Звучание сердец

Дарья Волчек, 2020

Сашенька Морозова мечтала стать писательницей, живя где-то между вымыслом и суровой реальностью. Богдан Белинский – наглый и самоуверенный начинающий музыкант, чья жизнь без остатка посвящена сцене и року. Две противоположности, которые никогда не должны были встретиться, но Судьба столкнула их на лестничной площадке старого дома. Соседи поневоле, воюющие каждый за свои права. Во что может вылиться это противостояние, если позволить себе узнать врага чуть лучше?

Глава 1

Перед моими глазами всё поплыло. Поплыло настолько, что мамино раскрасневшееся лицо превратилось в сплошную кляксу. Словно от моего мозга отключили антенну, и сигнал пошёл цветастой рябью, искажая всё вокруг.

«Ты ничего без нас не добьёшься!»

Слова отца жалили похлеще плетей, впиваясь жёсткими ремнями в спину, добираясь до сердца. Этот приговор мог бы стать смертельным для моей самостоятельности, но он только усилил мою решимость. Сейчас или никогда!

— Я всё равно уеду, — дрожащей рукой размазала ручеёк непрошеных слёз с лица. — Уеду и точка!

— А я сказал — нет!

— Как же вы не понимаете? Это моя жизнь, и я хочу прожить ее так, как хочется мне, — практически визжала я, отчаянно топая ногами. — Я прислушалась к вам, я всегда честно пыталась учиться, но это слишком…

Бум! Крепкий кулак отца пришёлся прямо по центру круглого стола. Точно с таким же стуком моё сердце рухнуло куда-то на пол, закатившись за кухонный гарнитур.

За толстыми стёклами круглых родительских очков я видела только осуждение и разочарование. Для папы я всего лишь нашкодивший ребёнок, на которого возлагали слишком много надежд. Бунтарка и сумасбродка.

— Прекратить истерику, Александра! — его твердый голос прошёлся кувалдой по натянутым нервам.

На мгновение лицо отца разгладилось. Стало страшно добреньким. Наверное, именно с таким отстранённым выражением он и сообщает пациентам неутешительные диагнозы. Папа слегка сжал мои плечи и вкрадчиво проговорил, глядя прямо в душу:

— Раз не хочешь жить по нашим правилам, то вперед. Но учти, Александра, помогать мы тебе не будем. Захотела самостоятельной жизни? Держи, кушай полной ложкой!

Плачущая мама тихо всхлипывала, не в силах слышать нашу ужасную ссору. Её голубые глаза бегали от меня к отцу и обратно, словно она не знала, чью сторону выбрать. Единственная дочь или любимый муж.

Ответ очевиден.

— Пойдём, дорогая, пусть соберёт свои вещи спокойно, — папа нежно подтолкнул её в сторону выхода, не давая и шанса усомнится в правильности такого решения.

Он ушёл не оглядываясь. С гордо поднятой головой, почти по-английски, увлекая за собой маму. А я снова осталась одна в этой, теперь уже чужой, квартире.

Неожиданно кухня закружилась вокруг меня настоящим смерчем, распахивая дверь в реальность.

Я быстро открыла глаза, обнаруживая себя на стареньком продавленном матрасе, вся завёрнутая во влажные от пота простыни. Должно быть, я так сильно возилась во сне, что успела запутаться в хитром сплетении ткани.

— Это всего лишь сон, всего лишь сон, — пробормотала себе под нос.

Рядом, на подушке, мирно посапывала Маргоша. Я потянулась к её острому ушку, но как только рука оказалась в зоне досягаемости её шерсти, кошка лениво приоткрыла один медный глаз, словно спрашивая: «Чего тебе надобно, человечишка?»

— Немного любви, — прошептала я на её немой вопрос, всё же вторгаясь в драгоценное кошачье пространство. Моя рука «утонула» в густой белой шерсти. Марго недовольно завиляла хвостом, обещая скорое нападение, а пока этого не произошло, я наслаждалась её успокаивающим теплом.

