свою, внутреннюю? И не человек, и не маг… а что-то между.

Я растерянно цеплялась за плющ. Мой маленький мир опасно пошатнулся, накренившись. Приехали… Вопрос лишь в том, кто. Они или я? Или, может, все вместе и сразу? Да, я понимаю голоса леса, я понимаю речь зверей, но разве ж это магия?.. Чувствовать и ценить жизнь природы может любой… наверное.

— Да, вероятно, — согласился отец. — Жаль, что мать запретила использовать для воспитания волшебство. А как люди… А люди мы с тобой неважные. Не зря человечий народ живет отдельно от нас. И человека хорошего не вырастили, и дар не развили…

От неминуемого падения спас плющ, в который я вцепилась мёртвой хваткой. Всё, на сегодня, с меня хватит… Пора мне… забиться в самый дальний и тёмный уголок замка, чтобы там, в тишине, как следует обдумать услышанное. А где у нас находится искомый уголок? Правильно, в подвале, в чулане или на чердаке. Но чердак ближе.

Я глубоко вздохнула, унимая дрожащие руки, подоткнула подол платья и начала карабкаться по плющу наверх — туда, где под лунным светом серебрилась тёмная гладь окна. Кстати, я ведь никогда не бывала на чердаке, хотя и подвал, и чулан давно знала как свои пять пальцев. Мама говорила, что ключ кто-то давным-давно потерял, но вскрыть чердак даже не пытались, потому как ценностей там никаких нет.

Вот и проверим.

К моему удивлению, окно не запиралось ни изнутри, ни снаружи. Осторожно распахнув скрипучие створки, я пробралась внутрь и с любопытством осмотрелась. И недоумённо нахмурилась. По маминым словам, на чердаке не прибирались со времён моих прапра-, а то и прапрапрародителей. А на мой придирчивый взгляд, тут не убирались от силы день-другой. Но никак не больше. Значит, мама про ключ всё выдумала?

Я внимательно изучила помещение, озарённое ярким серебристым светом Двойной луны. Сводчатый потолок без признаков паутины, ровные ряды книжных шкафов, чистые плиты каменного пола… Пылью и не пахло. Зато пахло терпкими травами. И кстати вспомнился недавний разговор. Может, меня так старательно отпихивали от секретов чердака, чтобы я не знала об истинной сущности своего семейства?

Пройдясь вдоль книжного ряда, я мимоходом провела ладонью по книжным полкам. Нет, никакой пыли… Пухлые сшивки книг, потрёпанные свитки в пузатых котелках, пучки сушёных трав на стенах, а под травами — деревянные стойки с бутылями, котелками и плетёными коробками. Я с интересом заглянула в короб, а там… Фу-у-у, сушёные зелёные гусеницы!..

Я бродила по чердаку, с подозрением изучала чердачное хозяйство и кривилась от отвращения. Нет, как можно хранить такое в собственном доме, где, между прочим, живут любопытные и впечатлительные дети?.. Пойду-ка я лучше… в книги загляну. Они, конечно, не относились к моим любимым предметам, но рядом с ними приятнее, чем с сушёными насекомыми, которых почём зря лишили жизни.

Как назло, все попадающиеся под руку сшивки были написаны на незнакомых языках, но я не теряла надежды найти читаемую. Дрожащими руками перебирая корешки и просматривая обложки, я со всевозрастающим азартом искала… Что? Наверное, доказательства — либо опровергающие папины слова про семейную магию, либо… И с каждым мгновением в моей душе стрункой звенело, туго натягиваясь, двуликое ожидание. Хоть бы всё оказалось неправдой… И предвкушение. Хоть бы… родители не соврали.

И мне повезло. Сняв с верхней полки тяжёлую, объёмную книгу, я положила её на пол, оправила юбку и присела на корточки, изучая свою находку. Книга была обтянута красно-коричневой кожей (начитавшись в своё время сказок о чёрной магии, я от души понадеялась, что не человеческой), а на её обложке обнаружился странный знак — пересечение кругов Двойной луны и вписанные в них две же звезды, соприкасающиеся лучами. А под знаком — порадовавшая меня надпись на древнем, но знакомом языке — «Охранители рода».

