Повелитель

Дарья Анатольевна Сашнеева, 2021

Околосмертные переживания молодой героини, очутившейся между миром мёртвых и миром живых людей, тем не менее продолжающей свою земную ипостась.

Болезнь — это эксперимент, который проходит, только иногда он заканчивается смертью.

Меня зовут Римма и я получила неутешительный диагноз — нейробластома. При таком порядке вещей, тебе сразу же в медицинском кабинете говорят, сколько тебе остаётся жить, и запускается обратный отсчёт твоего жизненного срока. Три — четыре года, у каждого по-разному. С этим диагнозом я на собственном опыте узнала, что жить хотят все, но каждый по-разному этого добивается. Отношения к своему здоровью — не навечно, оно меняется под влиянием разнообразных обстоятельств.

От родственников я услышала за последние пол-года, что мне не мешало бы либо устроиться на хорошую работу, либо получить статус инвалида и перестать изображать из себя абсолютно неэффективную гражданку.

Всё, что я сделала в данном случае — это решила заняться своим здоровьем по-серьёзному.

Первым делом я узнала всё о своей болезни, её этиологию, и то, как меня угораздило стать носителем диагноза такой формулировки.

Каждая ночь давалась мне с трудом, чего не скажешь о долгожданном дне, наступающим с рассветом. Когда я засыпала, в тот самый миг моё тело словно силой начинало предъинсультно конвульсировать и оттуда интенсивно вытряхивать мою < душу >, моё < самосознание > чтобы направить его в сторону какой-то некомфортной обстановки и развенчивающих ситуаций.

Все ситуации, в которые я попадала не по собственному желанию, были нацелены на одно: развоплотить меня с наибольшей выгодой для отделяющих мой ум от интеллекта, чтобы с присущим пафосом предвзятых нравоучений, избавиться от назойливого гостя этого мира в моём обличии.

В один из таких ночных снов, я и очутилась в < LUKE >, гигантских катакомбах моего ночного клуба с неимоверным количеством персонала, лица которого менялись каждую секунду, а иногда и две… Как мышь, пробежала мысль о том, что пока мы не научимся пользоваться собой в том возрасте, в котором находимся, наша жизнь так и будет доставлять нам сущий дискомфорт, так как мы всё время будем ждать наступления какого — то определённого периода, пренебрегая настоящим.

Я продвигалась по лабиринтам подземных корридоров своего заведения, сопровождала глазами стены, на которых виднелись словно клочки, собачья шерсть, вперемешку с грязью, и от одной моей мысли — грязь исчезала, исчезала грязь, а вместе с ней и сама стена… я продвинулась дальше, повстречав странную очень — очень старую таксу, которая больше напоминала крупного чёрного бассет — хаунда, насколько она была стара. Такса заговорила со мной на польском. Поскольку польский я не знала, я сразу же заговорила с ней на английском.

Собака охотно переключилась на знакомый мне язык и стала отвечать мне по — английски, из разговора с которой я выяснила, что собака эта действительно тоже имеет какие — то нарекания и к заведению и к продолжительности жизни своего хозяина, ушедшего задолго до того, как та окончательно состарилась в одиночестве прямо в моём клубе.

Гуляя по катакомбам этого ультрамодного заведения, я изучала свойства малознакомой мне реальности и вот какие возникли соображения на этот счёт:

Одним наличествованием существования такого вида пространства, изменяемого в состоянии сна усилием нашей воли во сне, как конструктивистским началом, я пришла к гипотезе о том, что явь, в том виде, в котором та предстала перед нами — спорно, что не является своего рода сном, и ещё, спящий человек — не факт, что находится во сне общепринятого формата, весьма вероятно, что он, как и я, мог пребывать в этот момент задействованным прочими реальностями, неведомыми мне, но привносящими в его жизнь много полуреальных событий, как и мои < вылазки > в моё персональное предзагробье.

В катакомбах подземного ночного клуба, который принадлежал мне — громыхала музыка, бармен делал коктейли и я пригубила один, резко получив в нос путресциновый всплеск елового кумара, который мне обжёг все губы и я поняла: что–либо пробовать или есть во сне — категорически неприемлимое занятие, которое может по-настоящему привести к моей мгновенной смерти.

Много мы не понимаем и не допускаем даже как второстепенную версию бытия, поскольку наше восприятие индустриализировано до такой степени, что одно оно представляет очень серьёзную угрозу нашему дальнейшему существованию.

Реальность сна — это то, что неотьемлимо разделено с явью, границей между сегодня и завтра, так что если сохранять полное здравие своего тела и своего ума, то привлекательную субреальность сновидения, очень похожего по всем своим признакам на освобождённую от заштампованности, явь, возврат к которой, уже не принесёт прежних точек зрения, можно считать полноценной проекцией яви, а добытые преимущества сна, не пренебрегать переносить с собою в явь, словно мы попутно, продвигаясь к своей смерти, извлекли урок.

Ночь наступает тогда, когда наступает ночь, а день приходит с приходом дневной поры.