С содроганием я вспоминала тот день, когда мы с родителями разругались вдрызг. Настолько сильно, что не разговаривали до сих пор. Хотя прошёл уже почти год, столько воды утекло. Говорят, гордость — один из смертных грехов. Видимо, для нас в аду уже приготовили отдельный котёл. Но, если быть до конца честной — гореть будем только я и отец. Мама же будет подкидывать нам дровишки, причитая: «Сами виноваты, сами виноваты!»

И ведь повод был до смешного глупый — я всего лишь хотела самостоятельности, а не иллюзии выбора.

«Сашенька, ты хочешь ходить на английский или на бисероплетение?

Я хочу на танцы, пап!

Тогда пойдёшь и на бисер, и на английский».

Порой это могло доходить до полнейшего абсурда:

«У нашей Сашеньки просто золотые ручки. Она и шьёт, и вышивает, и плетёт макраме. А когда подрастёт, станет замечательным хирургом, будет зашивать людей».

Расписали всю мою жизнь по секундам. Сегодня в медицинскую академию, продолжать семейную профессию. Завтра сотня операций. А послезавтра уже всё — под венец, и тоже непременно за доктора!

И никакие увещевания о том, что я боюсь крови, не могли их переубедить. Врачом и точка.

Выбрав иной путь, я стала отщепенцем. Грязным пятном на идеально белой рубашке семьи Морозовых. Мне вручили ключи от бабулиной квартиры и выставили за дверь, даже не удосужившись довезти до нового места жительства.

Жить одной в старой пятиэтажке на Ваське точно не сахар. По вечерам спешишь домой как тот ещё спринтер. Вздрагиваешь от каждого шороха и писка в парадной; а будильник по утрам вообще превращается в ужасного монстра.

Кстати, а где будильник?

Я выгнулась, чтобы посмотреть на покосившиеся настенные часы. Те насмешливо показывали восьмой час.

— Черт, проспала! — прошипела я, вскакивая с дивана точно ужаленная.

В жалких попытках привести себя в порядок я металась между комнатой и ванной. Но времени хватило не на многое: натянуть на ходу вчерашний худи, подкрасить глаза и собрать волосы в небрежный пучок. О завтраке речи уже и быть не могло, но перехватить по дороге стакан кофе с молочной шоколадкой — обязательно.

Начальство за опоздания по головке не погладит, а моё так и вовсе утопит в слезах. Кажется, сегодня работаю без перерыва.

Автобус, маршрутка. Рядом со мной, на остановке, стояли такие же пташки, не совсем ранние, потому как поваляться в уютной кроватке лишние пять минуточек — это святое. Они, как и я, нервно посматривали то на часы, то на узкую дорогу, пролегающую между древних строений.

Маршрутка, автобус. И как назло, все не для меня, а минутная стрелка на часах не спешила останавливаться. Даже если сильно её об этом попросить. Наоборот, она, кажется, ускорилась вдвое, подстраиваясь по темп Питера. Уверена, что именно из-за неё я залетела в кафе, опоздав на целых пятнадцать минут.

Утренний «Рафинад» встретил меня привычной суетой: официанты готовили кафе к встрече первых гостей, с кухни доносилась бодрая музыка, стук разделочных ножей и командирский голос шеф-повара.

Через весь зал я прошмыгнула в подсобку и облегчённо выдохнула — Горгульи на горизонте не наблюдалось. Может, она тоже проспала? Или застряла в питерских пробках? Или всё сразу? Было бы не плохо.

Форменное жёлтое платье сразу же неприятно прилипло к телу в духоте пыльной раздевалки, но пыхтеть на столь неудобный предмет одежды я буду позже. А сейчас просто схватила белоснежный фартук, всё ещё надеясь остаться незамеченной.

Но не тут-то было! Я всё ещё пыталась завязать тоненькие верёвочки передника, когда Ирина Владимировна выплыла ко мне навстречу откуда-то из-под земли. Наверное, была на совещании с самим дьяволом. То-то она такая довольная.

— Моро-о-озова, — протянула начальница, гаденько так улыбаясь.

Её иссиня-чёрные волосы по обыкновению были стянуты в безукоризненный пучок настолько туго, что, казалось, блёклые глаза вот-вот выпрыгнут из глазниц и покатятся по отполированной цветастой плитке. Бррр, жуть!

— Ирина Владимировна, извините, — жалко проблеяла я, потупив взор.