Содержание книги сначала удивило, а потом раздосадовало. Удивило то, что страницы книги и чернила мягко светились в темноте и отбрасывали блики, которые оседали на моих руках щекочущими огненными искрами, скользкими каплями росы и вязким серебристым туманом. Оседали — в прямом смысле этого слова, невольно подтверждая слова родителей. Но после того как я полистала книгу, восхищение сменилось досадой. Опять незнакомый язык…

Разочарованно вздохнув, я некстати вспомнила о сорванных уроках по древним языкам. И, пролистывая книгу, улыбнулась приятным воспоминаниям. Наставники изводили меня кошмарными уроками, а я их — собственными недостатками. Вот, к слову, мэтр Корица (звали его иначе, но от него всегда так несло корицей…) любил слушать себя и наслаждаться тем «впечатлением», которое производили на невежд вроде меня его обширные познания. И я за это зацепилась. Перед уроками ночь не спала, придумывая умные вопросы, а утром задавала их мэтру. Тот, сетуя на мою глупость и обзывая «чащей беспросветной», пускался в длинные разъяснения, которые, как правило, прерывались многозначительными покашливаниями следующей жертвы.

Впрочем, перевернув страницу, я с удивлением обнаружила, что Корице всё же удалось кое-чему меня обучить. И, нахмурившись, не без труда разобрала текст следующего содержания:

— Сиим нижайше прошу тень мою — охранителя моего — явиться на зов мой, дабы оберегать меня во дни… лихие да непогожие, и… Чего? А-а-а! И дланью своей… своей… Или плечом? Плечом… своим невидимым укрывать меня, подо… подопечную, от невзгод да лишений, оберегая, озаряя да… сохраняя? Нет… Озаряя да храня?.. Тьфу, проклятый язык!..

— Твой? Да уж, твои знания оставляют желать лучшего, — сварливо изрёк скрипучий голос. — Неужто не смогли тебя, человечье существо, обучить необходимому? Впрочем, что с них, с колдунов, взять…

— Ты… кто? — выдохнула я, отползая от книги и прижимаясь спиной к шкафу.

— Что значит «кто»? — возмутился невидимка. — А ты кого звала?

— Не… не знаю, — промямлила я, озираясь по сторонам. — А это что, заклинание было?..

Рядом со мной раздался звук, напоминающий почёсывание затылка, потом вздох, и скрипучий голос презрительно фыркнул:

— Разумеется.

— А всё-таки? — я нервно заозиралась, но увидела лишь длинные тени оконных створок, плавающие в пятне лунного света. — Кто ты и где ты?

— У тебя что, плохо не только со зрением? — с язвительным сочувствием заметил голос.

— А у тебя — с пониманием чужой речи? — обиделась я.

— У Корицы спёрла, — догадался невидимка. — Нет, я всегда говорил твоим родителям: общение с подобными мэтрами не пойдёт тебе на пользу. Ты начнёшь либо тупеть, либо умнеть. И мы явно наблюдаем случай первый.

— А ну, покажись, нахал! — разозлилась я, вскакивая на ноги.

— Додумалась! — облегчённо вздохнул голос. — А всего-то нужно было приказать!

И рядом со мной возникло нечто — крохотный золотистый вихрь, плавно перешедший в… Изумлённо ахнув, я отшатнулась и налетела на шкаф. Тот послушно скрипнул, и что-то тяжёлое, прилетев мне по маковке, закрыло обзор, прежде осыпав вонючим порошком.

Я звучно чихнула, ощупывая свою голову (и заодно — угнездившийся на волосах короб), а «нечто» обидно и откровенно захохотало.

— Что тут смешного?! — стащив короб, рявкнула я.

Смех моего собеседника сменился икотой.