На протяжении всей своей жизни, я, как могла, старалась жить и не забывать жить свою жизнь, иначе это бы расценивалось природой, как явное преступление против своих родителей, даровавших мне сей бесценный подарок.

Усилием воли я избавлялась от излишних декораций, которые спешно покрывались копотью, как только я продвигалась вперёд в сторону, как мне желалось, моего пробуждения. Ещё немного и я вроде бы вышла прямо к дороге, проезжая часть, открывшаяся передо мной, была не загружена и я увидела знакомые спины, очертания фигур, предположительно знакомых мне людей. В тот самый миг, от куда ни возьмись, ко мне с другой стороны проезжей части, подлетел жизнерадостный, полный сил и здоровья знакомый мне с детства юноша по имени Слава, был он молод и хорошо танцевал, он схватил меня за предплечья и стал трясти, словно пытаясь выбить из меня какой — то ответ… но я молчала, чувствуя, что он не особо увлечён мной, чтобы вообще хватать меня за предплечья, словно я упала без сознания.

Отойдя от этого человека, я вдруг увидела впереди ещё одного моего старого знакомого, одетого в тёплый милицейский бушлат. Звали его Павел и он, оглянувшись, улыбнулся мне и перешёл дорогу, я проследовала за ним и немного пройдя по противоположной стороне от клуба < LUKE >, проснулась.

Из этого ночного погружения я однозначно усвоила для себя не есть во сне, не скрывать своих чувств к людям, если те относятся к тебе не достаточно чистосердечно по твоему мнению, не опасаться оказываться в абсолютной пустоте, так как даже без внутренних психических усилий, любая обстановка может внезапно возникнуть вновь.

< Альфред — Ян > в эту ночь вновь очутился рядом со мной. Он был весь одет в чёрное, свеж и привносил в остатки моего существования ту точку зрения и мировосприятия, которая была так мне необходима, чтобы посмотреть на многое по — новому без особых усилий, а просто потому, что < Альфред — Ян > был рядом.

Подзаработать деньжат в нестабильной реальности с этим кренделем вряд — ли бы получилось, хотя азарт у меня там появлялся и без него, но он и не предлагал, а только пышил заботливостью и был волнительно услужлив.

Удачливость и наоборот — суть производное человеческого умения сосредостачиваться на определённых сферах своей жизнедеятельности, способных доставить максимальное удовольствие человеку от его жизни, при этом увещевая его в том, что он всё делает правильно.

В те самые переходы на грани смерти и жизни, я и подумала об удачливости и её роли в жизни каждого человека, здесь её называют Фортуна, а там…? как там скажешь, так и будут называть...

Выцыганить себе билет на обратный рейс до яви — оказалось задачей не из простых и с каждым разом процесс моего возвращения усложнялся и преобразовывался в нечто безвозвратное.

Из своих ночных путешествий я осознала, что мы можем отдать всё, но только если мы этого захотим сами, и даже без малейшего содействия извне, сомнения от которого подталкивают людей к насилию или специальному повышению своей влиятельности овладеванием различными техниками влияния.

Все мы живём среди наших современников, это и берём в рассчёт; на это подспудно и нацелен смысл существования многого, но как дело доходит до конкретики — вся эта структура запускает усиленную работу против таланта и его носителя, это всё очень любопытно.

Смерть во сне отнюдь не избавляет человека от болевых чувств, скорее наоборот, весь контекст, приуроченный к какой бы то ни было боли, даже самой, как могло бы показаться, безобидной, мгновенно направляется на её обслуживание, созданием такого стечения обстоятельств, которое бы оправдало сторонними событиями эту боль.

После того, как у меня появился <Альфред Ян > — самец переменной внешности, антигерой в испуге, слившийся с тем, что приносит мнимый покой, не требуя особых затрат, его поведение дало мне понять ( о его чувствах ко мне ) многое. Заволакивая меня внутрь субреальностей, нацеленных на мой личный беспамятный < Rest in Peace >, Альфред Ян — сущность янской натуры, которому я бы не доверила решать дела, касательно сохранности моего тела в этих нелицензионных путешествиях о совместном, всячески старался дать мне понять о наличии у него чувств, весь спектр которых содержал и память, и ревность, и робость, и волнение и заботу, и преданность мне. ( ещё бы, ведь < Альфред Ян > практически не оставлял меня ни на минуту в одиночестве, которое зачастую доставляет намного больше пользы твоему существованию ).

Отношения — вещь коварная, не с каждым это надо иметь, чтобы даже не понимать какое оно к тебе у каждого.

В данном случае присутствие < Альфреда Яна > было обусловлено ни чем иным как скорым расставанием с моим ЭГО с большой буквы.

Мне не казалось, а так на самом деле и было, что если не будет меня в самоощущениях, < Альфред — Ян > сразу же испарится, как ненужный моему отсутствию субъект, так что такой дуализм был просто беспомощной необходимостью, как перевести старушку через дорогу у всех на виду.

Иногда у меня находилось сил порассуждать рядом с ним, словно он — не всесильный злодей, ниспосланный мне специально, чтобы лишить мой ум интеллекта, а обычный напарник по продвижению в общепринятое Царствие Небесное, существование в моём понимании которого, было связано сугубо с примитивной до боли рябью абсолютного покоя, лишённой критического самосознания на все 100 %.