Но её этим не пробьёшь. Настоящая каменная Горгулья с крыш Нотр-Дам де Пари.

— Мне твои извинения, Морозова, вообще никуда не упёрлись, — прошипела она в лицо, представшая передо мной в полном великолепии, — а вот штрафчик я тебе выпишу обязательно. Выпишу штрафчик-то.

— Но Ирина Владимировна…

— А будешь спорить — вылетишь отсюда как пробка из бутылки! — её измождённое, морщинистое лицо скривилось. — С начальством вообще не спорят, Морозова!

Я послушно кивнула, и её фирменная улыбка засветилась на все двести двадцать, если не на четыреста сорок вольт. Она махнула тонкокостной рукой в сторону столов, приказывая приступать к работе.

Машка, моя подруга, подняла оба больших пальца вверх, поддерживая меня с другого конца зала. Я лишь недовольно поджала губы и принялась протирать белые поверхности круглых столов. Горгулья так и оставалась в зале, наблюдая за моими действиями.

Провинившийся раз — виноват весь день. Негласное правило нашего кафе. Так оно и случилось. Всю смену я металась между клиентами и её заданиями. Словно я единственный официант в заведении, попутно слушая её придирки. Думала, сотру себе все ноги в кровь, как в той сказке про башмачки.

«Морозова, живо полей цветы! Морозова, обслужи столики у окна! Морозова, помоги прибраться в кладовой! Морозова, твои столики давно ждут заказ! Морозова, это что пятно на форме? Оштрафована!»

— Штраф или лишение выходного? — Машка облокотилась о барную стойку, где я уже битый час натирала до блеска бокалы и рюмки.

— Штраф, — вздохнула я, осматривая посуду.

— Так и знала!

— Не вижу здесь ничего весёлого, — я насупилась, исподлобья глядя на подругу.

Надо же, она даже не запыхалась за весь этот чертовски длинный день! В её ушах озорно блестели крупные золотые кольца, а короткие русые волосы не растрепались ни на йоту. Идеальное каре как из салона, в то время как моя рыжая шевелюра больше смахивала на распушённую щётку. Такими щётками на кухне избавляются от особо трудных пятен. Видимо, сегодня сковородки натирали именно мной.

— Мы поспорили! Димас сказал, что Горгулья тебя вообще уволит, но мы-то обе знаем — это штраф, — Машка хитро подмигнула мне, — так что он должен мне косарь!

— Ай-ай, Машка, спорить на подругу очень некрасиво.

Чувствуя свою вину, она решила помочь мне и вытянула из-под стойки чистую салфетку. Её наманикюренные пальчики ловко двигались по поверхностям бокалов, а я просто решила перевести дух, опуская подбородок на согнутые руки. Хотя бы на секундочку.

— Как же я устала, — грустно выдохнула я.

— Не бойся, скоро выходные, там и отдохнём, — подруга надула розовые губки, о чём-то задумавшись. — К тому же я вчера карты на тебя разложила. И знаешь что?

Я театрально закатила глаза, не веря собственным ушам.

— Звёзды говорят: «Да». Выпали влюблённые и рыцарь кубков.

— И?

— Месяц, наполненный любовью! — Машка отставила в сторону последний фужер явно довольная собой.

Я с огромным скептицизмом посмотрела на неё. Во-первых, полагаться на карты, гороскопы и высшие силы — это полная чушь. Во-вторых, я попросту в это не верю! Недаром говорят: «каждый кузнец своего счастья».

— Ты же сама точно не знаешь, что показывают эти твои картинки, — сказала я.

— А в этот раз поняла на все сто процентов. Говорю тебе, любовь тебя ждёт, не иначе! Да такая, что голову снесёт.

— В прошлом месяце ты порочила мне успех, ну и где же он? — я намеренно обвела руками пространство кафешки, заполненной ужинающими снобами в костюмчиках.

— Ну, может я и ошиблась чуть-чуть, с кем не бывает? — подруга невинно захлопала карими глазищами. Вылитый кот из «Шрека», только не рыжий.