— А т-ты с-себя с-со с-стороны в-видела? — хихикнул он.

Я угрюмо промолчала, рукавом вытирая лицо и изучая чердачное чудо. А оно было на редкость странным. И, если оглянуться на бабушкины сказки, — волшебным. Существо, щурящее глаза-угольки, оказалось крайне мало ростом (чуть больше моей ладони), но широко в кости, с тёмно-малиновым цветом кожи и странной одеждой. Длинное, шитое золотом покрывало, завязанное на тонкой талии, складками струилось до кончиков пальцев, а голову украшал золотой же крученый колпак, лихо сдвинутый на правое ухо.

«Нечто» казалось очень довольным — и своим видом, и произведённым на меня впечатлением.

— Нравлюсь? — сверкнув белозубой улыбкой, оно гордо вздёрнуло подбородок.

— А что, должен? — огрызнулась я.

Существо поджало губы.

— Подумаешь!.. — буркнуло оно в сторону. — А между прочим, я тебе нужнее, чем ты мне!

И верно… Кто ещё расскажет о тайнах моей семьи, чем этот… охранитель?

Я смотрела на сияющий колпак, на крошечные искорки, снующие по покрывалу, и приходила к удивительному выводу. Я… верю. Верю. Верю в реальность происходящего. Верю в искренность родительского разговора. Верю… в то волшебство из сказок бабушки. Верю — так, словно оно всегда было частью моей жизни, которую я почему-то не замечала. Почему?..

— Как тебя зовут, малыш? — дружелюбно поинтересовалась я.

— Малыш? — недовольно взъерошилось существо, покраснев ещё ярче. — Как-как ты меня назвала?

— Ну, если посмотреть правде в глаза, — рассудительно заметила я, — то ты такой… м-маленький… М-да…

И невольно запнулась: крохотное чердачное чудо мгновенно переросло меня, примяв потолком колпак.

— Ух ты! — я бесстрашно задрала голову и восхищённо улыбнулась. — Слушай, а ты кто такой, а?

И меня ничуть не напугали ни внушительные размеры существа, ни злые огненные искры, снующие по его одежде. Наверное, захотел бы навредить — давно бы навредил, да?

— Охранитель я, — грустно вздохнул он, уменьшившись. — Твой. И не в восторге от тебя, а что делать? Надо — так надо, — и красноречиво шмыгнул носом.

Мне почему-то стало его жалко, и я пропустила мимо ушей его «не восторге».

— Давай познакомимся, что ли?

— Ифрил, — послушно представился мой собеседник, — дух огненной звезды — той, которая с хвостом, знаешь… Имени не имею, поскольку являюсь бестелесным духом. А имя своего последнего воплощения за давностью лет подзабыл, но тебе его искать не советую. Много с тех пор воды утекло… Да и не уверен я, что оно сохранилось в родовых летописях. Не любили меня потомки, и за дело.

И мой охранитель с удручённо-проказливым видом почесал затылок. Колпак сполз, открыв одно длинное острое ухо, сверкающую красную лысину и… витые полупрозрачные рожки янтарного цвета.

— Метка звезды! — изрёк он гордо, а я тихо ругнулась, помянув небо.

Опять же, если верить бабушкиным сказкам… А сказки ли она мне рассказывала?..

— Трусишка! — язвительно ухмыльнулся ифрил. Потёр рожки и развалился на книге заклинаний, напяливая колпак.

— Это же знак… — я сглотнула. — Знак насильственной смерти?.. Мне бабушка говорила, что…

— Подумаешь! — пожал обнажёнными плечами мой собеседник. — Ну да, ну знак… Меня никогда не лю… Тс-с-с!..

Я нервно глянула на открытое окно, повернулась к запертой двери и нахмурилась. Вроде тихо. Вроде… Я насторожённо прислушалась к ночной тишине, но всё равно едва не проворонила скрип ключа, звякнувшего в замочной скважине.

На пороге чердака размытыми тенями возникли мои родители.