Скорее всего на нас смотрело много злобы, раз мы выросли из земли такой парой, и этой злобой была неопределённость, зависть, притязания на наши терзания со стороны чего — то материального, ведь как известно, материя и дух — едины, а далёкое прошлое — это так раз является банальной <повторкой> не ближайшего будущего.

Я бы могла излагать свои клинические вылазки более сюжетно, даже не намекая на то, что всё — суть смерть, как многие авторы делают это более продуктивно и виртуозно.

В ту ночь перед сном, температура держалась высокой, словно меня прихватило во время панихиды по технократии, — всё это были будто житейские монументы, воспетые заранее, и они не представляли для меня сюжетно — словесной ценности.

Добытчик < Альфред — Ян > всегда намекал мне о том, что загробный мир полон вкусов и ароматов, которые мне не предназначаются, ( ещё бы, от сьеденой при нём ромовой бабы, или выпитого коктейля умирать совсем не хотелось! ) а если и предназначены, то добровольно ушедшим, каким бы и мог стать < Альфред — Ян > со мной, чтобы предоставить как раз мне этот батон < Горлица >, который он только что приволок в дом, послабив у себя на шее молнию от ветровки. Мой уютный и заботливый спутник сподвиг меня после его прогулки в одиночестве за свежим горчичным хлебом, посмотреть поподробнее по пробуждению, что такое — фирма < Горлица >.

Когда я проснулась, мне нужно было выпить лекарства и записаться на приём к моему онкологу. Войдя в справочник деловых персон, я увидела что фирма < Горлица > прекратила свою деятельность ещё 20 августа 2020 года,

начав в июле 2010 — го. Генеральным директором значился некий Куликов Юрий Владимирович, а его компаньоном — некая Горлова Галина Ивановна, в честь которой, по всей видимости и была названа эта марка.

То, как была обставлена моя жизнь в приоритетной реальности в последние лет двадцать, могло послужить очень серьёзным поводом для пышной ссоры в небесной канцелярии на тему неправоправного развоплощения моего тела, сподвигаемого < Альфредом — Яном > меня спешно оприходовать на < Тот Свет >, отдав свою часть интеллекта обратно владельцу самого крупного интеллектуального поля в этой вселенной.

Ум — это посредник между интеллектом и мозгом, где первый всегда спешит в сторону максимального средоточия бесподобной консистенции источника здравомыслия.

В дневное время я ходила по врачам, вначале по многим, за тем поумерила свою прыть и оставила одного, которому иногда проницательно смотрела из глубины своих отдохнувших глаз прямо в глаза, отводя свой взгляд немного на подбородок.

— Вам конфеты есть категорически не надо — иногда настаивал док, понимая всю бессмысленность им изрекаемого, и добавлял — мозг может превратиться в компост, ведь бактерии и мочевая кислота не дремлят.

— Зато я вижу сны, и в них вас нет, а вам бы наверно хотелось во сне меня напоить голым мятным чаем с чистотелом или желудёвым кофе, а? — острила ему в ответ я, и уходила, практически ни с чем, понимая, что здесь не цена, а важен вес вопроса.

Время остатка моей жизни тянулось крайне медленно, и я уже подумывала о том, чтобы добыть эвтаназию и уйти по — своему, например в день Падения Берлинской стены или в день рождения Шарля де Голля.

Эвтаназию достать можно, но воспользоваться ею — преследуемо по закону. Когда ты проваливаешься в клинический сон, там тебя ни какие законы режима персонального досуга уже не касаются.

Там тебе неведомая сила не позволит приспосабливаться, и в этом находится беспробудность яви, антитеза неконтролируемого коматозного сна.

Неважно кто ты, главное чего ты боишься. Твой страх тебя характеризует посерьёзнее любых сторонних неточных суждений о тебе.

Иногда, как мне казалось из опыта прошлого прочтения архаичных умозаключений, меня вероятно посещал мой, так называемый ангел — хранитель, наивный матершинник и архаик.

Будучи глубоко не религиозным человеком, тему всяческих святых я отметала как могла.

Более того, из своего жизненного опыта я почерпнула, что длительное взаимодействие с любым ангелом, явившимся к тебе по разным поводам, — крайне утомительный процесс, который требует от тебя не меньших трудозатрат, нежели самостоятельный поиск особого творческого настроя.

< Альфред — Ян > был очень заботлив, словно умел добывать пропитание и прочие блага на этом свете для того, чтобы тотально властвовать над моим самообладанием и даже наоборот. В жизни мне никогда не нравились скряги, сама я не славилась особенной скупостью и предпочитала соразмеренный стиль трат, поэтому сделала вывод о том, что чужие деньги считать не надо, равно как и считать их своими на все 100%.

Из неоправданных членов утопического сообщества, задолжавших своим внешним долгом будущим поколениям, которым подрастать как бы поздно, я бы просто выделила Денежную Массу, обращающуюся между измерениями.

Конец ознакомительного фрагмента.