Кирьянова, конечно, не менялась. Будущий преподаватель начальных классов, верный себе и своим пристрастиям к различным эзотерическим штучкам. Сегодня таро, завтра натальные карты чертит. На прошлой неделе просвещала меня о какой-то ментальной энергии, порождённой в группе. Эгрегоре, кажется. И уверяла, что в коллективе «Рафинада» он непременно отрицательный. С этим уж я точно соглашусь! Это всё наша Горгулья. Она здесь никому спуска не даёт. Шаг влево, шаг вправо — расстрел.

— Подожди, там столик освободился, — я оттолкнулась от стойки. — Пойду, рассчитаю.

Под пристальным взглядом начальницы я направилась к своему столику, за которым оживлённо беседовали два белых воротничка. Такие часто захаживали к нам после офисов, отмечая завершение дня или очередную многомиллионную сделку изысканным ужином. Захаживали к нам и те гламурные дамы, прямиком из модных бутиков. С маленькими собачками, дорогими айфонами и всегда на строгих диетах. Были и такие посетители, которые вместо столиков предпочитали брутальную барную стойку. Таким клиентам нужен был друг и психотерапевт в лице бармена, который при этом ещё и подливал напитки покрепче. В общем, контингент — с претензиями. А значит и вести себя с ними нужно соответственно.

Приклеив на лицо самую доброжелательную улыбку, я положила перед ними кожаную папочку с чеком. Но мужчинам, казалось, нет до меня никакого дела. Они были заняты и этим всё сказано.

— Позвольте, я заберу вашу посуду, — вежливо проговорила я, протягивая руку к десертной вазочке.

Один из мужчин нетерпеливо кивнул, и снова переключился на своего собеседника. Стараясь не прислушиваться к чужому разговору, я на автомате, собирала грязную посуду, параллельно наблюдала за жизнью вне стен «Рафинада».

Однако рука дрогнула. В отражённом окном интерьере я увидела парочку, абсолютно вольную и свободную от предрассудков. Это чувствовалось во всём: их пёстрых татуировках, смелых причёсках, и в каждом, даже малейшем, движении. Вот парень задорно рассмеялся над репликой девушки, откинув голову назад. Вот он небрежно смахнул чёлку в сторону, сгоняя с чёрных волос игривых солнечных зайчиков. Я невольно залюбовалась его длинными, тонкими пальцами. Высокая девушка рядом улыбнулась ему с хитрым прищуром близко посаженных глаз. Они были словно Инь и Ян. И вместе они бросали вызов этому миру, не обращая внимания на людей вокруг. Они просто были здесь и сейчас, в этом моменте. Именно такими я бы хотела видеть героев своей книги. Такой я мечтала стать сама…

— Девушка, вы что творите?

Недовольный мужской голос вернул меня с небес на землю, где я стояла с пустой кружкой в руках, а остатки кофе на полу и чужих бежевых брюках. Их владелец возмущенно открывал и закрывал рот, подыскивая красочное выражение.

Я же огорчённо разглядывала кофейные брызги на своём белоснежном фартуке, не в силах вымолвить и слова, шестым чувством ощущая, как приближается гроза. Даже не приближается, а мчит на всех парах.

Ирина Владимировна со сладкой улыбкой принялась извиняться перед гостями, предлагая любое вино за счёт заведения. Естественно, из моего кармана. Кое-как уладив конфликт, Горгулья не очень вежливо притянула меня к себе за рукав:

— Ты же понимаешь, что про сегодняшние чаевые можешь забыть?

— Но…

— Никаких но, Морозова! Бегом работать.

Под конец дня я не чувствовала ни ног, ни головы, ни себя. Даже вечные шуточки Маши проходили сквозь меня. Вяло попрощавшись с коллегами, я вывалилась из кафе и поплелась на остановку.

Вечно заполненная маршрутка с незабываемым, стойким запахом застаревшего пота еле как довезла меня до Васьки, выплюнув из набитого телами нутра на свежий воздух. Жадно глотнув кислорода, я побрела домой.

Настроение прескверное. Скорее, в прохладу любимой квартиры, где нежно мурлычет Маргоша, гудит древний холодильник, пахнет старыми обоями и жасмином. Где я могу спокойно отдохнуть, окунуться с головой в свои выдуманные миры и забыть обо всем на свете.

Около подъезда грудами были навалены мешки и баулы, стояли объёмные коробки и какая-то мебель, преграждая вход в подъезд. Видимо, пришла пора знакомиться с новыми жильцами. Только бы не в соседнюю квартиру…

Переступив через коробку, я зацепилась ногой за её острый край и сдавленно пискнула, подавив в себе желание громко выругаться и отпихнуть чужое имущество с пути. Светлая кожа мигом заалела вдоль длинной царапины. Капелька крови скатилась прямо к новеньким белым кедам.

— Понаставили тут…ни пройти, ни проехать, — бормотала я себе под нос, поднимаясь на свой этаж. — Просто замечательно.

На лестничной клетке меня ожидало ещё больше коробок, а дверь соседней квартиры была распахнута настежь. Из глубины доносилось уставшее сопение то ли грузчиков, то ли новых хозяев. Я мысленно застонала, моля высшие силы, в которых так активно верит Машка, чтобы соседи оказались спокойными и тихими.

— Где же я так сильно накосячила? — обратилась я к самой себе, вставляя ключ в замочную скважину.

Уже в квартире я освобождено выдохнула. Все, я дома, здесь меня никто не достанет. Скинув с усталых ног кеды, на ходу стянула худи и направилась прямиком на кухню. Кофе. Срочно. Желательно с коньяком, да побольше.

Приготовив на скорую руку омлет и сварив огромную кружку кофе, я поставила еду на стол, а сама устроилась на табуретке. Мой древний ноутбук медленно оживал, при этом издавая нездоровые гудящие звуки. Пока он натужно грузил нужную страницу, я кусочек за кусочком поглощала еду, молясь об одном — чтобы хотя бы тут мне повезло!

Неужели я многого прошу? Только чтобы моё произведение, которое я так трепетно писала, отрывая каждую строчку от души, вышло если не в топ, то хотя бы поднялось с самых последних страниц.

Страничка очень медленно, но прогрузилась. Щёлкнув по колокольчику, я не обнаружила ни одного нового комментария, ни одной звёздочки. Всё по-прежнему: комментариев ноль, звёздочек пятнадцать, библиотек тридцать. Зато уведомления пестрели повальными рекомендациями других авторов: кто-то выпустил новый (очередной) бестселлер с драконами и беременными в главной роли.

Наверное, если бы у меня душа лежала ко всяким там властным и попаданкам, я давно бы уже купалась в лучах славы, гребя роялти двумя лопатами. Но сердце велело писать истории о людях, которые живут среди нас. В тех же, совсем не радужных, реалиях, которые им так хочется преломить. Они ведут невидимый бой с реальными проблемами. Но на этом сайте они, как и в жизни, никому не нужны. Они обречены, закопаны на самом дне.

Со злостью хлопнув крышкой ноутбука, я подпёрла кулаком голову, думая о том, как же мне жить дальше. Да и нужно ли мне это писательство? Даже если мне и нужно, то нужно ли кому-то ещё? Или если нужно мне, значит, будет услышано другими?

Тряхнув головой, я одним глотком допила кофе и снова открыла крышку ноутбука.

— Нет, я не сдамся просто так, я обязательно допишу. Да так, что все ахнут!

Натянув штанишки большой девочки повыше, я открыла заветный документ с текстом. Быстро пробежалась взглядом по последним страницам и тут же схватила нужную мысль за хвост:

«Он упал на пол, созерцая ядовитые плоды чужой неприязни, людской ненависти. Всё, что когда-то принадлежало только ему одному, теперь стало жалким мусором, достоянием чёрствых сердец одноклассников. Ему хотелось выть от злости, когда он пытался соединить воедино обрывки фотографий. Лица родных теперь уничтожены безвозвратно и это было куда больнее побоев. Это было невыносимее каждодневных унижений. Над ним надругались…»

Бум! Бум! Бум!

Мои глаза недоверчиво расширились. За тонкими стенами «дома-колодца», прямо в соседней квартире громыхали тяжёлые музыкальные биты. И, казалось, что новые жильцы ещё больше выкручивают звуки динамика, стремясь выжать из него всю возможную мощь. А у меня намечается интересное соседство… Чёрт!